«…кавалер, желая понравиться даме, должен привести в порядок платье, освежить исподнее и сбрызнуть тело ароматною водой. Костюм же надлежит велеть слугам почистить, дабы не осталось на ткани ни конского, ни собачьего волоса, ни дурных ароматов. Особое внимание след уделить парику, коие надлежно иметь в разных видах, сообразно случаю, и лицу. Следует помнить, что избыток пудры столь же вреден, как и полное её отсутствие».
«Советы галантному кавалеру».
Ладью собирали всем миром.
Новость быстро разлетелась по Острову, что в общем-то понятно. И… и на Брунгильду косились. Издали. С опаской. С сочувствием. С откровенным страхом. И думать нечего, скоро заговорят, что, мол, сама-то она виновата, а может, даже не в том, что письмо это принесли.
Может, даже это он, Проклятый повелитель, насылал несчастья.
Глупость, конечно. Какое этому повелителю дело до Островов? И в вулканы Брунгильда верила куда больше, чем в козни Повелителя тьмы.
Она вышла к берегу.
Отец вздыхал и стыдливо отводил глаза. По вечерам теперь он сиживал с этим, с пришлым, о чем-то говорил, верно, о козах, которых все одно привезут, да только Брунгильда не увидит.
Ни коз.
Ни новых кораблей. Ни сетей из тонкого шелка, который привезли на пробу, и женщины, которые сели вязать, шептались, будто бы он легок и прочен.
Хорош.
Но стоило подойти, и они замолкали, отворачивались. А Тровэ, которая Динный язык, не удержалась, прямо сказала:
– Иди, нечего тут дурным глазом смотреть.
И прочие, которые еще недавно Брунгильду привечали, называя подругою, закивали, соглашаясь, что да, таки нечего.
Детей от нее стали прятать.
Тошно.
– Простите, – робкий голос заставил вздрогнуть. – Извините. Я не помешаю?
Племянник.
Интересно, кого за него выдадут? Аульху Светловолосую? У которой косы до земли и волосы, что мед липовый? Кожа бела. А глаза прозрачны, небу подобны. На нее многие заглядываются, потому как хороша и крепка, и отец обещает отдать за Аульхой плащ из шкуры морского змея.
И золото.
Обещал.
Раньше.
Ныне золота на Островах не осталось. Да и не нужно оно. Этот и без золота заберет. Стоит, улыбается так, робко, виновато.
Или Брудин? Она старше и не так красива, зато мастерица, каких поискать. И умеет предвидеть погоду, заговаривать ветер и сети. Её тоже многие не отказались бы привести в свой дом.
Да только…
– Нет, – сказала Брунгильда. Нехорошо говорить с чужим женихом, пусть даже она не знает, кому он назначен, но все одно нехорошо.
Плевать.
Её уже похоронили.
И ладью покрасят в белый цвет. А щиты на борта повесят алые. И на каждом будет руна обережная. Расстелют меха, которые еще остались. Брунгильду усадят, положат на колени топор, дадут копье, и лук, и стрелы. Разве что поджигать не станут, но…
Не важно.
Она для всех все одно будет мертвой.
Луны не пройдет, как и имя её потеряется. Его и детям-то давать не станут, ибо дурное. Несчастливое. Так что ж уже.
– Я представлял это место иным, – тщедушный южанин кутался в свой тонкий плащик, силясь укрыться от стылого ветра. Он был все так же бледен.
И одет нелепо.
Как в такой одежде по горам лазать? Зато лицо чуть загорело и даже сгорело. А чужие волосы, которые он раньше носил, исчезли. Собственные его были коротки и торчали в разные стороны, что трава сухая.
Брудин.
Пусть это будет Брудин. Она мудра. И не станет обижать слабого мужа. А вот Аульха – другая. С нее станется стравить несчастного с кем-то, кого она сочтет более достойным своей красоты.
И вызова.
Убьют.
Авияр не поймет. И все снова станет сложно. Надо будет сказать отцу, если, конечно, он будет слушать ту, которую за спиной уже называют Проклятою.
– Каким? – неожиданно для себя спросила Брунгильда.
– Я читал об Островах. О том, что здесь природа столь сурова, что справиться с нею могут лишь особые люди. Что живут здесь великаны. И воины. И пираты.
– Живут, – улыбка тронула губы.
– Там, – он указал на море. – О вас складывают легенды. Об отчаянной храбрости и свирепости.
Слышать это было приятно.
– А теперь мы будем строить козлятники. И легенды изменятся.
– Это вряд ли, – он умел улыбаться. И даже удержался, когда ветер толкнул его в грудь. И на кипящее море, что злилось, вгрызалось в камни, смотрел без тени страха. Скорее с детским любопытством. – Нет ничего более живучего, чем легенды.
– Идем, – Брунгильда сама протянула руку.
А он спорить не стал.
Ладошка у него по-женски узкая, хрупкая даже. Такой не удержать ни весла, ни топора. Какой из него муж? Никчемный.
– Я покажу тебе одно место, – она потянула Никаса за собой, вверх по тропе, которая змеилась, впиваясь в каменную плоть горы.
Он шел.
И руку не выпускал. Пока мог. Сопел. Пыхтел. Упал однажды, рассадив эти белые ладони о камни, и Брунгильда молча протянула ком сизого мха. Благо, мох рос везде. А он также молча прижал к ране.
Не застонал.
Не пожаловался. Не попросился назад. Упрямый. Это хорошо? Или нет?
Её ли это теперь дело?
Главное, что шел.
И дошел.
Узкий уступ, по которому можно пройти, лишь прижимаясь спиной к стене. Пропасть под ногами. Чернота. Ветер. И острый едкий запах моря. А потом – провал пещеры.
– Здесь ветра нет, – Брунгильда снова протянула руку.
– Мне кажется, что можно было бы найти другое укрытие, – осторожно заметил Никас и пошевелил пальцами. – Надо же, не болит. И кровь не идет.
– Он хорошо кровь останавливает. И да, боль тоже забирает. А еще такие раны не гноятся.
– Интересно, – он поднес руку к самому носу. – Очень интересно… а его здесь много?
– Хватает. Туда посмотри.
Из пещеры открывался вид на море.
Темное, почти черное.
Белые бусины островов. Низкое небо, которое, казалось, выгнулось под тяжестью солнца. Свет его, слепящий, заставлял жмуриться, щуриться, но Никас смотрел.
Смотрел и из глаз его текли слезы.
А он все равно смотрел. И слез не стеснялся. Долго. Кажется, вечность. И только, когда сама Брунгильда почти устала от ожидания, выдохнул.
Сказал:
– Спасибо.
А потом добавил:
– Оно того стоило.
– Не страшно?
Об этой пещере знали многие. Сюда, во времена незапамятные, когда она, Брунгильда, даже кос не плела, её привел старый Ворон. И он же сказал, что именно здесь мир и море слышны, как нельзя лучше. И тогда они долго сидели и глядели на бездну, что открывалась под ногами. На солнце, которое тонуло в кипящей морской воде. На камни. И воды.
И вот теперь этот странный человечек в глупых одеждах сел на краю. Неловко так. Скособочился. Вздохнул.
И замолчал, уставившись куда-то далеко.
Надо будет сказать отцу, чтобы приглядел. Предупредить.
Жаль будет, если с ним что-то да произойдет.
– Здесь и дышится иначе. Вы… позволите? А то сюртук очень уж тесный.
Он расстегнул пуговку.
И вторую.
Повернулся так, боком, чтобы Брунгильда этакой вольности не увидела.
– Да хоть вовсе разденьтесь, – хмыкнула она и достала из тайника кусок горючего камня, клок мха да огненную иглу. Тронь такой камень, даст искру.
Костерок заплясал, наполняя пещеру рыжими всполохами.
– Это слишком невоспитанно даже для меня.
В полутьме его лицо больше не казалось таким уж уродливым. Непохожим, конечно, на те, привычные Брунгильде лица. Тонкий нос. Хрупкие какие-то женские черты.
– Мне будет не хватать этого места, – она села на шкуры.
Здешние были слишком стары и изношены, чтобы можно было выменять их. Да и в пещеру давно уже никто не подымался. От шкур пахло морем, солью и тоской.
– Возможно, там, куда вы отправитесь, будут и другие места? – заметил Никас осторожно.
– Думаете?
– Почему нет? Мир чудесен и многообразен. Дядя это знает. И я… и… вы не станете возражать, если я напрошусь в сопровождение?
– Что?
– В сопровождение, – терпеливо повторил Никас. – Вас ведь будут сопровождать?
– Я… не знаю.
Почему-то этот вопрос озадачил.
Будут.
Конечно, будут.
Во времена иные, когда дева рода благородного отбывала к мужу, её сопровождали. Четыре женщины знатного рода, замужние и детные. Четыре девы. Четыре служанки, которые останутся с невестой и помогут ей. Рабы и рабыни из числа молодых и крепких.
Когда еще на острове держали рабов.
А… Брунгильда? Кто будет сопровождать её?
Женщины? Не согласятся. Девы тем паче. Разве отпустит кто-то дочь или сестру в Проклятые земли? Чтобы там, коснувшись тьмы, она навеки запятналась ею.
– Я что-то не то спросил? Вы извините. Мне всегда не хватало чувства такта.
– Все хорошо. Я не буду возражать.
Воины?
Кто-то отправится. Быть может, старый Ворон. Он недавно крепко с отцом поругался, с той поры вовсе ушел в море, и уж третий день там.
Вернется, конечно.
Кто еще? Кто-то должен. Сесть на весла. Встать у руля. Довести корабль, если, конечно, отец не решит, что проще отдать её, Брунгильду, в жертву морю, как это случалось в прежние славные времена, нежели проклятому.
Или… он тогда потребует кого-то еще в жены.
Нет, морю её не отдадут.
– Спасибо.
– Вы так радуетесь?
– Почему бы и нет, – Никас все-таки стянул свой сюртук, оставшись в белоснежной рубашке, слишком тонкой, чтобы она могла согреть. Но Никас будто и не ощущал холода. Он поднялся, встал на самом краю и раскрыл руки, сделал глубокий вдох. – В конце концов, это тоже новая земля.
– И?
– Мой предок… давний предок… он был из числа людей, которым не сиделось на месте. Однажды он покинул дом своего отца, чтобы сесть в лодку и уплыть туда, где рождается солнце. Так утверждает семейная легенда. Его долго почитали умершим, но он вернулся. И не один. Он привел корабль, каких не видели на нашем берегу, и людей, чья кожа была желта, как золото. И золото тоже. И шелка. И многие невиданные товары, которые продали с большой выгодой. Потом он еще не раз уходил, и не раз возвращался, множа благополучие рода. С него-то мы и начались. Торговцы и… путешественники. В этом мало кто признается, но мы даже скорее путешественники, нежели торговцы. Мой дед ходил к краю мира, где лежат вечные льды. Он видел, как люди в кожаных лодках охотятся на китов. Он жил в их ледяных домах и ходил с оленьими стадами. Мой отец сгинул где-то в Огненном крае, пытаясь добраться до затерянного города, который, как говорили, построили давно и строители канули в небытие. Про этот город много рассказывали местные, однако никто не мог сказать, существует ли он на самом-то деле.
– Ваш отец его нашел?
– Не известно. Я думаю, что да. Последнее письмо он отправил из лагеря, накануне того дня, как лагеря не стало. Там… не нашли никого живого.
Брунгильда поежилась.
– Дядя бывал там. Он был привязан к брату. Но не решился пойти его дорогой. А мой старший брат твердо намерен отыскать и город, и отца.
– Думаете, он жив?
– Вряд ли. Прошло более десяти лет. Но узнать, что с ним случилось, мы можем.
Да.
Наверное.
– А вы…
– Брат пойдет. Если он не справится, тогда будет моя очередь. На самом деле я, как бы это выразиться… не самый лучший представитель семьи.
Кто бы сомневался.
Кто ж отправит самого лучшего дикарям-островитянам козлятники строить?
– Я слабый. И рассеянный. И до недавнего времени вовсе предпочитал сидеть дома. Еще я трус.
– Трус? – вот тут Брунгильда удивилась и подошла к краю.
Все по-прежнему.
Пропасть. Море где-то там, глубоко внизу. Ветер пронизывающий.
– Да. Я… многого боюсь. Боли вот. Ран. Болезней. Еще я слишком… как бы это сказать… меня пугает сама перспектива жить где-то среди клопов и без горячей воды.
– И поэтому ты отправился на Острова, где клопов полно, а воды – так наоборот? Горячей?
– Дядя сказал, что и от меня может быть прок. Но… знаешь, там, в море, мне казалось, что я умру. Меня выворачивало первые недели две. И так, что даже дядя испугался, выживу ли.
– Выжил ведь.
– Это да. И как-то привык. К одному. И к другому. К кораблю. К еде. К людям. А потом вдруг увидел все это. Ты знала, насколько красивы ваши острова? Мы подходили на рассвете. Туман. И море. И зелень. И это чувство, когда вот-вот увидишь нечто… не знаю, как сказать. Чудо?
А увидел её вот.
Брунгильда на чудо совсем не похожа.
– И теперь ты хочешь отправиться дальше?
– Да. Наверное.
– А твой дядя?
– Смеялся. Много. Он… хороший человек. Он ищет выгоды, это да. Но человек хороший. Поверь. И не станет вредить. Он надеется, что вы договоритесь, что мы станем партнерами. С нашей семьей многие находятся в добрых давних отношениях. И вы тоже.
– Хорошо, если так.
– Еще дядя сказал, что, если бы знал, вытащил бы меня из библиотеки раньше.
– Библиотеки?
– Это такое место, где много книг. Очень много. У нас она огромная. Не рода, но города. Хотя и основана нашим предком. Туда свозятся книги со всего мира. Я люблю читать.
– Я умею, – зачем-то сказала Брунгильда. – Свитки. И руны. Старые. У нас хранятся. Их надо чистить.
– Покажешь? – глаза заблестели.
– Если отец разрешит.
А он разрешит. Он в этих свитках вовсе смысла не видит. Хранит, ибо положено. А читать… кому вовсе интересны древние сказания?
– Так вот, – Никас отступил от края и подошел к огню, который горел ровно и ярко. – Там я читал о многом. В том числе о Проклятых землях.
– И?
А вот это было интересно.
Отец… он ничего-то не знал. Только то, что и прочие. Проклятые. Земли. Стало быть, людям в них места нет. Стало быть, живут там лишь нелюди, а правит ими проклятый Повелитель тьмы. И не понятно теперь, то ли он вправду жениться захотел, то ли решил Брунгильду в жертву принести.
Кто их, нелюдей, знает.
– На самом деле достоверной информации не так и много. Да и не особо они меня интересовали. Скорее уж я древней историей увлекался. Когда-то существовала Империя. Огромная. Она растянулась от края до края моря, – Никас взял сюртук, который накинул на плечи.
Брунгильда молча подала плащ.
Пусть старый и поношенный, с коркой соли поверху, но всяко теплый.
– Благодарю, – отказываться Никас не стал. – Так вот, в Империи этой правили одаренные. И не только правили. Они использовали силу. Поворачивали реки, сдвигали горы, сотворяли равнины, полные плодородной земли. Они возводили города удивительной красоты. И много что делали. И мой дядя полагал, что те, затерянные города, суть отголосок тех времен.
– И что стало?
– Для многих деяний, которые не в силах человеческих, они вызывали созданий иного мира, которых мы знаем, как демонов.
Сказал и будто похолодало.
– И однажды случилось, что, то ли призванный демон оказался слишком силен, то ли маги не рассчитали, но он вырвался. И ярость твари иного мира обрушилась на город. Произошло то, что древние историки нарекли Прорывом Тьмы. Они писали, что миры смешались, что тьма заполонила наш. И не стало чудесного города, а еще магов, что призвали демона. Погибли многие люди, а те, кто остался жив, бежали в ужасе. Но тьма коснулась и их, и они стали меняться, превращаясь в чудовищ.
Брунгильда сидела, не смея дышать.
– Тогда-то на пути их и встали самые сильные из магов. Они сумели сделать так, что горы поднялись, отрезая Проклятые земли от прочего мира, запирая их надежно… ну, не совсем надежно, тьма, как выяснилось, имеет обыкновение расползаться и проявляться самым неожиданным образом.
Он выдохнул.
– Главное, что потом наступили так называемые Темные времена. Империя рассыпалась. Провинции её, получив независимость, ввязывались в войны, за земли, за людей. За власть. И многие не чурались использовать силу…
Странно.
Брунгильда знает имена всех двухсот сорока пяти своих предков. И о том, что происходило на Островах сотни лун тому, но вот про другой мир… выходит, он тоже есть.
И был все это время.
– В тех затянувшихся войнах погибли почти все маги. Кто-то в боях друг с другом, кто-то силясь удержать тьму, кто-то стал чернокнижником. После уж возник Орден Света и как-то все улеглось.
– А… Проклятые земли?
– Было не до них. Но все меняется. И они тоже. Первое упоминание о том, что кто-то пересек горы, я встретил в воспоминаниях моего прапрадеда, пусть и не по прямой линии. Он рассказывал о том, что встретил человека, который отправился по реке в поисках древних сокровищ.
– Сокровищ?
– Демонам не нужно золота. А древний город славился богатством. Вот и находились желающие прибрать его к рукам.
Это да.
Таких желающих и на Островах довольно.
– Тот человек не только ушел, но и вернулся. Потом… людей стало больше. Появились целые артели, которые и рассказали, что там, за горами, все не так и жутко. Что хватает, конечно, тварей, но с ними вполне можно справиться. Что средь гор, над всеми землями, стоит огромный замок, а в нем живут люди, которые правят мертвецами. Так мир узнал о Легионах смерти.
Брунгильду передернуло.
– Они и вправду мертвые?
– Те, кому случалось столкнуться, утверждают, что да. Что состоят они сплошь из мертвецов. Однако…
Он покосился.
– Что уже?
– Случалось мне встретить одну рукопись… довольно старую и, как сказали, не представляющую особой ценности.
– Но?
Вот что из него каждое слово вытягивать приходится.
– Это записки некоего купца, дерзнувшего пересечь горы и начать торговлю. Так вот, он писал, что и по ту сторону гор обитают люди. Что живут они также, как иные. Возделывают землю, разводят скот. И что сами они тоже весьма обыкновенны. Думаю, поэтому рукопись и сочли не представляющей интереса.
– Почему?
– Если бы он написал о чудовищах или ужасных злодеяниях, что творятся там, о запретной магии…
– У нас тут тоже сплетни любят, – сказала Брунгильда.
Огонь согревал.
И успокаивал.
– Именно. Еще он писал, что был удостоен высокой чести подняться в Замок. И что не видел места более удивительного. Что живет там человек, вполне обыкновенный с виду, разве что одаренный. И семья его тоже обыкновенна. Жена и дети. И что он, как любой другой, любит и жену, и этих детей.
Выходит… выходит, что её, Брунгильду, вовсе не за мертвеца отдадут?
– Он писал о том, что бессмертность Повелителя Тьмы – суть выдумка, что просто род сей давний и живет, отрезанный от прочего мира. Что жизнь свою те люди посвятили аккурат борьбе с отродьями Тьмы, коих ему показывали. Это было вовсе не то, о чем следовало писать.
– Что с ним стало? С тем купцом?
– Понятия не имею. Мне не удалось найти ничего, но… я знаю, что торговлю с Проклятыми землями ведут и довольно давно. Правда, о том не принято говорить вслух. К тому же жрецы Светлых сестер берут свою долю и немалую, но… тем интересней.
– Интересней?
Вот чего Брунгильда понять не могла, так это интереса. Одно дело рисковать, ибо такова судьба, и совсем другое – интереса ради.
– Само собой. Я хотел бы взглянуть на то, каково там. На самом деле. Возможно, поговорить с людьми, которые там живут. Увидеть. Их. И горы. И земли. И чудовищ, если они еще остались. Встретиться с Повелителем Тьмы. И тоже, если выйдет… написать свою книгу.
Он замолчал и тихо добавил:
– Если позволят.
– Кто ж тебе запретит?
– Жрецы Светлых Сестер сильны.
– Там, – Брунгильда махнула рукой. – За краем моря. А тут ни одного нет.
– Так уж и ни одного?
– Приезжали как-то. Отец пытался договориться, чтобы зерна купить. А они потребовали, чтобы мы сперва от старых богов отреклись. Храмы построили. Нам есть нечего было. Какие храмы? Ну и… не сложилось.
Никас хмыкнул.
– К счастью, – произнес он.
– Почему?
– Если бы сложилось, твой отец не обратился бы к моему дяде. Он бы не придумал, что делать, и я бы не оказался бы здесь… всего остального тоже не было бы.
Наверное.
Хоть кто-то был бы доволен.