Рассказы

Ильбэш

Стояла спокойная, сухая зимняя ночь. Прозрачный дым поднимался к потолку юрты и утекал в круглое отверстие — тооно, сейчас забранное решеткой–даахан. Воздух наверху был горячим, но от земли тянуло сильным холодом — не спасал даже дощатый настил, обитый войлоком. Отца перетащили поближе к очагу — там было теплее. Он лежал, мокрый и красный, под тремя оленьими шкурами, и непривычно молчаливая мать сидела в его ногах. Порой она откидывала эти шкуры, подтягивала к себе поближе котелок и меняла отцу травяные припарки, которые должны были вытянуть из него болезнь. Припарки не работали. Отец умирал.

Весной я пойду в подпаски к Эркену, отцовскому умчи — двоюродному брату, и буду работать на него до пятнадцати лет. Дальше меня заберет шаман Дамдан с Утиного острова — ему как раз нужен ученик. Все было уже обговорено. Домой я вернусь взрослым человеком. Я буду слепой, полубезумный, как все шаманы, и стану ходить с палкой, вырезанной из кости мамонта. Сестра к тому времени наверняка станет чьей‑то женой и матерью. Она позабудет обо мне, я позабуду ее, а мать… думаю, к тому времени умрет и она.

Я шумно вздохнул, жалея себя, и уставился в огонь.

— Мама, я закончила, — сказала Харлан, моя старшая сестра.

Она вымачивала войлок в корытце с кислым табачным молоком. Запах табака отпугивал вшей и мошкару, вдобавок протравленный войлок не гнил.

— Хорошо, — безучастно сказала мать.

— Развесить надо, чтобы подсох, — напомнила Харлан.

— Потом. Эсен, — обратилась ко мне мать. Я встрепенулся. — Сходи к шаману на реку и попроси траву тулях. Он знает, что это такое. Она вырастает на пепле и пахнет огнем. Скажи, что потом мясом долг отдадим.

— Да, мама, — я поднялся.

Надев стеганый дэгэл из овчины и натянув валенки–гутулы, я откинул полог юрты и соскользнул в прохладный мрак. Зимы в Меркит Ховдэ красивые, но жестокие и колючие, как сердце Ухин — девушки–луны. В лицо мне бил колкий ветер, а ноги по колено увязали в снегу, блестящем и хрустком. Поплотнее запахнув дэгэл, я быстро прочитал молитву духам, и зашагал по проселочной дороге, мимо курившихся юрт и утепленных загонов, где стоял во мраке скот.

Шаман Чимит–Арзалан жил на берегу быстрой, никогда не замерзающей реки Улян, возле плотины, перегородившей течение. Шамана мы видели только зимой. Летом мы кочевали по всему Меркит Ховдэ, то приближаясь вплотную к Рыжим горам, за которыми начиналась выжженная зноем Халха, то уходя далеко на север, к Бледной Шкуре. Шаман общался с духами и знал множество секретов. Старый нойон Банзар приказал выстроить для Чимит–Арзалана каменный дом на правом берегу Уляна, и с тех пор зиму мы проводили под бдительным присмотром шамана. Он отгонял от нас злые метели и врачевал раненых, принимал тяжелые роды, лечил скотину, если хорошо платили, и давал новорожденным имена, приманивающие удачу — но редко, под настроение. Дать хорошее имя — трудная задача.

Я обогнул утес и оказался на темном, бесшумном берегу Уляна. Река быстро несла свои тяжелые смолистые воды, скользя во тьме, как змея меж камней. Дом шамана стоял немного выше по течению. Из квадратного отверстия в крыше струился дым. Я остановился и громко позвал хозяина.

Шаман вышел не сразу. Он показался на пороге, высокий и жилистый, в жестком, обшитом костью дэгэле, с волосами, собранными в пучок на затылке — и спросил, зачем я пришел. Я ответил, и шаман неохотно впустил меня внутрь.

— У меня гости, ара–ойхон, — буркнул он. — Посланцы самого нойона! Сиди смирно и не надоедай им вопросами, а лучше вообще помалкивай. Мне надо заглянуть на ледник, все запасы там. Скоро вернусь.

Забывшись, я кивнул, и шаман проворно вырвал у меня волос со лба. Я вскрикнул, а Чимит–Арзалан рассерженно погрозил мне узловатым пальцем:

— Сколько раз тебе говорил — не кивай, дурак! Это гневит духов! Хочешь в конец их разозлить?

— Нет, — угрюмо произнес я.

Шаман ушел, а я вошел в дом и трижды поклонился уголку духов. Надо же как‑то их умилостивить, чтобы не гневались. Гости насмешливо наблюдали за мной. Их было двое — мощный мужчина, с широченной грудной клеткой и руками в обхвате как моя голова, по–халхински усатый и бритый налысо, одетый роскошно, с двумя кривыми мечами на алом шелковом поясе — и сидевшая на сундуке–арын девочка в нарядном полушубке, с не по возрасту толстой косой, несколько раз обвитой вокруг плеч. Она была очень красива, и я смутился.

— Привет, — сказала девочка. — Как тебя зовут?

— Эсен, — ответил я, переминаясь с ноги на ногу.

— Моего отца звали Эсен, — сообщила она. — Он был меркит, как и ты.

Заметив, что я замерз, девочка снисходительно произнесла:

— Можешь к очагу сесть.

Я сел на войлок, поджав ноги. От очага шел жар, и я вспотел. Халхинец извлек один из своих мечей и начал неспешно полировать его каменным точилом. Я уставился на собственные колени, не зная, что сказать.

— Меня зовут Намджил, — важно произнесла с сундука девочка. — Я — ильбэш.

— Ведьма?

— Да! — подтвердила она.

Никогда не видел ведьм. Они не водились в Меркит Ховдэ. Говорят, ведьмам для ведовства нужны свирепые вулканы и раскаленное солнце, а у нас этого не было.

Намджил сидела и с нетерпением ждала новых вопросов.

— Так вы правда от нойона приехали? — спросил я.

— Нет, — ухмыльнулась Намджил. — Мы приехали вместе с нойоном! Он сейчас в юрте на том берегу, отдыхает. Мы скоро пойдем охотиться на Олгой–Хорхоя!

Мои глаза полезли на лоб.

Олгой–Хорхой…

Исполинский бог–червь, один из сорока четырех темных тенгри. Он оковал своими кольцами землю, чтобы пожрать, но дева–луна Ухин со скуки хлестнула его стальной плетью, и Олгой–Хорхой, съежившись, в страхе уполз обратно в Рыжие горы. Отец часто рассказывал эту историю перед костром. Он был онтохошином–сказителем, и побывал за свою жизнь во всех землях, где люди любили песни.

Червь, значит.

— Слышал про такого? — сияя глазами, спросила Намджил.

— Конечно! — сказал я, слегка оскорбленный. — Я даже видел его, издалека. Но то было летом. Как вы хотите его зимой достать?

— Зимой все черви спят, — сказала Намджил. — Мы его из норы выковывы… ковыко… достанем!

— Понятно.

Намджил нетерпеливо кивнула.

— Не кивай, — внезапно сказал я, вспомнив шамана. — Духов разозлишь.

От удивления она даже открыла рот.

— Что?

— Забыл, с кем разговариваешь? — спокойно спросил халхинец. — Я могу рассечь тебя лезвиями, и ты ничего не почувствуешь.

Он говорил тихо, но внушительно, и от его слов у меня мороз по коже прошел.

— Извини, — угрюмо сказал я, вставая.

— Нет, погоди! — спохватилась Намджил. — Не обижайся на Данзана, он должен меня охранять, поэтому постоянно злой ходит. Я хочу еще с тобой поболтать.

Халхинец хмыкнул.

Я бы посидел еще немного. В отличие от других девчонок, Намджил хотя бы слушала, что я говорю, и ей было интересно. Но этот лысый усач! Будь он моим ровесником, я бы живо ему все полы с дэгэла пообрывал.

— Нет, я пойду, — заупрямился я. — У меня отец дома болеет.

— Ладно, — сказала Намджил.

Она вдруг хитро улыбнулась мне.

— Подойди‑ка.

Я с опаской приблизился, глядя в ее серые глаза. Намджил сидела неподвижно, как кошка в засаде. Едва я подошел, она вдруг ухватила меня за нос — да так больно, что я не выдержал и заорал.

Разозленный, я попытался ткнуть ее в ответ — но халхинец резво соскочил со своего сундука и одним движением повалил меня на пол. Его неподвижное усатое лицо оказалось совсем близко. Ни разу не видел ничего страшней.

Я лежал, не смея пошевелиться.

— Пусти его, Данзан! — прикрикнула Намджил.

Халхинец неохотно встал, и я вылез из‑под него — спасенный. Мне хотелось сказать: «Было больно!» — но потом я подумал и сказал:

— Мне это не понравилось, — мои поджилки все еще тряслись от страха. — Я пошел.

— Потом еще увидимся, — ответила Намджил.

— Уверена?

— Конечно! — она попыталась состроить загадочное лицо. — Я же ильбэш. Я вижу будущее, и никогда не ошибаюсь.

Я покачал головой.

Ну и дура!

Появился шаман. Я быстро вырвал у него связку сухой травы. Шаман удивился, но ничего не сказал. Я со всех ног побежал домой, оскальзываясь на снегу.

Мои щеки горели огнем.

В темноте тяжко мычали коровы. Не доходя до юрты, я заглянул в загон. Ко мне тут же полезла пятнистая телушка. На морде ее блестела ледяная корка из смерзшихся в ком слез и соплей, не дававшая корове дышать. Я взял ее за рога, чтобы не брыкала, кулаком разбил корку и сразу же погладил по лбу испуганную корову. Она фыркнула, шумно дыша — значит, все нормально. Я очистил морды ото льда и другим коровам — затем, успокоенный работой, вошел в юрту.

— Мама, я принес траву, как ты просила, — сказал я, откидывая полог.

— Молодец, — сухо ответила мать, даже не повернувшись в мою сторону. — Отдай ее Харлан, пусть разотрет в ступке. Сам ложись спать.

Сон долго не шел ко мне.

Я ворочался с бока на бок, всё думая о нойоне, о Олгой–Хорхое, которого я никогда не видел, и о Намджил. Когда я заснул, мне приснилась дева Ухин, и мы делали с ней странные непонятные вещи, о которых жар шел по всему телу.

— Эй! — и меня бесцеремонно ткнули в бок.

— Эй!

Я открыл глаза. Было утро перед самым рассветом, и в разделенном палками тооно виднелся край неба — уже не черного, а серого. Надо мной стояла ужасно довольная собой, раскрасневшаяся от мороза Намджил в своем нарядном полушубке. Не успел я даже удивиться, как она наклонилась и прижала палец к моим губам.

— Тише!

— Ладно! — тихо ответил я, приподнимаясь на локтях и оглядываясь по сторонам. Все спали, только Харлан тихонько урчала во сне. — Что ты тут делаешь?

— Ничего, — сказала Намджил.

Она потянула меня за край одеяла.

— Пошли, покажешь мне тут всё.

— Дай мне одеться, — я покраснел. — И за одеяло не тяни.

Рассвет в Меркит Ховдэ размытый и текучий, без ярких красок. Солнце медленно выползало из холмов. Мы шли вдоль берега Уляна, обходя большие камни и пиная маленькие, и наши тени тянулись через всю реку до противоположного берега. В воздухе стоял каменный, минеральный запах быстрого течения.

— Как ты узнала, где я живу? — спросил я, не зная, куда деть руки.

— Ну, я же ильбэш, — подбоченилась Намджил.

— Понятно, — сказал я. — А что ты еще умеешь?

— Я всё умею! — решительно сказала она. — Я повелеваю огнем и песком, ветром и морем, предрекаю будущее, а еще могу петь по–птичьи и рычать по–зверячьи, а еще мошек отпугивать, чтоб не жалились.

— Наши шаманы тоже так могут, — сказал я, что поддразнить ее.

Улыбка пропала с ее лица.

— Ничего они не могут! — сказала Намджил с горячностью.

— Нет, могут.

— Нет, не могут!

— Вот так они точно не могут! — закричала она, обиженная до глубины души, и вдруг топнула ногой по камню.

Бах!

Раздался далекий грохот.

— Нет, ничего ты… — начал было я, как почва подо мной вдруг пошла трещинами и разломилась. В животе неприятно закрутило. Вместе с кусками смерзшейся земли я ухнул в бездонную яму, крича и размахивая руками. Небо быстро смыкалось надо мной.

Я умру!

Я умер, наверное.

— Ой! Извини! — донесся до меня далекий голос Намджил. — Ты внизу живой, я это точно знаю — слышу, как сердце стучит. Извини меня, пожалуйста, я не хотела. Эсен?

Я пошевелился.

«Мне больно», — хотел сказать я, но сдержался. Вместо этого я закричал, стуча по земле кулаком.

— Ты дура! Дура! Я думал, что я помру!

— Я сейчас спущусь, — засуетилась Намджил.

— Это еще зачем?! Не надо! Эй!

Но она все равно спрыгнула. Прямо мне на грудь, выбив из меня последние капли жизни. Я охнул и повалился набок, а Намджил встала, отряхнулась и протянула мне руку:

— Вставай! Давай посмотрим, что это за пещера.

— Пещера?.. — я тяжело перекатился набок, не приняв руки, и привстал.

Мы находились в конце огромной норы. Стены ее были неровными, будто бы изгрызенными. Мне стало страшно, и я невольно схватил Намджил за руку, да с такой силой, что ее косточки хрустнули.

— Ой! — сказала она.

— Это не пещера! — сказал я ей, объятый ужасом. — Это логово Олгой–Хорхоя!

— Что–о?

— Наверняка он здесь зимует! — простонал я.

— Да вряд ли! — сказала Намджил и мотнула головой в сторону прохода. — Давай туда сходим, проверим.

— Не хочу!

— Давай, пожалуйста! — попросила Намджил.

— Нет! — сказал я и вдруг понял, что она может подумать обо мне.

«Трус», — наверняка решит она. Я мучительно уставился в крохотный клочок неба над головой, стиснул зубы, изругал себя на все лады — и наконец прошипел:

— Ладно, пошли! Только ты сама виновата будешь, если тебя съедят!

— Хорошо, — неожиданно серьезно сказала Намджил.

Мы пошли вдоль влажных, сочащихся туманом стен. Вскоре стало настолько темно, что я перестал что‑либо видеть. Зато Намджил шагала легко и уверенно — пришлось попросить ее взять меня за руку.

Она рассмеялась.

— Ты правда ничего не видишь?

— Да, — ответил я, глубоко несчастный.

Мы шли в абсолютной тьме еще несколько минут, а потом Намджил вдруг остановилась, как вкопанная, и не своим голосом произнесла:

— Там скелет.

— Не говори таким страшным голосом, — взмолился я. — Какой еще скелет?

— З–змеиный.

— Большой? — с упавшим сердцем спросил я.

— Ага. Очень большой. Как горы, — слабым голосом сказала она. — Он там внизу лежит, в здоровенной яме. Свернулся в колечко и лежит.

— Это Олгой–Хорхой, — произнес я убежденно.

— Но ведь он большой червь! — возразила Намджил.

— А вдруг он на самом деле змея? — я стиснул ее руку. — Пошли отсюда! Вдруг он…

— Он давно умер, — из противоречия заспорила Намджил, но сопротивляться, когда я потянул ее обратно, не стала. — Ой, я серьгу потеряла!.. Ну и ладно. А как мы выйдем наружу?

— Не знаю, зубами вцепимся!

Обошлось без зубов — земля здесь была пронизана тонкими, но прочными корнями, и мы с Намджил вылезли, цепляясь за них.

Из пещеры мы вышли грязные и бледные.

Взглянув друг на друга, мы вдруг расхохотались, как сумасшедшие.

— Ты испугался там, это точно, хаха, я по глазам вижу! — сказала Намджил.

— И как нойон теперь охотиться будет? — спросил я одновременно с ней.

Мы смолкли.

Щеки Намджил заалели, и она тихо сказала:

— Извини.

— Ты меня извини, — зачем‑то сказал я.

— Пошли к нойону? — предложила Намджил. — Расскажем ему, что видели.

— А давай не будем, — поежился я.

— Почему?

— Он нам головы отрубит.

Намджил посмотрела на меня с сомнением и сказала:

— Ну, это вряд ли! Но если хочешь, я поговорю с нойоном сама, ты рядом с юртой подождешь. Идет?

— Ладно, — неохотно согласился я.

Мы перешли через наведенный мост и оказались возле юрты нойона. Она была огромной, в три раза больше, чем наша, и с золотой вышивкой по краям. Возле нее, на очищенной от снега поляне, тренировался Данзан. Он был обнажен по пояс, и я видел его могучую, перевитую жгутами мышц спину — меж лопаток у него тянулся белесый рваный шрам. Данзан палками хлестал пару набитых землей мешков. Каждый его удар выбивал из мешков пыль. Дыхание вырывалось из его рта клочьями пара.

— А, вот и наш маленький шолмос, — обернувшись, насмешливо произнес Данзан.

— Ха! — сказал я. Хотелось бы сказать ему что‑нибудь обидное, но я не знал, что.

Намджил нахмурилась.

— Ты становишься хорошей ильбэш, — повернулся к ней Данзан. — В этот раз я не смог тебя поймать — ускользнула незаметно. Ты усвоила урок.

— Ты забылся, — ее голос звенел.

— Хорошо–хорошо! — сказал он, поднимая руки с зажатыми в кулаках палками. — Я был не прав, ты самая великая ильбэш от моря от моря. Дэн эрэгдыг! Ты права!

Намджил покраснела.

Данзан прошел мимо нас. Гадкая усмешка гуляла на его губах, могучее тело блестело от пота. Палки он сунул за пояс, словно мечи. Я сжал кулаки.

— Я сейчас, — тихо сказала Намджил.

Она подняла полог юрты и скользнула внутрь. Я успел заметить, что юрта вся была занята сундуками — и большими, окованными железом, и маленькими сундучками, куда не поместился бы и суслик. На лежанке–эрчшан, покрытой тремя шкурами барса, сидел тучный человек с одутловатым желтым лицом, чем‑то напоминавшим луну. Он жадно ел пересыпанное солью мясо, запивая его бульоном. «Нойон Церетар», — подумал я с благоговением, но тут полог опустился, и нойон с Намджил остались внутри.

Через время, показавшееся мне вечностью, Намджил вышла из юрты.

— Всё, — сказала она. — Нойон знает о Олгой–Хорхое.

— Он не пойдет на охоту? — спросил я.

Намджил рассмеялась.

— Конечно, пойдет! Он ведь не ради добычи идет, а чтобы показать ламам, как сильно он борется с древними тенгри. Съездит на охоту, попьет араки, а потом вытащит из пещеры скелет и увезет в Меркит Орун.

Я был сбит с толку.

— Разве люди охотятся не ради добычи?..

— Он нойон, а не человек, — сказала Намджил.

— Вот болван! — я покачал головой.

Намджил хихикнула.

— Да! — она дернула меня за рукав. — Пошли, к тебе в юрту вернемся. Ты будешь петь, я — танцевать, как это делают в Халхе.

— Я петь не умею.

Мы прошлись по снегу.

— Почему нойон не прогонит Данзана? — внезапно спросил я. — Он же злой! И я вижу, что ты его тоже ненавидишь. И нойон его не любит. Наверное. Никто его не любит!

Намджил горько, по–взрослому усмехнулась.

— Почему ты так думаешь? Данзан — великий воин. Он спасет нойона от смерти. Я видела это в пламени.

— Правда? — я был сбит с толку.

— Ну… да, — неохотно ответила Намджил. — А еще Данзан мой учитель. Нельзя говорить плохо про учителя.

Все ее настроение куда‑то пропало, и я решил ее больше не расспрашивать. Вместо этого я взял ее за руку. Она слабо улыбнулась, и мы пошли в становище.

В становище был переполох — все готовились к появлению нойона. Гун объяснял что‑то столпившимся охотникам. Я встретился глазами с матерью: она кивнула мне из большой толпы женщин и тут же исчезла.

В юрте крепко спал отец. Никого больше не было: мать и Харлан ушли. Я развязал мешок с костяшками и неуверенно предложил Намджил:

— Поиграем? Умеешь?

— Умею, — сказала она с превосходством.

Как выяснилось, играть Намджил не умела. В Халхе были совсем другие правила для игры в кости — совсем неправильные. Я возмутился, особенно когда Намджил заявила, что их способ играть самый верный, а наш никуда не годится. У меня аж кулаки зачесались. Намджил беззаботно смеялась, глядя на меня. Про Данзана она больше не вспоминала.

Пока мы спорили, отец вдруг громко застонал, мучимый болью.

Намджил перестала смеяться.

— Что с ним? Он болеет? — спросила она.

— Да, — неохотно ответил я. — Давно уже.

— Я посмотрю, — предупредила Намджил.

Она присела рядом с отцом и внимательно ощупала его лоб. От пальцев ее валил жар, щеки побелели. На мгновенье лицо ее исказилось, и по юрте прошла горячая волна. Я вздрогнул. Отец всхрапнул, а затем задышал ровнее, и от щек отхлынула пурпурная кровь — часть болезни. Намджил торжествующе встряхнула руками.

— Ты спасла его?! — не веря, произнес я

— А? — она обернулась. — Н–нет… Но жар вытянула.

Забыв обо всем, я схватил ее за плечи.

— А он вылечится? Он переживет зиму?

— Конечно! — сказала Намджил.

— Это ты будущее увидела?

— Да.

— Фух! — я выдохнул.

Намджил негромко рассмеялась, глядя на мое глупое лицо.

— Я маме скажу, — засобирался я.

— Потом скажешь!

Мы снова сели играть, хотя я поминутно порывался вскочить и убежать. Намджил легко обыграла меня пару раз. Наконец я кинул костяшки на пол и сказал:

— Сдаюсь!

— Ты поддавался, — упрекнула она меня.

— Нет! Что ты! — я невольно улыбнулся. — Слушай! Расскажи мне про Халху! Там хотя бы красиво?

— Там всегда сухо, и ничего не растет, — сказала Намджил.

— Мать так про Меркит Ховдэ говорит, — сказал я. — Она тофаларка, из костяного народца. Отец когда‑то поймал ее, когда она купалась в реке, крепко избил и привез сюда на лодке. Так она стала ему женой.

К моему удивлению, Намджил не понравилась эта история.

— Это плохо! — серьезно сказала она.

— Почему?

— У меня все будет не так.

— А как? — напряженно спросил я.

Почему‑то этот вопрос сильно меня взволновал. Я даже и не думал раньше, что Намджил может выйти замуж. Не приходила мне такая мысль в голову.

— У меня будет возлюбленный, — значительно произнесла Намджил.

— А это еще кто?

Она подалась вперед. В ее глазах плясало темное пламя:

— Ты.

— Я? — спросил я, как громом пораженный.

— Да. Мы будем целоваться на снежном поле, среди ледяных цветов, и я отдадусь тебе на медвежьей шкуре. Но это будет еще очень нескоро, — сказала Намджил.

— А что такое «отдадусь»?

— Не знаю, — пожала она плечами.

Разговор стал неудобным.

— Давай поцелуемся, — предложил я.

— Давай.

Мы потянулись друг к другу, и тут в юрту вошла Харлан. Под мышкой она несла корзину с коровьими кишками. Завидев нас с Намджил, сестра почему‑то взвизгнула и выскочила из юрты, ужасно покраснев. Корзину она обронила на пол.

Испуганные, мы отпрянули друг от друга, и Намджил быстро сказала:

— Завтра увидимся.

Я проводил ее до юрты нойона.

Утром отец проснулся. Он был очень слаб после долгого забытья, но пурпурная кровь ушла, а дыхание было ровное, хорошее. Сразу размякшая мать поила отца из большого бурдюка. Она улыбалась, а отец только хрипел, мотал головой да оттирал лекарства со своих усов. Харлан настороженно следила за мной из своего закутка. Я видел — сестре до ужаса хочется меня расспросить о Намджил; но она не решалась.

Чуть позже возле нашей юрты раздался стук копыт.

«Намджил», — радостно подумал я и вскочил, чтобы встретить ее.

Но это была не она.

Откинув полог, в нашу юрту вошел тяжелый, пахнувший потом и железом Данзан. Мое сердце сразу упало.

— Эй, ара–ойхон, — лысый Данзан поманил меня к себе. — Иди сюда.

Мать, наконец‑то вспомнившая обо мне, насторожилась.

— Кто это? — спросила она.

— Это… — я замялся. — Это за мной. Я скоро вернусь, мама.

— Только не задерживайся, — сказала она. — Нужно еще искупать отца, ты мне нужен.

— Хорошо, — напряженно ответил я, не сводя глаз с Данзана.

Халхинец гнусно ухмылялся.

Мы вышли из юрты. Возле стоял огромный каурый жеребец Данзана. Он бил копытом и зло косился на меня. Я взглянул на лошадиные зубы и подумал, что одним укусом эта тварь может отхватить мне голову.

— Садись, — сказал Данзан. — На охоту поедем. Хочешь на Олгой–Хорхоя посмотреть?

— С тобой — нет, — угрюмо ответил я.

Видимо, Данзану еще ни разу не отказывали. Он сразу рассвирепел. На его левом виске вздулись жилы, руки легли на рукояти мечей.

— Живо сел! — взревел Данзан.

— Не хочу! — ощетинился я в ответ.

Я был уверен — коснись меня Данзан сейчас, я бы набросился на него, как хорек, и попытался бы выгрызть горло.

— Ара–ойхон! — Данзан дернул себя за ус. — Слушай. Этого не я хочу. Это она попросила, чтобы я тебя привез на охоту. Понятно тебе?

Намджил?

Я насторожился.

— Правда?

— Дэн эрэгдыг! Клянусь Акиин Торэ, это правда! — сказал Данзан, почесывая себя между лопаток. — Садись, малец, прокатимся, поговорим.

Все еще настороженный, я взобрался на коня, и Данзан сел позади меня. Он хлестнул коня поводьями, и тот помчался в степь. Пускай невольно, но меня охватил восторг — не так часто мне разрешали кататься на лошади. Я наслаждался ветром, бившим мне в лицо, и почти забыл о Данзане.

— Что она тебе сказала? — внезапно спросил халхинец. — Она говорила что‑то про наше будущее? Про нойона?

— Нет, — насторожился я.

— Это хорошо, — Данзан чуть расслабился.

Остаток пути я молчал, стараясь не касаться локтями Данзановых рук — больших, увитых мускулами, обильно татуированных. Халхинец пах кровью. Я ненавидел его, этого злого воина — сам не понимая толком, за что.

Наконец мы выехали к берегу Уляна. Там нас ждали охотники. Я узнал Гуна и Эркена, и остальных охотников становища. Чуть в сторонке сидел нойон. Жирный, неподвижный, он прихлебывал водку–иркэ, сидя на траве, и лениво поглядывал на небо. Намджил, мое сердце затрепетало — сидела рядом с ним.

Увидев меня, Намджил встала. Лицо ее побледнело.

«Почему?» — удивился я, и попытался соскочить, но Данзан не дал мне.

— Нойон! Церетар Торэ! — сказал он. — Мы с тобой должны сокрушить это злое чудовище, Олгой–Хорхоя. Поехали!

— Поехали, — важно согласился нойон.

Повелитель Меркит Ховдэ с трудом взгромоздил свое жирное тело на коня, и мы всей толпой отправились на поиски Бога–Червя. Намджил сидела позади нойона, обхватив его за парчовый пояс. Я пытался привлечь ее внимание — но Намджил упорно глядела перед собой. Словно ей неприятно было смотреть на меня.

Я недоумевал.

Нойон правил осторожно, водил коня по кругу. Наконец мы совершили полный оборот, и лишь тогда нойон сказал охотникам:

— Возвращайтесь в становище. Никого мы не найдем.

— Но… — начал Гун.

— Я сказал, возвращайтесь домой, — сдвинул жирные брови нойон, и охотник, потупив взор, поворотил коня. Гун, Эркен и все остальные отправились домой. Остались лишь четверо — мы с Намджил, да нойон с Данзаном.

— Поехали, — сказал нойон, когда все охотники скрылись за холмом.

Мы быстро достигли пещеры. Вчерашний снег лишь слегка присыпал вход, и Данзан его быстро расчистил. Нойон тяжело спустился на землю. С коня он выглядел еще смешнее — неуклюжий, жирный, похожий на степную куропатку — нойон Церетар никак не походил на потомка великого Торэ. Нойон тупо глянул на меня, пожевал губами, а затем протянул руки к Данзану. Халхинец, слегка усмехнувшись, прошел к нашему повелителю — и помог ему спуститься в пещеру. Он держал нойона за руки, пока тот пытался своими короткими ножками нащупать дно.

Я в это время бочком приблизился к неподвижной Намджил.

— А как нойон достанет скелет? — спросил я между прочим. — Нас ведь слишком мало, чтоб его вытащить. Или Данзан такой силач?

— Зачем… зачем ты приехал? — еле шевеля губами, спросила Намджил.

— Данзан сказал, ты хотела меня видеть, — удивился я.

— И ты поверил? — спросила она с неожиданной горечью.

Я ничего не понял.

— А в чем дело? — сказал я, подойдя к входу в пещеру. Нойон и Данзан уже скрылись в ней, и изнутри доносились лишь звуки разговора. — Ну как они скелет доставать будут, а? Ты не ответила.

— Нойон не будет его доставать, — сказала Намджил, поникнув плечами.

— Но как?..

— Он оставит возле скелета несколько каленых стрел, помеченных своим знаком. Затем, когда вернется в Меркит Орун, пришлет сюда своих людей, и они приволокут скелет, — сказала Намджил несчастным голосом. — Эсен, ну зачем ты сюда приехал?

— А в чем дело?

Она с отчаянием посмотрела на меня и разрыдалась.

Это было так неожиданно и странно, что я растерялся. Я даже не стал утешать ее — хотя и следовало бы. Разве Намджил не предназначена мне?

— Намджил, — сказал я.

— Уходи отсюда, — прошептала она.

— Почему?

Из пещеры раздались звуки борьбы. В моей голове промелькнули тысячи мыслей, а потом я кинулся к краю провала и быстро заглянул внутрь. «Вдруг Олгой–Хорхой жив?» — вот что за мысль терзала меня. Мысль была ужасной. Я перегнулся через край и закричал:

— Нойон!

— Нет, — неожиданно ответил мне снизу Данзан.

Я опрокинулся на спину. Данзан вскарабкался по корням и вылез из пещеры. Его плечи были покрыты красной кровью. Шарики мышц перекатывались под одеждой. Халхинец встал на краю пещеры и насмешливо посмотрел на меня. Нойона с ним не было.

— Где нойон? — спросил я, хотя все было и так ясно.

— Нигде, — ответил Данзан и взял меня своими огромными руками, как игрушку. Я взвыл и попытался высвободиться, но куда там! Данзан легко держал меня на весу и разглядывал с легкой брезгливостью, словно хорька.

Я беспомощно забился в его руках.

— Нет! Данзан, нет! — закричала внизу Намджил.

Она кинулась к нему и стала колотить кулачками по мускулистому торсу, будто это могло остановить Данзана. Он лишь отмахнулся от нее.

— Нет! — умоляла Намджил. — Не надо!

— Что не надо? — задумчиво спросил Данзан, сверля меня взглядом.

— Ты убил нойона… — пискнул я.

— Что ты сказал?! — Данзан бешено встряхнул меня, вызвав у Намджил еще один горестный вопль.

— Не убивай его! — завизжала она, обхватив его колени.

Данзан, казалось, удивился.

— Я и не собирался, — медленно произнес он. — Эй, Эсен. Слышишь меня? Ты вернешься в становище и скажешь, и всегда будешь говорить вот что: нойон начал сражаться с Олгой–Хорхоем — тот оказался сильнее и убил нойона, но и сам издох от ран. Сейчас мы завалим пещеру камнями. Понял меня, ара–ойхон?

Нет.

— Да, — сдавленно ответил я.

— Молодец, — похвалил меня Данзан и бережно опустил на землю.

Но едва Данзан отпустил меня, я кинулся на него. Халхинец встретил меня парой сильных оплеух, а затем приподнял и ударил еще раз, выбив зуб. Я беспомощно упал на истаявший снег, а халхинец, полностью потеряв ко мне интерес, взобрался на коня и отъехал немного в сторонку.

Намджил сидела рядом и беспомощно гладила меня по лицу.

— Он убил нойона. Ненавижу его. Я выдам его! — прошипел я, ощущая вкус крови во рту.

— Нет! — на Намджил было жалко смотреть. — Не надо, милый Эсен, пожалуйста, не делай этого. Ты погубишь не только Данзана, но и меня.

Гнев куда‑то ушел. Я посмотрел на нее с недоумением.

— Тебя?

— Нойон приблизил Данзана благодаря мне, — она изо всех сил пыталась сдержать слезы. — Я делала ему предсказания. Иногда я врала… Я стану женой Данзана.

— Что?! — я не мог поверить своим ушам.

Намджил прильнула ко мне и отчаянно зашептала, тщетно пытаясь меня успокоить. По ее лицу текли слезы:

— Данзану заплатили за его смерть, нойоном сейчас будет другой человек, а потом еще и еще один, и только потом Данзан. А я буду женой Данзана. А потом я вернусь сюда. Ты веришь мне?

— Я не хочу, чтобы ты уезжала, — отчаянно произнес я.

— Я вернусь. Ведьмы никогда не врут, — плакала Намджил.

— Ладно… — сказал я, оглушенный.

Молчаливый, довольный Данзан помог мне взгромоздиться на коня. Я ехал, обнимая его за пояс, и думал о Намджил, сидевшей спереди. Ведьмы не врут.

Она вернется.

— Не хочу, чтобы ты уезжала, — сказал я так тихо, что никто меня не услышал, кроме меня самого.

Намджил и Данзан уехали. А через несколько дней отец умер в горячке, задохнувшись от наплыва пурпурной крови, хотя я и уверял, что он точно не умрет.

— Больше верь ведьмам, — звенящим голосом сказала Харлан.

Я вышел из юрты и заплакал.