— Итак, наши долготерпеливые слушатели, я продолжаю повествование. Мой юный коллега изрядно потрудился и теперь отдохнет… Отдохнет, я сказал… Неужели непонятно? А я продолжу!
Фредерик Доминик Теофил мечтал о встрече с Ленивым Драконом. Но сейчас, в такой важный момент в жизни, отчего его занесло в драконью пещеру? Ведь здесь будет искать наверняка! Надо бежать, за ночь попытаться уйти как можно дальше от родительского замка, а на день понадежнее укрыться в лесу. Но его занесло в пещеру… и уходить совершенно не хотелось… Вопреки рассудку он чувствовал себя здесь в безопасности. Да, ночью сюда вряд ли сунутся, ночью в собственной погреб войти жутко! Папочка даже в подпитии туда за бутылкой не сойдет. Но утром…
Кто такой этот Фредерик Доминик Теофил, вы спрашиваете? Он — второй сын очень бедного дворянина… Имя этого семейства мы не будем тревожить, ибо род этот выжил среди всех вековых междоусобиц, эпидемий и прочих бедствий, и потомки его, точнее, потомки брата нашего героя проживают и ныне, и это люди совершенно заурядные и небогатые. А сам Фредерик Доминик Теофил уже с рождения был обречен на безбрачие. Ох, уж эти младшие отпрыски благородных семейств! И что только с ними не происходило — начнешь припоминать — столетия не хватит. А все законы майората. Правда, кое-где правили законы минората, и тогда обделенными оказывались старшие братья. А результат один — интриги, злодейство и братоубийства. И за целые королевства дрались, и за герцогства, и за баронства, и за графства… да, и просто за жалкие замки, которые в ваше время и виллой бы не посчитали, и за единственное штаны. Вот и у отца Фредерика совсем нищим было владение. Штаны, правда, у каждого были собственные, но средств едва хватало, чтобы прокормить семью, содержать трех коней да двух слуг. Впрочем, слуги были приходящими, обычными крестьянами.
Скудное наследство должно была достаться старшему сыну Гуго, а дорога младшему — в монастырь. Правда, иногда излишек отпрысков отправляли в дальние края на поиски счастья, но отец нашего Доминика решил — на службу Господу.
Надо заметить, что до поры до времени наш Теофил был ребенком тихим, не склонным к авантюрам, покорным. О своих способностях он был мнения невысокого: и силой, и ростом не вышел, не то, что отец и брат! Бедняга больше не видел никаких воинов, а отец и брат комплекцией смахивали на заморского зверя гориллу. Считая себя заморышем, Фредерик смирился с участью скромного служителя Божьего и налегал на гуманитарные науки. Но… я не зря говорил: до поры до времени. Для всех нас наступает то чудесное, но опасное время, когда вдруг обнаруживается, что до той поры был слеп, глух, нечувствителен и туп. Ибо как же не замечал очарования, красоты, притягательности этого грешного, но соблазнительного мира! И Доминик стал внимать соловьям и прочим певунам, задыхаться от сладостных цветочных ароматов, цепенеть при давно знакомых, но, оказывается, несказанно гармоничных пейзажей, сочинять стихи и даже, уединяясь, петь под лютню чувствительные романсы! Вы скажите — все понятно, влюбился, знакомые симптомы. Нет, уважаемые, наш Теофил еще не влюбился, хотя сельские девки уже строили ему глазки, но выбрался из детства в юность. И вместе с телом мужал и развивался ум, и, надо отметить, развивался в очень критическом направлении.
И этот взрослеющий ум честил прежнего Фредерика отпетым дураком! Как же, этого молокососа радовали похвалы за покорность и послушание, за желание удалиться от грешного мира и отмаливать грехи. Если уж так хорошо это отречение от мирских соблазнов, то почему сами не подались в монастыри? Почему Гуго хвалят за драчливость и умение в боевых науках? Каждому, значит, свое? Кому все радости мирские, а кому прозябание и умерщвление плоти?
А плоть Фредерика оформлялась в довольно недурной облик. И, уединившись у зеркала, он размышлял: «В монастыре краса телесная презираема. Локоны не отпустишь, ноги ряса скроет… Кстати, сейчас в моде две пары чулок: нижние пурпурные, а верхние — ажурные, серебром расшитые. Красота! Подвески шелковые, с двойным бантом. Каблук в три пальца, пробковый, алый; носок несколько расширенный и обрубленный, совершенно вышли из моды носки удлиненные. На пряжках — россыпь стразов. Штаны заужены в бедрах и просторны книзу. Сапоги тугие, почти без раструба, особенно ценится белый цвет. Снова вошел в моду галун…»
Размечтался! Но, почему бы и нет? В божьей обители и уж точно скиснешь. Надо довериться судьбе и бежать! Довериться-то довериться, но следует подготовиться к встрече с грешным миром. А Доминик оружием почти не владел, ибо отец его почему-то решил, что слуги Господа лишь при помощи слова воюют с дьявольскими кознями. Посему Теофилу довелось тайком брать уроки у брата, предварительно расхвалив его ратное умение. «Мне наверняка этому никогда не научится!» — и польщенный Гуго принялся раскрывать брату секреты смертоубийственного искусства.
В общем, Фредерик готовился к побегу. Конечно, путь он свой направит к морю, туда, где бьют о грудь тверди белогривые валы, где в неизбывной тоске кличут белые чайки, где веет соленый ветер вольных просторов, где начинаются пути ко всем материкам и странам. А там, за горизонтом — острова пряностей и золота, ревущие сороковые и верные пассаты, ураганы и тайфуны, и нежные бризы… Ах, кого не манил ветер странствий! И я в свое время поддавался зову морской стихии… Не верите? Но ведь я не всегда был призраком домоседом, бесплотным болтуном, а был очень даже плотным. И плотским. Сама герцогиня Гортензия изволили заметить: «Полегче на поворотах, олух! Шлейф оторвешь!» А ведь я тогда был всего лишь восьмилетним пажом…
Итак, наш Доминик решил бежать в ближайший порт и срок наметил — конец весны. Соберет провиант, экипируется, быть может даже деньжат раздобудет и отправится на поиски счастья.
Но двинуться пришлось гораздо раньше, в совершенно не подходящие для начала приключений время — поздней осенью. В замок заехал двоюродный дядюшка, который потом направлялся в Ласский иезуитский монастырь. Отец Теофила счел это подходящей оказией, что было доведено до наиболее заинтересованной стороны только вечером, а выступать следовало ранним утром. Но, наверное, Фредерику помогал покровитель начинающих авантюристов, ибо удалось стащить на кухне пару колбас, кусок копченой козлятины, прихватить кое-что из одежды, кинжал отца и незаметно скрыться.
Конечно, беглеца хватятся, в лучшем случае, утром, в наихудшим — ночью, хотя доблестные мужи отметили встречу и предались рассуждениям на политические темы, но… капризы захмелевших непредсказуемы, вдруг им пожелается поговорить с будущим монахом?
Теофил очень торопился, бежал, когда дорога шла под уклон, но быстро темнело, а дорога к захудалому замку вела не менее захудалая и абсолютно не предназначенная для ночных путешествий.
Может быть, поэтому беглец и заблудился? Но что-то не верится, чтобы он ненароком оставил накатанную повозками дорогу и свернул на узкую пастушью тропу, да еще и перепутал спуск с подъемом. Не спохватился, когда закончился лес, сменившись кустарником, и смутно забелела перед ним громада Драконьего Утеса. И углубился в расселину, ведущую в пещеру Ленивого Дракона. Вход в пещеру когда-то был широк и высок, но уже тогда был завален и засыпал землей и щебнем, так что в пору лишь человеку да овцам пробраться. Но далее, за шлейфом осыпи, ход был в три человеческих роста высотой, а шириной — двум всадникам бок о бок проехать. Однако пещера не была глубокой: в полусотне шагов от входа, за крутым поворотом, ее запирала глухая стена. Беглец здесь укрытия не найдет, разве что пастух с небольшим стадом обретет приют в непогоду.
Фредерик прошел пещеру почти до конца — до поворота, — и было это дело большого мужества, ибо, хотя летучие мыши улетели в теплые края, барсы, тигры, львы и медведи исчезли несколько столетий назад, но по всем законам человеческой психики Доминик должен был, если не умереть от ужаса возле входа, то трепетать и обливаться холодным потом. А он спокойно отыскал подходящий камень и уселся. Даже смог заметить, что под скальный защитой не очень холодно, и воздух свеж, не настоян на запахах помета и сырости, а словно бы очищен грозой.
«Я просто передохну, — вяло подумал Теофил, — немного отдохну и двинусь дальше. Словно бы я пришел попрощаться со своим драконом».
В детстве своем, по-нормальному задиристом, Фредерик мечтал победить дракона. Да, именно так! С мечом и в сияющих доспехах, под развивающимся стягом выйдет он на поединок. Вызовет чудовище и после жаркого и достаточно опасного боя поразит врага. И многие чертополохи пали от деревянного меча, не по своей воле исполняя роль Ленивого Дракона. Потом ящер выступал либо воплощением дьявола, либо его посланником, и Доминик одерживал победу молитвами, крестным знамением и личной святостью.
А потом… Потом ему захотелось познакомиться и поговорить с этим драконом. Ведь драконы умеют говорить, живут они очень долго, вот бы и расспросить его о незапамятных, возможно, даже допотопных, временах! Если драконы пережили Всемирный Потоп, то значит, чтобы праотец Ной взял пару их на ковчег. Выходит, драконы угодны Господу? А то, что они воевали с людьми, так волки, львы, медведи всякие тигры тоже воюют. А сами люди? Беспрерывно война сменяет войну. Только о сражениях и толкуют.
Между прочим, этот ленивые господин, как будто, никого не съел. Рыцари его в бегство сразу же обращали, он в пещеру удирал и там пропадал бесследно. Пастухи жаловались, что он овец ворует, но могли и лгать, сами, наверняка, сожрали. Тем более что драконы обычно требуют не овец, а девиц, а Ленивый даже девиц не требовал.
Нет, это очень добрый, очень мудрый дракон, на Востоке живут именно такие. Подружиться бы с ним…
И тут…
— Приветствую тебя, человек! — раздался низкий голос. Говорил он на местном наречии.
— Приветствую тебя! — тут же отозвался Теофил, вглядываясь в пещерный мрак.
— Не бойся меня, человек! Я не причиню тебе вреда.
— Не бойся и ты меня, незнакомец, — ответил Фредерик твердо, но дискантом.
И тут из-за поворота, оттуда, где ход упирался в стену, выступил дракон! В пещере была тьма, скажите вы, как же видел его Доминик? Но дракон светился! Каждая чешуйка исполинского тела переливалась золотом, серебром, алмазами! Янтарем горели огромные глаза…
Теофил тихо вскрикнул и прижался к стене.
— Человек, не бойся, — повторило чудище, и его голосе Фредерик опознал печаль.
— Я не б-боюсь, — заверил Доминик хрипло. — Садись, поешь. — Запустил руку в котомку и вытащил кусок козлятины.
— Благодарю. Ты не убежал, не оскорбил, предложил свою пищу! — произнес Ленивый Дракон с явственным удовольствием и присел, как сурок, сложив на груди передние лапы.
— Мы оба — путники в этом мире, надо делиться теплом и пищей, — рассудительно и даже несколько наставительно изрек Теофил, хотя сердце его колотилось так, что дрожали кончики воротника.
— Ты теплый, человек, грейся. — Дракон не дохнул пламенем, но в метре от Фредерика вспыхнул костер. Вернее, странное лиловое пламя заплясало над голым камнем, но потянуло приятным теплом.
— Бери, — Фредерик снова предложил козлятину.
— Благодарю, но мне достаточно твоего внимания, это моя пища.
— Ты заслуживаешь внимания. Ты… Необычен.
— Теперь — да. В свое время я был одним из многих.
Замолчали. Дракон сидел совершенно неподвижно, как умеют застывать змеи и ящерицы, только лиловые блики плясали на его чешуе. Доминик машинально грыз мясо и тайком разглядывал хозяина пещеры. Дракон, правда, бескрылый. И голова не очень-то драконистая: выпуклый лоб, слишком близко для пресмыкающегося поставленные глаза, выразительные, грустные глаза. Пасть… нет, рот, ибо у него небольшой рот с мягкими губами, а зубы густые, не острые, а скорее напоминают человеческие. И не лапы у него, а руки. Пусть чешуйчатые, сплошь покрыты мелкими чешуйками, но ловкие, с длинными подвижными пальцами и заканчиваются не когтями, а аккуратными плоскими ногтями. Эта рука, способна и писать…
Теофил безотчетно протянул свою руку ладонью кверху, а дракон протянул свою. Его ладонь была прохладной и шершавой.
«О, Господи! Да это же дьявол! По душу мою явился! Это он меня сюда заманил, дорогу мне запутал! — вдруг завопил во Фредерике истерический голос. — Изыди, нечистый, заклинаю тебя именем Спасителя!»
Но Доминик до боли прикусил губу и даже не выдернул руку из пожатия Ленивого Дракона.
Таким образом, Теофил с честью выдержал первое испытание. Собственно, это было отнюдь не первое и даже не второе-третье испытание. Первым зачелся тот момент, когда Фредерик впервые подумал о Ленивом Драконе хорошо, пожелал с ним по-доброму встретиться и поговорить. Ведь до сих пор люди набрасывались с бранью и угрозами или попросту удирали. Единственный контакт установился в Древнем Египте и даже был отражен в произведении «Потерпевший кораблекрушение», где наш знакомец упомянут как Повелитель Пунта, страны благовоний, но и тогда до маломальского приличного взаимопонимания дело не дошло. И уже первые мысли о беседе и дружбе буквально подкормили чешуйчатого затворника!
Ну, больше в тот вечер ничего не произошло, никаких бесед не состоялось, ибо Доминик очень захотел спать. Что поделаешь, юность так хрупка, нашему герою едва исполнилось пятнадцать лет.