На экране телевизора появилась… очень серьезная дикторша и донельзя официальным тоном произнесла:
— А сейчас время новостей. Напоминаю, трансляция программы центрального телевидения ведется через систему спутниковой связи «Горизонт» в цветном изображении.
Ну да, начиная с середины прошлого года, в магазинах появились цветные телевизоры в достаточном количестве, и должен сказать, что никакого особого интереса у населения они не вызвали, и виной всему цена. Если черно-белый телевизионный приемник стоил в пределах двухсот рублей, то цветной имел цену больше семисот. Так-то понятно, что цветные телевизоры должны быть дороже, но не настолько же, ведь в отличие от моей реальности здесь они не были тяжеленными монстрами, которые потребляли прорву электроэнергии, в этом СССР все же сумели их сделать полностью на полупроводниках. Непонятное что-то происходит с ценовой политикой государства, а потом будут кричать, что цветные телевизоры не находят спроса у населения. Конечно не находят, вот к примеру в нашей семье телевизор черно-белый и менять его пока не собираемся, так как в данном случае в нашей стране, на бочку меда нашлась обязательная ложка дегтя, цветность у телевизионной картинки оставляла желать лучшего. Это, наверное, потому, что в стране не считали необходимым тратиться на забугорную технику для телевизионных студий, а своя пока еще была далека от совершенства. Поэтому с покупкой нового телевизора мы решили подождать, тем более, что и передачи в цвете не так уж часто появлялись, да и цены на новую технику должны скоро «упасть». А вот что система спутниковой связи «Горизонт» здесь появилась на десять лет раньше, это уже заслуга нашего пятьдесят первого КБ. Сначала-то, Буденный кривился, вроде как отвлечение ресурсов на сугубо гражданские задачи, а когда пошла трансляция, согласился, что дело нужное и даже необходимое, а то качество программ местных телевизионных студий сильно страдало.
Так, «что день грядущий мне готовит?» А то уже скоро седьмой день пойдет, как к Луне экипаж стартовал, а дикторы до сих пор только о выполнении научных экспериментов сообщают, да о нормальном состоянии экипажа, пора бы уж им вернуться. Вообще, куда смотрит отдел пропаганды в комитете по космосу, и почему им Буденный не укажет своим начальственным перстом на недоработки? Налицо вопиющий непрофессионализм, ведь сообщили же о полете на орбиту Луны, зачем дальше в секретность играть? Где репортажи с орбиты? Где стыковка со стартующим в автоматическом режиме с поверхности Луны лунным кораблём (ЛК)? Понятно, что качество транслируемой с корабля картинки не ахти, но так хорошие видеозаписи можно и потом показать, а так совсем не интересно на говорящие головы смотреть. Эх, недорабатывают наши пропагандисты, сильно недорабатывают.
Ага, наконец-то наш экипаж, который крутился вокруг Луны, вернулся к Земле и совершил посадку, по телевизору картинка пошла. Это явно степи Казахстана, метрах в пятидесяти от обгоревшей до черноты спускаемой капсулой, стоит вертолет, а чуть дальше виден конвертоплан Пе-25. Оператор от телевидения крутится так, чтобы не показывать экипаж крупным планом. Понятно почему, разглядел у них недельную щетину, поэтому выглядят космонавты сейчас с точки зрения нынешних представлений не очень эстетично. На это мне осталось только улыбнуться, ведь в двадцать первом веке «недельная щетина» на мужественном лице считалась писком моды. Непонятно только почему тогда не позволили космонавтам бриться, еще два года назад на космической станции проходило тестирование космической электробритвы и результатами все были довольны. Смею предположить, что это сделано специально, чтобы показать трудности в покорении космоса, ведь американцы будут очень пристально следить за ходом полета, и по кадрам просматривать доступные им материалы.
На этом репортаж прекратили, показывать, как космонавтов на носилках будут грузить в конвертоплан не стали, ибо покорители космоса не могут показывать слабость. На самом деле, если бы космонавты постарались, они могли бы, наверное, и самостоятельно до летающего аппарата добраться, но сразу после приземления делать это противопоказано, слишком большая нагрузка на организм в целом, и время требуется, чтобы нормальное чувство равновесия вернулось. Ну и ладно, главное, что весь полет завершился удачно, камешки с Луны привезли, и стыковку на её орбите отработали, а значит, все идет по плану, будем высаживаться на лунную поверхность летом, ещё как будем.
— Странно, — спешит поделиться мама впечатлением от репортажа, — а почему наши космонавты на Луну не сели, ведь совсем рядом были?
Вот так, с точки зрения обывателя, все эти пляски вокруг Луны, выеденного яйца не стоят. Чего там напрягаться, спрыгнул на поверхность с лунной орбиты на часок, и дело в шляпе.
— Не так все это просто, — отзываюсь я, — во-первых к Луне было направлено две ракеты-носителя, одна тащила лунный корабль, который и мог прилуниться, а другая должна была доставить космический корабль на орбиту Луны, чтобы потом можно было вернуться на Землю. Во-вторых, нужно было точно синхронизировать время старта лунного корабля с поверхности, чтобы потом его могли подхватить на орбите. Это как с земли выстрелить в небо из ружья, а потом на самолете поймать пулю на излете. Здесь без испытательных полётов не обойтись.
— А зачем так сложно? — Удивляется родительница. — Почему сразу на космическом корабле на Луну не сесть?
Я открыл было рот, чтобы начать объяснять сложности связанные с полетами к нашему естественному спутнику, и тут до меня дошло, что сделать это будет чрезвычайно трудно — попробуй в двух словах что-то объяснить человеку даже в общих чертах не знакомому с основами небесной механики.
— Там на самом деле сложно всё, — решил я отделаться общими словами, — у нас нет таких ракет, чтобы забросить к Луне сразу столько ракетного топлива, поэтому и вынуждены стартовать раздельно.
— Надо же, — пожимает мама плечами, — на Венеру отправлять космические корабли топлива хватает, а на Луну нет.
Вот так, и никак не объяснишь, что расстояние на количество требуемого топлива для достижения цели особой роли не играет, а задачи там совершенно разные, в одном случае нужно просто достичь планеты, в другом не только высадиться на поверхность, но и еще вернуться назад.
Ладно, завтра воскресенье тридцатого апреля шестьдесят седьмого года, а в понедельник родители пойдут демонстрироваться. Это я так называю выход на демонстрацию трудящихся, и к этому событию сейчас основательно готовятся. Например, отец даже в Воскресенье должен выйти на работу, там оказывается какие-то проблемы с реквизитом, надо еще что-то «подшаманить» — до конца недели не успели. Насколько я понял, он должен будет проехаться на украшенном флагами грузовике по площади… Не понимаю, что в этом такого значимого? Только если лозунги на бортах машины. А вообще сейчас в Омске холодно, особенно с утра, хоть люди и стали переходить на весенне-осеннюю форму одежды, но все равно пока многие и от зимней не отказываются. Наряду со шляпами и кепками, которые надели жаждущие тепла нетерпеливые граждане, видно мелькание и зимних меховых шапок. Причем по составу и форме шапки здесь можно было точно определить иерархию в руководящем составе. Тут надо отметить, что директора крупных, и не очень, предприятий были достаточно демократичны и могли появиться на празднике в головных уборах от меховой кепки до обкомовского пирожка, но почти обязательное условие, меховое изделие должно быть из соболя или хорошо выделанной норки. Каракуль и пыжик для них был недоступен, это уже прерогатива руководящего партийного состава области. Средний начальственный состав предпочитал шапки-ушанки из нутрии и ондатры, причем ушанки были полноценные, а не какие-то там формовки-обманки. Ну, а остальной народ щеголял в основном в изделиях из кролика, и то если где-то посчастливилось купить по случаю.
Говорят, что начиная с этого года, в магазинах появится продукция кооператоров, им разрешили строить зверофермы, на которых будет выращиваться норка и соболь. И если соболь по-прежнему будет закупаться госпредприятиями, то норку можно было использовать для собственных нужд. Нетрудно предположить, в сторону какого животного будет сделан выбор. Ну и пусть, все же мех норки станет для работящего народа более доступен. Но в данный момент это не актуально, заморозки в Омске доживают свои последние деньки. А дальше… а дальше появится долгожданное тепло и «черно-белое изображение» на улицах сменится цветным.
Кстати, о цвете. Тут на днях опять встретил Серого, оказывается его дядя, который Максим Григорьевич Карпов, сумел-таки наладить выпуск цветной пленки, и первым кого он поспешил обеспечить продукцией своего предприятия, для пробы, была не Москва, а Омск. Вот отец Серого и сумел развернуться, он быстро организовал переучивание работников своей фотолаборатории и они стали вполне профессионально печатать цветные фотографии. В результате в Омске появился новый дефицитный товар цветная фотопленка ЦНД-65 Переславского завода, фотолюбители быстро разобрались, что пленка этого производителя на порядок превосходит ГДРовскую ОРВО, да и цена оказалась весьма привлекательной. Если цена немецкой цветной пленки в магазинах города была установлена на уровне три рубля пятьдесят копеек, то продукция Переславля продавалась за один рубль десять копеек. Разница оказалась весьма существенной. Понятно, что ничего не обходится без проблем, и этой проблемой в СССР стала цветная фотобумага для маскированных пленок, в нашей стране она выпускалась на ленинградской фабрике № 4 и эта фабрика никак не могла обеспечить своей продукцией весь Советский Союз. Но зато, какими-то неведомыми путями, через границу проникала цветная фотобумага Agfacolor. С одной стороны плохо, конечно, что страна была вынуждена импортировать цветную бумагу из капстраны, а с другой, люди оценили ее качество и за ней стали охотиться. Однако тут было одно «НО» в свободную продажу такая фотобумага поступала редко, поэтому все, кто хотел заиметь качественную цветную фотографию, были вынуждены обращаться в ателье. А там цена «кусалась» — рубль шестьдесят за фотокарточку 9Х12 на «забугорной» бумаге. Опять же по слухам, а это мне стало известно все от того же Карпова младшего, министерство уже давно спустило заказ на производство цветной фотобумаги на Красноярскую фабрику фотоматериалов. Я тут же запросил справку Вычислителя, и он меня «успокоил» ни в этом году, ни в следующем ожидать появления продукции из Красноярка не стоит, так как реконструкция завода еще только в стадии проекта.
Надо будет узнать, кому еще поручат производство цветной фотобумаги и попробовать пропихнуть другую технологию, с замещением цветных фотографических красителей на более стойкие. А то, наши фотографии быстро теряют краски, выцветают, даже находясь в фотоальбомах.
Ой, умора. От чего бежал, к тому и прибежал. У нас заболел учитель литературы, так-то я ее не сильно уважал, уж сильно она налегала на идеологическую составляющую на уроках, только что в историю партии не лезла, поэтому, скажем прямо, не переживал по этому поводу. А стоило бы. Так-то замену учителю нашли, но что-то там не устроило директора, или он посчитал, что новый преподаватель слишком слаб и сделал запрос в РайОНО. Уж не знаю, какими путями дальше продвигалась его просьба, но так или иначе третьего мая я увидел преподавателя литературы той школы, которую я посчитал за благо покинуть.
— Климов? — Удивилась она, увидев меня. — А я думала, ты бросил школу.
— Нет, Анна Андреевна, — нейтрально отзываюсь я, помня о том, как она ко мне относилась.
— А что так? Помнится, ты прилежностью тогда не блистал. — Её глаза резко сузились, когда она заглянула в классный журнал.
И понятно от чего, ведь там оценки резко отличались от того, что она помнила, а если учесть, что отношения у меня с ней тогда были далеки от нормальных, то мне сразу стало ясно — будет гадить, ибо она тем и отличалась от других преподавателей, что не прощала обид. И что теперь делать? За оставшееся время она наверняка найдет к чему придраться и, несмотря на то, что ей тоже может прилететь за снижение успеваемости, будет сильно занижать мне оценку. Немного подумав, я решил, что не стоит снова с ней вступать в конфронтацию, просто надо не дать ей этого сделать. А как? Да очень просто, тяну руку.
— Что тебе Климов? — Ухмыляется она. — Хочешь свои знания мне продемонстрировать?
— Анна Андреевна, разрешите отлучиться в туалет.
— Прихватило так, что вытерпеть не можешь?
— Не могу, — «честно» признаюсь я, и в классе раздается хихиканье.
— Ну что ж, сходи, если не в терпёж. Только не долго, надо посмотреть, как ты готов к экзаменам.
Угу, хрен ты посмотришь, я не за тем отпрашивался, считай, ты последний раз имеешь счастье лицезреть меня на уроке. Естественно быстро у меня с туалетом не получилось, а вот с медицинским кабинетом очень даже. Так что когда прозвенел звонок, я уже находился около класса со справкой на руках.
С учительницей встречаться не стал, незачем мне с ней отношения выяснять, она и так догадается, какую хитрость я придумал. Поэтому нашел укромное местечко где дождался, когда она покинет класс и, показав справку старосте, нашей «в каждой бочке затычке», спокойно покинул класс. Оценки мне сейчас без надобности, а к контрольному сочинению она побоится сильно придираться, там не одна она будет оценивать.
Однако я недооценил коварства моего бывшего преподавателя:
— Климов, тебя к директору после уроков вызывают, — сообщила мне Тряпкина, на следующей неделе, — зря ты с «русичкой» спорить стал.
«Русичка» это в ее понимании учитель литературы, видимо по старой привычке.
— Спорить? — Удивляюсь я. — Это когда я успел?
— А почему тогда на ее уроки не ходишь?
— Так я бы с удовольствием пошёл, — развожу руками, — но так совпадает, что как раз к ее урокам у меня начинается диарея.
— Диарея у него начинается, — хмыкнула староста, — боишься оценки свои испортить.
Хм, а девочка вовсе не дура, думаю и другие уже в курсе, в чем причина моей болезни. Но как-то учительница быстро среагировала, я она только к контрольным спохватится.
Ладно, раз вызывают, сходим, Иван Петрович мировой мужик в обиду меня не должен дать, он «играющий тренер», преподает историю, и в отличие от моего недруга показатели успеваемости для него не пустой звук. Но после уроков сразу в кабинет директора не поперся, выждал еще десять минут и только потом потихоньку двинулся в нужном направлении.
— Андрей, что за дела? — Нахмурившись, спросил меня директор. — Почему ты пропускаешь уроки?
Тяжело вздыхаю и смотрю в сторону учительницы, которая сидела напротив директора с каменным лицом:
— Так Иван Петрович, болею я. Вот не понимаю что происходит, на других предметах нормально сижу, а как урок литературы должен начаться, так сразу живот прихватывает.
— И так пять раз подряд? — Сквозь зубы выдавливает из себя учительница.
— Угу, — подтверждаю, смотря в пол, — в классе уже все смеются, даже стыдно в школе появляться.
— Ты, Климов, дурачка из себя не строй, — взрывается учительница, — ты специально на уроки не ходишь, чтобы свою лень не демонстрировать.
— Подождите, Анна Андреевна, — встрепенулся директор, — Климов отличник, и оценки у него в журнале только пятерки, не может он «бояться».
— Не знаю какой он здесь сейчас отличник, ни разу не представилась возможность убедиться в его знаниях, а раньше он у меня выше тройки не получал.
— То есть как не получал, — сразу зацепился Иван Петрович, — вы раньше его учили?
— Да, он же к вам из тридцать первой школы перевелся. А там он не только к учебе был равнодушен, но и поведение у него было отвратительным, постоянно пререкался с учителями, самовольно уходил с урока. Смотрю, он и здесь продолжает так себя вести.
— Хм. — Директор с удивлением посмотрел на меня. — Что-то я не слышал жалоб от наших педагогов на поведение Климова. А когда он с вами пререкался, если вы говорите, что он ни разу на ваших уроках не присутствовал?
— Нет, здесь он еще не успел свой характер показать, — задрала она нос, — иначе я бы его сама из класса выгнала.
— Понятно. — Самый главный педагог в замешательстве почесал затылок, и посмотрел на меня. — Так говоришь, у тебя живот прихватывает на уроке литературы?
— Нет, не на самом уроке, а перед ним, — поправляю его, — и ничего сделать не могу.
— А что врач на это говорит?
— А что в медпункте скажут, — пожимаю плечами, и достаю справку, которую выклянчил у врача, — расстройство желудка, вроде как нервное.
— Ишь, на нервной почве, — едко усмехнулась учительница, — думаешь отговорку нашел? Ты как сочинение на контрольной писать будешь, если ничего не знаешь?
— Напишу, — пожимаю плечами, — писал же до этого.
— Не верю. — Зло бросает она. — Это ты здесь всех обманываешь, а меня не проведешь.
Да уж, горбатого могила исправит, поэтому обращаюсь к директору:
— Иван Петрович, через неделю у нас начинаются экзамены, там и посмотрим.
— Так если у тебя нервное, то действительно как ты сочинение писать будешь? Тебя же опять прихватит.
— Не, там не прихватит, — мотаю головой, — сочинение я легко напишу.
— А устный экзамен?
— Так там же не одна Анна Андреевна будет, попрошусь к другому учителю, — пробурчал в ответ и тут же напрягся.
Расплата последовала мгновенно:
— Ты что говоришь? Думаешь, я тебя специально валить буду? — Задохнулась от возмущения учительница.
— Есть такое подозрение, — не стал отрицать я, — вы же уверены что я здесь всех обманываю.
— Да ты… ты…
— Все с тобой понятно Климов, — наконец-то вмешался директор, — покажешь свои знания на экзаменах. Но учти, на устном по литературе буду лично присутствовать, и раз ты тут наговорил с три короба, гонять тебя не только по билету будем.
— Хорошо, — пожимаю плечами, мол, мне это не страшно. А действительно, чего переживать, лишь бы «железяка» как в прошлой жизни не подвела, а то с нее станется.
Покидая кабинет, я размышлял, почему директор безоговорочно не стал на сторону учителя по литературе? Непонятно, он ведь должен был хотя бы формально поддержать ее, но этого не произошло. Так-то Анна Андреевна учитель строгий, не понаслышке знаю, сколько она требований предъявляла ученикам, и неуды она раздавала не оглядываясь на успеваемость. Наверное, это и не устроило Ивана Петровича, ему, как и всему директорскому составу школ города нужны показатели, а тут… А тут появилась возможность надавить на нерадивого педагога, и если удастся показать ее некомпетентность.
И вообще, чего это я должен здесь переживать, благодаря решению директора тройки у меня в аттестате не будет, поздно стараться, учебный год закончился, теперь в крайнем случае мне грозит лишняя четверка, а она особой погоды не сделает, средний бал все равно на пятерку вытягивает. Да и хватит об этом, что-то много переживаний, все-таки хоть и живу, можно сказать, третью жизнь, а гормоны шумят, пытаются рулить моей тушкой помимо разума.
А экзамены прошли на ура, сочинение писал под плотным наблюдением сразу двух учителей, все-таки скандал с учителем литературы стал достоянием гласности, и чтобы у них не осталось сомнений в моей честности, сумел уговорить Валеру Петрова уступить мне место на первой парте. Двадцать минут и сочинение готово, а чего здесь сложного, в черновике не черкал, творческими раздумьями не увлекался, просто переписал текст, любезно предоставленный Вычислителем. Хорошо, что можно было сразу положить сочинение на учительский стол и покинуть класс, этим и отличаются экзамены от обычных контрольных работ.
Устные экзамены по литературе тоже проскочил одним из первых, взял билет и сразу без подготовки сел отвечать, директору, который специально ради меня пришел на экзамен, осталось только многозначительно хмыкнуть. Здесь Вычислитель тоже меня «в беде» не оставил, но я не сильно-то на него ориентировался, вопросы все были знакомы, а косноязычием я не страдал. Когда покидал класс, оглянувшись, увидел, как краснеющая учительница литературы «плавится» под хмурым взглядом Ивана Петровича. Хоть и не держал я зла на недружелюбно настроенного педагога, все-таки это лишь маленький малозначимый эпизод в моей жизни, но на сердце сразу как-то легче стало, нашла все-таки «награда» своего героя.
После торжественного вручения аттестата на выпускном оставаться на вечерние посиделки не стал, мне и так эта школа надоела хуже горькой редьки — шутка ли, одно по одному третий раз — поэтому ушёл по-английски. А то с выпускников станется еще ночные гуляния устроить, ведь, несмотря на запреты, молодежь все равно как-то умудряется достать «портвешок», как же без алкоголя войти во взрослую жизнь.
14. 07.1967 г.
Четвертая пилотируемая лунная экспедиция.
Цель — высадка экипажа на поверхность Луны.
Состав 1: сборка, пилотируемый корабль «Заря-3», Разгонный Блок (РБ-3), экипаж — 1 чел.
Состав 2: сборка, пилотируемый корабль «5К-Л2», Лунный модуль (ЛК-3), Разгонный блок (РБ-3), экипаж — 2 чел.
— Таймыр три, — раздается в наушниках голос оператора центра управления полетами, — примите данные по корректировке программы. Код 523.
Ага, наконец-то пришли расчетные данные, Сергеев повернулся к левой панели и снял оттуда планшет закрепленный резинкой.
— Таймыр три, готов принять. Код 214.
Дальше ему пришлось минут десять писать строчки цифр, постоянно повторяя то, что ему только что диктовал оператор. И обязательно в конце любого сообщения требовалось передать код из таблицы, чтобы убедиться, что разговор ведется именно с тем, с кем положено. В конце он внятно прочитал всё, что записал во время сеанса связи, и только получив подтверждение оператора, приступил к вводу данных в контроллер управления.
— Так, вторая декада: три, один, пять, ноль, ноль, три, семь, три, ноль, два. Третья декада: ноль, два… Шестая… Первая группа команд введена, теперь требуется нажать ввод, дождаться загорание индикатора «Готово». Ага, есть, теперь вторая группа…
Вообще-то космонавт слышал, что уже давно есть системы, которые позволяют вводить корректировки прямо с ЦУПа, ими пользуются при программировании спутников, но вот почему-то при наличии на борту корабля космонавтов предпочитали обходиться без этих новшеств, уверяя, что так надежней. «Враг не дремлет, враг не спит», вспомнил он присказку одного из инструкторов, который учил их работать с блоком управления. Ну и зря, уж слишком долго приходилось возиться с программатором, который состоял из шести линеек зубчатых колесиков (декады), их требовалось повернуть так, чтобы оказалась видна нужная цифра, а потом ещё проверить и подтвердить ввод. За правильность введения первых команд можно было не опасаться, а вот если требовалось ввести больше двадцати, то сказывалась усталость космонавта и резко возрастала вероятность ошибки, поэтому ЦУП старался обойтись командами, количество которых было меньше двадцати.
— Черт, накаркал, — с досады сплюнул космонавт, когда увидел загоревшийся красным индикатор «Ошибка ввода», хотя не так уж и страшно, надо только вернуть адрес группы команд назад, очистить данные и снова повторить набор цифр на декадах. Закончив нудную работу и еще раз проверив результат подекадно, Сергеев запустил программу в работу. Корректировка орбиты корабля будет произведена только через два с половиной часа. И все-таки он не понимал, зачем такие трудности, ведь космонавт во всей этой цепочке и есть самое слабое звено. Одно дело, когда он потеряет связь с Землей, и ему самому придется рассчитывать орбиту и вводить команды управления кораблем, имеются такие инструкции, и тут уж никуда не денешься, и совсем другое, когда полет идет точно по расчетным данным с Земли.
Вообще тяжело лететь на корабле в одиночку, не с кем даже словом обмолвиться, короткие сеансы связи с Землей не в счет. Но Сергеев был доволен, хоть ему и не доведется высадиться на Луну, однако он официально входил в состав лунной экспедиции, и, следовательно, был одним из экипажа. Конечно, Леонову и Крапивину морально сейчас гораздо легче, им можно поболтать, друг с другом, не так скучно в полете, но с другой стороны, сейчас капсула, в которой находятся космонавты до перехода в ЛК-3, тесновата для двоих, и эти неудобства им предстоит испытывать еще два дня.
Сергеев еще раз окинул взглядом «свой» корабль, а что, пространства даже для троих хватит с избытком, одному так вообще свободно летать можно, а у них там, чтобы в лунный скафандр залезть здорово изгаляться придется. А еще этот костюм водяного охлаждения… до сих пор вспоминаются тренировки в самолете, на орбите хоть можно было помогать друг другу их надевать, а за те тридцать секунд невесомости, которые длились во время пикирования, ничего сделать не успевал. Брр. Нет уж, хоть чуток зависти и есть, но не настолько, чтобы переживать. И вообще, космонавт еще раз посмотрел на приборы, его работа как бы еще не поважней, ему предстоит поймать ЛК-3 после старта с Луны, а для этого он долго тренировался, именно от его действий будет зависеть насколько удачно закончится лунная экспедиция.
— Таймыр три, — снова вышел на связь оператор, — коррекция орбиты через три минуты.
— Таймыр три понял, три минуты.
Ну, вот за рассуждениями и время пролетело, после коррекции орбиты можно будет и вздремнуть. Сергеев улыбнулся, кто мог подумать, что при полете к Луне его будут волновать эти вопросы, однако волнуют, а еще что-то пить захотелось.
— Лёша, — окликнул Леонова Евгений Крапивин, когда тот снял гарнитуру, — что там земля говорит?
— Нормально все идет, Сергеев вторую корректировку выполнил, через пять часов на орбиту Луны будет заходить.
— Если всё нормально, тогда замечательно. — Космонавт повернулся к единственному иллюминатору и, откинув защитную заслонку, попытался там что-нибудь рассмотреть. — Ни черта не видно, — пожаловался он своему другу.
— А что ты там хотел увидеть? — Улыбнулся Алексей. — Землю ты отсюда сейчас не рассмотришь, Луну тоже не увидишь, только если на звезды поглядеть. Вот когда в ЛК-3 переберемся тогда все и рассмотришь.
— Там Землю будет от силы минут десять видно, и то большой вопрос, — возразил Евгений, — некогда на неё будет любоваться.
— Это да, — согласился напарник, — там регламент жесткий. Зато Луной налюбуешься всласть.
— Ладно, время, я спать, ты на дежурстве.
— Спокойной ночи, — отозвался Леонов.
— Да уж… покой нам только снится, — проворчал Крапивин, продевая руки в дополнительные петли на фиксирующем ремне. Это для того, чтобы руки сонного человека случайно не включили чего-нибудь, от чего может не поздоровиться.
— Удивительно, — думал в это время Алексей, — вроде бы такие дела предстоят, шутка ли, человек впервые ступит на другую планету, а тут вынужден сидеть в тесной капсуле и ждать. И ведь даже заняться нечем, не то что в других полетах, когда всё твое время расписано по минутам.
На пульте красным загорелась контрольная лампочка, космонавт поймал телескопическую указку, которая с помощью петли крепилась к руке и, прицелившись, нажал кнопку рядом. Это означает, что космонавт бдит, то есть, находится в здравом уме и твердой памяти. Все принимали необходимость этой процедуры, но вот никто ее не любил, она напоминала, что в космосе вовсе не безопасно и случиться может всякое. Цвет сменился с красного на зеленый, а спустя тридцать секунд погас совсем. Через некоторое время через неплотно закрытую на иллюминаторе заслонку проник лучик солнечного света и не спеша двинулся в путешествие по лицевым панелям приборов. Это из-за того, что кораблю специально придано вращение, чтобы нагрев от солнца равномерно распределялся по поверхности корабля.
Недавно Алексей услышал от возмущенного начальства, один обидный анекдот, сочиненный явно недружественной стороной. Суть его сводилась к тому, что СССР заказал в США одно автоматическое устройство, которое должно было монтироваться на советском космическом корабле. В его задачу входила реакция на попытку космонавта нажать какую-нибудь кнопку, в этом случае это устройство било его по рукам, а следом воспроизводился голос «Не лезь». Это намек на то, что космонавт на пилотируемом космическом корабле мог выполнять только представительную функцию и сам по себе никак не мог повлиять на полет. Если сегодня смотреть с точки зрения автоматизации космического корабля, то доля правды в этом есть, почти всё управление может осуществляться в автоматическом режиме. Но это на околоземной орбите, там, где управление маневрами в космосе на себя берет ЦУП, а в их случае, так не получится, время прохождения сигнала в одну сторону, вместе с ретрансляцией занимает около полутора секунд. Никакой оператор тут не справится, поэтому весь процесс посадки на поверхность Луны будет проходить под контролем экипажа.
Тут Леонову вспомнился тренажер, на котором они тренировались производить посадку на Луну. Это был большой ангар, в котором пол напоминал лунную поверхность, их модуль подвешивался на тросике, который должен был имитировать движение аппарата в условиях лунного притяжения. А потом с помощью специальной установки придавали различные направления движения и скорость снижения и они должны были успеть выровнять аппарат, выбрать место посадки и приземлиться. Первые тренировки почти всегда оканчивались досрочно, спускаемый аппарат замирал в метре над поверхностью и тогда космонавт мог не спеша оценить свои ошибки. Только на шестой раз ему удалось приноровиться к управлению джойстиком и посадить аппарат, ну а потом опыт стал нарабатываться, задания усложняться. В конце тренировок он уже настолько научился управлять спуском, что ему даже не требовалась имитация лунного притяжения.
— Лёш, — вдруг раздался голос Евгения, — а вот ты как думаешь, после Луны мы на Марс полетим?
— Ты чего не спишь? — Удивился Леонов.
— Да не уснешь тут, — отмахнулся напарник, — вроде и хотелось бы, а мысли всякие в голову лезут, и никак от них не отделаться.
— Ну, смотри, как бы потом не пришлось препараты для бодрости принимать, — покачал головой Алексей, — а что касается Марса, то в ближайшие лет десять вряд ли это будет возможно. Так что нам это точно не грозит.
— Так-то да, — согласился с ним Евгений, — только туда лёта десять месяцев понадобится. А у нас сегодня три месяца рекорд пребывания в космосе и то, какие-то там последствия. И это еще нас земля от солнечного излучения прикрывает.
— До Марса не десять месяцев лёта, — возразил Алексей, — слышал я как-то разговор Каманина с Коркиным, это первый зам Челомея. Так вот, тот утверждал, что потенциал ракетных двигателей Шибалина далеко не исчерпан. Поэтому время полета на Марс можно сократить до трех месяцев.
— Это получается, уже сегодня туда можно долететь?
— Туда, да, — тяжело вздохнул Леонов, — а вот обратно уже начинаются сложности.
— А там еще чего-нибудь придумают, — ухмыльнулся Евгений, — помнишь, как нам про какой-то двигатель на ионах говорили? Вроде очень перспективные, их и наши и американцы сейчас в космосе испытывают.
— Про эти двигатели я еще три года назад слышал, но чего-то там с тягой не получается, слишком она маленькая, чтобы ее использовать.
Тут космонавты замерли, почувствовался чуть заметный толчок, и за общим шумом вентиляторов они расслышали посторонние звуки. И что это может быть? Чтобы выяснить причину необычных звуков, космонавты занялись просмотром событий зафиксированных системой корабля.
— Ух, — спустя некоторое время облегчением выдохнул Алексей, — это система ориентации сработала, ротор гироскопа набрал критические обороты, вот она и произвела коррекцию.
Так-так, сегодня уже семнадцатое июля, понедельник, а никаких сообщений о начале экспедиции на Луну нет. Неужели что-то случилось, и наши решили скрыть это печальное событие от народа. Вот только толку от этого немного, американцы наверняка мониторят небо, и уж старт двух тяжеловесов они проспать никак не могут. Вот с одной стороны плохо, что в Омске нельзя поймать вражеские голоса, глушат их почем зря, а с другой так и должно быть, они с нашими голосами так же себя ведут. Одно время в Европе на частоты занятые нашими СМИ внимания не обращали, но два года назад, решили, что хватит, а то как-то их народ стал прислушиваться к коммунистической пропаганде. Глушилки включили сразу по всей демократической Европе, кроме Испании, там демократией не пахло, ну и наши в ответ сразу расширили количество станций глушения, охватив этой услугой девяносто девять процентов населения.
А нет, по радио проскочило сообщение, что в ближайшее время прозвучит важное правительственное сообщение. Наконец-то.
Ну вот, как я и думал, в этой реальности первыми на Луне высадились Советские космонавты — Леонов и Крапивин и сегодня в вечерних новостях будет репортаж, посвященный этому событию. Что ж, посмотрим. А так, как груз с плеч, если репортаж, то это означает, что посадка на Луну прошла без сбоев, а так же и то, что старт тоже прошел удачно, наверняка дождались, когда наши космонавты пристыковались на лунной орбите к модифицированной «Заре-3».
А люди-то как радуются, спустя минуту в доме захлопали двери, это жильцы кинулись оповещать тех, кто пропустил такое событие. Я ухмыльнулся, знали бы они, как я ждал этого сообщения. Ладно, пойду изображать из себя восторженного гражданина, а то ведь не поймут, а еще могут заподозрить в антипатиях к Советскому Союзу. Правда, времена нынче не те, за «неодобраямс» судить не будут, но вот стукануть куда надо, это уже без вариантов. А оно мне надо?
— Ты представляешь, — чуть не кричал от восторга сосед, военный пенсионер, — человек на Луне, это же фантастика. Нет, это не фантастики, это куда лучше.
Ну да, это не фантастика, фантастика пока ушла значительно дальше, вот только она сильно оторвана от реальности. Вы скажете, что так и должно быть? Не соглашусь, в эти годы в фантастических произведениях упор больше делается на далекое будущее, в котором все проблемы человечества уже решены. Но мы-то знаем, что чем дальше в лес, тем больше дров, и проблемы, которые требуют решения, только множатся. Вот, к примеру, проблема климата — ученый люд разделился на два лагеря, одни считают, что человек виноват в глобальном потеплении, другие утверждают, что люди сильно зазнаются, считая причастными себя к изменению температуры на всем земном шарике. И кто спрашивается прав?
Если вы спросите меня, то я отвечу, что правы обе стороны. Человечество, конечно же, вносит свой посильный вклад к изменению климата на планете, ускоряя наступление глобальных изменений, но этот вклад не такой уж и существенный, как утверждают некоторые. Такие изменения все равно бы наступили, пусть на пару лет позже, но это один хрен бы произошло. Ну а дальше за глобальным потеплением обязательно наступит глобальное похолодание, как и происходило на земле бессчетное количество раз.
К просмотру вечернего репортажа собрались дома втроем, даже отца сегодня с работы вовремя отпустили. Думаю, отпустили потому, что все равно никто в этот день вечеровать не собирался, и начальство поступило мудро, если не можешь воспрепятствовать — возглавь.
— Все-таки сделали мы козу американцам, — радовался отец, — а то ишь ты, хотели раньше нас туда добраться. Ничего у них не получилось. Им теперь чтобы нас опередить остается только на Марс лететь.
— А мы их и там опередим, — сообщила мама, вынося из кухни в комнату жареную картошку.
— А зачем? — Как всегда не вовремя дернул меня черт за язык.
— То есть как это зачем? — Удивился отец. — Надо показать, что наши успехи в освоении космоса всегда будут лучше, чем у них.
— Мы и так это показали, высадившись на Луне, — говорю я, накладывая картошку.
— Успехи в космосе должны всегда подтверждаться делами. — Возразил родитель. — Если хоть немного притормозить, то американцы обязательно нас обгонят.
— Хорошо, давай рассмотрим это с другой стороны. — Пытаюсь достучаться до его разума. Сколько стоит строительство одного дома?
— По последней смете, которую я видел, панельный пятиэтажный дом стоит шестьсот сорок тысяч, — ответил отец, приступая к трапезе, — и я понимаю, куда ты клонишь. На те затраты, которые пошли на Луну, можно не один город построить. Но… — Он поднял вилку, акцентируя внимание. — Луна это не только демонстрация достижений Советского Союза, это еще и большой шаг в науке, можно сказать это локомотив наших научных достижений. В том числе и в военной области, а кто не хочет кормить свою армию…
— Будет кормить чужую, — отмахиваюсь я от банального утверждения, — это все понятно, однако не следует ли нам немного снизить обороты? Ни на Луне, ни тем более на Марсе у нас нет таких задач, что бы нельзя было обойтись без людей, почему бы не воспользоваться автоматами, их отправка на далекую планету и дешевле и рисковать ничьей жизнью не надо. И нам хорошо будет, и есть куда науке развиваться.
— Может быть ты и прав, — снизил обороты родитель, и на секунду задумавшись произнес, — да чего там душой кривить, ты точно прав. У нас и так много дел на Земле, а тут ещё и такие траты… Но космос один черт бросать нельзя… Все тихо, новости начинаются.
Ну что можно сказать? Нормальный репортаж наши телевизионщики состряпали, вот только пафос в торжественной речи на фоне лунного модуля и флага страны, всё портит. У нас это не так заметно, привыкли все к этому, а вот за рубежом на это обязательно обратят внимание. Впрочем, есть на что другое посмотреть, сразу понятно, что на Луне не просто приземлились советские космонавты, но и собираются развернуть лунный лагерь. Только стола со стульчиками не хватает. А так уже часть оборудования с платформы сняли, теперь им предстоит все это развернуть. А там, на моей памяти должны находиться и дополнительная автоматическая камера, которая будет снимать момент старта ЛК-3, и оборудование для регистрации сейсмической лунной активности, и отражатель лазерных лучей, для точного измерения расстояния от Земли до Луны… Короче, все то, что мы туда уже забрасывали с помощью наших автоматических станций. Единственно, что для меня представляло ценность, это то, что туда была доставлена специально разработанная для такого случая космическая кинокамера с цветной пленкой Переславской фабрики. Это хорошо, у СССР теперь будут железные доказательства, а то если в мое время нашлись люди, которые, ни в какую не верят тому, что американцы побывали на Луне, то почему кто-то должен просто так поверить нам? Но зачем диктор особо подчеркнула, что пленка советского производства, мне было непонятно, и думаю, этот факт бОльшую часть людей не заинтересовал, однако для истории тот момент, наверное, будет очень важен.
Еще немного посидел, послушал восторженные реляции по телевидению, и вдруг до меня дошло, что этот праздник жизни не для меня. Грустно, только сейчас сообразил, а ведь именно с этим событием закончился определенный жизненный этап. Не тогда, когда я попал в авиационную катастрофу, а именно сегодня. Еще не раз будут комментировать это событие, и не один художественный фильм снимут по мотивам, естественно все переврав. Но это ВСЁ.
ЦУП за шесть часов до этого.
— Ну, вот и всё, — устало произнес Буденный, когда оператор сообщил о выходе Зари-3 на траекторию сближения с Землёй, — Луна наша. Теперь осталось только дождаться приземления экипажа и можно уйти на заслуженный отдых.
— Какой отдых, — возмутился Владимир Николаевич, — нам еще две экспедиции готовить надо.
— Это вам надо, — махнул рукой маршал, — а я на отдых. Хватит, пора дать дорогу молодым.
— Ты это чего удумал, Семен Михайлович, — забеспокоился Челомей, — хотя бы еще на годик подвинь пенсию. А там уж с почетом проводим.
— Как бы меня вперед ногами с почетом не проводили, — усмехнулся Буденный, — нет уж, я давно себе зарок дал, как на Луну нога советского человека ступит, так сразу и ухожу.
— А как же Марс? — Встрял со своим вопросом Коркин.
— Столько точно не проживу, — рассмеялся маршал.
К Челомею подошел Королев, в прошлом году ему сделали серьезную операцию, полностью не вылечили, но сколько-то лет жизни подарили.
— Ну что, сбылись наши мечты? — На подъеме настроения спросил он.
— Как видите, Сергей Павлович, — улыбнулся Челомей. — Но работы еще много предстоит.
— Это да, — кивнул Королев, — но это уже без меня, я тоже ухожу на пенсию. Здоровье дальше работать не позволяет.
— Да покидает нас старая гвардия, на кого свое хозяйство оставить хотите? — Поинтересовался Владимир Николаевич.
— А кого поставят, тот и будет, — махнул рукой Королев, — Я бы Янгеля рекомендовал.
— Да, Михаил Кузьмич ваш КБ потянет, — согласился Челомей, — но я слышал, что у него тоже проблемы со здоровьем.
— У всех у нас проблемы, — поморщился Сергей Павлович, — только у одних они больше у других меньше.
Здесь Королев был неправ, Янгель, как и в той реальности скончается от пятого инфаркта в Октябре 1971 года, но не в Москве, а на своем рабочем месте в Днепропетровске в КБ Южное. А место Королева как и было в оригинальной истории до семьдесят четвертого года будет занимать Мишин.
— Да уж, что имеем — не храним; потерявшим — плачем. — Задумавшись, произнес Владимир Николаевич.
Только сейчас Челомей осознал, что ему по существу не на кого опереться. Ну слетают они еще два раза на Луну, и то еще вопрос, в правительстве уже давно требуют сократить затраты на космос, а дальше что? Вот, то-то и оно. И как не хватает Шибалина, все же с ним было как-то веселей что ли, он всегда знал чем надо заниматься, и всегда Фонтанировал идеями. Да и вообще, о чем можно говорить, если без его экспертного мнения ни один вопрос не решался. И сколько бы он успел еще сделать, если бы не эта нелепая катастрофа.