Режиссер Советского Союза 6

Глава 7

— Стоп! — ору как оглашённый.

Бедная Леночка аж подскочила от неожиданности. Опять этот Киндинов! Ведь всё хорошо до этого было, и мы отработали две недели без особых сбоев. Сегодня у нас последняя батальная сцена, далее можно отпускать массовку и переходить к работе в особняке. Будут ещё кадры боёв, более связанные с обстрелами и взрывами, но это больше техническая часть, где актёры почти не нужны. Остальное всё отшлифуем в павильоне, особенно несколько кровавых моментов рукопашной и зачистки вражеских окопов.

Скорее всего, Евгений просто поддался канону и обыгрывает эдакого советского командира, ведущего людей в атаку с верной идеологической точки зрения. В советском кинематографе ранее часто грешили, показывая подобные сцены.

— Так, «мертвецы» встаём и дружно идём на обед, — произношу под дружный гогот всей съёмочной группы, — И только попробуйте мне нарушить грим! Евгений, давай к нам.

Массовка, изображавшая, лежащие вперевалку труппы начала подниматься. Раздались смешки, а курящий народ моментально задымил. Но никто особо не задерживался, так как главреж произнёс сакральное слово «обед». А он у нас по расписанию, сытный и очень вкусный. Я и сам поражаюсь нашим поварам, умудрявшимся в полевых условиях готовить такую вкуснотищу. Ещё и хлеб собственной выпечки! Чувствую, что у меня скоро потекут слюни, но мне до еды ещё далеко.

Вместе с Киндиновым подошёл Лапиков, который по сюжету должен умереть одним из первых в отчаянной атаке, и молодой Щербаков. Борис играет прапорщика, добровольно ушедшего на фронт и, по сюжету, спасшего главного героя. Изначально роль была написана под Крамарова, и он должен был играть бывалого солдата, правда, немного шебутного и где-то недалёкого. Только в итоге его герой должен был продемонстрировать чудеса бесстрашия и отваги. Но Савелий отказался, посчитав подобное предложение немного оскорбительным. Мол, он уже устал играть всяких полудурачков. Странное решение, ведь за подобный образ, который постоянно востребован среди режиссёров, многие актёры продадут душу дьяволу и даже Сигуранце. Да и в нашем случае, всё планировалось снять по-доброму, без педалирования разных скоморошеств. Но то дела давно минувших дней.

Пока же надо успокоиться и постараться всё верно объяснить актёру. Что-то меня несёт в последнее время, и с трудом удаётся сдерживать накапливающееся раздражение. Наверное, общий стресс, ещё и недавний фортель молодых балбесов даёт о себе знать. Или бабы давно не было? Я согласен даже на приезд стихийного бедствия под названием Светлана Капитонова, хотя, это и может стать проблемой, раскрыв наши отношения. Можно затащить в койку кого-нибудь из ассистенток или студенток из массовки, тем более они явно не против, судя по некоторым намёкам. Но после достопамятных съёмок «Битвы над Кубанью» и короткого романа с Вероникой, я решил не смешивать работу с личной жизнью. Ха-ха! Кого я обманываю? Ну, по крайней мере, мне пока удаётся сдерживаться. Тем временем актёры подошли к моему месту, Лапиков сразу закурил свой жутко воняющий самосад. От его папирос одна польза — комары и мухи облетают съёмочную площадку стороной.

— Евгений, попробуй абстрагироваться от клише, довлеющее над подобными сценами, — начинаю объяснять, — Здесь не должно быть никакой идеологической составляющей, даже Родины сейчас нет. Просто ты ведёшь людей в последнюю атаку, и вы хотите отомстить за подло убитых товарищей. У твоих подчинённых только одно желание — добраться до противника и перегрызть ему глотку. Пойми, вы все уже умерли, но желание отомстить превалирует над всеми остальными чувствами. Здесь даже немчуры нет, а просто образ врага, на уничтожении которого сконцентрированы все ваши мысли. Ты же снова перебарщиваешь с пафосом. Представь, что ты мертвец и ведёшь за собой ходячие трупы. Вся ваша жизнь осталась в прошлом, и мир сузился до этих двухсот метров, которые необходимо дойти до германских солдат.

Смотрю, вроде немного дошло. Советские режиссёры часто пытались показать героическую смерть наших солдат и офицеров, снимая фильмы про ВОВ. Кто-то даже пытался изобразить это красиво, если такое возможно. Я же хочу показать смерть, как обычную попутчицу войны. Нет в ней ничего героического и прекрасного, она ужасна и страшна. Хотя последнюю атаку обречённых, придётся подать именно в таком контексте. Вернее, будет просто излишне реалистичная и детализированная батальная сцена с жутким месиловом. В общем, я сам немного запутался, ещё и от актёра требую чего-то невозможного.

Пока же я отпустил актёров в столовую. Может, переговорят между собой и добавят к сценке чего-нибудь интересного.

— Ладно, отдохнули, пора и честь знать, — отрываюсь от блокнота и зову Леночку.

Примерно минут за сорок, я набросал новую раскадровку, с которой ознакомил оператора, схватившегося за голову.

Ничего страшного в этом нет. Просто придётся сделать дополнительные кадры с некоторыми персонажами. Может, завтра мы ещё оставим часть людей, если сегодня не успеем. Вообще, сами съёмки идут ударными темпами — вот что значит грамотная организация. Я давно работаю двумя камерами, и часть эпизодов поручил даже ассистенту. Всё-таки общие панорамные кадры, передвижение войск, вид на госпиталь и много подобных мелочей необязательно снимать самому. А ещё мы привезли с собой монтажное оборудование, и после окончания съёмок я сажусь с техниками за следующий этап работы. Прямо какой-то конвейер в лучших традициях Генри Форда!

— Лена, зови этих бездельников — пусть ложатся на прежние места, — кричу помощнице.

— Мотор! Начали!

— Дубль три, эпизод четырнадцать, — произносит Леночка через некоторое время и снова щёлкает хлопушкой.

— Приятный город, я про Минск, — произнёс ди Марко, когда мы вышли на прогулку по лесу, — Синьора Пузик устроила мне познавательную экскурсию. А ещё я проникся героическим прошлым этого города. Оксана рекомендовала посетить Брестскую крепость, но боюсь, у меня нет времени, и местные власти могут не дать разрешения.

Итальянец прилетел из Москвы, задержался пару дней в столице Белоруссии, и вот он уже в Гродно. Хорошо, что по всем документам он проходит как мой заграничный агент и имеет тесные связи с «Госкино». В противном случае никакое ГРУ не помогло бы гражданину страны, члена НАТО, свободно перемещаться по СССР. Понятно, что какие-то агенты должны вести ди Марко, но я пока никого не обнаружил. Касаемо самой встречи, то Андрей Геннадьевич разрешил пообщаться нам тет-а-тет, с условием, что Франческо примет новые правила игры. А куда он денется с подводной лодки?

Прогуливаясь по деревенской грунтовке и наслаждаясь июньскими пейзажами, я постепенно посвятил своего компаньона в нынешние расклады. Судя по отсутствию особого удивления, итальянец предполагал что-то подобное.

— Ты же понимаешь, что швейцарцев насторожит транш из нового банка? Предложи своим друзьям перечислить деньги на наш счёт в банке Виргинских островов, а далее мы начнём спокойно оперировать общей суммой. Ну, потеряют они какие-то копейки, только в таком деле нельзя экономить, — ответил итальянец, обдумав мои слова, — Мы лишний раз засветимся, так как переводы в любом случае контролируются. Только это уже сложности твоих новых друзей. Странно, что они не хотят работать напрямую через банк сеньора Карнауха.

— Это деньги совершенно разных структур. Не путай советское правительство и разведку. И ещё. Надеюсь, ты понимаешь, что даже намёк об уходе информации в чужие руки, поставит крест на нашей деятельности? — останавливаюсь и внимательно смотрю в печальные глаза импресарио.

— Алекс, если товарищи разрешили ввести меня в курс дела, то они всё просчитали. И я прекрасно понимаю, что теперь являюсь смертником. Вот только хотелось бы понять, какого чёрта я ввязался в это дурно пахнущее дело?

— Деньги, Франческо! Огромные суммы, которых хватит даже твоим правнукам! — отвечаю с усмешкой, — И не переживай, мне пообещали, что с нами будут играть честно. Хотя, полностью согласен, мы с тобой сейчас, как два сапёра без права на ошибку. Только не считай всё это работой на иностранную разведку. У тебя точно не будут требовать добывать секреты твоей Италии. Считай, что мы сотрудничаем с обычной корпорацией. Кстати, многие западные компании спокойно работают совместно с ЦРУ или МИ-6. Так что обычная ситуация для тех, кто в курсе.

— Давай сменим тему, — предложил итальянец, — Насколько я понял, инструкции поступят напрямую ко мне в Милан? Тогда я и начну переживать. У нас нарисовалась большая проблема. Компании, с которыми мы заключили контракты на рекламу, требуют новые ролики. Как мы это будем решать — не знаю. Никто не хочет работать с твоими помощниками, да и двое из них уже уволились. Наша парижская студия фактически простаивает, благо ребята снимают всякую мелочёвку. Но серьёзным воротилам нужны твои работы. Как бы не получить иск на немалую сумму.

Да, с рекламным бизнесом получилась очередная засада. И если «LV» готов немного подождать, то остальные партнёры начинают нервничать. В принципе, я уже начал решать создавшуюся проблему. Но не факт, что на мои условия пойдут заказчики.

— Я недавно начал строить фактически собственную киностудию, — Франческо аж рот открыл от удивления, услышав подобную новость, — Мне выделили землю на севере Москвы, недалеко от киностудии им. Горького. Но речь сейчас не об этом, ибо это долгий процесс. Пока нам приходится использовать старые павильоны, в которых нет недостатка. И я не вижу проблемы, почему не снять часть рекламных роликов в Москве? Нам же не обязательны натурные съёмки европейских городов — можно обойтись декорациями. В конце концов, часть клипа можно смонтировать, добавив нужные виды уже в Париже. Главное — договориться с местными, жутко жадными до валюты, чиновниками. Будем считать расходы на отчисление в советский бюджет обыкновенными налогами. Просто мы их не заплатим во Франции. Заказчики переведут деньги на наш счёт в Швейцарии, оттуда мы сделаем транш «Внешэкономбанку» или иному получателю. Вдруг наши доблестные руководители захотят поставить новую партию верблюжьих одеял в Экваториальную Гвинею или партию книг по ядерной физике для талантливых детишек Заира.

Ди Марко сначала не понял шутки, но потом звонко рассмеялся.

— Алекс, но ты ведь понимаешь, что мы полностью увязли? — серьёзным тоном спросил импресарио, — Ни о какой независимости более не может идти речи. Ты сам говоришь, что нас могут использовать в переводе денег на специфические нужды. Боюсь, что всё это закончится очень плохо.

— А у нас нет иного выхода, друг мой. Хорошо, что никто не покушается на наши личные капиталы. Это уже отличная новость, — стараюсь успокоить итальянца, хотя сам не особо верю, что подобные договорённости будут соблюдаться постоянно.

Уж слишком большой кусок мы отхватили, я так вообще сейчас весьма состоятельный человек. С учётом спекуляций с золотом и будущей операции с нефтью, есть вариант стать мультимиллионером. А это значит, что прятать деньги станет всё сложнее. Думаю, американских налоговиков уже интересует, куда уходят миллионы долларов отчислений от проката моих фильмов. Англичане тоже очень любят совать свой нос в чужие дела. Одна надежда на швейцарцев, которые пока ещё не прогнулись под новые реалии. И всё это на фоне того, что я не могу выехать за рубеж и получать информацию в онлайн режиме.

— Она передавала привет и написала тебе, — вдруг сменил тему ди Марко и вытащил из внутреннего кармана конверт, — Понимаю, что лезу не в своё дело, но не отталкивай её. Хотя бы ответь на письмо, прошу тебя как друга.

Франческо именно лезет в чужое дело и мою заметавшуюся душу. Я думал, что мне удалось погасить все чувства к Аните, но увидев конверт, сердце бешено забилось. При этом мне известны перипетии её жизни, правда, исключительно из глянцевых журналов. Что творится на душе моей бывшей любви, я не знаю. И если бы не этот чёртов итальянец, то я и дальше продолжал оставаться в счастливом неведении. Зачем это ей? Прошлого не вернуть, да и особо будущего у нас никогда не было. Первым порывом было разорвать письмо, но я прекрасно понимаю, что хочу его прочитать. Лёша, ты совсем запутался, и людей за собой тянешь.

Франческо переночевал в Гродно, предварительно проведя целый день на съёмках, и остался весьма довольным увиденным. Проводив итальянца, я ещё сутки не прикасался к письму. Наконец, вечером, доделав все дела, открываю бутылку вина и далее вскрываю конверт. Вообще-то, у нас сухой закон, но я здесь начальник и мне сегодня можно. Пытаюсь достать само письмо, но первыми пальцы нащупали глянцевую бумагу, оказавшуюся фотографией.

На снимке изображена всё ещё красивая, я бы сказал роскошная блондинка, и забавный мальчик лет трёх. Анита одета в закрытое платье с короткими рукавами, а Алессио форсит в детской версии морского костюма. Только вместо бескозырки, у мальчика на голове забавный берет с помпончиком. Понятно, что я знаю имя мальчика, хотя шведка усиленно скрывает сына от журналистов, и его снимков в журналах не найти. И прекрасно понимаю, в честь кого его назвали, только на итальянский манер.

Письмо, кстати, было достаточно кратким и практически без эмоций. Просто меня поблагодарили за счастливые деньки и сына. Далее, Анита перечисляла свои бизнес-планы и текущие дела. Судя по описанию, всё идёт замечательно, и она весьма состоятельная особа. Ещё она, оказывается, знает о моём сложном положении и готова вступить в борьбу с советской системой, дабы меня отпустили.

Хотя, мотивация Аниты мне понятна. Они там, на Западе все малость малахольные, и считают СССР тюрьмой народов. Наверняка шведка решила, что Лёшу заслали, чуть ли не в Сибирь и его срочно надо спасать. Мол, тебе есть куда ехать, и не беспокойся о финансовой стороне вопроса. А ещё тебя ждёт сын, и вообще всё будет в шоколаде. Если она думает, что так выражается поддержка, то глубоко заблуждается, но всё равно приятно. Только на душе стало ещё хуже. У меня в Москве фактически не разрубаемый Гордиев узел, тут ещё старая любовь дала о себе знать. В прошлой жизни всегда старался следовать правилу: уходя — уходи. Но здесь система дала сбой. Короче, запутался Алексей Анатольевич, и чем дальше, тем хуже. Ещё и фактическое рабство, в которое меня загнало ГРУ.

Ладно, буду реагировать на проблемы по мере их поступления. Пока у меня по плану фильм и его надо сделать настолько качественно, чтобы все склоки со скандалами, были не напрасны. А ответное письмо шведке я передам через куратора, для них доставить его по адресату будет несложно. И надо срочно загрузить себя работой, чтобы вообще ни о чём не думать.

— Мамочка, ты не понимаешь — я люблю его и не вижу свою жизнь рядом с другим человеком! Почему мне необходимо соблюдать какие-то глупые условности и сословные ограничения?

— Конечно, твоя мама никогда не была молодой и ничего не понимает, — грустно отвечает Серова, — А условности как раз существуют, чтобы молодые влюблённые дурочки не наделали непоправимых ошибок.

Беседу дочери и матери мы снимаем в гостиной особняка Друцких-Любецких, находящегося в небольшом городке Щучин. Сейчас здесь распложён Дом офицеров, при этом, к чести военных, интерьер дворца особо не переделывали. Нам, правда пришлось добывать мебель и прочие предметы обстановки, соответствующие эпохе начала 20 века. Каплан и его девочки неплохо поработали, распотрошив хранилища «Беларусьфильма». Неожиданную помощь группе оказала завхоз Дома офицеров. Оказывается, у неё на балансе достаточно старинной мебели, статуэток и даже есть несколько портретов бывших хозяев дворца. Пожилая энтузиастка с гордостью похвасталась, что выбила бюджет для реставрации уникальных вещей и части интерьера. Именно на таких неравнодушных людях и держится страна. Мне так кажется.

А ещё забавным совпадением стала фамилия — Друцкие, которые носят наши героини Серова и Азер, пересекающиеся с бывшим названием дворца.

— Стоп! Отлично! — после моих слов народ зашевелился и радостно зашептался.

Последние дни я особенно свирепствовал, так как мы начали выбиваться из графика. Тут ещё заболел Альгимантас Масюлис, исполняющий роль немецкого гауптмана. Придётся переснимать часть эпизодов и опять приглашать массовку, от которой меня уже тошнит. Но пока у нас съёмки семейного конфликта, где Наталья Друцкая порывает с семьёй и уезжает на фронт в качестве сестры милосердия. Я считаю, что любовная линия крайне важна, ибо в ином случае фильм неинтересен. Да, батальные сцены и сама трагичность ситуации должна поразить зрителя, но нужно разбавлять насилие чем-то светлым. Иначе получается сплошная мясорубка, боль и страдания.

— Ещё дубль, и после обеда готовим площадку в саду, — народ возмущённо заворчал.

— Я всё понимаю, — объясняю недоумевающей Серовой, которой единственной позволено спорить со мной на съёмочной площадке, — Но лишних кадров не бывает. Изменим угол съёмок, может, чего-то придумаем по тексту. Какой-то он излишне картонный.

— Картон у тебя в голове, а в сердце камень, — под смешки группы произносит Валентина Васильевна, — Зачем людей мучить? Сам похож на отощавшего вурдалака, скоро глаза в темноте гореть начнут. Ещё и всех вокруг загонял. Перфекционизм — хорошее качество, но всё хорошо в меру.

Это у нас такая игра в хорошего и плохого полицейского. Серова тонко чувствует настроения в коллективе и, таким образом, даёт народу возможность посмеяться над режиссёром-тираном. Кстати, отличный способ выпустить пар и избежать лишних конфликтов. Люди ещё и бегают к актрисе, жалуясь на меня-злобного, и просто делятся своими жизненными проблемами. Именно Валентина Васильевна придумала эту схему, которая пока не даёт сбоев. Золотая женщина! А ведь какие-то скунсы имеют наглость упрекать меня в кумовстве и продвижении своих актёров! Кроме Серовой, у меня ни разу не повторился актёрский состав. Я даже Терентьеву забраковал, так как Азер гораздо естественнее вписалась в образ аристократки Друцкой.

Главное — выдержать нужный темп и не сорваться. Надо завтра дать людям выходной, а то совсем я их заморил. Сам тоже заброшу все дела и схожу на рыбалку. Михаил, наш работник сцены и страстный рыбак, обещал хороший клёв. Удочки он приволок с собой, и при первой возможности сбегает на ближайшую речку.

Ещё один рывок — и можно перемещаться в павильоны Горького. Затем у актёров будет небольшой отпуск. А Лёша Мещерский засядет в монтажной, и начнёт лепить из отснятого материала что-то удобоваримое. Далее — озвучка, которая иногда отнимает больше сил, нежели сам процесс съёмок. И уже затем самое главное — приёмная комиссия, где меня с нетерпением ждут ответственные товарищи. Чур меня от подобных мыслей! Таким макаром можно впасть в очередную эмоциональную яму. Сегодня съёмки, завтра рыбалка, а до всяких паразитов ещё далеко. И кто им сказал, что я сдамся без боя?