Ржавое золото

Глава 21

Не воображайте, что достойной Матильде пришлось тряпками вытирать грязь и убирать карету. Де Спеле передал ей порцию энергии, вполне достаточную, чтобы одним, но крепким словом уничтожить все последствия болотного конфликта. Эта грязь была колдовской и послушно исчезла. Но Контика все же отправили под душ. Виконт не возражал, смирился. За время их похождений ему пришлось купался чаще, чем многим тогдашним королевам за всю свою жизнь (не упоминая о королях, герцогах, баронах, графах и прочих).

Словом, целый день ехали мирно. Не беспокоила их нечистая сила, и в карете царил мир. Правда, де Спеле на часок улегся к стене лицом… Гм, если у скелета есть лицо, и помолчал. Впрочем, вздыхал он вполне по-человечески, и однажды Матильде послышались какие-то звуки, похожие на сдавленные рыдания. Но, возможно, это было просто похрапывание.

А вечером, когда неутомимый Гагат мчал карету по лесной дороге, господин де Спеле восседал на козлах, умягчив соломенным кучером сидение. Срединный все же надеялся, что болото возникло на их пути обычной ловушкой для первого попавшегося, а не пыталось утопить именно их. Тем более следовало быть настороже в Макабрском лесу, издревле пакостном и коварным. Оттого, услыхав волчий вой, де Спеле встревожился.

— Волки! — высунулась в переднее окошко Матильда.

— Это оборотень, — возразил де Спеле, вслушиваясь в жуткую руладу. — Он созывает стаю. Сейчас сами волки еще не ходят стаями, не время. Это особая охота, опасаюсь, что на нас.

Де Спеле извлек из воздуха странную, объемную, с меняющимся масштабом карту, сверился с ней и решил:

— Нам лучше встретить их вот на этой поляне. Черт, ну-ка, в карету! — приказал псу, бегущему рядом с конем.

Матильда хотела отворить дверцу, но Черт уже сидел у ее ног.

— А ваше дело — не высовываться, — приказал Срединный. — В карету им не забраться. Гагат… Он для них не пожива.

Конь помчался галопом, и на поляну путники прибыли раньше стаи. Здесь де Спеле велел остановиться. Волки пожаловали минут через пять. Быстрые серые тени возникли среди кустов, засновали, взвизгивая, порыкивая, подвывая. Но в их движениях и голосах была нерешительность. Лишь один вожак непримиримо жаждал крови. Он хрипловато, яростно рычал, суетился, покусывал робких. Де Спеле ясно видел, что вожак окутан гнойно-желтым сиянием, что задевая зверей, он словно измарывает их этой субстанцией. И звери осмелели, ринулись в атаку. Естественно сперва бросились на Гагата — вцепиться в морду, в горло, в ноги, вспороть брюхо, опрокинуть, загрызть. Но с равным успехом они могли бы атаковать бронзового коня на городской площади. Зубы хищников со скрежетом соскальзывали, ломались, удары тяжелых тел даже не шелохнули замершего Гагата. А он мог бы ударами копыт и укусами искалечить нападавших, но, видимо, борьба с волками не была в нем запрограммирована. Два волка прыгнули на де Спеле, но столкнулись в пустоте, а сам Срединный очутился в карете. Волки атаковали экипаж: бились в дверцы, грызли колеса и рессоры, дышло и сбрую, грохотали на крыше. Но карета противостояла их усилиям не с меньшим успехом, чем Гагат. Все же было очень страшно, и Виола обняла Контанеля, но не в поисках защиты, а сама, прикрывая парня своим телом. Контик попытался гордо отстраниться, но девушка пояснила, кивая на окошко, в котором мелькали оскаленные пасти:

— Чтобы тебя не заметили!

Тогда Матильда набросила на них сверху свой плащ, накрыв парочку с головами. Контанель больше не протестовал, а из-под плаща донеслись хихиканье и звуки поцелуев. «Пусть их, мальчик отвлечется от этих страхов», — решила Тильда и поднялась:

— Пойду, придушу, парочку серых.

— Нет, не надо, — остановил доблестную воительницу де Спеле. — Нам они вреда не причинят, а мех в эту пору на волках еще летний.

— Ничего, я их проучу. Разбойники! Трех овец у нас прошлой зимой сожрали, почтальона загрызли.

— Тильда, на место! — прикрикнул де Спеле. — Кому я говорил — не высовываться? Не положено призракам волков душить. Это работа для собаки.

Черт вопросительно глянул на хозяина и заскулил.

— Да, дружочек, добыча мелковата, но коль ты в облике пса… Видишь вожака? — указал де Спеле в окошко.

Черт поднялся, тяжело опершись передними лапами на плечи не то Контанеля, не то Виолы, не то обоих сразу. — Да, тот, у раздвоенного каштана, — подтвердил Срединный. — Светлый, гривастый. Убей его!

Тяжесть исчезла с плеч укрытой парочки, а Черт возник возле светлой твари и тут же вцепился ей в горло. Черт обладал навыками волкодава, но простой волкодав не смог бы справиться с оборотнем. Однако четвероногий друг Срединного принадлежал и к потустороннему миру, и его пасть впилась в колдовскую плоть волколака. Тот уже опомнился, пытался обороняться, но было поздно! Песьи клыки разорвали артерии, брызнула кровь.

Волки не вмешивались в эту драку, более того — они отступили к кустам. Воля их вожака, его колдовская сила исчезли, а зимняя бескормица еще не сделала зверей наглыми.

Рене встал рядом с каретой и свистнул. Хоть карета и защищала своих пассажиров, но и они поспешно заткнули уши. А по поляне, словно вихрь пронесся: посыпались листья, полегла трава. Волки прыснули прочь, словно вспугнутые зайцы. Только вожак остался — на него навалился Черт. Правда, вожак больше не был волком.

— Оборотень, — отметил де Спеле. — Но он уже не скажет, сам ли вывел стаю на охоту или по чьему-то приказу. Впрочем, недалекое будущее все прояснит… Оставь его, дружок.

Черт с усилием разжал челюсти, отпрыгнул, угрожающе порыкивая. Но побежденный не был способен сопротивляться. Хотя тело его еще подергивалось, однако, это были предсмертные конвульсии. Впрочем, если бы он еще мог сражаться, то в человеческом облике не был серьезным противником даже для Контанеля. Низкорослый, узкоплечий, с короткими конечностями, дряблыми мускулами, явственным брюшком. Только лицо его выдавало хищную породу — низкий лоб, почти прикрытый челкой, выступающие челюсти с крупными зубами, приплюснутый с широкими ноздрями нос. И в глубоко сидящих глазах угасал опасный, мутно-желтый огонь.

— Дрянь! — к Срединному подошла Виола.

— Да, одна из самых омерзительных, трусливых и подлых тварей. Убивает исподтишка и скрывается под личиной мирного обывателя. — Де Спеле внимательно вгляделся в наконец-то застывшее неподвижно нагое тело. — Отбегался.

— Да с этого поганца и зимняя шкура не годится! Точно, дрянь, — добавила Матильда.

С такой эпитафией и оставили труп оборотня в лесу — пусть о нем позаботятся либо его бывшие рабы-волки, либо лисы и вороны, а уж если побрезгуют стервятники, то рассосут трудяги черви. Лишь одно действие совершил над павшим де Спеле — острием шпаги выжег на стволе каштана крест, дабы грешная душа волколака оставила эти места.