Раскол

Глава 7

Золотое солнце освещало блаженным светом необычный трибунал. В палатах Сената Азориус в Прахве эхом разносился звон гигантского латунного колокола, подвешенного в манагравитационном поле под серебряным замковым камнем купольного свода Сената.

Звон колокола лишь слегка потревожил мысленные расчеты Таисии. Она уже слышала его ранее, не один раз, хотя сидеть в этот момент прямо под ним ей выпадало не часто.

Сводчатые палаты Сената в Прахве были безлюдны, не считая призрачных силуэтов присяжных душ, летающих взад и вперед над по большей части пустыми скамьями амфитеатра.

Таисия ходатайствовала о проведении судебного слушания в этих стенах, успешно сославшись на устав о проведении высшего трибунала. Это было туманное правило, оставшееся с ранних дней Пакта Гильдий, с тех времен, когда столкновения гильдий Равники были более частыми и страстными.

Ей это удалось, поскольку если Пушок действительно была последним ангелом, как выкрикивали некоторые из толпы у стен Прахва, и как утверждала она сама, то у нее были все шансы по умолчанию занять место гилдмастера Борос. Ангел сказала Таисии, что у нее нет заинтересованности в титуле гилдмастера, но баронесса напомнила ей, кто здесь был адвокистом, и она опустила свои возражения, по крайней мере, в целях данного слушания. Азориусовские архивариусы согласились, что тема преемственности и наследия титула гилдмастера в гильдии Борос не была в достаточной мере описана во всех уставах, статьях, поправках, и постановлениях. Но для того, чтобы обеспечить полную законность и соответствие Пакту Гильдий, к Пушку будут обращаться так, как если бы она была гилдмастером, не смотря на то, что исполняющий обязанности гилдмастера Борос будет присутствовать на данном слушании.

В системе трибунала было много преимуществ, важным из которых было разнообразие мнений и точек зрения, заложенное в самой природе данной системы. Это было не большое преимущество - в сущности, оно даже могло обернуться и против них - но она все же предпочла эту форму обычному судебному разбирательству перед слепым арбитром и жюри ведалкенов телепатов. В отличие от чисто Азориусовского судебного заседания, обвиняемая предстанет перед тремя старейшинами трех высших гильдий: Азориус, Селезния, и Борос.

Действительный Селезнийский Живой Святой Конклава, локсодон по имени Кел, представлял Конклав. Он вошел без особых фанфар, не считая формального объявления пристава и, тяжело ступая, прошел к своему месту. С другой стороны, еще один из судей трибунала проделал то же самое, но более размеренным шагом, еще более подозрительным взглядом, и гораздо золе бодрым приветствием приставов. Генерал-командующий воджеков и исполняющий обязанности гилдмастера Борос был человеком с квадратной челюстью, темным обветренным лицом, указывавшим на десятки лет службы в отрядах верховых наездников на птицах Рух, небесных воджеков. На нем был сверкающий церемониальный доспех, украшенный эмблемой Борос. Он целенаправленно прошел к судейской кафедре и встал по стойке смирно рядом со своим креслом, отдавая честь приставам и ожидая появления главы трибунала.

Верховный Арбитр Августин IV спустился в зал на колонне света и нескольких фунтах отполированного камня. Торс Верховного Арбитра покоился на троне из белого мрамора, украшенного серебром, поддерживаемом четырьмя малыми воздушными сферами, которыми он управлял ладонью бледной руки. Он приземлился в центре кафедры безо всяких видимых усилий, или малейших изменений в осанке.

Несмотря на разнородность трибунала, Таисия все еще была обеспокоена на счет Верховного Арбитра. Она не так хорошо его знала, как ей бы того хотелось, Августин занимал эту должность всего пару десятилетий, заменив собой мудрого и уважаемого многими Люциана III после того, как последний пал в долгой битве с болезнью Гоффа. Остальные имели право слова, но в конечном итоге, именно Верховный Арбитр зачитает приговор клиенту Таисии. Не считая призрачных присяжных душ, более никакого жюри не было. Кроме них, в зале Сената присутствовали несколько старших министров и лордов из обеих законодательных палат - поклявшиеся соблюдать полнейшую тишину - приставы, обвиняемая, единственный клерк для записи процесса для архивов, и конечно адвокист обвиняемой. Никаких магов-законников со стороны обвинения. В этом необычном процессе, судьи сами будут как задавать вопросы, так и предъявлять обвинения. Задача Таисии будет отвечать на них правильно. К счастью, у баронессы были причины доверять своей способности импровизировать.

Облаченная в наиболее консервативную мантию адвокиста, она стояла за длинным столом, рядом с Пушком, обращенная лицом к трибуналу. Приставы сняли кандалы с ног ангела, но ее запястья оставались закованными, как оставались на местах и тяжелые кольца вокруг ее крыльев, все еще подавлявшие большую часть ее физической и магической силы. К счастью для адвокиста, это также означало, что ангел во время слушания не сорвется с цепи, как в буквальном, так и в переносном смысле. Ангелы славились своим огненным темпераментом. Справа от Таисии стояли Элбеф и Флиб, двое из братьев Грагг, которые давно служили ее ассистентами, как в залах суда, так и в ее повседневных делах.

Верховный Арбитр сидел в тишине, его подбородок сполз на грудь, а его лишенное глаз лицо, не выдавало ничего, кроме медленного и ровного дыхания. Он был похож на мертвецки бледного старика, дремлющего после сытного обеда. Спустя почти минуту, он повернул свое слепое лицо в сторону ангела. В этом положении Верховный Арбитр провел еще одну полную минуту.

Нога Таисии болела, но она стойко удерживала выражение лица номер шесть: «Я глубоко уважаю тебя, почтенный старец».

Наконец, когда даже генерал-командующий воджеков начал ерзать в своем кресле, а Живой Святой Кел поддался инстинктам, и хлопнул одним ухом, отгоняя назойливого зеленого слепня, Верховный Арбитр кивнул старшему приставу, пухлому человеку в серебряных латах. Пристав, пыхтя, прошел к третьей ступени перед кафедрой, и стукнул церемониальным копьем о каменный пол. Оба его заместителя последовали его примеру.

- Этот особый трибунал в сборе! - голос толстяка эхом прокатился по амфитеатру. Он провернулся на каблуке, положил копье на плечо, и размеренным шагом, с немалой помпой, отмаршировал вниз, по ступеням Сената. Когда он достиг последней ступени, он встал по стойке смирно и замер на месте.

- Садитесь, - сказал Августин IV. Таисия и Пушок сели за стол, а траллы присели на корточки. Голос Верховного Арбитра был густым и мягким, резко контрастируя с его кровавой репутацией приверженца беспощадных приговоров. Он пришел к власти во время последнего восстания Рекдосов, и по одному этому делу приговорил к казни большее число арестованных, чем любой другой Верховный арбитр за всю историю существования гильдии. Таисии за ее карьеру выпадала честь оспаривать пару дел перед ним. Оба раза она убеждалась в его честности, его было трудно предугадать, и практически невозможно обмануть.

Она рассчитывала на это. В кои веки, ее стратегия не включала даже формализованного обмана. Даже Августин не сможет отрицать правду из уст ангела.

- Это слушание, - продолжал Верховный Арбитр, - объявляется открытым. Сенатский стенограф, отметьте в записях, что данный трибунал был собран в полном соответствии с Пактом Гильдий и всеми, относящимися к нему уставами и статьями. Отметьте также, что ангел Лиги Воджеков, Пьеракор Аз Винренн Д'рав, также известная, как Констебль Пушок Лиги Воджеков, обвиняется в следующих преступлениях. Пристав, зачитайте обвинения.

То, что последовало за этим, практически слово в слово повторяло тот перечень обвинений, который Таисия получила от Пушка в камере для свиданий. Старший пристав закончил зачитывать обвинения, свернул две копии, и передал одну судьям - локсодон схватил ее и начал внимательно изучать, поднеся свиток к сощуренным близоруким глазам - и одну адвокисту Пушка. Таисия развернула свою копию и положила ее на стол перед собой.

- Ангел Легиона Борос, Пьеракор Аз Винренн Д'рав, - сказал Верховный Арбитр, - Вы обвиняетесь в вышеизложенном. Теперь Вы встанете в круг истины для дачи показаний по своим действиям, если Вы не откажетесь от этого. Отказываетесь ли вы? Это Ваше право, но в этом случае, оно будет воспринято, как автоматическое признание Вашей виновности.

Вопрос был задан Пушку, но по протоколу, первой отвечала Таисия.

- Мы не отказываемся от предложения дать показания, Ваша честь, - сказала она.

- Желаете ли Вы вызвать дополнительных свидетелей для показаний по этому делу? Сейчас Вы можете назвать их, - сказал Августин.

- Нет, Ваша честь, - ответила Таисия. - Мой клиент, единственный свидетель тех событий, которые привели к данным обвинениям, и посему отказывается о права на свидетельские показания сейчас, однако не лишает себя этого права в случае, если свидетельские показания понадобятся позднее. Я отсылаюсь к делу о...

- Да, договорились, - сказал Верховный Арбитр. - В этом нет необходимости. Легионер Пьеракор, сядьте в круг, будьте любезны. - Пушок вошла в круг, который располагался между креслом Таисии и старшим приставом, и села на простой табурет. Ее крылья бы мешали ей в кресле со спинкой. - Легионер, преступления, в которых Вы обвиняетесь, тяжкие и многочисленные. Вы решили выступать в качестве собственного свидетеля, что означает, что Вы объявляете себя невиновной в сложившихся обстоятельствах. Как только Вы согласитесь с этим, Вы более не будете иметь права отказаться отвечать на вопросы данного трибунала и Вашего адвокиста. Вы понимаете это?

- Да, Ваша честь, мы понимаем, - сказала Таисия, а Пушок кивнула.

- Я понимаю, - сказала она.

- Хорошо, - сказал генерал-командующий воджеков. - Ваша честь, я прошу предоставить мне право первого вопроса.

- Право Ваше, - сказал Верховный Арбитр. - Она из вашей гильдии. Пока что.

Нодов рывком встал с кресла и склонился над кафедрой. - Мой первый вопрос относится к обвинениям, легионер, - сказал он, - и к тому, о чем эти обвинения говорят нам, и что скрывают. Где, конкретно, проходили все эти события? Опишите нам обстоятельства. - Он указал пальцем на Пушка и требовательным тоном произнес, - куда делись ангелы?

Долгое время, единственные звуки в сводчатой палате Сената исходили лишь от Азориусовских присяжных душ, шепчущих голосами, выходящими за пределы ясности. Но даже они затихли, когда Пушок начала говорить.

- С одним исключением, Ваша честь, - сказала она, - я полагаю, что все ангелы мертвы.

Фонн услышала песнь перед самым пробуждением, как это происходило всегда. Песнь была первым, что входило в ее разум, еще до того, как она сама осознавала, что пришла в сознание. Обычно, она считала это обнадеживающим способом входить в мир яви каждый день, как будто мгновенно осознавая, что ты дома, в безопасности, даже если ты спишь рядом со своим волком, у залитого дождем костра, на дороге, на противоположной стороне мира.

Довольно странно, все это было не далеко от истины. Фонн, моргнув, раскрыла глаза, смотря на полуденное солнце. Она сидела у дороги, опершись о мильный столбик на обочине. В тревоге она, шатаясь, поднялась на ноги.

Они пропали. Рекдосы. Ее волк. Верблюды. Скауты. Ее сын. Пропали.

Фонн сделала неуверенный шаг, сохраняя равновесие, чувствуя душные объятия паники, мир кружился вокруг нее, и она едва не поскользнулась на луже крови. Она медленно обернулась. «Только бы это была не его кровь», взмолилась она. «Пожалуйста».

Кровь была не Мика, и не кого-то из ее скаутов. Но где бы ни были ее пропавшие подопечные, они явно не ехали верхом на верблюдах. Животных зарезали на месте и распотрошили по всей дороге. После того, как она превозмогла первые позывы тошноты, она различила в кровавом месиве неоспоримые куски волчьих частей тела, и, наконец, не выдержав, согнулась пополам, трясясь всем телом и глубоко рыдая. Рекдосы разорвали Тармока на куски вместе с верблюдами. Единственное, что удерживало Фонн от полного нервного истощения, было настолько же неоспоримое отсутствие каких-либо человеческих, эльфийских, или кентаврийских останков.

Ее сын пропал и нуждался в ее помощи. Ничто уже не могло вернуть Тармока и верблюдов, но Мика и остальных еще можно было спасти.

Она развернулась на окровавленной улице, выискивая любые признаки скаутов или Рекдосов, их похитивших. Только сейчас Фонн заметила небольшую толпу, собравшуюся вокруг нее. Некоторые смотрели на нее в ужасе, другие с опаской, но ни у кого, похоже, не хватало мужества или смелости подойти к ней. Она была цела, ее снаряжение было на месте, а ее оружие, как спрятанное, так и видимое, было при ней.

Фонн ринулась к ближайшей шокированной зеваке, толстой женщине, в которой она узнала торговку фруктами, палатку которой они проехали не задолго до того, как дым окутал и похитил ее рекрутов.

- Ты! - крикнула она торговке. Фонн шаталась к ней на неуверенных ногах, и женщина отошла назад. - Что ты видела? Куда они их повезли?

Женщина несколько мгновений заикалась, пока ее рот не сформировал нормальные слова. - Ты жива, - наконец ахнула торговка. - Ты не... Ты так... Ты не зомби, правда?

- Что? - сказала Фонн, и посмотрела на свою одежду. Она вся насквозь была пропитана кровью, ее руки также были ею вымазаны. Фонн поморщилась и почувствовала, как высохшая кровь осыпается с ее щек. - Да, я жива. Я офицер... Нет, в смысле, я охранница ледев. Орден Матери Селезнии. Они похитили моего... Они похитили моих рекрутов, еще совсем детей. Скажи, что ты видела, куда они поехали. Там были Рекдосы. Маньяки.

- Я только... Я лишь видела облако, мадам, - выдавила из себя, наконец, женщина. - Сэр. Туман. Он накатил совсем плотный, потом он окутал вас и все... все это... это все, что осталось. - Она с трудом сглотнула.

- Слушай, я тебя не трону. Это облако. Этот туман. В какую сторону?

- Это были Рекдосы, - сказал другой свидетель, крупный мужчина с глазной повязкой, в фартуке кузнеца. - Беллавна, ты слишком заработалась, чтобы понимать, что, Крокт возьми, ты видела. Я все помню, центурион. Я уже видел этот туман раньше, говорю Вам. Видел его той ночью, когда пропали все дети в окрестностях Чорна. Говорят, это демонический туман. Только Рекдосы могут его призвать.

- То есть, никто из вас ничего не видел? - едва не заорала Фонн.

Девушка в переднике лавочника сделала шаг вперед. - Я видела... Не знаю, важно ли это, но я видела крыс. Очень много крыс. И моей кошки нет уже несколько дней.

- Это правда, - сказал еще один очевидец, и несколько других утвердительно загомонили. Несколько домашних питомцев пропало, и крысы были повсюду, согласилась толпа. Интересная связь с делом, которое она оставила в способных руках Лейтенанта Пиджи, но не относящаяся напрямую к ее сиюминутному кризису.

Или нет? У Рекдоса было много разных имен. Осквернитель. Поработитель. Демон-Бог. И, в более давние времена, Крысиный Король. Фонн отложила это для более тщательного обдумывания, после того, как она выйдет на след демонопоклонников.

Она заставила себя дышать ровно, и вернула себе хоть какое-то подобие спокойствия. Истерикой она Мику помочь не сможет. Поэтому она сосредоточилась на песни. С самого его рождения, Фонн обнаружила, что может без труда разобрать эту единственную струну вечной гармонии звуков, эту неповторимую ноту, которой звучала душа ее сына. И она слышала ее даже сейчас, хоть и немного приглушенно. Он уже был довольно далеко.

Где-то, ее сан все еще был жив. Сердце Фонн забилось чаще, и она вцепилась в эту надежду, как тонущий цепляется за любую, даже саму тонкую леску.

- Простите, леди, - проворчал кузнец, - просто пытаюсь помочь. Как думаете, вам нужно все это мясо? Я только спрашиваю, потому...

Фонн вытащила меч и прижала его к горлу кузнеца до того, как он успел договорить слово "потому что".

- Это не мясо, - прорычала она.

- Эмм, ничего из всего этого? - спросила торговка. - Волк, я думаю, довольно странный на вкус, знаете ли, но вот верблюжатина может пару недель кормить мою семью. И это только один из этих верблюдов. Если они Вам не нужны...

- Да, - сказал еще один, когда толпа начала понимать, что перед ними лишь одинокая женщина, а не какой-то оживший труп, пришедший сожрать их всех. - Волчье мясо питательно в любом виде, и, кроме того, оно полезно. А его череп может стоить...

Ледев опустила меч и, шатаясь, сделала шаг назад. Они не могли удержаться. Как и многие из тех, кто жил в регионах, подобных этому, они были весьма практичны, в подобных вещах. Но мысль о том, что кто-нибудь, не говоря уже об этих проходимцах, будет продолжать осквернение останков Тармока или верных верблюдов, мгновенно разжигали в ней пламя ярости. Это было не к добру.

Фонн отрешилась от звуков бормочущих жителей, которые уже подходили к трупам, и тыкали в них прутьями, выбирая куски посочнее. Падальщики.

Падальщики были частью жизни. Даже разумные падальщики. Возможно, эти люди еще не находились на самом дне социальной лестницы, но они явно были не дальше пары ступеней от него. Фонн не могла вернуть ни волка, ни верблюдов, но где-то там, ее сын был все еще жив. Пусть гибель этих животных обретет хоть какой-то смысл, даже если эти проходимцы никогда не смогут оценить всю полноту их жертвы.

Она закрыла глаза, заглушила все звуки, кроме песни, и вцепилась за единственную ноту Мика. Медленно, она поворачивалась вокруг своей оси, чувствуя изменения тональности ноты. Когда она поворачивалась на север или на юг, нота звучала одинаково. Когда она повернулась на восток, к Утваре, звук был очень тихим. Стоя лицом на запад, нота звучала громче всего.

Запад, там, откуда они шли. Рекдосы забрали скаутов - Мика, по крайней мере, и ей пришлось предположить, что остальные были с ним, поскольку их тела не были разбросаны вместе с верблюжьими - назад, в столицу.

Более двух сотен миль без ездового животного. Трудно было сказать, как быстро могли передвигаться Рекдосы. Было ясно, что их неспешный караван был, как минимум частично, маскировкой. Она осмотрела бормочущую толпу еще раз, но не увидела ничего подходящего, не считая пары костлявых волов, и горбатого верблюда, окруженного облаком черных мух.

Она могла бежать за ними со всех ног, и, если она найдет их следы, она могла бы их даже нагнать. Но если бы какой-нибудь транспорт мог подобрать ее по пути туда...

У Фонн не осталось никого, к кому бы она могла обратиться. В конце концов, это будет стоить ей лишь ее гордости. Он мог бы встретить ее по пути туда, и вместе они бы отбили Мика и остальных. Он не сможет отказать ей.

Она прощупала воротник, чуть ниже подбородка, кулон был на месте. Фонн вытащила его и посмотрела на зелено-синий говорильный камень. У Джерада был точно такой же. Они обменялись ими в день, когда родился Микзил Саво Зюник. Кулоны были невероятно дорогие, и никто из них не пользовался ими со дня развода, но она все еще носила свой, и знала, что Джерад всегда держал свой при себе, прямая линия связи, которую, в силу ограниченного срока действия кулонов, они договорились использовать только в чрезвычайных случаях. Этот случай, несомненно, подходил под это определение.

Она стянула насквозь пропитанную кровью перчатку со своей оставшейся здоровой руки и трижды нажала на синевато-зеленый камень. На третьем нажатии она добавила, - Джерад. Это срочно. Мне нужна твоя помощь. Я у заброшенной башни Баргонда, к востоку от города. Большая такая, с туннелем. Мой волк мертв, Мика похитили.

Камень зажегся ярким зеленым светом, и глубокий голос Девкарина прозвучал отдаленно с металлическим налетом. - Я говорил тебе, что он не готов к...

- Крокта ради, не сейчас! - рявкнула Фонн. - Его забрали Рекдосы.

- Почему ты сразу не...

- Заткнись. Я еще не закончила! Рекдосы забрали его, но он жив. Я его слышу. Они ушли назад, в Центр, но я уверена, что они все еще на дороге. Нам нужно их догнать, но мне не на чем ехать. Как скоро ты меня сможешь встретить?

- Я... Скоро, - ответил Джерад. - Дай мне только взять свой меч. Гильдия обойдется и без меня на... Как думаешь, сколько это может занять времени?

- Не представляю. Но нам нужно двигаться быстро, - сказала Фонн. - Мне нужен будет собственный транспорт. Мы не можем себе позволить перегрузить твой. Найди меня на дороге. Я постараюсь пробежать как можно больше своим ходом.

- Пивлик! - крикнула гоблинша. - Ты здесь?

Бес услышал голос и узнал его, но ему потребовалось несколько мгновений, чтобы соотнести его с именем. Крикс. Нет, у Иззетши теперь новое имя. Она уже связывалась с ним, чтобы поделиться этой новостью по воздушным линиям. Это было пару часов и полторы жизни, наполненных болью, назад.

Крикс... Крикси... Криксизикс. Вот оно. Пивлик запланировал встречу с ней для обсуждения ее первых чертежей по восстановлению Котла, на... ну, на какое-то время сегодня днем. А уже был день, как подсказало ему его затуманенное зрение, потому что свет факела был тусклым.

Сейчас он себя тоже чувствовал тускловато. Пивлик сморгнул кровь с глаз, и постарался сконцентрироваться на окружающем его интерьере комнаты. Это оказалось не просто, поскольку комнаты как таковой, практически не было.

- Пивлик! - повторила гоблинша, более настойчиво. - Это Криксизикс! - Да, Криксизикс. Приятно понимать, что его острая память возвращается к нему в целости и сохранности, эта способность была маслом на его хлебе. - Пивлик, отзовись! - Добавила Криксизикс. - Ты жив?

- Да? - попытался выкрикнуть бес, но его голос прозвучал очень слабо, сражаясь в его собственных ушах с отдаленными звуками чудовищного рева и тяжелых шагов, которые были все еще довольно близко, чтобы стряхивать пыль с рухнувшей колонны, прямо над его головой, каждый раз, когда они с грохотом опускались на землю. Голосу также приходилось бороться с сердцебиением беса, пульсирующим в его ушах. - Да! - Попытался он снова, на этот раз громче. - Здесь!

Пивлик обнаружил, что ему было мучительно больно дышать, и ему потребовалась еще секунда, чтобы понять, из-за чего. Колонна над его головой упала на него, как он помнил, когда нефилим - "нефилимы", так их называли Груулы, да, нефилим, но громадный, гигантский нефилим - принялся разрушать поселение. Или, возможно, дракон, еще один Кроктов дракон, выбил колонну своими громадными крыльями. Пивлик пытался спасти наиболее важные документы баронессы, перед тем, как эвакуироваться на личной дирижабе, как, вдруг, здание рухнуло. Основание колонны прижало его ноги к полу и, сдавив всю его нижнюю часть тела, причиняло нестерпимую боль. Или, причиняло бы, решил он, если бы он мог что-нибудь чувствовать ниже собственной груди.

- Мы тебя оттуда вытащим, - крикнула Криксизикс, - но это займет немного времени. Город в руинах, и огры делают все, что могут, чтобы удержать то, что еще не развалилось. Иззеты тоже выслали подмогу. - Голос гоблинши звучал хрипло, с дрожью, как будто кто-то пытался кричать на похоронах. - В смысле, дополнительную подмогу, - тихо добавила она.

- Мы платим Кавудозу за строительные работы, а не внештатным ограм... - автоматически запротестовал Пивлик. Его деловое чутье никогда не покидало его сознания.

- Кавудоз мертв. Ты сможешь продержаться?

- Думаю, да, - отозвался Пивлик, но он вовсе не был уверен, что действительно так думал. Травмы такого рода - он видел подобное раньше, после того, как многовагоножка, зараженная чумой куга, в панике вышла из под контроля, взбесившись посреди людной улицы. Многовагоножка раздавила семерых прохожих, один из которых был травмирован точно так же, как сейчас Пивлик. Парень чувствовал себя нормально - в сознании, он даже шутил - но когда многовагоножку убрали, и его вытащили, его тело распалось на куски. Он умер мгновенно, времени не было ни на врачей, ни даже на 'капли.

Бес подозревал, что он тоже сейчас проживал время, отпущенное ему сверх положенного срока. Он попытался позвать гоблиншу снова, но его горло было слишком сухим, чтобы издать нечто большее, чем хрип.

- Быстрее, - прохрипел он.

Мик Зюник всегда хотел повзрослеть побыстрее. Как и другие дети, у него была сотня разных идей, кем бы он хотел стать, когда вырастет. Но в отличие от многих детей, Мик что-то для этого делал. Он учился и тренировался с самого раннего возраста. О фехтовании он знал куда больше, чем думала его мать. Его отец давал ему серьезные уроки владения клинком, как только Мик смог держать меч в руках. На самом деле, уроки скаутов не были для него особо сложными, хоть он вежливо воздерживался от того, чтобы сказать об этом матери. Скауты часто соревновались друг с другом, но никто из них и близко не дотягивал до его уровня, и он побеждал их всех. Он знал, что они недолюбливали его за это, особенно потому, что он был намного моложе большинства своих товарищей.

Мик не винил их, но все понимал. Их редкие насмешки нисколько его не волновали, потому что у него были собственные приоритеты. Он собирался стать охранником ледев к своему совершеннолетию, к шестнадцати годам. Если к этому моменту худшие раны будут нанесены лишь его гордости, он будет считать себя везучим.

К тому же, он знал, что большинство ребят не держали на него зла. По отдельности, он помогал каждому из них в определенных аспектах их учебы и тренировок. Но в компаниях, дети - Мик никогда не думал о себе, как о ребенке - могли меняться самым смешным образом.

Подсознательные мысли уступили резкому побуждению, когда Мик почувствовал, как его тело выгнулось от острой, жгучей боли. Страх вернулся. Его руки были связаны за спиной. Сам он находился в клетке.

Ледев бы не испугался. Ледев, если бы его схватили, сперва бы нашел способ освободиться, а затем освободил бы своих товарищей.

Задвижка была настолько примитивной, что ее невозможно было вскрыть, только открыть грубой силой. Здесь ничего не выйдет. Мик поморщился от очередного болевого импульса, прошедшего по его рукам. Путы были достаточно тугими, и чтобы унять боль в плечах и коленях до уровня притупленной пульсации, ему нужно было лечь на бок и как можно меньше двигаться. Но любая попытка пошевелиться сопровождалась болью, несомненно, продуманной похитителями изначально.

Мик был едва старше десяти лет, но он с трех лет ненасытно читал все, что касалось истории. Его отец как-то раз застал его за чтением вслух предисловия к какому-то договору или другому документу, который Джерад оставил на столе. Он пропускал длинные слова, но, как Мик узнал позже, выговаривал остальное с отменной четкостью. Сам он этого уже не помнил. Мик не мог вспомнить те времена, когда он еще не мог читать. За его короткую жизнь он использовал любую возможность, чтобы погрузиться в рассказы о великих гильдиях, прославленных героях, и бесчестных злодеев истории Равники. Естественно, он особенно восторгался гильдиями Голгари и Конклавом Селезнии, тем более что он не был уверен, к какой из них он принадлежит. Его отец был гилдмастером Голгари, но его мать была героической охранницей ледев Конклава Селезнии.

Они больше не любили друг друга. Мик пытался не думать об этом, потому что, когда он это анализировал, то постоянно приходил к выводу, что каким-то образом, он сам был в этом виноват.

Голгари, гильдия чудовищ, не пугала его. Гильдия его отца восхищала Мика. И он никогда не прекращал читать истории и рассказы о ней, и других гильдиях. Благородные Борос, и их пламенные ангелы. Таинственные Оржов, гильдия юристов, призраков, и зино. Великодушные мудрецы и законописцы Сената Азориус, гениальные лекари Синдиката Симик, методичные, и жадные до власти Иззет, и дикие, необузданные Груулы. Не говоря уже - на самом деле, его мать однажды дала ему за это затрещину - о Незримом, Доме Димир, десятой гильдии, гильдии, которой не было. Было не просто найти эти рассказы и записи, но Мик прекрасно знал все библиотеки центральной Равники. И, конечно, среди прочих, существовали демонопоклонники Рекдос, гильдия, о которой никто не хотел, чтобы он узнал. Он не понимал, почему. Охранник дорог должен ожидать столкновения с чем угодно, и как многие мальчишки его возраста, он находил опасный Культ Рекдоса завораживающим. Не то, чтобы он хотел быть похожим на них. Нет, Мик представлял себя сражающимся с восстаниями Рекдосов, сталкиваясь лицом к лицу с кошмарными поработителями, освобождая невинных и праведных, со своим сверкающим мечем и могучим волком.

Теперь, когда он видел и чувствовал запах Рекдосов так близко, когда каждый тяжелый шаг массивного индрика дикой болью отдавался в его суставах, он не чувствовал себя особо отважным, и даже не жаждал помогать невинным, кроме себя самого. И других, если они были в таком же положении.

Мальчик удерживал концентрацию на своей новой злости, чтобы его страх не взял над ним верх. Гнев можно было направлять, и он помогал ему думать трезво. Он поморгал, приводя затуманенный мир в более четкие границы, как раз в тот момент, когда ближайший сектант решил подскочить к его клетке, рыча и хохоча, как болотный пес. Мик вскрикнул и попытался откатиться подальше, но места на решетчатом полу клетки для этого не было. Лицо сектанта было покрыто жуткими шрамами, особенно, вокруг рта. Похоже, он вырезал себе губы и щеки, оставив челюсти и желтые зубы торчать наружу. Веки маньяка тоже были удалены, и его красные глазные яблоки безумно вращались в глазницах, когда он щелкал зубами перед лицом юного скаута и злорадно хохотал. Самокалечение и само-каннибализм у Рекдосов были традицией.

- З'реддок, уймись, - прошипел жрец. Какой именно жрец, Мик сказать не мог. Его усилия отползти от двери клетки увенчались лишь тем, что он смог повернуть лицо и уткнуться в серую, морщинистую кожу индрика. Она пахла кислым потом, и над ней роились кусачие слепни, которые, по возможности, частенько дегустировали и скаута ледев. - Эти не для тебя. Один из них для Изольды.

З'реддок, тот, что хохотал, пробубнил что-то на каком-то утробном языке, которого Мик не знал. Он неплохо разбирался в языках, и мог свободно говорить на древнем Девкари и Сильханском диалекте Эльфийского. Он мог понять, к каким языковым группам относились многие другие языки, но этого он не слышал ни разу. Мик все же был рад. То, что говорил З'реддок, все равно не звучало, как что-то, что Мик хотел бы услышать.

Итак, его шансы удрать, по крайней мере, сейчас, были плохими. Но он все еще мог попытаться узнать, как обстояли дела с его товарищами, если они, конечно, были с ним. Утверждение жреца об "одном из них", убедило Мика в том, что он был не один на индрике. Он надеялся, что он здесь был один. Остальные могли не вписаться в план, созревавший в его мозгу. С другой стороны, они прошли те же испытания, что и он, поэтому тренированности у них должно было хватить, если им удастся одолеть собственный страх.

Одно он знал наверняка, его матери здесь не было. Он слышал ее ноту в песни, но она звучала на несколько миль позади него.

Остальные не были его кровными родственниками, и он не мог определить, где они находились. Ему придется рискнуть и позвать их. Может, если они смогут общаться, они смогут вместе что-нибудь придумать. Судя по тому, что сказал жрец, демонопоклонники не станут их трогать какое-то неопределенное количество времени, потому что, как минимум один из них, предназначался для чего-то... или кого-то... другого. Он действительно сказал, "Изольда"? Мик узнал это имя из газет. Ему даже не хотелось представлять, что подобному существу было нужно от него, или других скаутов.

- Скауты ледев, - позвал он на сильханском диалекте. Все скауты должны были более-менее свободно владеть эльфийским языком, и лишь не многие, за пределами Конклава Селезнии, понимали его, что, в данном, случае, делало его удобным кодовым языком, если Мик будет осторожен. Он, в свою очередь, выучил его, еще сидя на коленях у матери. - Вы здесь?

Рекдосы не отреагировали на его зов, во всяком случае, Мик не заметил от них никакой реакции. Но и немедленного ответа на сильханском диалекте он также не получил. Он попробовал еще раз, и снова никто не отозвался. Ему показалось, что он услышал, как несколько Рекдосов фыркнули и прошипели что-то о "мерзком эльфийском шуме" перед тем, как еще один жрец не заорал им заткнуться.

Наконец, Мик услышал мягкий голос в ответ на его зов. Один из скаутов. Девушка.

- Думаю, мы все здесь, - произнес голос в достойной попытке говорить на сильханском диалекте, с густым акцентом центрального Рави, который по какой-то причине, приходился Мику по душе.

- Лили? - позвал в ответ Мик. - Где ты?

- Я в клетке, - сказала старшая из скаутов. - А ты?

- Тоже, - сказал Мик. - Под тобой, я так думаю.

- Мик? - этот голос был похож на Акличина. - Лили? Я связан.

- Я тоже, - сказала Лили.

- Тихо! - зашипел один из жрецов и треснул по клетке Мика сучковатой деревянной дубиной. - Больше никакой эльфийской болтовни!

Мик подождал пару минут, и жрецы с другими сектантами снова разбрелись по дороге. После короткой передышки, он заговорил снова, на этот раз шепотом.

- Лили? Ты слышала Орвала?

- Нет, но тут кто-то в клетке справа от меня. Судя по тому, как она качается. Думаю, я вижу копыто, - также шепотом ответила Лили. - Они бы не посадили его в клетку, если бы он был... если бы он был мертв, верно?

- Надеюсь, что нет, - тихо сказал Мик. - Никто не видел, что случилось с мамой?

- Она исчезла в дыму, - проскулил Акличин. - Она должно быть...

- Нет, - прорычал Мик, - вовсе нет. Но они увозят нас от нее. Я уверен. Уж поверьте.

- Я верю, - сказала Лили.

- Я сказал никакой эльфийской болтовни! - рявкнул жрец. - Мы проголодались, может, сожрем того, кто болтает больше всех. З'реддок голодный, правда, З'реддок?

Мик закрыл рот. Ему вовсе не хотелось стать причиной неприятностей для других. Вместо этого, он попытался сквозь решетку своей клетки заметить какую-нибудь узнаваемую архитектуру, но без особого успеха. Солнце зашло за башни, окутав тенью любые характерные черты или достопримечательности, видимые с ракурса Мика. Он подозревал, что они все еще были на главной дороге, но не мог быть в этом уверен. Без какой-либо другой контрольной точки, такой, как время суток, положение солнца не говорило ему толком ничего и о направлении, в котором они ехали.

З'реддок, в свою очередь, подтвердил, что он действительно был голоден и, к сожалению, принялся, не обращаясь ни к кому конкретно, с тошнотворным азартом описывать некоторые из его любимых блюд.