Рерайтер

Глава 5 Люблю я макароны

После ухода ответственного по дисциплинарной части, Преснухин еще раз внимательно перечитал характеристику на Климова.

— Очень интересно, — пробормотал он, такое впечатление, что все эти характеристики пишутся под копирку, по ним совершенно невозможно понять что из себя на самом деле представляет человек.

Вот, например, в характеристике написано: проявляет умеренную инициативу. С одной стороны это хорошо, что человек не стремится полностью закрыться в себе, но с другой, что означает слово «умеренную», из под палки что ли? Пока не пнешь, не пошевелится? И вообще опираться на такие характеристики нельзя, Климов отличник, а у отличника априори не может быть не отличной характеристики.

Леонид Николаевич, отложил документ и задумался. Конечно же, он ни на минуту не допускал, что вчерашний школьник смог самостоятельно оформить документацию на такое сложное изделие, но кто-то же ему помог? И понятно, что помог не бесплатно, поэтому было бы очень желательно выяснить, кто из работников института решил подработать таким образом. Тут проблема не в том, что надо поймать стяжателя, это не так уже и важно, все гораздо серьезнее, почему он сразу не предложил работоспособный проект? Значит знал обо всех ошибках… или того хуже, помог разработчикам их сделать, а потом, когда наступил критический момент, предложил помощь через посредничество студента, и естественно за деньги.

Да, так, скорее всего и было. Однако, как тогда быть с Комаровым, его работа тоже близка к окончанию, и там опять в качестве основного работника фигурирует Климов и как утверждает руководитель, именно он наткнулся на технологию создания сверхвысокочастотных ферритов. Действительно случайно? Впору снова сомневаться, только какой резон отдавать свое изобретение студенту-первогодку, он на этом больших денег не заработает. Что-то странное происходит в институте. Но тут голову посетила одна интересная мысль:

— А не заняться ли мне провокацией, — улыбнувшись этой своей неожиданной мысли, тихо проговорил Леонид Николаевич, — а там сразу расставим все точки над «i», и перечеркнем «t».

Он подвинул к себе поближе телефон и стал крутить диск набора номера:

— Михаил Александрович, это Преснухин тебя беспокоит…;

Да, здравствуй дорогой…;

А как может житься ректору института? Пока не жалуюсь, не то, что некоторые…;

А кого я еще могу иметь в виду? Тебя конечно…;

Я чего звоню-то. Помнится, ты мне жаловался, что работа по векторному вычислителю у тебя встала. Так и не решил вопрос?;

Нет, ты переоцениваешь мои возможности, однако кое какие идеи есть…;

Это не Степановский, это совершенно из другой серии, но там явно талантливые разработчики, а насколько талантливые надо ещё определить…;

Так в том-то и дело, что лично я с ними не знаком, есть только посредник из студентов…;

И что? Твоя задача дать описание проблемы, а они пусть думают…;

Так тебе и не надо будет полностью использовать их наработки, главное ты своих подтолкнешь, а с ними рассчитаешься по результату…;

А… Говоришь он сейчас у меня? Так это сильно меняет дело. Тогда пусть ко мне зайдет, я его проинструктирую…;

Это как раз хорошо, что молодо выглядит. Значит, найдёт общий язык, главное чтобы в проблеме хорошо разбирался…;

Вот и хорошо, тогда я спокоен…;

Зачем мне это надо? Видишь ли, не люблю когда за моей спиной кто-то свои делишки обделывает…;

Хорошо, обещаю их не трогать, пока не закончат свою работу.

И как я попал в такую ситуацию? Еще только середина марта, а у меня финансы поют романсы, закончился запасец, который я из дома с собой взял. Хотя, если честно, понятно как попал, понадеялся на выплату за изобретение, а оно все затягивается. Теперь уже говорят, что выплатят только к Маю, а жить мне на что? Ох, грехи мои тяжкие. Еще раз пошарил в кармане, выловил трешку и мелочь, двадцать три копейки. И как мне на эти деньги прокормиться целых две недели? Отписать родителям, так они решат что их дитятко уже давно голодает, и мама обязательно отпросится с работы и примчится в Зеленоград. Позору не оберёшься. Пойти к Комарову, занять у него денег до лучших времён? Неа, не вариант, он конечно не откажет, но это сильно на нервы давить будет, люди правильно говорят, хочешь испортить отношения, займи денег.

Ладно, некуда мне деваться, студенческая столовка теперь мне не по карману, поэтому надо переходить на подножное питание, то есть готовить на кухне самому. А как это сделать в студенческом общежитии, где народ во второй половине месяца переходит в засадный режим? Они устраивают засады на тех счастливчиков, которым удалось по случаю приобрести продукты и умудриться приготовить что-то съестное. Да и черт с ними, иду в магазин и, отстояв немалую очередь, и приобретаю продукты, три килограмма картошки, два моркови. Лук не беру, он здесь стоит по пятьдесят копеек килограмм. Мне смешно, дожил, на желудке экономлю, в другом магазине приобретаю грамм восемьсот вермишели и столько же гречки, ну и хлеб не забыл, без него сытости не ощутишь. Да… полтора рубля как ни бывало.

Так, что у нас здесь? Так-то на студенческой кухне с посудой беда, она, конечно, присутствует, но какая? Это либо кастрюли, в которых кашу чуть-чуть не довели до состояния свободного горения, либо сковородки, в которых точно устроили кострище из продуктов. То есть хозяева сделали вид, что это не их кухонная утварь, остальное, что пригодно в готовке тихо растащили по комнатам. Полазив среди всего этого загрязненного металлолома, совершенно неожиданно натыкаюсь на утятницу. Хм, и чем она кому-то не понравилась? Там совсем немного надо ножом поскрести. Я и поскреб. Потом почистил и нарезал в нее пять картофелин, пару крупных морковок, залил водой и поставил на огонь, слава Богу, соли в кухонном столике завались. Как вода закипела, закинул туда пару горстей вермишели. Это я называю пустой суп, так как ни лука, ни курицы там нет. Кстати и приправы тоже. Как только решил, что суп сварился, налил себе в большую эмалированную чашку сразу полторы порции и двинулся на выход в свою комнату.

— А! А! А! — Ринулись мимо меня с чашками и ложками наготове студенты с моего потока, они ожидали в коридоре окончания моих кулинарных экспериментов и теперь настала пора «грабежа». Думали, что я этого не знал и готовил себе в одну харю, но как они не хоронились, все равно я их слышал.

— Утятницу помойте, — крикнул я напоследок, — а то потом хрен с вами поделюсь.

Интересно, как они три порции на четверых поделят?

Нет, никак мне не дожить до стипендии, здесь это просто невозможно.

Интересно, откуда взялся этот провокатор? Так-то подошел грамотно, вроде как заинтересовало его, что может делать студент глядя в микроскоп?

— Неужели не видно, — улыбаюсь я, — микросхемы курочу.

— И зачем? — удивляется он.

— Обвязку на память из чего-то делать надо.

— И для этого надо вскрыть микросхемы? — Продолжает он пучить глаза.

— А как иначе из них камни достать.

— Камни? Откуда в микросхемах камни?

— Ой уйди не смеши, — не могу удержаться от хохота, вот полез не в свое дело, получи.

А камнями мы на своем жаргоне называем пластинку кремния, которая и есть сама микросхема. Зачем я вытаскиваю их из корпуса? А вот захотелось мне продемонстрировать чудеса миниатюризации, если применить микросхемы в корпусе, то обвязка матрицы умещается на плате 20Х20 см, а если использовать «очищенные» микросхемы, то все можно впихнуть в 7Х7 см. Правда с распайкой будет та еще засада, уж слишком мелкие дорожки, но здесь уж ничего не поделаешь — искусство требует жертв.

Подождав в сторонке, незнакомец решил, что вряд ли дождется когда я освобожусь, и ринулся в атаку.

— Отвлекись на секунду, — попросил он.

Вздыхая откладываю маникюрные щипчики и переточенный скальпель, которыми ковырял микросхемы и смотрю на него, всем своим видом демонстрируя вопрос, «Чего надо?»

— Это ты Жилкину схему контроллера разработал?

— Я и что?

— Есть тема…

— Нет! — Обрубаю чуть начавшийся диалог.

— Чего нет? — В замешательстве отшатывается он.

— А на всё нет. — Возвращаюсь я к прежней работе.

— А что так жестко?

— Это еще я мягко, — наконец подцепил верхний слой пластика и стал его аккуратно закручивать в сторону, — а так должен бы с кулаками кинуться.

— Так не бесплатно же.

— Сколько? — Сжимаю я зубы.

— Ты еще не знаешь что делать надо. А уже спрашиваешь сколько.

— Хорошо, — соглашаюсь с ним, — что делать надо?

— Надо схемку векторного вычислителя набросать, — совершенно серьезно заявляет мне этот провокатор.

Тут уж я не удержался, и фыркнул от смеха, чуть пластинку микросхемы не загубил. Бросив снова инструмент на стол, я уже откровенно расхохотался.

— Схемку, — повторял между всхлипами, — векторного… вычислителя, набросать…. Вот так… между делом… Ой, не могу… Клоуны…

— И чего здесь смешного? — Насупился он.

— Да так-то ничего, — начал успокаиваться я, вытирая слезы, — кроме того, что об эти «схемки» не один коллектив зубы обломал. Наверняка разрабатываете какой-нибудь супер-пуппер процессор, на десяток мегагерц.

— Есть такое дело, — продолжал дуться товарищ, — перспективная разработка.

— Ты случаем не из Загорска?

Ух, как он дернулся, а ведь тут и угадать не сложно, где-то в это время Михаил Александрович Карцев должен был начать работы над многопроцессорным комплексом М-10 и одной его составной частью как раз и был этот пресловутый векторный вычислитель. И вроде как этот комплекс в семидесятых годах войдет в серию и вроде даже будет задействован на защите Москвы.

— Эх, — настроение от безудержного веселья стало быстро скатываться в противоположную сторону. Вот так в нашей стране, многие коллективы считают свои разработки гениальными, и пытаются тешить свое самолюбие через создание очередного суперкомпьютера, не понимая, что не это сегодня главное. Главное это периферия и программное обеспечение, имеется в виду нормальная операционная система. А пока это находится в зачаточном состоянии, нафига нужны все эти мегагерцы?

— Ладно, — поворачиваюсь в его сторону, — теперь серьезно, первый раз я сказал «нет» потому, что с предыдущей работой меня кинули. — И поднимаю руку, прерывая готовый вырваться из него словесный поток. — Но я снова скажу «нет» потому, что эта работа не имеет смысла.

— А какая работа имеет смысл?

— А вас это действительно интересует, или так, для выяснения позиций?

— Мне просто интересно, почему такое неприятие идеи векторного вычислителя. — Выдыхает товарищ, успокаиваясь.

— Причем здесь вычислитель, — выражаю досаду, — вы ведь заняты разработкой не сверхбыстрой ЭВМ, вы разрабатываете сверх дорогую вычислительную машину.

— Сверхбыстрая ЭВМ не может быть дешёвой.

— Вот в этом вся проблема, — с досадой прерываю диалог.

И чего я здесь пытаюсь доказать? Бесполезно это, сегодня люди мыслят иными категориями им важно показать, что советское самое лучшее, то есть наши компьютеры на столько-то операций в секунду считают быстрее. Это вызывает восторг у людей и гордость за наших ученых, и никто не задумывается, а насколько эффективно используются эти операции и во что они нам обходятся. Впрочем, как раз Карцев не гнался за показателями ради рекордов, просто заказ ему был на такой суперкомпьютер. Но эту бы энергию да в мирных целях.

Короче прогнал я этого провокатора, ишь чего удумал, сбацай ему на досуге «схемку».

— Валентин Федорович, — окликнул Жилкина заведующий лабораторией, — к телефону.

Странно, подумал тот, о том, что он идет сюда никого не предупреждал, кто бы это мог быть.

— Слушаю, Жилкин, — поднял он трубку.

— Наконец то, — обрадовались на той стороне, — трудно было тебя найти.

В прозвучавшем в трубке голосе, он опознал руководителя артели, с которым заключал договор.

— Слушай, Валентин, — продолжал между тем говорить тот, — вот скажи, что я тебе такого сделал?

— А что случилось? — Не понял к чему наезд.

— Как что? — Возмутился звонивший. — Ты договор со мной на выполнение работ заключал? Заключал! Молодого человека, который эти работы будет выполнять, ко мне оформлял? Оформлял! И что дальше? Он выполнил эти работы или ничего не сделал? Если он такой нерадивый, давай оформим акт за нарушение обязательств, чтобы у меня было основание его с работы турнуть, да закрываем договор без взаимных претензий.

— Э… — Заблеял Жилкин, — дело в том, что в целом работы выполнены.

— Тогда в чем дело? Тащи Акт и закрываем работу. Мне бухгалтер каждый день здесь нервы мотает, фин. инспекцией пугает, человек уже четвертый месяц у меня в штате числится, а я ему зарплату не плачу.

— Видишь ли, Афанасий, — есть подозрение, что этот молодой человек не сам эту работу делал.

— И что? — Не понял проблемы руководитель артели. — Какое мне дело кто конкретно эту работу исполнил, главное работа сделана, и все довольны. Сначала акт окончания работ, а разборки кто и чего, вы без нас устраивайте. Ты меня больше так не подставляй, сам понимать должен, наши отношения на доверии основываются.

— Хорошо, Акт сегодня будет. — Скривился Жилкин.

— Вот и отлично, — прозвучало удовлетворение в трубке, — всё, бывай.

Жилкин положил трубку на телефон и нахмурился, с этой стороны он подставы не ожидал, как-то он не учел, что в артели так строго с договорами. А главное, что деньги один черт найдут своего героя, хотя за нежелание озвучить имя исполнителя, он бы ему ни копейки не заплатил. Но что делать? Скандал сейчас это совсем не то, что ему нужно.

Двадцать второе марта пятница, грустно смотрю на законченную работу, пять матриц памяти в «обвязке» по 16 кбит или по 2кбайт. Для создания полноценного куба памяти потребуется тридцать две таких матрицы. Но размер этого куба будет в двадцать раз меньше, тех что сейчас выпускает промышленность, а быстродействие по сравнению с кольцами поднялось в пять раз, и то это спорное утверждение, нужно заказывать исследование, а это уже вне плана. Изначально матриц было двенадцать, но несовершенство технологии и повышенное содержание пыли в лаборатории, сократили это число. Однако если сравнивать с производством микросхем, то процент конечного годного продукта у меня считается очень высоким.

Ладно, в понедельник «высокая» комиссия будет наши изделия обсуждать, а уже потом будут думать стоит ли эту работу продвигать в министерство, чтобы рекомендовать в производство.

Надо бы как-то отпраздновать это событие, но тут вспомнилось, что у меня в кармане всего десять копеек, а продуктов при хорошей экономии всего на пять дней. И как мне еще три дня протянуть?

К черту бытовые проблемы, придется все-таки занимать деньги у Федьки Говорина, так-то он парень недоверчивый и прижимистый, но мне пока верит, а значит, нет у него причин отказывать «гиганту русской мысли». Осторожно, складываю матрицы в контейнер, тот заворачиваю в грязную тряпку и, незаметно осмотревшись на предмет лишних глаз, кладу сверток на нижнюю полку сейфа. Это у меня дополнительные меры предосторожности такие, на средней полке у меня красуется точно такой же контейнер, и в нем тоже матрицы, но только бракованные, если злоумышленник попытается их стащить, то мы с Комаровым не пострадаем.

Почему я такой осторожный стал? А вот есть причина, в один прекрасный день, я решил еще раз пересмотреть брак, появились мысли, как с помощью обвязки попытаться вернуть эти матрицы к жизни, и с ужасом обнаружил, что кто-то чем-то острым и твердым ткнул прямо в центр керамической подложки. Естественно эти матрицы восстановить стало уже невозможно. Но урок пошёл впрок, я не только стал маскировать свои изделия, но и принял дополнительные меры, а именно поставил другой более надежный замок на сейф, аж на девять сувальд, и выклянчил у заведующего номерную печать, чтобы опечатывать место хранения.

— Это зачем? Удивился заведующий, — лаборатория у нас ночью сдается под охрану.

— Формирую привычку, чтобы в будущем не забывать, — отбрехался я.

Видимо только это и позволило мне сохранить результаты работы, так как через некоторое время заметил свежие царапины на замочной скважине, кто-то в мое отсутствие пытался вскрыть сейф. А когда внимательно осмотрел, пластилин, которым опечатывался тот, понял, что этот кто-то еще и копию моей печати сделал.

— Климов! К телефону! — Кричат из кабинета заведующего.

— Климов у аппарата, — важно произношу в трубку.

— Климов, я долго тебя ждать должна, — раздается оттуда возмущенный голос, — тебе что, зарплата не нужна? Так ты все равно должен к нам в артель прийти, отказ написать.

Ха, вот это уже радостное известие:

— Никаких отказов, — радостно заорал я в трубку, — буду через полчаса.

— Давай не заставляй ждать, не такая уж и важная ты персона.

С «полчаса»? Это я, здорово время преуменьшил, так как даже с тем, что повезло с автобусом, добрался до кассы только через сорок минут, и взмыленный как лошадь после скачек.

— Распишись, — подсовывает кассир мне ведомость, Как только я поставил свою подпись, сразу выкладывают тощую пачку десятирублёвок и захлопывают окошко, чуть не прищемив мне палец. Но, несмотря на такое отношение обиды во мне нет, даже на шутку пробивает.

— А компот? — Произношу ставшую популярной фразу из фильма Приключения Шурика.

Кассир снова открывает окошко и непонимающе смотрит на меня, потом до неё доходит, что работник так шутит и решает тоже пошутить:

— Компот? Червонец. Будешь брать?

— Нет, — отшатываюсь подальше от таких цен.

— А зачем тогда спрашиваешь?

— Думал тут цена адекватная.

— Нормальная цена. Артельная. — Улыбается женщина и снова хлопает окошком.

До общежития еле дохожу — авоськи сильно оттянули руки. Чуть отдохнув, тащу покупки на кухню. Будет пир на весь мир… хотя…, скептически смотрю на покупки, на весь мир тут явно не хватит. Так, где-то здесь я видел восьмилитровый казан. О, вот он. Вообще-то это не совсем казан, но похож, его дно немного срезано, как раз на газовую плиту встанет. Тут вовремя на кухню заглядывает Евгений Калюжный, вечно голодный студент.

— О, на охотника и зверь бежит, — обрадовался я.

— Я не зверь, я сам охотник, — возмущается он.

— Тогда пролетаешь мимо еды.

— Ладно-ладно, побуду тогда зверем, — выставляет он руки в примирительном жесте.

— Вот и хорошо, — смеюсь я, — тогда марш за другими «зверями». Кто не работает, тот не ест.

Через две минуты в кухне появились другие вечно голодные студенты.

— Чего делать надо? — Проявили они готовность помочь.

— Будем делать сверхскоростной плов, — заявляю я.

Так-то студенты не горят желанием возиться на кухне, но словосочетание сверхскоростной плов, оказывает на них магическое действие, поэтому они не возражают принять участие в гонке на выживание. Сначала заставляю всех вымыть руки, пусть их здесь вытирать нечем, полотенец в таких местах не существует по определению, но ничего, и так пойдет, потом занял их чисткой морковки, а сам принялся за разделку мяса.

Казан, на плиту, в него лью полбутылки рафинированного подсолнечного масла. Несколько минут, и масло начинает пощелкивать, закидываю туда два кило порезанной чуть подсолённой баранины, немного ее обжариваю со всех сторон и тут же закидываю перец и лавровый лист. Следом накрываю все это нарезанной «зверями» морковкой, и убавляю поток газа, мне совсем не нужно, чтобы мясо подгорело. Теперь ждем минут пять, и закидываем полтора килограмма промытого риса… ну примерно, ибо отмерял исключительно на глазок, разравниваю его, чтобы лег ровным слоем Дальше, ставлю чайник с водой на другую конфорку, и жду, когда вода закипит. В это время рис под крышкой набухает. Вот вода закипела, и я выливаю ее в кастрюльку, в которой до этого промывали рис, выливаю в чуть меньшем объеме, потом подсаливаю воду на свой вкус, и тут же заливаю ее в казан и накрываю крышкой, пусть напаривается.

— Это что? — Тыкаю в несколько зубчиков чеснока, почищенные одним из студентов.

— Чеснок, — сообщают мне, не подозревая подвоха.

— Нет, это не чеснок, — повышаю голос, — это слёзы мои, — а ну быстро все головки очистили, лодыри.

— Да куда столько? — Удивляются студенты. — Потом есть невозможно будет.

— Цыц, повара-дилетанты, — корчу я недовольное лицо, — после пропарки чеснок свои свойства теряет, от него только запах останется и то не весь.

— Когда рис полностью впитал всю воду, выступившую сверху, раскидываю зубчики чеснока и ложкой их «прикапываю». Еще пять минут, и я ножом протыкаю всю массу до самого дна, делая отдушины, через которые поднимается пар, продолжая напаривать рис. Вот и всё, еще немного подождать, чтобы вся вода вышла паром и готово. На все про все меньше получаса.

— Вот это и есть сверхскоростной плов, — сообщаю я окружающим, — кто сомневается, может варить по оригинальным рецептам, а мне и так пойдёт.

Нормальное варево получилось, рис не разварился, но достаточно напитался мясными соками и главное готовится быстро. Многие знатоки сморщат нос и скажут:

— Это не плов, это рисовая каша с мясом.

А по мне нормально получилось, лучше не надо. На запах, который из кухни распространился по всему этажу, начали подтягиваться остальные, охочие «до комиссарского тела».

— А что это у вас? — Водили они носами.

— Нет уже ничего, — быстро доскребая дно казана, отвечали счастливчики, — и вообще ничего не было, вам показалось.

Как оказалось, трудотерапия на студенческой кухне, проводилась не зря, теперь каждый раз после выдачи стипендии, студенты из нескольких комнат, скидывались по полтиннику и отправляли особо невезучих в магазин за ингредиентами к плову. А казан стал пользоваться особой популярностью, очередь на него объединившиеся по интересам группы занимали за два дня до получки.

Понедельник день тяжелый, но это не про нас, мы с Комаровым суетились с самого утра: расставляли столы, развешивали плакаты, притащили микроскоп, и вытащили рабочие образцы на всеобщее обозрение. Тут-то я и поведал Виталию Владимировичу о проблемах сохранения наших изделий:

— Да? — Озадачился тот. — Видимо кто-то на тебя зубы точит.

— А почему не на вас? — Удивился я. — Например Жилкин.

— Нет, — покрутил Комаров головой, — Жилкин человек хоть и с душком, но до такого не опустится. Тут кто-то другой, недалёкого ума, ведь если бы испортили настоящие образцы, то такой вой бы поднялся, и обязательно нашли бы того, кто это сделал, ну или мог сделать.

— Ну и ладно, — отмахнулся я от этого обсуждения, — после сегодняшнего дня это не будет иметь смысла.

— Это точно, — согласился повеселевший руководитель работ.

Ага, подтягиваются в нашу аудиторию всякие заинтересованные товарищи, и среди них вдруг неожиданно увидел Староса (в девичестве Альфред Сарант). А чего это вдруг ленинградец, у нас в Зеленограде делает? В этой реальности, на него не было наезда Шокина и других высоких инстанций, поэтому его УМ-2 все-таки пробил себе путевку в космос, но, увы, камнем преткновения оказался ваш покорный слуга, благодаря моему вмешательству, разработки лаборатории нашего ОКБ, оказались куда перспективнее и надежней. Насколько мне известно, его КБ, как и в моей истории, развернулось в сторону флота. И по последним слухам там уже заканчивается первый этап внедрения его изделия на подводные лодки.

Филип Георгиевич явно заинтересовался нашими образцами, он нетерпеливо топтался у микроскопа, ожидая пока тот освободится, чтобы воочию рассмотреть структуру памяти.

— Ага, интересно, — бормотал он на английском, когда дорвался до окуляров микроскопа.

Но тут всех присутствующих пригласили занимать свои места, и Старос с сожалением оторвался от микроскопа.

Самое смешное, что по теме защиты работы вопросов задано не было, всех вполне удовлетворил доклад и наличие плакатов, взглянув на которые даже слабо знакомый со спецификой производства человек был способен разобраться. А вот каким образом была открыта технология производства ферритов, свойства которых открывали большие перспективы в применении высоких частот, интересовало всех.

— Товарищи, — вынужден был вернуть всех к первоначальной теме обсуждения Комаров, — технология производства высокочастотных ферритов была открыта совершенно случайно, специально никаких работ по этой теме у нас не велось. Просто оказалось, что данный феррит, лучше всего подходит для миниатюризации биаксов. Давайте мы все-таки вернемся к обсуждению нашей работы в области автоматизации процесса производства памяти.

Но члены комиссии отмахнулась от обсуждения, им и так все было ясно, зато они в разговорах стали налегать на перспективы, которые открывает «дешёвая» память. То есть, все перешло в обсуждения по интересам.

— Молодой человек, — вдруг обратился ко мне Старос, в очередной раз, оторвавшись от микроскопа, — вы имеете отношение к этой работе, кивнул он на образцы.

— Да, именно я их и делал, — скромненько говорю я, только ножкой не шаркнул от якобы смущения.

— Вот и вас-то мне и надо, — обрадовался он и сходу в карьер, — как вы думаете, насколько быстро можно освоить эту технологию?

— Тут все зависит от объемов производства, — начинаю отвечать, — если достаточно трех тысяч изделий в месяц, то для этого не нужно городить автоматические линии, достаточно небольшой лаборатории со штатом в десять человек. Для партий в бОльшем количестве, придется уже вводить элементы автоматизации, то есть обработка матриц должна проводиться не по одной, как в моем случае, а сразу партией. Ну и если разговор будет вестись о сотнях тысяч, то тут уже потребуются заказывать конвейерные комплексы.

— А насколько можно сделать память еще миниатюрнее?

— Не получится, — делаю кислую рожу, — в этом случае требуется сильно снизить токи, что на существующей элементной базе сделать невозможно. Тут придется применять микросхемы на полевых транзисторах, а в этом случае лучше сразу на «полевиках» делать ячейки памяти, чем возиться с этой миниатюризацией.

— Полевые транзисторы очень капризны, совершенно не держат статического напряжения, — теперь уже хмурится Старос.

— А кто мешает в схему полевого транзистора ввести стабилитрон? — Пожимаю плечами. — Это защитит их от пробоя.

— Пока этого нет, — отмахивается Филип Георгиевич, — и видимо не скоро будет.

— Вы знакомы с работами Фрэнка Вонласа?

— Да, но это пока только чистая наука.

— Отнюдь, — возражаю ему, — в этом году в США намерены выпустить первые микросхемы по технологии CMOS.

— Да? Как-то я под отстал, — тихо ворчит на английском Старос.

— В этом случае плотность памяти возрастет в сотни раз, по сравнению с этими матрицами. — Я тоже перехожу на английский, — быстродействие тоже увеличится в десятки раз.

— Да, — соглашается Филип Георгиевич, — это было бы совсем не плохо, но когда это еще будет.

— Это будущее не так далеко, как вам кажется, — и я приоткрываю ему свои планы, — следующая моя работа как раз и будет посвящена CMOS технологиям. Поверьте, за ними будущее.

— О чем это вы так мило беседуете? — Подкрался сзади Преснухин.

Старос в недоумении закрутил головой, видимо резкий переход от общения с почти родного ему языка на русский немного запутало его.

— О будущем вычислительной техники, Леонид Николаевич, — мгновенно отзываюсь я.

— Так-так, — тут же расплывается в улыбке ректор, — ну и как это будущее будет выглядеть по вашему мнению?

— Мелко будет выглядеть, — и тут же поясняю что имею в виду, — Сначала электронные вычислительные машины потребляли десятки киловатт электроэнергии и по возможностям не далеко ушли от арифмометров, дальше появились транзисторы и потребление электроэнергии резко снизилось, а возможности наоборот резко возросли. Теперь появились микросхемы, снова упало потребление электроэнергии, и снова возросла вычислительная мощность. Дальше развитие будет идти по тому же пути, простые микросхемы будут заменены большими интегральными микросхемами, а потом появятся однокристальные процессоры. Ну и так же будет расти быстродействие, и снижаться потребление энергии.

— И где предел?

— Предела не существует, — продолжаю строить из себя гуру, — лет через тридцать люди будут носить у себя в кармане вычислительное устройство по мощности сравнимое с БЭСМ-6.

— Да уж, ну ты и фантазер, — рассмеялся Преснухин, — ЭВМ в кармане.

Однако Старос в этот момент не смеялся, а с уважением посмотрел на меня. Ещё бы, уж кто, а он-то понимает, что за миниэвм будущее.

— А как ты оцениваешь перспективы вашей сегодняшней работы? — Продолжает пытать меня ректор.

— А этот вопрос уже не ко мне, — пытаюсь я улизнуть от ответа, — все зависит от МЭПа (министерства электронной промышленности).

— Это ты говоришь правильно, — кивает он, — вы свою работу сделали, теперь должны трудиться другие.

Ну и к чему это он? Просто поговорить захотелось, или это он таким образом Старосу кислород перекрывает. Где-то слышал, что руководителем ленинградских разработчиков УМ-2 москвичи шибко недовольны, хоть в той реальности он и являлся основным инициатором создания Зеленограда. Так или иначе Преснухин своего добился, Филип Георгиевич поняв, что нас в покое не оставят, был вынужден кратко попрощаться со мной.

— Ты осторожней с ленинградцами, — тут же предупредил меня Леонид Николаевич, — нельзя с ними секретами делиться.

— Так, а почему тогда их сюда допустили. — Делано удивляюсь я.

— Это уже политика министерства, — вроде как улыбается ректор, но глаза его в этот момент остаются холодными.

Какие такие секреты могут быть, когда один взгляд на плакаты и все становится понятно? Ой, что-то не в порядке в нашей электронной промышленности. Однако время «приятных» неожиданностей еще не кончилось:

— Андрей Климов? — Возле меня остановился товарищ, украшенный аккуратно бородкой и тонкими усами.

— Да, — отзываюсь я, — простите, но мы незнакомы.

— Казачонок Николай Петрович, — протягивает тот руку, и когда я уже ухватился за нее, продолжил, — я представляю Физтех.

Вот черт, мне сразу захотелось вырвать руку и вытереть ее о штанину. Но пришлось проявить вежливость и пробурчать: — Очень приятно.

— Должен сказать, что ваша работа меня впечатлила, вот так, не имея никакой теоретической базы за плечами нащупать технологию по созданию высокочастотного феррита, дорогого стоит. Да и то, что именно вы довели задумки своего руководителя до практической реализации, тоже характеризует вас с лучшей стороны.

И? К чему бы такие дифирамбы, причем от физтеховца? Никак переманить решили? Мол, похвалим мальчика, он и растает от похвал, а потом рванет «задрав штаны бежать за ком…» то есть в Долгопрудный. Насколько я помню, физтех иногда грешит тем, что переманивает перспективных студентов из других вузов, но там они идут с понижением на один курс, да и слышал я, что их потом в черном теле держат.

Но политес, чёрт бы его побрал, поэтому на лице смущение и натянутая улыбочка в самый раз.

— А ведь тут у вас нет будущего, — продолжает меж тем Казаченок, — теория всему голова. Только получив теоретические знания можно чего-то достичь.

— Да, да, — киваю я, соглашаюсь. — «практика без теории слепа».

— Вот видите, — радуется он, что сумел меня убедить.

— А «теория без практики мертва», — продолжаю я.

— И это тоже верно, — соглашается он, — но только в том случае, если эта теория не находит практического выхода.

— То есть теория Эйнштейна мертва, — делаю я очевидный вывод, — ведь она не находит практического применения.

— Ту я могу с вами поспорить, — сел на свой конек Николай Петрович, — как раз теория Эйнштейна сильно продвинула практику.

Мне так и хотелось сказать этому товарищу: — Хватит трепаться, говори чего надо? И отваливай.

Но нельзя, надо как-то этот разговор закончить так, чтобы товарищ остался довольным. И тут вижу, как ко мне снова решительно направляется Преснухин, слава КПСС то есть всевышнему, видимо до него дошло, что кто-то пытается увести перспективного студента.

Товарищ сразу сделал вид, что он здесь не при делах, и отвалил.

— Что ему от тебя надо было? — Нахохлился Леонид Николаевич.

В Физтех предлагал перейти, — отвечаю ему, — перспективное направление предлагал, повышенную стипендию.

— А он сказал, что придется начинать учёбу сначала? — Принял мои разглагольствования за чистую монету ректор.

— Нет, — изо всех сил изображаю грустный вид, — об этом он не упоминал.

— Вот, это надо учитывать в первую очередь, — менторским тоном проговорил Преснухин, — а повышенная стипендия у тебя будет. Заслужил.

Ну хоть какая-то польза от долгопрудненских, радуюсь я, хотя мне эти пятнадцать рублей погоды не сделают.

Манто, конечно, здесь отсутствует, ибо женский пол не наблюдается, а вот шарфов и экипажей хватает, очень непростые товарищи нас посетили. И пусть его, главное все прошло на ура, и можно заняться другим делом. И да, насчет эпатажа, вот уж не думал, что здесь этого будет в достатке. Как эти товарищи от науки друг друга покусывали, любо-дорого смотреть, вроде бы всё в шутку, но как правильно говорится, в каждой шутке есть доля шутки. Казалось еще немного и вцепятся друг другу в глотку, но нет держат политес.

Кстати насчет дела, тут возникла одна серьезная проблемка, Комаров у нас идет по другой тематике, перспективными разработками в области производства полевых транзисторов у нас занимается Троцкий Валерий Ефимович. Вот дал же Бог фамилию человеку, и как его родственников в те страшные времена обошли вниманием, не иначе божий промысел, в то время дураков хватало. А этот товарищ очень жесткий, во-первых, у него в рабочей группе железная дисциплина, а во-вторых, студентов он не берет, считает, что оборудование, которое у него в лаборатории находится не выдержит несерьёзного к нему отношения. И как мне быть в этом случае?

Накануне, зам по науке Сычёв и руководитель работ Троцкий.

— А я говорю вам, Валерий Ефимович, мы не можем отказаться от Марьиной. Она кандидат наук, ее работы выполнены на высоком научном уровне, Нина Григорьевна направлена к нам по рекомендации академика Фролова.

— Нина Григорьевна женщина, и этим все сказано, — надулся Троцкий, — полевые транзисторы не её тематика. Занималась она диодами, вот и занималась бы дальше, зачем она лезет не в свое…

— Ну, вы такими словами поосторожней бы разбрасывались, — резко оборвал рассуждения оппонента Сычёв, — а то от них мужским шовинизмом несет.

— Мужской шовинизм? Это что еще такое? — Напрягся руководитель работ.

— Это вот как раз то и есть, что вы мне сейчас пытались втолковать. Мол, она не может заниматься наукой, потому, что женщина. Если кто-нибудь это услышит за стенами этого кабинета, может очень нехорошо получиться.

— Хорошо, пусть занимается наукой, — Троцкий сделал вид, что сдался, — но ни одного сотрудника она от меня не получит, они все задействованы в работах. Если ей так надо, пусть обращается за помощью к студентам.

— А оборудование? — Сразу зацепился зам по науке.

— А к оборудованию у нее будет доступ в соответствии с расписанием, у меня нет возможности удовлетворять все ее капризы.

— Какие капризы? — Схватился за голову Сычёв. — Вы с ней еще не работали, чтобы судить о капризах.

— Но уже успел познакомиться, — отмахнулся Валерий Ефимович, — пришла и сразу стала права качать: то ей надо для работы; это ей необходимо; а еще обеспечьте этим и этим. А я ей не могу доверить даже лабораторное оборудование протирать.

— Давайте закончим эту дискуссию, — не выдержал зам по науке, — вы предоставите ей возможность работать?

— Почему нет? — Резко сменил свое отношение к Марьиной руководитель работ. — Пусть она тогда сама для себя подбирает задачи по нашей теме. И потом пусть не жалуется, когда от неё не будет отдачи.

— Договорились, — хлопнул рукой по столу Сычёв.

Апрель, только что закончилась первая пара, я развалился на скамье в третьем ряду и закрыл глаза — сегодня ночью опять не удалось нормально выспаться из-за Верочки. Но я не в обиде, наоборот, наслаждаюсь нашими ночами, а что не выспался, так это дело житейское, к следующей паре полностью приду в себя, вот что значит молодость.

— Климов. — Раздается рядом голос нашей старосты, — к тебе пришли.

Открываю глаза и вижу перед собой мымру. Ну не совсем мымру, но женщина смотрится какой-то усохшей что ли. Да и внешний вид у нее не женский, платье висит как на вешалке, волосы забраны назад, косметики на лице ноль, что смотрится даже в это время непривычно.

— Э… Здравствуйте, — никак не соображу как себя вести.

— Ты не так давно с Комаровым работал? — Сходу в карьер начинает она.

— Был такой факт в моей биографии. — Утвердительно киваю в ответ и меняю позу со студента дремлющего, на студента внимательно слушающего.

— А хочешь еще поработать? — Следует следующий вопрос.

— Сейчас нет, — отвечаю мымре, — и так всю зиму за бесплатно пахал, — к тому же полно других студентов, которые хотели бы приобщиться к науке.

— Зачем бесплатно, — усмехается она, — за полставки лаборанта.

Да ладно, целых полставки, богатство-то какое, неужели не нашла кого на такую денежную должность? Полставки лаборанта это сорок рублей, нет уж нафиг такое счастье, тем более неизвестно ещё её отношение к студентам, согласишься, потом все соки выпьет. Мы уж как-нибудь без этих катаклизмов до конца сессии дотянем, зачем ради сорока рублей жилы рвать.

— А что хоть за тема? — Интересуюсь на всякий случай.

— Тема, — на секунду задумывается она, — тема интересная, создание структур на полевых транзисторах.

Меня как будто током ударило, нет, этого просто не может быть, но выказывать свою заинтересованность не спешу.

— Режим работы? — Как бы между прочим спрашиваю у неё.

— Как получится, — морщится она, — может и три часа в день, может и все восемь, в зависимости от наличия освободившегося оборудования.

— Это у Троцкого, — делаю я очередной заброс.

— Да, у него, — хмурится она.

— Он слишком неохотно пускает студентов к своему оборудованию, как эту проблему намерены решать?

— А никуда он не денется, — горько усмехается она, — раз своих работников зажал.

О, вот теперь мне стало все понятно. Если соглашусь на ее условия, то косой взгляд со стороны Троцкого обеспечен, и в дальнейшем будут проблемы. А если нет, то когда еще появится возможность поработать над интересующей меня темой.

— Хорошо, — вздыхаю я, делая вид, что эта работа мне в тягость, и всё-таки полставки это мало, — но ставка лаборанта должна быть полной.

Женщина задумалась, но к счастью думала не долго.

— Будь по-твоему, — кивнула она, — но тогда за работу буду спрашивать строго.

— А меня не нужно подгонять, — улыбаюсь в ответ, — я сам руководство подгонять привык.

Нина Григорьевна, оказалась женщиной хваткой уже к концу занятий она взяла с меня очередные подписки, провела инструктаж и дала расписаться в приказе об устройстве меня на работу с сегодняшнего дня. Причем не обманула, на полную ставку устроила, даже не знаю, как ей это удалось, а потом побежала оформлять пропуск в лабораторию. Да уж, ей палец в рот не клади. После оформления пропуска она хотела идти со мной и «воевать» за рабочее место в лаборатории, но я ее отговорил:

— Тут надо поступить тоньше, зачем вам туда идти, создавать лишнюю напряженность? — Я сам туда схожу, с коллективом познакомлюсь, налажу, так сказать, контакты. А Троцкого потом поставим перед фактом.

Метнулся до кондитерского, купил тортик грамм на восемьсот, пятидесяти граммовую пачку краснодарского чая и уже через час пришёл знакомиться. Охранник посмотрел мой пропуск, студенческий билет, и открыл дверь лаборатории. Да… Я понимаю, паспорт бы посмотрел, но у студенческого билета никакой защиты, его можно подделать на раз. Ладно, со своим рылом в чужой монастырь не лезут… или там про что-то другое было?

Дверь за мной захлопнулась, но никто даже не заметил, что появилось новое действующее лицо, поэтому пришлось обратить на себя внимание.

— Здравствуйте люди! — Громко кричу я. — Все отрываются от своих занятий и в удивлении таращатся на возмутителя спокойствия. — Меня зовут Андрей Климов, и с этого дня я принят на должность лаборанта в ваш славный коллектив.

— А Валерий Ефимович нас не предупреждал, — отозвался один из присутствующих здесь работников, явно занимающийся спортом, и как бы не вольной борьбой — шея у него толще головы и уши изломаны.

— То не Троцкий вас должен предупреждать, а Марьина, так как я буду работать по ее тематике.

— Понятно, — тянет другой товарищ, — что ж, тогда вливайся, будем знакомиться.

— Вот, — обрадовался я, — я как раз и хотел по этому поводу пригласить всех на чашечку коффэ, всех НСов, лаборантов и прочих КМСов — поднимаю я авоську с тортом.

— Ха, — сразу повеселел народ, — а парень-то знает, как в коллектив вливаться. Только что это за КМСы?

— КМС это кандидат в мастера спорта, — дал справку тот товарищ, у которого шея как моя талия, — только ошибся он, я не кандидат в мастера, я мастер спорта международного класса.

— О, международник, поздравляю. Когда на соревнование?

— Летом на выезд в Болгарию.

Спустя десять минут мы в закутке, отделенном от остального помещения лаборатории щитами пили чай с тортом, и меня инструктировали по поводу имеющихся здесь негласных правил. Люди оказались нормальными, без закидонов, поэтому общим решением выделили мне стол, и когда пришел Троцкий, то ему не оставалось ничего, кроме как согласиться с решением коллектива.

— Это ты с Комаровым работал? — Задал он мне единственный вопрос и, получив подтверждение, сразу успокоился. — Надеюсь, сработаемся.

Хм, а Комаров-то тут причем? Дальше я занялся тем, что изучал бла, бла, бла, моего руководителя, ну и каша у неё в голове, и намечал работы, которые мне предстояло выполнить. Естественно, большая часть того, что планировала Марьина, нуждалось в корректировке, но это будем делать не сразу, иначе женщина может меня заподозрить в нечестной игре. Вся беда в том, что я и собрался вести себя с ней нечестно, ведь главное это не адаптировать то, что предлагает мне «железяка» к существующим реалиям, а суметь объяснить, что надо делать именно так, и не иначе.

И так что нужно для создания сначала полевых транзисторов, а потом и МОП структур, представленных различными логическими элементами? А нужны нам пластины монокристаллического кремния, которые на сегодня в СССР очень большой дефицит, и достать их даже по разнарядке института не простая задача, неразрешимая на первый взгляд. Но тут как всегда вмешался Вычислитель, он-то и подсказал, что в дефиците пластины товарного качества, а брак дефицитом вовсе не является. Да, для производства качество очень важно, а для нас это не существенно, всегда можно найти участки, на которых нет изъянов.

Но это я уже забежал вперед, самое первое и самое простое что надо сделать, это создать набор масок, именно с их помощью и будем формировать сами структуры. Однако дело это не быстрое, сначала требуется нарисовать маски на бумаге, а потом перенести их на Rubylith, рубилит это пленка, которая используется в качестве трафаретов для изготовления фотошаблонов. Пока структуры, формируемые на кремнии, небольшие, работы не так много, но по мере их усложнения будет усложняться и работа. А вот уже потом и пойдет «заруба».

Так и просидел остаток первого рабочего дня, изучая документы и прикидывая объемы работ, а в голове крутилась заводная песенка, которую я недавно услышал по радио:

А особенно мне нравится вот это:

Да, потом мне действительно станет худо, придется как-то объяснять, откуда взялась вся та технология, которую планирую применить. Тут простой удачей не отделаешься.