Ржавое золото

Глава 8

— Да господин профессор, говорить вы, конечно, мастак, но слушателей все равно нашел я! Будет справедливо, если говорить мы будем по очереди, идет? Или пригласим главного арбитра?

— Ты меня утомил своим своими глупыми ухмылками. Отныне рассказывать будем поочередно, но светиться больше не смей?! Это безвкусица! Китч!

— Согласен. Ты старикан ничего, шустрый. Вдвоем мы в два счета управимся с этой историйкой!

— Ты так считаешь? Эх, молодежь!

— Так вот, Контик проснулся оттого, что некто долго и настойчиво тянул его за рукав. Контанель сделал попытку перевернуться на другой бок, но в момент поворота его чувствительно куснули за плечо. Внезапная мысль о хозяине-вампире мигом подняла беднягу на ноги!

Перед ним стоял Черт, дружески помахивая хвостом, и скалил зубы в собачьей ухмылке.

— Черт тебя побери! — ругнулся Танельок и сладко зевнул.

— Вставай, завтрак уже на столе! — громогласно возвестила Матильда.

Когда Тан наконец соизволил явиться к столу, вся компания уже за обе щеки уписывала завтрак.

— Экий ты соня! — пожурил его сидящий несколько отдельно призрак. — Господин де Минюи едва не добрался было до твоей порции (вампир смущенно улыбнулся), да Матильда вступилась.

Контанель бодренько уселся на стул с высоченной резной спинкой и принялся за еду.

— Между прочим, новоиспеченным дворянам не вредно было бы приличнее одеваться к столу! — наставительно заметил де Спеле.

Нель мимоходом огляделась свою расхристанную рубаху, пожал плечами и опять впился в баранью ногу.

Господин де Спеле с внезапным интересом всмотрелся в Контанеля.

— Позвольте осведомиться, что за предмет болтается у вас на шее вместо креста?

— Ключ, — буркнул Контик и основательно закусил ответ.

Сидящая рядом с ним Матильда без лишних разговоров стянула с шеи студента шнурок с ключом и отдала господину де Спеле.

— Занятно, занятно, — сказал призрак, разглядывая ключ со всех сторон и поднося его ближе к глазам. — Э-эгеньо, — прочитал Рене надпись на серебристом металле. — Это на каком языке?

— На дикарском. — Видя немой вопрос в глазах окружающих, Контик пояснил: — семейная реликвия. Предок где-то разжился.

Рене на несколько секунд задумался, потом произнес заклинание, надел шнурок с ключом на палец и сильно раскрутил…

Маленькая, затерянная в горах долина. К небу поднимается дом священного костра, слышится заунывное пение. Люди, много людей. Часть из них занята перетаскиванием какой-то поклажи: тюки, сундуки, бочонки. Все это они сносят в подземный ход, скрываясь в темноте уходящего вниз коридора.

Костер горит у самого входа, а суровый человек в одеянии охотника время от времени подбрасывает хворост.

Немного поодаль несколько человек заканчивают тесать Каменного Бога. Они очень спешат, потому что жрец подгоняет их, целую ночь они проработали при свете костра и факелов.

Каменный Бог весьма безобразен. У него почти нет шеи, голова сидит на широких печах нелепым обрубком. Глаза закрыты и потому едва намечены несколькими штрихами, Зато нос, круглый и большой, а занимает пол-лица. Толстые губы растянуты в нелепой усмешке. Непомерно длинные руки покоятся на коленях. Бог сидит, привалившись спиной к скале, из которой он создан, в обычной позе отдыхающего путника.

Жрец недоволен, ему кажется, что работа идет слишком медленно, уже сереет рассвет, а сокровище еще не упрятали в недра. Гортанным окриком жрец опять подгоняется соплеменников и беспокойным взглядом обводит горные склоны. Неожиданно его взгляд останавливается на черном силуэте, четко вырисовывающемся на фоне светлеющего небо, а рука сжимается в кулак. Несколько секунд жрец смотрит ту сторону, потом отводит глаза и что-то вполголоса приказывает охотнику у костра. В последний раз подбросив хворост, охотник отходит.

Человек, наблюдавший со скалы за происходящим, обеспокоен. Проклиная свою беспечность, он торопится покинуть ненадежное укрытие, прыгает с камня на камень, спешит туда, где на горной тропе стоят оседланные лошади. Друг обещал дождаться.

Лошадей на тропе человек не нашел.

Когда над горизонтом появился краешек солнца, охотник загасил костер. Последний, покинувший храм человек, из рук в руки передал охотнику ключ. Церемонию захоронения сокровищ должен был завершить жрец, но жрец был занят. Охотник ногой разбросал уголья костра, поклонился Каменному Богу и стал смотреть ту сторону, где собрались воины его племени. Они стояли вокруг маленького естественного бассейна под скалой, где скапливалась дождевая вода после обильных весенних ливней.

Охотник тоже ждал и потому не видел ужом подползающего к нему со стороны храма человека в черном. Черный привстал, мелькнуло лезвие, и охотник без звука повалился на погасшие угли. Убийца поспешно схватил ключ и пополз обратно, пользуясь тем, что внимание воинов было поглощено происходящем на скале.

Жрец подтащил к краю скалы человека со связанными руками, произнес несколько коротких фраз… Пленник с ужасом глядел на водную гладь внизу. Крошечный бассейн смотрелся отсюда, как налитая до краев чаша с черным дном, слишком мелкая для того, чтобы смягчить удар. Сейчас черное дно скроется под красной мутью…

Жрец подтолкнул в спину, подошвы сапог соскользнули с влажного от росы камня, сердце замерло, глаза широко раскрылись…

— А-а! — заорал Контанель, отворачиваясь от приближающейся воды и зажмуриваясь.

Де Спеле швырнул ключ на стол, и видение исчезло. Матильда подскочила к Контику, обняла за плечи, повернула к себе:

— Ну что ты, дурачок? Это же колдовство, господин де Спеле колдует!

— Я не хочу! — раскачиваясь, простонал Контик. — Я боюсь!

Он все еще был там, на скале, когда сапоги соскользнули с влажного камня, и навстречу понеслась ужасающая бездна, и одновременно смотрел на падающего себя и видел, как бесшумно возникают со стороны храма вооруженные люди в черном, и знал, что случится через минуту, и все-таки падал, падал, падал…

Чьи-то руки прижали к его губам кружку с вином, Контанель жадно глотнул, закашлялся и открыл глаза.

Над ним склонилась встревоженная Матильда, а чуть поодаль виновато переминался с ноги на ногу господин де Спеле, впервые утративший свой апломб. Вампир сидел тихо-тихо и только переводил взгляд с одного действующего лица на другое.

Матильда ласково погладила Контика по голове, как ребенка, и повторила:

— Это же не по правде, это колдовство!

— Это было! — истерически воскликнул Таник.

— Контанель прав, — угрюмо согласился призрак. — Было, но с его предком. Это смерть его предка. Дернуло меня нелегкая взять этот ключ! Какого… идола ты вылез к столу в таком растерзанном виде?

— Меня всю ночь блохи грызли? — пожаловался Контанель.

— Какие блохи? — возмутилась Матильда. — Чистота кругом!

— Откуда я знаю? Может, Черт напустил!

— У Черта нет блох, потому что он необычная собака! — возмутился и де Спеле.

После недолгого молчания Контанель сказал:

— Этот ключ оставил в нашей семье приятель предка, с которым они вместе бродили по стране, говорил, что это талисман от дурного глаза.

Призрак выразительно хмыкнул:

— От его дурного глаза! Это он погубил твоего предка, чтобы раздобыть ключ и ограбить храм с сокровищами. Его люди вырезали остатки некогда могущественного племени. Веселенькая история и, кстати, произошла неподалеку отсюда, в долине Глазастого Камня. Идиотское название!

Контанель переспросил с некоторым интересом:

— Глазастого Камня? А что стало с сокровищами?

— Растянули, раздарили, растранжирили, пропили, примотали, спустили, закопали, употребили в дело, украли, уничтожили и так далее. Хватит болтать, пора ехать дальше! Уже потеряли уйму времени!

Собрались довольно быстро, если исключить эпизод с поиском Контиком шпаги, которая почему-то затесалась в кухонные вертела. Впрочем, это пустяки! Главное к обеду все-таки выбрались. Шарль де Минюи, опечаленный расставанием, даже вызвался проводить своих гостей, чего с ним не случалось уже давно. В его хозяйстве отыскался конь — древний соловый мерин — и граф проехал пару миль рядом с господином де Спеле и Матильдой, рассказал около сотни пикантных анекдотов и привел Контанеля в восторг, когда спел студенческую песенку, слышанную в былые времена от лихих приятелей. Расстались с сожалением.

Часов около четырех вечера Рене де Спеле стал проявлять признаки беспокойства: он привставал на стременах, долго всматривался вдаль, с шумом втягивал в себя воздух и все больше мрачнел. Через десять минут Рене совсем потерял голову, чем привел в уныние Матильду и заставил вздрогнуть Контанеля. Впрочем, господин де Спеле и без головы неплохо управлялся с лошадью.

Голова возникла через добрых две минуты с вымазанным сажей носом и растрепанными волосами. Рене молча вынул платок, вытер сажу, кое-как пригладил волосы и только после этого заговорил:

— Я должен ненадолго вас покинуть. Встретимся на постоялом дворе.

Матильда хотела что-то спросить, но Рене исчез раньше, чем она успела открыть рот.

— Он меня не любит! — горько заплакала Матильда. — Он меня бросил!

Контанель пожал плечами, но про себя подумал, что быть брошенным — это совсем не так плохо. Ему вовсе не хотелось мчаться на постоялый двор, чтобы стать там вновь разоблаченным (в смысле безденежья). Конечно, быть дворянином очень недурно, но к титулу хорошо бы добавить замок с землей да пару сундуков с сокровищами… Короче, Контанелю уже несколько наскучила возня с нечистой силой.

— Тильда, разбогатеть хочешь?

Матильда прервала рыдания, подумала и сказала совершенно спокойным голосом:

— Не задавай глупых вопросов. У тебя есть план?

— У меня есть сведения. Пока ты строила глазки господину де Спеле, я успел поговорить с вампиром. Долина Глазастого Камня совсем недалеко отсюда.

— Но Рене сказал, что сокровища там нет!

— Это он нарочно сказал, чтобы мы не отвлекались от дороги. Ты видела, сколько было добра? Не могли вытащить все!

— А мне хватит на бальный туалет? — живо поинтересовалась Матильда.

Контанель осадил коня и свернул на еле заметную тропу, ответвляющуюся от тракта и уходящую куда-то на север. Матильда заставила своего лошака проделать такой же трюк. Один Черт деловитой рысцой продолжал бежать в том направлении, куда вел его безошибочный собачий инстинкт.

Долина и в самом деле оказалась близко, когда-то она была руслом реки, впоследствии обмелевшей. Тропа оборвалась у крутого спуска, пришлось стреножить лошадей и пробираться дальше пешком.

Если Контик слегка побаивался вначале за свою спутницу, то по мере приближения к цели опасения исчезли: Матильда держалась на крутизне, как кошка на дереве.

Сверху открывался чудесный вид. Неширокий ручей — все, что осталось от великой когда-то реки, лениво струился меж обомшелых глыб. Старая ива свесила ветви чуть не до самой воды, слабый ветерок раскачивал их, тени метались, вспугивая мелкую рыбешку на радость затаившийся у берега голенастой птице.

Долина тонула в зелени. Группы деревьев перемежались лужайками, где в сочной траве пестрели пятна цветов. Цепкий кустарник карабкался по горным склонам, мох и лишайник пробивались в расщелинах скал, побеждая даже камень.

Время и силы природы изменили облик долины, но Контик вскрикнул от радости, указывая на каменную чашу с изъеденными ветровой эрозией краями:

— Примета! Храм где-то рядом!

Дождей (обильных) давно не было, и чаша пустовала. Матильда посмотрела на ее дно, потом перевела взгляд на скалу, козырьком нависающую над чашей, и зябко передернула плечами.

— Ты уверен, что там осталось сокровище?

— Во всяком случае, поискать можно, — ответил Контанель без большой уверенности в голосе. — Смотри внимательно: у входа в храм должна находиться статуя!

Дикий виноград заплел Каменного Бога так, что он почти не отличался от скалы, из которой был некогда вырублен, если бы не глаза. Какой-то шутник навел белой краской глаза Каменному Богу, нарисовал радужку на закрытых веках и оставил в центре темные круги нетронутого камня. Глаза выделялись даже сквозь заросли винограда. Бог смотрел и с закрытыми глазами.

Несколько минут Контанель придирчиво разглядывал результат чьих-то занятий живописью, потом тяжело вздохнул:

— Ох, чует мое сердце…

— А мое сердце чует, — перебила его Матильда, — что перебывавшие здесь толпы не оставили нам ни гроша. Давай вернемся на дорогу, пока окончательно не стемнело!

— До темноты еще далеко! — возразил Контик. — Должен я посмотреть, из-за чего предок…

— Тс-с! — Матильда прижала палец к губам. — Не поминай покойника к ночи!

Контанель презрительно фыркнул, снял с шеи ключ, повертел в руках:

— Не мешало бы найти скважину…

Тут Нель осекся и замолчал, потому что Матильда вдруг метнулась в сторону и с торжеством указала на зияющую под скалой дыру:

— Вот твоя скважина!

Груда камней по обе стороны дыры говорила о том, что вход некогда был завален. Контик с сомнением поглядел в черный провал:

— Для скважины несколько великовата…

Матильда подняла обломок темной от времени доски, показала Контику:

— Тут давно все разворотили! Пойдем отсюда!

Матильда уже жалела, что связалась с поиском сокровищ, но Контанель был непоколебим:

— Если там не смог побывать мой предок, побываю я! Этот ключ должен был достаться ему!

— Ни ему и никому больше, Вот кому должен был достаться ключ! — Матильда ткнула пальцем в погребенного под зеленью Бога.

— Идолу? — Контанель рассмеялся.

— Это его храм…

— Храм Глазастого Камня? Храм Бога… — Контик поднес к глазом ключ и скорее по памяти, чем читая, произнес: — Э-ге-ньо.

Матильда взвизгнула, Контанель оглянулся и увидел, как поднялись каменные веки, и открылся слегка затуманенный временем взгляд Каменного Бога. Эгеньо смотрел прямо на людей, и заросли дикого винограда затрепетали на его лбу — Бог нахмурил брови. Матильда еще раз взвизгнула, когда раздался грохот, и со всех ног бросилась бежать.

Контик последовал за ней. На бегу он несколько раз успел оглянуться и видел, как вставало безобразное чудовище и стряхивало с себя виноградные лозы, словно паутину.

По откосу карабкались так отчаянно, что Контанель потерял и ключ, и шпагу, а Матильда разорвала подол верхний юбки почти до пояса. Позади гремело, и падали камни: Эгеньо крушил свой разоренный храм.

Лошади всхрапывали и тревожно прядали ушами, их желание бежать совпадало с желаниями хозяев. Контанель быстро распутать узлы и помог Матильде забраться в седло. Лошак помчался так, что на два корпуса обогнал буланого, хотя и тот не стоял на месте.

Придержали лошадей только у самого постоялого двора, где дорогу запрудили подводы разъезжавшихся с ярмарки крестьян. Слуга увез взмыленных животных, а Контанель вместе с Матильдой направились в большой каменный дом, стоявший в этом месте уже не менее двух веков. Растянувшийся у порога Черт добродушно вильнул хвостом при виде встревоженной парочки и продолжал принюхиваться к аппетитным запахам, струящимся из двери.

Хозяин постоялого двора с интересом уставился на мелькающую в разрезе нижнюю юбку Матильды, за что незамедлительно был награжден увесистой пощечиной.

— Не будешь пялить глаза на белье благородных дам! — недвусмысленно пояснила Матильда. — Дай лучше иголку с ниткой…

— И поесть! — добавил Контанель, с огорчением ощупывая пустые ножны.

Хозяин поспешно ретировался, и требуемое принес. Нель без долгих разговоров набросился на еду, а Матильда принялась за починку юбки. О происшедшем в долине не было сказано ни слова.

Ярмарка закончилась, и большинство приезжих уже покинуло здешние края, но кое-кто еще подзадержался, и потому на постоялом дворе в тот вечер собралась довольно шумная компания. Люди пили, пели и смеялись, вспоминая веселые дни ярмарки.

Матильда ушла в свою комнату, а Нель остался дождаться призрака в общем зале за непочатой кружкой темно-красного вина. Экс-студент чувствовал себя достаточно скверно: что не говори, а побывал в самовольной отлучке. Хотя Матильда и пообещала не выдавать (в своих же интересах), но оставался Черт, а может, и лошади… Любой может оказаться осведомителем Рене.

Контанелю не хотелось думать о том, как отреагирует господин де Спеле. Хотя он и призрак, но, в сущности, неплохой человек, что-то в нем есть… этакое, и слова он своего до сих пор не нарушал. Обещал дворянство и дал, обещал опасности и невзгоды… Все честно. Согласие спрашивал? Спрашивал. Правда, деваться все равно было некуда, но ведь спрашивал?

Контанель вздохнул и придвинул кружку ближе.

Зачем он помчался на поиски долины Глазастого Камня, Нель и сам толком не знал. Захотелось проявить самостоятельность. Проявил, что дальше? Все равно сокровища давным-давно разграблены, а если бы и были, что с ними делать? Прирежут из-за них на первом же повороте, не успеешь и грехи замолить. Один человек для большого мира соломинка: дунь посильнее — переломится…

Душераздирающие вопли прервали его философские раздумья. В дом ворвался запыхавшийся слуга, челноком сновавший между залом и винным погребом, он держал в руке ручку от кувшина.

— Глазастый Камень ожил!

Веселье замерло. Гуляки в недоумении переглядывались, кто-то откровенно улыбался, кто-то морщил лоб, пытаясь припомнить, о чем идет речь, трое безмятежно похрапывали. Хозяин сердито фыркнул:

— Что ты мелешь?

И в этот миг стена дрогнула, с потолка посыпалась труха, зазвенела посуда.

— Вперед, солдатушки! — неожиданно заорал из-под стола бывший бравый вояка. — Бей, руби, коли!

Поскольку никто не двинулся с места, вояка вознамерился подать личный пример, но заблудился в ножках стола и опять заснул.

От следующего удара вылетели оконные стекла, перекосилась дверь.

Началась паника. Истошно закричали женщины. Мигом протрезвевшая братия заметалась в поисках выхода.

— На кухню! Там дверь на скотный двор! — хозяин первый рванулся по знакомому пути.

Контанель, как зачарованный, смотрел в окно, где в свете ущербной луны передвигалась огромная темная масса. Он ждал нового удара, но вместо этого, со скрежетом выдавливая оконную раму, в окно протиснулась гигантская рука и принялась слепо шарить среди столов. Дубовая мебель ломалась, как щепки, между пальцами…

Очнулся Контик от вопля Матильда «Рене!», вскочил на ноги и понял, что каменная рука тянется к нему. Откуда только взялась сила: он совершил прыжок, которому позавидовала бы газель, сдернул с лестницы Матильду и увлек за собой в сторону кухни. Позади раздался грохот, рука сокрушила лестницу.

Вырвавшись из одной из западни, наши беглецы угодили в другую: они замешкались, отстали от остальных и теперь потерялись в лабиринте хозяйственных построек. В лунном свете все казалось неестественно громадным, сбивали с толку причудливые тени, под ноги то и дело попадались какие-то предметы. Контик с размаху налетел на колоду, из которой поили скот, и чуть не взвыл от боли.

— Он идет! — взвизгнула Матильда.

Контик обернулся и увидел тень, которая заслонила полнеба. В нем проснулась отчаяние.

— Чего тебе надо, Эгеньо? — крикнул он великану. — Я не брал твоих сокровищ!

Ответом был угрожающий грохот. Контанель оттолкнул от себя Матильду: «Беги!», а сам вскочил на колоду:

— Ты — дурак, Эгеньо, и плохой сторож!

Он успел спрыгнуть прежде, чем колода была раздавлена, и юркнул в тень конюшни. За стеной тревожно заржал буланый, где-то в стороне завыла собака.

«Лошади здесь не причем», — подумал Нель и повернул обратно к дому.

Каменный Бог явно проигрывал в скорости господину де Эй, но он двигался по прямой, а Контанель метался в лабиринте теней. Эгеньо не спеша сокрушил все, что попадалось ему под ноги, а Контик спотыкался все чаще.

В двух шагах от дома Танельок вдруг почувствовал, как вокруг его колен объявилась веревка, и со всего маху грянулся на землю. У него еще хватило бы сил подняться, но проклятая веревка затянулась петлей!

Нель накрыл голову руками, зажмурил глаза и почувствовал движение воздуха: огромная нога вознеслась над ним…

— Остановись! Во имя того, кто старше тебя, остановись, Эгеньо!

Отброшенный пинком каменной ноги Контанель ударился о стену дома, но не разбился, потому как чье-то мохнатое тело вклинилась между ними и препятствием, смягчая удар.

— Этот человек невиновен, Эгеньо!

— Храм опустел.

Голос Рене, а это был голос Рене, возразил:

— Храм опустил, но в этом нет ни его вины, ни твоей! Жрец не выполнил ритуал, он торопился убить, а не завершить церемонию. Воры воспользовались этим и проникли в храм. Но жрец покарал сам себя и свое племя, потому что потом умерли все!

— Ты прав, но храм пуст!

Столько муки прозвучала в голосе Каменного Бога, что Контанель невольно пожалел его, ограбленного давным-давно, оставшегося не у дел. Должно быть, для Эгеньо сокровища были не просто кучей золота и драгоценностей, а чем-то большим.

— Ничего, что храм пуст, Эгеньо, для тебя найдется другая служба! Тот, кто старше тебя, зовет!

Сам собой запылал костер, и позади него появился силуэт… Контику не дали всмотреться: Черт навалиться на плечи всей тяжестью, и господин де Эй вынужден был уткнуться носом в землю.

Загремел гром, еще раз, Потом раздался звук настолько страшный, что Контанель уже рад был бы вообще забиться в какую-нибудь щель, только бы не слышать.

Это пытка длилась минут десять, но Танику показалось вечностью. Он почти оглох и потому не сразу понял, что его зовут:

— Вставай, юный искатель сокровищ!

Нель открыл глаза и только теперь уразумел, что Черт давным-давно соскочил со своего насеста, потому что тяжести на плечах уже и не было. Пес стоял рядом со своим хозяином, радостно виляя хвостом, а на шее Рене висела Матильда и дарила господину де Спеле второй десяток поцелуев. Каждый поцелуй Черт отмечала новым взмахом хвоста.

— Вставай! — успел повторить Рене в промежутках между знаками признательности.

Контанель сел и попытался развязать веревку на ногах, но ему это не удалось.

— Тильда, у тебя ножа нет?

Матильда радостно ахнула, оставила господина де Спеле и метнулась к Нелю. Тот отпрянул, но Матильда нежно прижала его груди, («Как это я ее с лестницы стянул?» — сам себе удивился Контик) и заворковала:

— Господин Рене, господин де Эй такой мужественный…

— Разве? — удивился де Спеле.

— Он просто герой! Он меня спас!

Господин де Спеле отстранил Матильду и внимательно поглядел на изрядно смущенного Контанеля.

— Ты зачем мой приказ нарушил? Хорошо, Черт завыл вовремя… — он вдруг замолчал и уставился на веревку, потом промолвил невпопад: — Говоришь, Черт блох напустил? Блохи!.. — в этом месте Рене перешел на иностранный язык, но по выражению его лица можно было догадываться о смысле изреченного. — Арзауд! — наконец завершил свою мысль Рене. — Арзауд заставил тебя выставить этот дурацкий ключ, и он же тебя заарканил. Эгеньо был приставлен стражем к храму, но жрец не успел прочитать последнее заклинание, и сторож оставался недвижимым. Тот негодяй, который был спутником твоего предка, что-то знал об этом и остерегался читать надпись на ключе в окрестностях храма. Арзауд решил тебя извести, о чем я господина де Эй и поздравляю. Призрак щелкнул пальцами, и веревка упала с ног Контанеля.