Рерайтер

Глава 2 Человеческий фактор

— Ну, здравствуй, Максим, — распахнул свои объятья Карпов старший, — наконец-то ты решил своих навестить, а то закис там в своих столицах.

— Привет, братуха, — ответил ему крепкий мужчина, который, не успев раздеться, попал в объятья родственника, — как вы здесь живете-можете?

— Как можем, так и живем, — ответил присказкой тот, — звезд с неба не хватаем, коптим небо потихоньку.

— Ну, что «потихоньку» я бы не сказал, — усмехнулся Максим, демонстративно окинув взглядом прихожую.

— Что? Неужели у тебя хуже? — Притворно удивился старший брат. — Не думал, что зарплата директора фабрики такая маленькая.

— Не маленькая, — снимая с себя пальто, не согласился с ним гость, — на жизнь хватает.

— Ну, так и нам хватает, — хитро улыбнулся хозяин.

Далее последовали охи и ахи остальных членов семьи — как же родственник изволил приехать, и наконец, дорогого гостя пригласили пройти вглубь дома.

Когда, утихли восторги от встречи, гость и хозяин уединились в небольшой комнате, которую хозяин использовал в качестве кабинета.

— Ну, рассказывай, с чего бы это к нам в Омск приехал. — Спросил Карпов старший.

— Да я не специально к вам, просто оказия случилась, — не стал скрывать причин брат, — пришлось покататься тут по округе.

— Это все по тому заданию, которое министерство на вас повесило.

— Да, уж. Будь оно не ладно. — Помрачнел Максим Григорьевич. — И ведь не объяснишь им, что нет у нас ни возможностей, ни специалистов.

— Фонды хоть выделили?

— Так в том-то и дело, что формально выделили, а на самом деле их нет. — Развел руки директор.

— Это как?

— А вот так, за оборудованием для многослойной наливки эмульсии сейчас все в очередь, а здесь больше никто не выпускает, все чертежи были сданы в архив, снова пускать в производство агрегаты ни один директор в здравом уме не будет. — Принялся жаловаться Максим Григорьевич. — Это как новое изделие в производство запустить, снова придется все круги ада проходить.

— Да уж, — задумался хозяин, и тут же встрепенулся, — а почему, только вас обязали цветные фотопленки выпускать?

— Почему только нас, — удивился гость, — еще татарам в планы вставили, но в Казани тоже, наверное, план провалят.

— Казань, это «ТАСМА» — уточнил Карпов.

— Они, кто ж еще? — Горько ухмыльнулся директор. — В Новосибирске у них пока только небольшой филиал. После того как они свою производительность на технических пленках подняли, часть оборудования у нас оказалась выведено из процесса. Вот в министерстве, и решили производство цветной негативной пленки повесить на нас и невдомёк им, что то оборудование для реализации новых процессов не подходит, да и лабораторные образцы еще далеки от совершенства. А ведь это не просто невыполнение плана, за который хоть и могут наказать, но с должности не снимут, тут действительно может рухнуть карьера. Ну и чего делать?

— Ладно, — похлопал старший по плечу своего младшего брата, — печалиться потом будем, пойдем ко всем, они там уже стол накрыли.

— Андрей! — Снова на всю улицу кричит Серый.

Да чтобы тебя… за ноги да об пол. Ну что за человек, сплошная катастрофа.

— Андрюха! — В конце концов, достигает меня Серый, немало запыхавшись. Еще бы, сейчас зима, холодно, а он теплолюбивый, не в одно поколение «на югах» прожил, вот и напялил на себя кучу одежды. — Ты почему школу бросил? Я тебя найти не могу.

— Зачем искал? — Оставляю за бортом, целый пласт других вопросов и сразу предупреждаю. — Фотки красить не буду.

— Не, с раскрасками сейчас не получится, — морщась, отмахивается он, — из ОБХСС привязались. Ничего не нарыли, но подозрение имеют. В прошлый раз, ты сказал, что в цветной фотографии разбираешься. Даже амеровскую пленку советовал, Кодакколор.

— Не разбираюсь, но советовал, — тут же я обламываю его, одновременно соглашаясь, — и что?

— Как что? — Совершенно не обращает внимания он на мой спич. — Привезли нам эту пленку.

— Ух, ты! Удивил. — С трудом подавляю удивление, видимо подвязки у его отца где-то там, в Москве, очень крутые. — Поздравляю.

— Погоди, не с чем поздравлять. — Нахмурился Карпов. — Оборудование с поддержкой постоянной температуры мы тоже достали, а вот химикаты, которые из Чехии привезли не подходят.

— Странно, а должны подойти, — Пожимаю плечами, — насколько я помню, чехи наборы химикатов для проявочного процесса С-22 делают. Почти все цветные пленки по нему сегодня обрабатываются.

— Слушай, а ты не мог бы к нам подойти? — Опять затянул свою шарманку Серый.

— Так, а мне какой резон к вам тащиться? — Уперся я, вот не хотелось мне к ним в ателье идти, а Карпов на денежку жадный, вдруг отстанет?

Нет, не отстал, прилип как банный лист, а грубо его отшивать не хочу, мало ли как потом в жизни повернется. Что б эти «ровные отношения», через них страдаю.

— Хорошо, хорошо. Уговорил. — Не выдерживаю увещеваний, что все люди братья и должны помогать друг другу. — Пойдем, посмотрим какие у вас проблемы.

А проблемы действительно были, уж не знаю, кто так подставил отца Серого, но набор Чешских химикатов ему продали не полный, и расфасованы они были в «бумажные»!? пакеты.

— Кто-то вас здорово кинул, — выдал я вердикт, — я бы и этим химикатам не доверял.

— А что делать, где мы еще наборы для проявки возьмем? — Засопел Карпов.

— Сами сделайте, не велика трудность. Там только один компонент сложность вызовет, возьмёте его в какой-нибудь лаборатории только брать надо или ХЧ (химически чистый) или вообще ЧДА (чистый для анализа) и вперед. Надеюсь, не разучились с медицинскими весами работать? Для отбеливания и фиксирования негативов, любое качество химикатов подойдет, там особо стараться не надо.

— Хм, так просто?

Я на него покосился, на самом деле не так уж и просто, рецептуру нужно точно выдерживать, это вам не черно-белое фото.

— Давай бумагу, я тебе рецепт и процесс распишу.

Спустя двадцать минут я передал ему заполненный мелким почерком лист бумаги.

— Ага, — уставился он в мою писанину, — это у нас есть, это тоже, это не дефицит. А это — диэтил…

— Диэтилпарафенилендиаминсульфат, — быстренько протараторил я, — или для краткости его еще называют парафенилендиамин, там я еще формулу прописал, чтобы разночтений не было, а то этих парафенилендиаминов дофига и больше, в лабораториях обязательно должен быть. Он как раз и есть основное проявляющее вещество.

— Э-э, — промычал он на мой спич, и выпучил на меня глаза, — ты что, химик?

— Нет, — пожимаю плечами, — но в химии кое-чего соображаю. Ну ладно, пошел я, и так время с тобой много потерял.

— Погоди! — Тут же остановил он меня, — а ты еще что-то про светофильтры говорил.

— А вы их что, не достали?

— Понимаешь в чем тут дело, — заюлил он, — фильтры разные продают, и пленочные и стеклянные, какие брать?

— Конечно стеклянные, — отвечаю, даже не задумываясь.

— А почему?

Картинно вздыхаю, как бы поражаясь его непонятливостью:

— Пленочные светофильтры, это краска, нанесенная на пленку покрытую желатином. Такие светофильтры долго не живут, быстро выгорают, и указанному на них значению перестают соответствовать. А стеклянные делаются на основе крашеного стекла, и выгорают долго. Так что здесь без вариантов.

— Понятно, — тянет он, — а с настройкой потом поможешь?

На это я только фыркнул и молча стал одеваться: Ага, то ему подскажи, то посоветуй, а потом и вовсе за него все сделай. К черту такое счастье.

— О, Сергей, а ты уже здесь? — Раздался голос Карпова старшего, а за ним в лабораторное помещение ателье ввалился еще один представительный гражданин, — а я твоего дядьку сюда привел, чтобы проконсультировал.

О! Оказывается тут свои специалисты имеются, вот и хорошо, баба с возу…

— А это Андрей у нас? — Переключил свое внимание на меня отец Серого. — Тоже интерес к цветной фотографии проявляешь?

— Здравствуйте Павел Григорьевич, — поздоровался я с Карповым старшим, — и нет, цветная фотография мне не интересна.

— А что так? Цветные снимки это тебе не чёрно-белая фотография. Правда, как оказалось с ней и возни больше.

— За рубежом с цветной фотографией только энтузиасты связываются, — выдаю я тайну зарубежного потребителя, — основная масса фотографов сдает пленки в пункты обработки, и получают готовые фотографии.

— Мы тоже не лыком шиты, — усмехается Павел Григорьевич, — есть у нас в прейскуранте такая услуга. Но только для черно-белой фотографии, цветная пленка у нас еще редкость.

— Сегодня редкость, — соглашаюсь с ним, — а завтра?

— До завтра еще дожить надо, — мрачно отозвался дядька Серого, — цветную пленку у нас произвести, это как в космос полететь.

У-у… Дядя, ты еще не знаешь, сколько сил надо приложить, чтобы хотя бы зацепиться за краешек космоса. Это считай, половина авиационной промышленности десять лет на ракеты пахала.

— Раз американцы научились хорошую цветную фотопленку делать, — кидаюсь на защиту нашей промышленности, — то и нам это по силам.

— Эх, — махнул рукой мужик, мол, да чего с тобой разговаривать, и тут же переключился на племянника, — с химикатами разобрались?

— Разобрались, — буркнул тот и протянул лист с рецептами, — оказывается проще самим наборы для обработки цветных фотографий делать.

— Да? — Озадачился тот, но листок взял и стал вникать в рецепт.

— Хм, а ведь это похоже на оригинальный рецепт Кодак, — спустя некоторое время произнес он, — так действительно гораздо надежнее, неизвестно чего туда Чехи намешали. — Где взял?

Это он имел ввиду записи рецептов.

— Андрей написал, — тут же «сдал» меня Серый.

— А ты? — Уставился «консультант» на меня.

— Из зарубежных журналов, — пожимаю я плечами, — откуда еще?

— Свободно читаешь и пишешь на английском? — Улыбается тот.

— А чего такого? — Хмыкаю в ответ. — Не велика премудрость, англо-русские словари нам в помощь.

— Это технические тексты-то, — рассмеялись мужики, — ну-ну. Может быть ты и какие еще секреты там вычитал, например как пленку делать, ты же уверен что нам это по силам?

Тяжело вздыхаю — нет, не верят наши сегодняшние руководители в «созидательную» силу пролетариата… и правильно, что не верят, пропагандистские ходы тут не прокатят, требуется глубокое знание предмета, а то опять, что-нибудь вроде советской цветной пленки семидесятых годов получится. Еще на мгновение задумываюсь, стоит ли лезть в это грязное дело, и решаюсь:

— Их есть у меня, — отвечаю как еврей, — и хватит надолго. Найдем такое место, где можно разместиться на часок? А то так стоя мы много не наговорим.

— Хм, — улыбка стала пропадать с лица «консультанта», он тоже на секунду задумался и повернулся в сторону Карпова старшего, — Найдется?

— Идем в кабинет, — махнул тот рукой и без излишних церемоний шагнул мимо нас.

«Железяка» не подвела, хотя сначала и предложила что-то заумное, основанное на светочувствительных полимерах сотворить. Но тут я попросил ее сдать назад, понимаю, что это она таким образом вредничать начала, вроде как накручу что-нибудь из технологии будущего, смотришь, никто не поверит.

Это надо было видеть, как постепенно у мужиков глаза лезли на лоб, это в мое время можно было выловить необходимую информацию в Интернете, и то без технических подробностей, а здесь и сейчас надеяться можно было только на справочники, да редкие зарубежные статьи. И, естественно, надо было учитывать, что конкуренты вовсе не стремились делиться ценными сведениями, поэтому и доверия к таким источникам было немного.

— Погоди, — вытер пот со лба Максим Григорьевич, — наговорил ты уже много, ну а как все работать будет?

— А разве у вас исследовательской лаборатории нет, — удивляюсь я, — уж пару десятков пленок на пробу смогут легко сделать.

— А потом? Где нам оборудование для многослойного полива взять?

— Так в чем дело? — Демонстративно пожимаю плечами. — У вас же наверняка для производства черно-белой пленки имеется ЭПМ-700 (эмульсионно-поливочная машина) в паре с АСЭ-12 (аппарат для студенения эмульсии), снимаете с них резаки и ставите в каскад. Тут правда потребуется синхронизацию на протяжку пленки городить и соответствующее помещение подготовить, но думаю, больших проблем не будет.

— Не так просто, как ты говоришь, но сделать можно, — кивнул «консультант», — тут у нас больше возни с подготовкой красителей намечается, уж слишком жесткие требование к подготовке исходных компонентов ты выставляешь.

— Это не я выставляю, это требуется для получения качественной пленки, — тут же парирую я претензию, — иначе вместо качества Кодак, получим немецкую Орво.

— Нам бы и такого качества с лихвой хватило. — Тут же отозвался Максим Григорьевич. — А нельзя немного сократить количество промежуточных операций? Например, зачем нам дополнительная обработка желатина?

— Можно и без неё обойтись, — киваю в ответ, — но тогда толщину слоя трудно будет контролировать, а без этого, цветность по контрасту нам не сбалансировать. Поверьте, я и так про упрощенный технологический процесс вам рассказывал, дальше упрощать уже некуда.

Одного разговора «по душам» естественно не хватило, встречался с «консультантом» я еще пару раз, но теперь он меня не слушал… он записывал мои откровения, как прилежный студент.

— Фух, — под конец я откинулся на спинку стула, — наверное, давайте мы на этом остановимся, и так на десять лет без права переписки наговорили.

— Еще бы, — коротко хохотнул Максим Григорьевич, — спасибо тебе Андрей, надеюсь, мы сможем в точности выдержать весь тех. процесс.

— Очень надеюсь, — буркнул я, разминая ноги.

Спустя два часа директор фабрики спешил на поезд, с его лица по-прежнему не сходило мрачное выражение, но внутри душа пела, и он готов был пуститься в пляс, теперь будущее виделось ему исключительно в светлых тонах. Удивительно, но он почему-то поверил тому пареньку, который неожиданно повстречался ему у брата, хотя, казалось бы, глупость это несусветная. И убедило его не то, что молодой человек, сыпал по памяти всем набором компонентов, которые были необходимы для производства цветных фотопленок, заучить недолго, и не то, что он с ходу предложил задействовать неиспользуемое оборудование, об этом и сами раньше подумывали. Поверил он тогда, когда тот предложил использовать химические индикаторы для контроля чистоты и созревания изготавливаемых поливных смесей, они в лаборатории уже использовали нечто подобное, и получили хорошие результаты, но об этом знали только работники лаборатории и сам руководитель. Откуда это было известно школьнику? Вот тогда что-то и щелкнуло в голове, ведь все, о чем ему говорили, не тупое заучивание тех. процесса, по американским журналам, вряд ли «Кодак» стал бы с кем-то делиться этой информацией, а что-то гораздо большее.

Но почему он тогда выглядел мрачным? Все дело в том, что директор был жутко суеверным, и считал — радость раньше времени, верный путь к провалу.

Прошло две недели.

— Максим Григорьевич! — В кабинет без стука ворвался заведующий лабораторией. — Вот, посмотрите что мы получили с первого раза!

— Так — так, — не чинясь директор взял в руки мокрые снимки, — отлично, на снимках тестовые таблички получились как настоящие. А тебе не кажется, что мы с насыщенностью цвета переборщили?

— Нет, не кажется, — улыбаясь на все тридцать два зуба, заявил заведующий.

Руководитель подозрительно покосился на работника — что это с ним, раньше за ним такого не водилось и тут он заметил у того в руках еще два снимка.

— А там что?

— Вот, смотрите еще, — радостно провозгласил тот, — передавая ему такие же еще мокрые настоящие фотографические снимки, — это Алексеев на свою Москву для пробы снял.

— О-о! — Вырвалось у директора. — Однако.

— Представляете, какое качество снимка? А цвет лица? И это с минимальным подбором светофильтров получилось? — Продолжал улыбаться работник.

— Да… уж… — только и выдавил из себя Максим Григорьевич, такого качества снимков он от своей продукции не ожидал, теперь бы только сохранить в производстве лабораторное качество пленки.

Директор с трудом погасил желание погрозить кулаком в сторону Москвы, в частности зам. министру Корчкову, это благодаря его стараниям фабрика в Переславле попала в тяжелое положение.

— Вот теперь и посмотрим, как твоя любимая Казань сможет выкрутиться, Илья Никитич, — ворчал он, — а мы ничем помочь не сможем, технологии-то у нас разные.

И только сейчас напряжение, длившиеся все две недели, отпустило его, улыбка сама собой наползла на лицо — теперь можно, теперь не страшно.

— Андрей! Климов! — Снова орут мне вслед, на всю улицу.

Да что ж это такое? Почему я вдруг всем понадобился. У соседки проблема со швейной машинкой приключилась — погнула иглу и та стала рвать нитку об край приемного отверстия. Санька Лимонов без света остался, отец у него вместо предохранителя в пробку стальной «жучок» вставил, вот он и полыхнул. А тот, балбес, испугался электрика вызывать, чтобы отца не подставлять, и меня на помощь позвал. Вышел на улицу, а там Гришин, наш ветеран, владелец мотоцикла М-105 со своим «пепелацем» возится — искра в землю ушла, на улице мороз, а он, видишь ли, на рыбалку собрался, с дуба рухнул. Попросил там поддержать, то подать… Короче, пришлось показать ему на протершийся высоковольтный кабель, иначе до вечера бы возились. Я до магазинов сегодня дойду или так и останусь голодным?

Ладно, судя по голосу, это Елена Тряпкина кричит, моя одноклассница и по совместительству в каждой бочке затычка. Хотя каюсь, так говорить о девушке с активной жизненной позицией нехорошо. Но честно… достала! Все-то ей надо, до всего есть дело и главное, на все находится время. Такое впечатление, что скучает она дома, вот и ищет приключений себе на пятую точку.

— Ты почему вчера после уроков на собрание не остался? — сходу она выкатывает мне претензии. — Мы решали, кто от нас будет на общешкольных соревнованиях честь школы защищать.

— А что, кто-то на эту честь покушается? — Улыбаясь спрашиваю я.

— Ты сейчас договоришься, — хмурясь, угрожает она мне, — и кроме шахмат еще и на лыжные соревнования запишем.

Вот гадость, об этом я и не подумал. Ладно, пусть будут шахматы, все же не на морозе бегать.

— Завтра подойдешь в шахматный клуб в ДК, там Юрий Павлович списки команд на участие в шахматном турнире составляет.

— Подожди, — всполошился я, — а когда соревнование?

— На следующей неделе в Субботу.

— А чего тогда завтра в клуб?

— Чудак-человек, — всплеснула она руками, — он же должен тебя на умение играть в шахматы проверить?

— Зачем?

— А вдруг ты совсем играть в шахматы не умеешь? — Объясняет она мне как маленькому очевидные вещи.

Я хотел было возразить, что, мол, какое кому дело, как я умею играть в шахматы, раз записали без моего согласия, значит больше не нашлось желающих, теперь «жри что дают», тут главное не умение надо показывать, тут требуется только участие, выигрывать вовсе не обязательно. Но тут же прикусил язык, я же не собирался демонстрировать свои настоящие способности, а на шахматы их у меня и без Вычислителя хватает, так что хрен с ним, пусть проверяет, от меня не убудет. Чего только не приходится терпеть ради хорошей характеристики.

Желание Тряпкиной еще чего-нибудь «пообсуждать», и ещё куда-нибудь меня привлечь пришлось резко оборвать, отговорившись тем, что срочно надо в магазин — всё, хватит, пора сбегать, а то не ровен час опять кто-нибудь звать будет, а снова выслушивать благо-глупости оказывается очень утомительно.

Вчера прошло сообщение об очередном старте нашего лунного пилотируемого корабля, и опять описание общими фразами: исследование поверхности, научные эксперименты, маневрирование в космосе. Хоть в последнем не соврали, они, там, на орбите Луны, действительно будут маневрировать, отрабатывать стыковку с макетом лунного модуля, который сами же и «отстыкуют» парочку раз.

Вот только почему вдруг этот старт перенесли с середины февраля 1967-го года, на конец декабря 1966-го? Кто опять взялся подгонять Челомея? Хрущева нет, избавились наконец-то от диверсанта, но видимо другие желающие отрапортовать остались. Или там американцы все проблемы с «Сатурном» решили и сейчас тоже готовы штурмовать Луну? Так вроде нет, из сообщений прессы, а в этом ей можно верить, США еще не готовы вывести на орбиту планируемый вес лунной экспедиции. В общем, ничего непонятно. Может зря я отказался от предложения Денисова? Там, в ОКБ, сумел бы сориентироваться. Хотя нет, не надо — любопытство сгубило кошку.

В ДК мне пришлось поскучать, хорошо еще, что времени на всю партию выделили всего по двадцать минут, иначе бы соревнования затянулись до глубокой ночи. Естественно соперники были мне не соперниками, хоть я очень давно за шахматную доску не садился, мастерство не пропьешь. Развлекался тем, что играл вместе с Вычислителем с одной стороны, сначала я делал свой ход, потом «ходил» Вычислитель, и мы вместе с ним анализировали, чей ход оказался лучше. Тут даже сомнений быть не может, «железяка» всегда смотрела намного дальше, и сходу выдавала пропасть вариантов моего поражения, под конец даже неинтересно стало. Уже в мое время человек компьютеру соперником быть перестал, а Вычислитель на десяток поколений вперед в своем развитии ушел. Чего смеяться то?

— Сдаюсь, — раздалось с другой стороны доски за один ход до мата.

Вот так, партия уложилась всего в двадцать ходов. На этом все, что от меня требовалось я сделал, теперь осталось дождаться оглашения результатов и можно идти домой.

— У тебя какой разряд? — Поинтересовался проигравший соперник.

— А черт его знает, — честно ответил я, — в квалификационных соревнованиях не участвовал, просто иногда с друзьями по паре партий гоняли.

В ответ сердитое сопение, видимо он подумал, что я так над ним издеваюсь. Да и ладно, какое мне дело до всего этого? Другое интересно, что будет, если ему сказать, что в двухтысячных появятся компьютерные программы, которые будут обыгрывать чемпионов мира? Наверняка как оскорбление посчитает, человек по сути своей шовинист, большая часть умеющих играть в шахматы, уверены, компьютер никогда не обыграет человека, тем более чемпиона мира. А уж всякие искусственные интеллекты, могут появиться только когда-нибудь в далеком-далеком будущем, если вообще появятся.

Хотя с другой стороны, уже в это время в фантастических романах компьютеры представлены разумными существами и человек ведет с ними вполне осмысленные диалоги. Правда, тут тоже не все в порядке, в нынешнем представлении чем разумнее вычислительная машина, тем она больше в размерах. Иногда даже суперкомпьютер некоторые фантасты представляют размером с целую планету. А главное, человек благодаря своему интеллекту все равно мог обмануть машину. Ага, попробуй обмануть мою «железяку», она, конечно, возмущаться не будет, и мстить тоже, но поправочку в своих энергетических мозгах возьмет, и уверен, ничего путного тогда добиться от нее не получится. Может и вообще диалог прекратить, раз такое трепло попалось.

Я со вздохом вспомнил свой смартфон, первое время скучал по нему, жуть, только спустя годы успокоился. На какой частоте там мог работать процессор? И сколько там ядер было. Да тот девайс опережал существующий на сегодня самый мощный суперкомпьютер, как сверхзвуковой самолет телегу с лошадью.

Мои достижения в шахматных соревнованиях не остались незамеченными, и со мной решил поговорить Юрий Павлович, руководитель шахматного клуба. Но это был как раз тот случай, когда я сразу и наотрез отказался даже обсуждать тему своего участия в дальнейших городских соревнованиях, невзирая на последствия, если таковые будут. Я и на школьных соревнованиях от скуки чуть не сдох, а представляете что будет там, если на полный по времени регламент?

И да, тут на прошлой неделе маму пригласили в редакцию, и по заключённому ранее договору ей за мои художества выплатили целых двести пятьдесят рублей.

— И это еще не все, — важно изрек редактор, — вашими рисунками в Гознаке заинтересовались. Планируется выпустить серию тематических марок. Да и мы тоже бы не отказались от продолжения космической тематики, а если хватит сил на еще семь картин, то и авторский календарь с репродукциями можно выпустить. Подумайте, за рубежом такие пользуются спросом.

За рубежом да, наверное спрос действительно имеется, а как у нас в стране дела обстоят, ведь авторское вознаграждение зависит от тиража.

Хм, а здесь стоит подумать. Конечно, на этот заработок внимания можно не обращать — что такое двести пятьдесят рублей за два месяца работы? Но если будет авторский календарь, да еще тематические марки? Интересно, а насколько велик гонорар у художников за такую работу, а то если снова оценят в двести пятьдесят рублей, откажусь, надо к выпускным экзаменам готовиться, деньги зарабатывать потом будем. Хотя чего там заработаешь, я же не художник? Скинут от щедрот своих рублей пятьдесят, да еще и сделают вид, что и этого много.

Как потом оказалось, мои опасения по поводу вознаграждения подтвердились, на наш адрес пришло письмо, в котором какая-то тетка, сотрудник художественного отдела, прямо так и представил сушеную «грымзу», предложила моей маме вознаграждение за картины для марок в целых шестьдесят рублей. Опупеть сколько много. Мать тоже сначала фыркнула, могли бы и подороже оценить, она помнила сколько это от меня потребовало трудов, а потом махнула рукой — пусть подавятся. Но тут я решил, что нечего плодить нахлебников и запретил отвечать на письмо, если им очень надо, они могут и не спрашивать нашего согласия, но тогда будут вынуждены иметь дело с типографией, а там уже расценки совсем другие.

А следом произошло еще одно событие, которое дало нам повод хорошо посмеяться. К нам домой заявился настоящий художник и сходу предложил мне стать его учеником!? Я попытался отбояриться от такой чести, но он как будто не слышал меня, а как тетерев на току продолжал расписывать какие преимущества я получу, записавшись в его школу живописи.

— Сейчас ты никто, — вещал он, — любой служащий может запретить тебе выставляться. А если ты не участвуешь в выставках, то никого не заинтересуют твои работы. НИКОГО, даже детские журналы отмахнутся от тебя. В моей школе ты вырастешь как художник, научишься чувствовать ширину и глубину пространства… получишь известность и тогда…

Что там будет «тогда» меня не интересовало, я не мог вытерпеть это бахвальство. В конечном итоге он ушел от нас очень расстроенный и как Кассандра предсказал мне бесславный конец.

Находясь на пике эмоций, я тут же сел за стол и быстренько «сбацал» рисунок, глянув в который мама не удержалась от смеха… отец, кстати говоря, тоже. На нем в центре комнаты в позе декламатора стоял наш визитер и, глядя на кусок обоев, на котором был изображен детский рисунок, рассуждал: «Здесь надо углУбить и расширить». Позади этого «декламатора» в углу комнаты стоял мальчик, придерживающий штаны, его только что наказали за порчу обоев, а дальше отец с ремнем, недавно закончивший экзекуцию. Из-за его плеча выглядывала мать. Но выражение лиц у всех было совсем не соответствующее моменту, они смотрели на визитера совершенно обалдевшие, мол, чего он там собрался углУбить и расширить. Особенно мне удался кот на заднем плане, вот уж чья морда выражала полное офигение от происходящего.

— Вот паршивец, — погрозила мама мне, — художника понятно почему точно изобразил, а нас с отцом зачем узнаваемыми сделал? Тогда бы уж и себя нарисовал.

— Возраст не соответствует, — мрачно возразил я, — такие балбесы обои не портят.

— Надо эту картинку в «Крокодил» отправить, — продолжая хохотать, заявил отец.

— Еще чего, — возразила хозяйка, — в большой комнате повесим, будет напоминать нам о талантах Андрея.

Соответственно на этом моя карьера художника закончилась, дальше приходилось отбояриваться тем, что надо готовиться к экзаменам, хотя особых трудностей с этим делом не испытывал.

Коркина опять срочно вызвали к Челомею.

— Интересно, — на ходу рассуждал он, — чего могло случиться. Выводы из декабрьского полета к Луне сделаны, те сбои, которые возникли на лунной орбите, проанализировали, и все, чтобы этого больше не повторилось, сделали. Сейчас идет подготовка к генеральной репетиции, старт сверхтяжелых носителей намечен на двадцатые числа апреля. Полетят сразу два корабля, один понесет лунный аппарат, который в автоматическом режиме сядет на поверхность малой планеты, возьмет на борт сорок пять килограмм груза, контейнеры с лунным грунтом, который подготовит Луноход- 3 и опять пойдет на взлет. А второй, уже с экипажем на борту подхватит его на орбите.

На последней генеральной «репетиции» настоял Челомей, хоть с самого начала хотели обойтись околоземной орбитой. Все дело в том, что хоть советская пресса и утверждала, что вся программа полета к Луне выполнена в полном объеме, на самом деле это было не так, из трех запланированных стыковок на орбите Луны удалось осуществить только одну, и то с большим трудом. Вторая попытка оказалась вообще неудачной, не удалось стабилизировать капсулу перед касанием со стыковочным устройством. Почему? А вот здесь уже приходится гадать, есть два предположения, и каждое имеет право на жизнь. Первое, это неисправность воздушного клапана, который использовался в двигателях ориентации, поэтому и вертелась капсула совершенно непредсказуемо. Второе, это подозрение на человеческий фактор, за качеством воздушной смеси в системе ориентации не досмотрели, видимо где-то образовался лед и в результате две попытки состыковаться коту под хвост.

В кабинете Главного сидел грозный маршал и товарищ из аппарата ЦК Вершинин Алексей Николаевич, который представлял отдел информации. Как поговаривали злые языки, он был призван заменить Хрущева, что добровольно взвалил на себя работу по воспеванию достижений СССР в области покорения космического пространства. Работа, прямо сказать, в основе своей парадная, тут надо было больше о достижениях говорить, и делать вид, что неудач у СССР настолько мало, что о них даже не стоит упоминать.

— Американцы объявили о планах по запуску в марте на орбиту Луны пилотируемого корабля. — Сходу огорошил Виталия Николаевича руководитель КБ. — Теперь встает вопрос, как нам на это реагировать?

— Не вижу чего нам бояться, — пожал плечами Коркин, — Скорее всего это будет только первое лётное испытание Аполлон-7 и ракеты-носителя «Сатурн-5». И ни о какой орбите Луны речи не идет, скорее всего, они просто обогнут Луну по дуге и вернутся на землю. И если это на самом деле так, то это огромный риск, минуя стадию беспилотных испытаний отправить экипаж из трех астронавтов в сторону Луны.

— А мы считаем, — вмешался Вершинин, — что американцы могут попытаться уже в марте осуществить посадку на Луну и обогнать нас.

— Никак не получится, — заупрямился первый заместитель, — они еще даже лунный модуль не испытывали. Не могут они сейчас отправить его к Луне, о высадке на поверхность говорить вообще не приходится, это уже что-то запредельное.

— Да, это уже что-то из области фантастики, — подтвердил Челомей, и повернулся к Алексею Николаевичу, — и что вы предлагаете?

— Думаю надо рискнуть и после дополнительной подготовки атаковать Луну.

— Ишь ты, «атаковать» значит, — подал голос Буденный, — а ничего, что у нас лунный аппарат тоже не испытан и декабрьские маневры на орбите Луны не совсем удачно прошли?

— А вдруг в марте у американцев все получится? — Не унимался Алексей Николаевич. — За потерю приоритета в исследовании Луны можно и партбилета лишиться.

— Ты вот что, — повысил голос Семен Михайлович и грозно уставился на партийного работника, — за потерю приоритета, если таковое случится, я отвечу, а вот ты готов ответить, если с космонавтами что-нибудь произойдет?

— Мы же не прямо сейчас на Луну отправим, — снизил напор Вершинин, а после дополнительной подготовки, а то ведь в Июле может и поздно оказаться.

— Хочу напомнить, чтоиспытание ЛК-1 обязательный этап лунной программы, — решил встрять в спор Коркин, — без этого никто не позволит рисковать жизнями космонавтов.

— Перестраховщики, — проворчал «товарищ» из ЦК.

— Мы и так пошли у вас на поводу, перенеся сроки на два месяца, — парировал претензии Главный, — в результате получили много проблем.

— А раньше их было меньше? — Съязвил Вершинин.

— А раньше было меньше, — тяжело вздохнул Владимир Николаевич, — раньше у нас Шибалин был, он все эти проблемы умудрялся на ранних этапах разруливать. Черт его знает, как у него это получалось. Так что, давайте не будем снова изменять график пусков, да еще так кардинально. А что касается НАСА, то им по нашим прикидкам еще минимум год понадобится, чтобы к Луне подступиться.

— Все же вы отказываетесь изменять программу пусков? — В голосе «товарища» проскочили угрожающие нотки.

Буденный вскинул голову и пристально посмотрел на Вершинина, тот сразу понял, что переусердствовал с «уговорами» и снова попытался отыграть назад:

— В ЦК многие уверены, что нам не хватает решительности в достижении цели.

— Во как, — мрачно отозвался Семен Михайлович, — а кто конкретно уверен?

— Мне всех поименно перечислить? — Сразу окрысился Алексей Николаевич.

— Так там не так уж много народу, много времени не займет, — продолжал настаивать маршал.

Сразу отвечать Вершинин не стал, он с десяток секунд поиграл желваками, формулируя ответ, и видимо не найдя приемлемой формы, выдал:

— Да почти все считают, что с лунной гонкой пора заканчивать, слишком много ресурсов она требует.

— Ай, молодец! — Обманчиво ласково протянул Буденный. — Я тебе какой вопрос задал? А ты мне что ответил? Решил в чепуху поиграть? — Голос маршала вдруг стал жестким, сразу стало видно, что командовать он умеет. — А теперь послушай, что я тебе скажу. Мы планы не из пальца высасывали, по каждому пункту здесь бои местного значения разворачивались, потом не один месяц все это с финансированием утрясали, с производственными мощностями увязывали. Изменить план так просто нельзя, можно только за счет чего-то. Вот ты думаешь, нам просто так получилось подвинуть предыдущий старт к Луне на два месяца? Нет, это произошло за счет переноса запуска спутников по другой программе, и совсем отменять её никто не собирается. Теперь переносить нечего, и ты предлагаешь сократить лунную программу, выкинуть из нее важный этап, хотя сам ты в этом не сильно разбираешься. То есть, ты хочешь поставить всю программу под угрозу только на основании того, что где-то, что-то слышал?

— Ну почему под угрозу? — Заюлил «товарищ» из ЦК, — я имел в виду разумный риск.

— Ну-ка, ну-ка, — сразу вцепился Семен Михайлович, — кто этот риск посчитал разумным? Уж не ты ли? Так мы уже выяснили, ты в космической технике не разбираешься, следовательно, оценивать риски не можешь, не имеешь права. Ты даже если захочешь, ответственность взять на себя не сможешь, а требуешь «атаковать Луну». Ради чего? Неужели выделиться хочешь?

— Ну, вы уж прямо какого-то карьериста из меня делаете, товарищ маршал, — насупился Вершинин, — а я за дело радею.

— Знаешь что, — отмахнулся от последнего утверждения Буденный, — ты чем должен заниматься? В отделе информации работаешь? Вот и работай, собирай информацию, а я как-нибудь сам с ЦК разберусь.

— Не слишком ты с ним жестко, Семен Михайлович? — Спросил Челомей, когда «товарищ» покинул кабинет главного в расстроенных чувствах.

— Давно было пора его отсюда турнуть, — проворчал маршал, — решил, что на белого скакуна сел, и теперь можно шашкой помахать. Нет, шалишь, здесь есть кому парады принимать, — и немного помолчав, встрепенулся, — кстати, что ты там про Шибалина говорил? Что он все проблемы умудрялся разруливать?

— Было такое. — Кивнул Владимир Николаевич. — Первое время, чего греха таить, без его присмотра начальники производств обрадовались, как же, теперь нет над ними главного экзекутора. Но прошло каких-то несколько месяцев, и полезло из всех щелей. Помнишь, серия неудачных запусков была в октябре — ноябре? Вот тогда и спохватились, пришлось специальную комиссию формировать, и наделять ее особыми полномочиями. Веришь, в некоторых случаях до суда дело дошло.

— Почему не верю? — Ухмыльнулся Буденный. — Слышал об этом, только вмешиваться не стал.

— Вот тогда до нас и дошло, какую работу на себе тащил Шибалин, теперь комиссия вынуждена работать на постоянной основе, но все равно где-нибудь, да просмотрят. Хорошо еще хоть пока конструкторские отделы без явных ошибок работают, научил их Виктор, что любая ошибка без последствий не останется.

— А что твой новый заместитель? — Маршал с хитрым выражением лица кивнул в сторону Коркина.

— А новый заместитель не семи пядей во лбу, — огрызнулся Виталий Николаевич, — Шибалин был конструктор от Бога, мог один работу всего коллектива выполнить. Когда меня на эту должность назначали, я сразу сказал, не потяну, в любой момент готов вернуться назад.

— Ладно, не кипятись, — в голосе Семена Михайловича проскользнули примирительные нотки, — знаю, что Виктора заменить трудно, но стремиться к этому надо.

— А что там с самолетом произошло? — Задал вопрос Челомей. — Сколько времени прошло, а никаких внятных причин крушения не сообщили.

— Да с самого начала сообщили, — поморщился маршал, — только никто в это верить не хочет.

— Это версия, что топливо некачественное?

— Это не версия, это установленный факт. — Констатировал Буденный. — На нефтебазе в емкости хранился авиационный бензин с растворенными в нем специальными присадками, лакокрасочный завод заказал, планировали использовать в качестве растворителя для краски. Потом завод ликвидировали, а формуляр попал под действие воды, и разобрать, что там было написано, не сумели, вот одна добрая душа, и предположила, что это чистый авиационный бензин. Тем более, что он ни по цвету, ни по запаху не отличался, а в лабораторию отдавать поленились. Тут как раз авиационное топливо подошло к концу и эту не кондицию закачали в заправщик, ну а во время полета старое топливо закончилось, а новое быстро вывело двигатели из строя.

— Тоже человеческий фактор, — грустно подвел итог Коркин.

— Видел я потом этот «человеческий фактор», — зло отозвался Семен Михайлович, — он так и не признал своей вины, посчитал это стечением обстоятельств.