Рассказы

Игра в чернуху

Должен заранее предупредить тебя, о читатель. В жанровой классификации сей рассказ следует отнести к так называемой «чернухе» — иначе говоря, речь здесь пойдет о самых страшных, мерзких и отвратительных вещах, какие только можно вообразить. И атмосфера, мой читатель! Не стоит забывать и о ней. Атмосфера у нас гадкая, липкая и противная, будто сопли, будто менструальная кровь, будто — прошу прощения — дерьмо, что скапливается в канализации. Так что будь готов, о читатель, встретиться с мерзостью.

Итак, начнем же!

А начнем, само собой, с главного героя. Точнее — с главной героини. Да, ты не ослышался, о читатель: в центре повествования у нас женщина, точнее — девочка. Зовут ее Мэри, и ей десять лет — в общем, читатель, перед тобой Мэри Фрей — милая и добрая девочка, чье сердце чище утренней росы и теплей русской бани!

Расскажу о ней немного.

Утро для Мэри начинается с завтрака: овсянка, апельсиновый сок и горка шоколадных чипсов — не больше и не меньше, и вот Мэри уже сыта. Она целует в щечку отца, Кристиана Фрея (он профессиональный духспец, но об этом чуть позже), затем целует в щечку мать свою Шарлотту, почтенную матрону — и бежит в школу.

Идиллия, не иначе! Но не забывай, читатель, о жанре нашего рассказа.

Поэтому сделаем затемнение.

Вот, смотри: Мэри идет в школу, ее каблучки стучат о мостовую — цок–цок, цок–цок. Мэри улыбается. А вокруг — тьма, мрак и непроглядная пелена дождя. Люди злые, несчастные. Чернуха же! Вот убивают бомжа мальчишки, вот бредет в абортарий беременная девушка (ухажер настоял, подлюга, мужлан!), вот пожирает кал голодная старуха. И дождь, о читатель! Я бы предпочел снег — у нас, как‑никак, снежная страна — но действие‑то происходит за границей, в Америке ли, в Англии, в иной стране — неважно; главное, что это не Россия. Поэтому обойдемся дождем.

А Мэри улыбается и идет себе, идет. Девочка не видит зла. Плохая из нее, между нами, героиня для чернушного рассказа. Но уж какая есть — жаловаться не будем.

Мэри приходит в школу, а там что творится, ужас! Детишки пьют, курят, принимают наркотики, совокупляются в туалетах, в общем — занимаются обыденными делами.

Парты у нас — сдвоенные, и соседкой Мэри является девочка, и зовут ее Рэйчел.

Рэйчел смотрит на героиню нашу с тихой, затаенной ненавистью, и готовит очередную пакость. И правильно — Мэри дочь духспеца, и друзей у нее быть не может.

Сидит себе Мэри, а все кидают в нее бумажными шариками, колпачками, карандашами; плюют на нее, терзают спину ей острыми авторучками — издеваются, мерзавцы. Рэйчел не отстает. Гадкая девчонка! Любой бы расплакался на месте Мэри — скорее не от боли, а от всеобщего остракизма, и от незаслуженной обиды. Но не Мэри! Она сидит, улыбается. И говорит: «Ой, Рэйчел, твоя ручка упала. Давай я подниму», — и поднимает, как ни странно.

А в школе — новый преподаватель, точнее — учитель; учитель математики, которого зовут (sic!) Грендель Хоуп. Он из Европы, эмигрант. Грен смотрит на нашу Мэри. Он удивлен: «Бедная девочка, зачем так с ней?» Грен намеревается поговорить с Мэри — после уроков, конечно. Он думает: «Проблемный класс», — и вздыхает устало.

Уроки подошли к концу; а Мэри‑то пропала! Грен ищет ее — и находит в туалете. Затащили туда ее мальчишки, стали насиловать. Чернуха, о читатель! Кричит Грен в бешенстве, и бьет мальчишек шваброй. Разбрызгивая сопли и слезы, сбегают насильники — а Грен поворачивается к Мэри и спрашивает: «Как ты?» — и содрогается, потому что Мэри по–прежнему улыбается, и выглядит, наверное, самой счастливой девочкой на земле. «Зря вы так, мистер Хоуп, — говорит она. — Они ничего плохого не сделали». Грен моргает. С трудом он одевает Мэри, смывает с тела ее кровь, кое‑как маскирует синяки — и говорит: «Я должен встретиться с твоими родителями». Мэри кивает: «Угу!» — и лучезарно улыбается.

И идет наша Мэри домой. Счастливая–счастливая! Столько людей обратили на нее внимание!

Что же, читатель. Я подошел к моменту, когда без объяснений уже никак.

Но перед этим — еще пару картинок.

Приходит Мэри домой, переодевается. Отец ее, Кристиан Фрей — профессиональный духспец — сидит уже за столом, ужинает. Рядом мать, рядом еда. Мэри садится — и ест: овсянка, апельсиновый сок, шоколадные чипсы — простая и вкусная еда. Отец спрашивает: «Как дела в школе, милая?» Мэри говорит: «Хорошо!» — и смеется радостно. Отец любит, когда она смеется.

Улыбается мама.

Улыбаются все.

Так хочет отец — Кристиан Фрей, профессиональный духспец.

Вечером отцу скучно. Он прогоняет маму, сажает себе на колени Мэри. И обнимает ее, и говорит тихо–тихо: «Люблю тебя, милая, люблю», — и водит по телу ее липкими руками. А потом, о читатель… Сию картинку я скрою, с твоего позволения. Нет желания видеть ее.

Сделав пропуск, мы переходим к следующей картинке.

Утро. Я говорил уже, что утро для Мэри начинается с завтрака. Но я солгал: оно начинается с сеанса очистки.

Вот мать. Отец усаживает ее на диван, сам устраивается в кресле напротив. Смотрит в глаза, делает пассы; копается в ее душе, выдирает плохие воспоминания, заменяет на хорошие — духспец же, духовный специалист; иначе — телепат.

Зомбирование, скажешь ты, о читатель, и будешь неправ. Это не зомбирование, это сеанс очистки. Это то, чем зарабатывают на жизнь духспецы. Забирают зло, рассеивают тревогу… Полезные для общества люди — во всяком случае, намного полезнее, чем я.

Мэри предвкушает очистку. Вчера было нечто плохое, неприятное — она смутно помнит какие‑то гадости — но сейчас все уйдет, все канет в Лету!

Мать плачет от счастья. Отец отпускает ее, прижимает к себе Мэри. И проводит очистку. Мэри не может сдержаться, она кричит — и слезы текут из‑под сомкнутых век, и она обожает отца в ту секунду!..

Мэри сползает на пол. Лежит. Отдыхает. Приходит в себя. Идет завтракать.

Отец присоединяется к ней. Мать ставит на стол кастрюлю с горячим супом. А Мэри хрустит шоколадными чипсами.

Достаточно ли тебе объяснений, о читатель? Думаю, что да.

Мэри идет в школу. Она счастлива, как и всегда, и бесконечный дождь вкупе с гадкими людьми не в силах испортить ей настроение.

И снова бьют ее одноклассники, и снова гадит мелко Рэйчел. Люди здесь ненавидят чистые души.

Вот Грен, наш учитель математики. Не забыл еще его, о читатель? Он ведет урок и между делом посматривает на Мэри.

И видит следующее.

Рэйчел сегодня оживлена. Она принесла игрушечный пистолет и расстреливает нашу Мэри под партой. А пули хоть и пластмассовые, но синяки оставляют ого–ого какие болезненные!

Рэйчел гадко смеется. Чувствует, наверное, радость, счастье — а может, и нечто иное: возбуждение. Мэри мило улыбается и спрашивает: «Тебе хорошо?» Рэйчел злобно шипит — такая реакция ей не нравится. «Глупая, безвольная корова!» — думает она в этот миг.

Синяк медленно проступает на белой коже. На задней парте сдавленно хихикают.

Грен не в силах выдержать такое. Ему кажется, что ученики здесь — не ученики вовсе, а звериная стая. Тонкая натура — наш Грен.

Что с него взять.

«Безумная школа!» — кричит Грен, срываясь. Подходит к парте Мэри. Рэйчел смотрит на учителя с испугом, прячет пистолет. Сдерживая ярость, Грен говорит ей: «К директору!» А сам торопливо пишет объяснительную, бросает ее на стол — и хватает в охапку Мэри, и направляется на улицу. Мэри не сопротивляется. Лишь спрашивает: «А вас не будут ругать?»

«Это неважно, — говорит Грен. — Где ты живешь?»

Вчера у него была долгая и обстоятельная беседа с господином директором. Господин директор сказал: «А, Мэри Фрей? Вы не волнуйтесь. Она же дочь духспеца — что ей сделается? Она ведь даже не человек!» — и рассмеялся утробно. Грен воскликнул: «Вы с ума сошли?» Господин директор смеяться перестал и ответил серьезно: «Мистер, прошу — не забывайте, кто вы, а кто я. И язык свой попридержите». Грен тогда язык попридержал. И сейчас жалеет об этом.

«Где ты живешь?» — повторяет он.

Мэри называет свой адрес — и добавляет: «Папа с мамой сейчас дома. Хотите к нам в гости?»

«Хочу», — произносит Грен озабоченно.

Мэри мило улыбается.

В движении губ ее вдруг чудится Грену нечто механическое, заученное; словно приоткрылась ему бездна отчаяния и горя — море, заполненное кровью и слезами — что скрывается за этой вежливой улыбкой. Грен склоняет голову и скрипит зубами.

Конечно, то — его собственные ощущения. Грен является натурой тонкой и чувствующей, помни это, читатель. Быть может, драмы в сей ситуации ни на грош — а Грен лишь зря поднимает шум.

Его удивляет собственная реакция. Ведь читал он и актуальную прозу, читал лауреатов Нобелевской премии по литературе — и считал себя немного порочным интеллектуалом. Дети отнюдь не цветы, дети у нас — грехосборники; Грен узнал это из толстых романов «про все» (а еще про наркотики, извращения и цинизм).

Как же глупо и инфантильно выглядит стремление помочь — в данной‑то ситуации.

Грен вздыхает — и ведет Мэри дальше по улице, к дому Фреев.

Итак, Грен — в гостях у Кристиана Фрея, профессионального духспеца. Мужчины здороваются, Грен подробно, на пальцах, объясняет ситуацию.

«Спасибо, что рассказали!» — говорит Кристиан Фрей. — Хотите блинчиков?»

От блинчиков Грен отказывается.

«Проблему решим, обязательно», — уверяет его мистер Фрей.

Грен слегка успокаивается. «Может, лучше перевести девочку в другую школу?» — спрашивает он.

«Нет, что вы, — отмахивается Фрей. — Проблему мы решим на месте». Как именно будет решена проблема, он не уточняет.

И Грен, на которого произвел впечатление мистер Фрей — с его низким голосом и учтивыми манерами — успокаивается окончательно. Грен идет домой. Мэри провожает его до двери и долго потом машет вслед.

Почти добравшись до дома, Грен вспоминает: портфель! Он забыл свой портфель в доме Фреев, возле полочки для обуви! Спешно возвращается Грен к милому кирпичному домику, входит во двор, встает на крыльцо.

Стучится.

Никто не открывает ему.

Грен думает: «Заснули там, что ли?» — и обходит дом кругом, и оказывается перед окном. Заглядывает туда.

Думает: «Мне чудится, да?» — и ошарашено трясет головой. И еще раз смотрит в окно.

Мы взрослые люди с тобой, о читатель. Можешь понять сам, что увидел Грен, или же стоит расписать подробнее?.. Нет, не буду, и не проси. Скажу лишь: это было ужасно — по крайней мере, ужасно в глазах Грена, бедного, наивного Грена, который не очень‑то и отличает слово «инцест» от слова «плацента» (хоть и знает, как изготовить мыло из бомбы).

В полном молчании Грен покидает дворик Фреев.

Возвращается домой, вытаскивает из сундука отцовский еще пистолет, целится трясущимися руками в подушку — и думает пораженно: «Что я делаю?» Он собирается… боже, он собирается совершить преступление!

Да, читатель, перед тобой редкая натура — боевой учитель математики!

Вот вечер, и семья Фреев собирается за столом. Чинный ужин. Шоколадные чипсы для Мэри. Девочка не притрагивается к еде — она обожающе глядит на отца. А отец мрачен. Он думает о чрезмерно любопытных учителях и о тех проблемах, что приносят они — в общем, мистер Фрей не может забыть о Грене.

А Грен — вот сюрприз — совсем уже рядом, слегка пьяный и весьма решительный, с незаряженным пистолетом в кармане.

Стук в дверь, о читатель — и веселье начинается.

Дверь открывает Шарлотта Фрей.

«Стоять!» — кричит пьяный Грен и наводит на нее пистолет. Шарлотта стоит молча, не подавая признаков испуга. Грен отталкивает ее и входит в дом. Кристиан Фрей видит пистолет, оценивает ситуацию и вскакивает:

«Не стреляйте, я не могу умереть! У меня жена, дочь… не стреляйте!» Фрей бледен и кажется единственным живым в этом семействе. Грен, не опуская пистолет, приближается к столу. Берет Мэри за руку. Она говорит: «Ммм?» — и недоуменно смотрит на учителя.

«Я забираю ее!» — кричит Грен.

Фрей никак не реагирует на это заявление. Он стоит, замерев в полушаге от телефона. Грен ведет Мэри за собой, она бормочет: «Куда мы идем?», — а Фрей все молчит и дышит тяжело.

«Не трогайте мою дочь!» — этих слов ждет Грен; но Фрей молчит.

Шарлотта берет Грена за плечо, и он едва не кричит от испуга.

«Вы по поводу оценок?» — спрашивает Шарлотта, улыбаясь.

«…Именно!» — быстро отвечает Грен. Он выводит Мэри на крыльцо. Закрывает дверь за собой. Говорит: «Не отставай, хорошо?» — и, не дожидаясь ответа, тянет Мэри в ночь.

Они идут по темным, залитым водой улицам (дождь закончился днем), и Грен бормочет: «Не отставай, ты только не отставай», — а Мэри с улыбкой следует за ним.

О читатель! Возможно, ты думаешь: у нас же чернуха, а значит — худшее неизбежно. Ты думаешь, Грен — тайный негодяй; ты думаешь, поступок его продиктован самыми низкими желаниями.

Тут я разочарую тебя, о читатель.

Чернуха есть чернуха. Порой она необходима в искусстве — но порой и вовсе не нужна. И я скажу тебе следующее, о читатель: Грен — не злодей. Он чистая и чрезмерно импульсивная натура. Он глуп, несомненно, но не зол. И то, что он совершил — шло от самого сердца, пускай глупого, пускай чрезмерно горячего — но от сердца, а вовсе не от семенников.

А чтоб не думал ты, о читатель: «Обманули, чернухой в полной мере не обеспечили», — утешу тебя. Жизнь у героев наших сложится трудной. Вот представь себе страдания бедной Мэри, у которой отняли ее единственное утешение — сеансы очистки; представь себе, с чем столкнется Грен — преследуемый полицией, лишенный документов и денег, с больной Мэри на руках; представь, что скажет полицейским мистер Фрей — «Мою дочь похитили! Прошу, найдите ее! Умоляю!»

Представил себе, о читатель?

Но здесь, друг мой, чернуха отступает — и дает место чистому (от слова «чистота») вымыслу.

У героев наших, о читатель, все сложится хорошо. Не буду говорить, как — ты ведь и сам можешь дофантазировать, не так ли?

Твой покорный слуга подустал.