Ржавое золото

Глава 11

— Кто он? Где живет? — требовал де Спеле, хотя и одного имени в сверхъестественном мире бывает достаточно для разыскания.

Но ответа он не получил, ибо шерстистый комок отчаянно взвизгнул и оледенел! Весь мгновенно пропитался странным неземным холодом. На вздыбленной шерсти стал осаждаться иней, выпученный глаз остекленел и покрылся коркой льда, а по полу пополз морозный туман. Де Спеле попытался найти напавшего, взять пеленг этого карающего импульса, как сказали бы в наше время, но безуспешно, эфир был спокоен.

— Самострел… — догадался де Спеле. Ледяной Колдун наложил на слугу Арзауда заговор-самострел: «упомянешь меня — замерзнешь». Вот и сработало. Силен, однако, этот оригинальный тип!

— Холоду напустили! Вы опять за свое? Дайте покой больному человеку! — Матильде отвели смежную комнату, но она пока не собиралась в нее удаляться, ведь без нее совсем уморят бедненького, хворенького ребеночка!

Де Спеле подобрал заиндевевший комок и положил его в камин, в самый жар.

— Поддерживай огонь, Тильда, попросил миролюбиво. — Этот гаденыш еще может пригодиться. А я… — выпрямился, приосанился и пожелал: — Я желаю оказаться в жилище Ледяного Колдуна!

И тут впервые (не считая периода обучения) господин призрак не получил желаемого! Мир в его глазах на мгновение окрасился в багровые тона, а в ушах печально прозвенела скрипичная струна. Отказ. Де Спеле повторил:

— Именем древнейшего повелители эфира! Я, Рене де Спеле Срединный, желаю оказаться в жилище Ледяного Колдуна!

Снова отказ. Так, неправильно сформулировано задание, объект существует, но назван не совсем верно. В противном случае механизм переноса не включился бы вовсе. Неужели придется обыскивать обе приполярные области да впридачу и горные края? Изучать местные языки… Может, отказаться от этой морозной личности и поискать других? Но время работает против них, по пятам идет Арзауд. Ржавая цепь была спокойна, не тревожила потусторонние силы, но теперь золотые звенья взбудоражили нечисть. Тупица и примитивный негодяй Арзауд пытается захватить цепь, даже не понимая всей ее ценности, тянется, как сорока к блестящему. Впрочем, Дебдорой тоже почует неладное, если уже не почуял, поймет, какое орудие судьбы легкомысленно променял на жалкие блага. Впрочем, нет, Дебдорой весьма осторожен. Едва только Контанель дал согласие на сотрудничество, а цепь активизировалась и начала поглощать духовную энергию, как демон поспешил от нее избавиться — отослал с первым попавшимся слугою. Даже не стал ждать прибытия де Спеле на Проклятое Плато. Нет, Дебдорой не пойдет на авантюру из алчности. Но может предать от страха.

Однако, более опасны те, высшие силы. В своем самомнении и самоуверенности они пока не обратили внимания на цепь. Они уверены, что правят миром, изрядный частью мира, и не подозревают, что были правители и до них… Впрочем, они знают мир, которому несколько тысяч лет от сотворения, как могут они понять назначение цепи, как могут подумать о десятках и сотнях миллионов лет! Старейший недосягаем, а все остальное…

Довольно, Рене, жаль отказываться от Ледяного, подумай еще, посоображай, все равно пока нет других кандидатур.

— Господин де Спеле, что-то вы невеселый… — встала за его спиной Матильда.

— И призраки иногда устают, Тильда, — промолвил Рене, задумчиво трогая сапогом поленья и поворачивая шипящее, исходящее паром тело арзауденыша.

— Ой, так идите в постельку! — обрадовалась дама. — Я перину вам взобью, мягонькую-мягонькую, как снежок. Простыни белоснежные…

— Белоснежные… Снежок мягонький… — пробормотал де Спеле. Глаза его раскрылись и снова заполыхали энергичным зеленым огнем. — Снег! Тильда — снег! Женщина — снег! И лед! — хлопнул Матильду по плечу, встряхнулся и исчез.

Матильда сперва, минутки на три, опешила, но тут же истолковала случившееся по-своему:

— Видел? Что я ему сделала? Бросит он меня, чует мое сердце, что бросит! Другая у него есть, ведьма какая-нибудь!

— Да нет, просто и призраки с ума сходит, — подал голос из-под перины Танельок.

— Нет, я мужиков знаю! Он опять по бабам! К ведьме своей подался!

— А что ведьмы?.. — возмутился Контик, и припомнились ему некие белокурые локоны.

А господин де Спеле уже стоял в нужном пункте — замке Ледяной Колдуньи! Ох, и в нехорошее же место он попал! Простому человеку (я имею в виду любого человека даже короля или епископа) здесь не место. Лишь на мгновение обрел де Спеле материальный вид, и такой страх почувствовал, такую бездну дикого, безотчетного, смертоносного ужаса, что, и возвратившись в призрачный облик, пару раз вздрогнул. Нет, само по себе окружающее не внушало ужаса — довольно примитивный зал, стены — из огромных необработанных камней, никаких украшений, обычных для замков: ни гобеленов, ни охотничьих и военных трофеев на стенах, ни флага под потолком. Мебель — лавки вдоль стен да огромный стол. Но холодно. Не простой холод, а застоявшийся, вековечный, властный, лютый холодище. Не пылал в камине огонь, из узких окон-бойниц сочился голубоватый и тоже холодный свет.

— Хозяйку этого жилища приветствую! — крикнул де Спеле по-латыни, одновременно посылая призыв на эфирном.

Звук прокатился по залу, а магический привет промчался по всей округе.

И ответ пришел — сперва де Спеле ощутил взгляд, полусонный, невнимательный, но и враждебный, каким приветствуют влетевшую во время сиесты муху. А потом по «мухе» хлопнули — Рене очутился в потоке горячего, невероятно горячего, но разреженного света. Нет, это был не обычный свет, это свет, невидимый человеку, свет, лежащий далеко за фиолетовой областью спектра, неизмеримо беспощаднее, яростнее, разрушительнее его. Человек был бы пронизан мириадами крошечных пуль и тут же погиб. А де Спеле лишь ощутил освежающий душ, подобный тому, что нежил его высоко-высоко над землей.

— Благодарю за любезный прием! — крикнул, посылая ощущение наслаждения. — Здесь знают, как ублажить гостя!

Свет угас, но на пришельца обрушился холод. Это был нематериальный, потусторонний холод, он не повредил бы человеку, разве что вызвал бы легкую депрессию, но отнял бы существование у рядового черта, а простого призрака вынудил бы столетие отлеживаться без сил. Всасывающий, жадный холод. Впрочем, де Спеле не лишился ни частицы энергии.

— А вот грабежом гостей заниматься стыдно! — откомментировал, посылая невидимой жадине язвительно-снисходительную усмешку.

И тогда я вилась хозяйка. Впрочем, облик этого существа совершенно не выдавал его нежный пол. Представьте нечто высокое (ростом почти с Рене), довольно широкоплечее, до пят закутанное в черный грубошерстный плащ. Не зря ведь слуга Арзауда назвал это Ледяным Колдуном! Голову покрывал капюшон, туго обрамляя лицо. Возраст… От двадцати пяти до пятидесяти человеческих, разумеется. Резкие черты лица, длинноватый нос с узкими ноздрями, острый раздвоенный подбородок, грозно нахмуренные черные брови, суженные щелки глаз, стиснутые узкие губы. Только нежная кожа, не нуждающаяся в бритве, еще могла выдать женщину.

— Приветствую достойную хозяйку этого жилища! — де Спеле раскланялся по всем правилам вежливости. Ручку целовать не стал, ибо таковая скрывалось под плащом и не предлагалось.

И тут де Спеле сплоховал — не смог мгновенно закрыться от наглого вторжения в свою личность. Словно смерч обрушился и принялся высасывать сведения. Миг — и хозяйка знала поверхностный слой: кто и для чего прибыл во владения. Не призови де Спеле на помощь Старейшего, она узнала бы и о цепи, и о самом Старейшем! Колдунья, наткнувшись на преграду, презрительно ухмыльнулась, но де Спеле почувствовал, что своей стойкостью он внушил уважение. В нем признали… Нет, не равного, но достойного беседы.

— Иной, чужой — произнесла Колдунья. — Любопытно, не встречала еще таких. Защищенный. Стоишь в лиловом огне, нечеловеческом, — подвела итог.

Де Спеле в свою очередь мог бы попытаться запустить свой щуп в личность Колдуньи, но тот, скорее всего, был бы отторгнут. Она тоже была хорошо защищена, пусть силой иной веры, но веры крепкой, фанатичной, кровавой, и преодоление этой защиты потребовало бы слишком большой траты энергии. А стоила ли этого Ледяная?

— Мне ваше прошлое неинтересно. Наверное, оно банально и скучно, как история любого отшельника, — небрежно бросил де Спеле.

Кстати, Колдунья свободно говорила на родном языке де Спеле.

— Воспоминания, прошлое… Забыты, забыты. Там — зло! — выкрикнула, указуя куда-то сквозь стену, наверное, на остальной мир.

Рене должен был бы воспринять ее мысленные картины, конкретные картины зла, хотя бы немногие, хотя бы отрывочные, ибо память Колдуньи открылась, но нет — видел лишь багрово-черные переливы и услышал крик, нет, просто звук, воющий, пронзительный. Память женщины либо стерта, либо заперта очень крепко для нее самой. Видимо, прежняя жизнь оставила только общее ощущение зла и потому изгнана.

— Не надо, не вспоминайте, — мягко проговорил де Спеле. И продолжил с мечтательной улыбкой: — А моя прежняя жизнь была и светлой. Я не прогнал ее, мне милы воспоминания.

Колдунья твердо сказала:

— Все люди — зло! Нет светлого и радостного. Ложь!

Де Спеле продолжал, словно не услыхал обвинение во лжи:

— Солнце и теплый ветер. Зеленые луга и леса. Ручей. Голубое небо и белые облака. Деревья и цветы… Неужели даже эти слова не отыщут отзыва? Неужели не обретут форм, запахов, звуков? Не вызовут ощущение тепла, света, чувство нежности и радости!

— Ты хитер, мальчик, ты ищешь ключ ко мне. Пустое, безнадежное занятие. Но ты терпим, мальчик. Ты развлекаешь меня. Ты пахнешь жизнью и желаниями. Я расскажу тебе мою историю, ты не сможешь причинить мне вреда. Напомню, это будут лишь слова, за ними — пустота. Когда пришла ко мне власть над памятью, я убила память человеческих дней, убила даже во снах. Но прежде отыскала нужные слова, отразила воспоминания в словах. Только слова, они звучат, но останутся пустыми для меня.

— Пустые слова и мне не нужны, — де Спеле начал игру. — Пустые слова, пустая жизнь, пустая душа, пустая трата времени. Я ошибся адресом. Здесь только холод и пустота нет пищи уму.

— Нет, не пустота. Слова пусты для меня, но ты наполнишь их содержанием, ты будешь использовать свои образы. Очень во многом ты ошибешься, построишь искаженный мир, но что-то совпадет с подлинным. — Колдунья желала заполучить слушателя, чего и добивался господин де Спеле.

Он пожал плечами, послал чувство предвкушения скуки, но уселся на лавку. Колдунья села напротив, ее голос ясно долетал до Рене, но только голос. Действительно, не было сопутствующих ощущений и чувств. Этот голос звучал монотонно, механически, напоминая Рене мертвых слуг чародея Некрота.

— Я родилась пятьсот сорок три года назад в семье вождя могучего племени воинов. Удел воинов — набеги, войны, поединки. Удел женщин — покорность, хозяйство, дети. Мне не нравилось. С детства хотела свободы. Просилась к колдунам, не пустили, грозились убить. Но уже тогда мне было дано великое могущество во гневе. Я зачаровала людей. Они испугались и возненавидели меня. И я их ненавидела, пустых, свирепых и тупых. Ушла к колдунам. Они многое знали, знание были низкими — власть над зверями, над людьми. Даже своей судьбой они не владели. Мне нужна была большая власть. Я знала — есть она в моем краю! Я видела белые искры — свидетельство таящегося могущества, и я шла туда, где они были гуще. И достигла этих скал. Воздух был терпким и вонял псиной, странными были растения и странными животные, а белые вспышки водили хороводы. Я воззвала к таинственной силе, пробудила ее и принесла ей клятву. Сила дала мне знание и могущество. И дала презрение к миру.

Вот теперь чувство появилось — презрительное могущество, гордое одиночество, нежелание связываться с суетливыми смертными и бессмертными. Де Спеле в ответ послал скуку, чуть сдобренную удовлетворенным любопытством, и поднялся:

— Благодарю, но мое предчувствие подтвердилось — я ошибся адресом. Мне нужны те, кто не потерял вкус к жизни, кто любит жизнь, хотя она порой была жестока к ним. И мне остается лишь откланяться.

— Рене де Спеле Срединный, — остановила его Колдунья и, совершая усилие, продолжала: — Ты принес предложение. Говори.

— Любопытных вокруг много, много вокруг врагов. Мне нужен друг и… подчиненный, — сообщил де Спеле.

— Подчиненный? Раб?! — разгневалась Колдунья. — Тебя стоило бы испепелить за это предложение!

— Пепел — не мое будущее, — парировал де Спеле, с удовольствием отметил, что неплохо расшевелил эту ледышку.

— Ты нагл потому, что храним лиловым пламенем!

— Не только лиловым, со мной дружат и другие цвета. И я люблю подниматься высоко-высоко, где могучее, не экранированное земной атмосферой пламя плещет могучими валами, где ощущаются дыхание Солнца! А не подбираю крохи излучения когда-то рухнувших с неба, уже остывающих камней. Я не прощаю оскорблений мужчинам и не выслушиваю женских истерик. Прощайте, несчастное Одиночество и Гордыня!

Ох, теперь Колдунья вовсе не была ледышкой! Пятьсот с гаком лет никто не осмеливался так говорить с ней! А уж приписывать ей бабьи слабости… Но, затевать сейчас скандал — это значило бы подтвердить нелестное мнение этого… впрочем, довольно недурного собою типа. И Колдунья справилась со своими страстями (ведь не зря же обучалась стольким премудростям). Она быстром жестом остановила де Спеле, который, надо отметить, расчетливо медлил с исчезновением, и процедила:

— Рабу не платят. Союзник должен знать суть дела и получить свою долю добычи.

— Союзник… — многозначительно повторил де Спеле.

— Да, пусть и временный. Мне забавно и любопытно. Говори.

— Откройтесь. Слова, как вы изволили выразиться, для вас часто пусты, вы не в силах наполнить их нужным содержанием.

Колдунья в знак согласия медленно кивнула. Де Спеле отмерил дозу сведений, которую и отправил в жадно распахнувшуюся тьму внимания.

— Что же, это действительно занятно и… опасно. Даже для тебя, Срединный. — Колдунья задумчиво промерила размашистыми шагами зал и, криво улыбаясь, обратилась к де Спеле: — Чем ты можешь отплатить, мальчик? Все сокровища мира мне не нужны, я не люблю увешивать себя побрякушками и не покупаю слуг. Знания… пока мне довольно. Впрочем, одно знание я упустила. Мужчину. Говорят, что мужчины — это приятное развлечение. Ты заплатишь мне собою.

Призыв женщины редко остается без ответа, нравы некоторых народов повелевают немедленно откликнуться на женский зов, но де Спеле ответил:

— Я предпочитаю теплую постель и жаркие объятия.

Ледяная Колдунья вздрогнула, издала короткое рычание. Но, очевидно, кое-что изучала о любовных делах, пусть и теоретически, и сообразила, что насилие в подобной ситуации неприменимо. И она распахнула, отбросив на спину плащ. Одновременно под потолком вспыхнуло полярное сияние приятных розовато-оранжевых цветов. М-да, дева действительно была прекрасной. До сих пор де Спеле, несмотря на свой немалый опыт, ни в человеческих, не в сверхъестественных обществах не встречал столь совершенного тела. По слухам, только богиня Диана соединяла женственность с ловкостью и силой. Впрочем, используя местные верования, следовало бы сравнить колдунью с валькирией. Хотя валькирии несколько грубоваты и тяжеловаты, а Колдунья сочетала силу с изяществом, красотой и гибкостью. Глядя на ее суровое и властное лицо, кто бы мог заподозрить подобные прелести?!

Но теперь и лицо изменилось! Исчез презрительный прищур, глаза казались огромными, синими, лучезарными. Приподнялись и ровными дугами успокоились брови, разгладилась между ними глубокая складка. Полуоткрылись и заалели пухлые губы, нежный румянец окрасил щеки. Облако пушистых, бледно-золотых волос окружало прекрасное нежное лицо и окутало стройную шею и покатые, пусть и широковатые, но изумительной красоты плечи.

А ноги… К таким ножкам кладут свои все сокровища мира и собственные головы впридачу. И даже де Спеле захотелось сорвать с плеч свой плащ и постелить его на холодный, грубый пол, и согреть этим не маленькие, но изящные ступни горячим дыханием и поцелуем.

А в голове кружили изречения о гроздьях винограда и двойне молодой серны, пасущихся между лилиями. О жемчугах, сапфирах, кораллах и рубинах, мраморе и алебастре, о розочках, фиалках — и прочих минерало-ботанико-зоологических красотах. И вообще, де Спеле поблагодарил судьбу, что сейчас он пребывает в призрачной форме и желания грешной плоти не пьянят его разум.

И… Позвольте сделать небольшое отступление, дабы последующее не было бы понято вами превратно. В мире всевозможной потусторонней силы несколько иные отношения полов. Так громила-колдун может оказаться неизмеримо слабее хрупкой на вид феи. Этому самому колдуну может служить один дух замухрышка и две-три магические формулы, а субтильная фея может повелевать армиями духов. Посему есть снисхождение к слабостям, покровительство и уступчивость, но они ни в коем случае не связаны только с женщиной магического мира. Поэтому не считайте де Спеле невежей, он действовал согласно правилам сверхъестественного мира.

Сперва он не без грусти отметил:

— Вы многое, слишком многое погубили и потеряли, Ледяная госпожа, — и продолжал медленное и жестко: — Но вот этим великолепием вы не способны обмануть самого захудалого демона или колдуна. В ком таится хотя бы частица чудесного, тот ясно увидит вашу ледяную душу. И, если вам желательно пополнить знания в любовной области практическими занятиями, то ступайте к людям. Их вы сумеете обмануть и получите желаемое. А мне позвольте удалиться. Искренне жаль, что мы не сумели договориться. Еще больше я скорблю о загубленной красоте, страсти и силе.

— Постой, нетерпеливый! — Ледяная Колдунья уже окуталась плащом, и лицо ее сделалось прежним: обида и гнев отвергнутой женщины, жажда мести посмевшему ее отвергнуть. Но, если бы только это уловил де Спеле, то спокойно покинул бы жилище гордячки и впредь бы ее не вспоминал. Но он ясно ощутил и иное: сомнение, печаль и желание перемен. И тогда господин де Спеле решился на отчаянный поступок. Он стремительно подошел к Колдунье (дева отшатнулась, но устыдилась своей пугливости и замерла), обнял и поцеловал. Нет-нет, никаких излишеств, ведь в свое время господин де Спеле прошел науку любви у баядерок (всегда следует обращаться к профессионалам в тех или иных областях науки и искусства), потому был очень осторожен: старые девы, тем более, настолько старые девы существа весьма непредсказуемые. Де Спеле лишь щекотнул усами девичьи губы, оставив на них аромат розы, чуть погладил напряженную спину да слегка прижался к упругой груди. И тут же исчез.

Впрочем, он использовал опыт и атрибутику другой религии, и на столе осталось яблоко, сочное, румяное, сорта «Император», очень морозоустойчивое…