Пять невест и одна демоница

Глава 17 В которой девицы фантазируют, а реальность меняет жизненные планы

«Скромность, несомненно, украшает девицу, но лучше все-таки добавить к этому украшению иные. Для утра лучше всего подойдут жемчуга, ибо они подчеркнут ровность кожи и цвет её».

«Ода прекрасному или же наставление для дев о красоте и блюдении её»

Принцесса изволила пребывать во гневе.

Она швырнула туфлю в старшую фрейлину, но не попала, ибо фрейлина была опытна и ловка и от туфель за годы службы научилась уворачиваться.

– Нет! – взвизгнула принцесса, отправив вторую туфлю вслед за первой. Но и та была поймана и поставлена к первой.

Туфельки, к слову, были прелестнейшими, как и сама Летиция Ладхемская, которая, поймав свое отражение в зеркале, замерла, позабывши о том, что злится. Точнее, вспомнивши, что злость может способствовать старению.

Она повернулась одной щекой.

Другой.

Щеки были нарумянены. Кожу покрывал толстый слой белил, отчего та казалась просто-таки неестественно белою. Губы выделялись ярким пятном, а над верхней сидела мушка. Бархатная. Сердечком.

Прелесть ведь!

И главное, что все вокруг то же повторяют. Нет, всех она не слушала, но одного очень и очень достойного человека…

Летиция поправила кружево, которое слегка сбилось. И повернулась к зеркалу боком. Корсет утягивал её, делая вовсе уж воздушной и пышные юбки эту воздушность подчеркивали.

Она осторожно коснулась пуховкой лба.

Потрогала волосы, ставшие жесткими от особого эликсира, благодаря которому пышная конструкция не рассыпалась.

– Вы прелестны! – подала голос фрейлина.

И туфельки тоже подала.

Именно. Прелестна. Очаровательна. Чудесна. Подобна звезде и самой пресветлой Богине, спустившейся на землю, дабы принести людям радость.

Строки сердечного письма согрели, правда, ненадолго, ибо напомнили о причине даже не гнева – раздражения. Летиция хотела было нахмуриться, но вспомнила о пудре.

Румянах.

Краске, что подчеркивала длину ресниц.

И о том, что лоб снова нужно побрить, поскольку пушок отрастающих волос пробивается даже сквозь белила.

– Маменька у себя? – она позволила одеть на себя те самые туфельки с пряжками-бабочками, и чулки поправить. – Передай ей, что я желаю беседовать!

– В том нет нужды, – раздался весьма спокойный голос королевы. – Все могут быть свободны. И, Нисса, пригласи сюда Её высочество.

– Я тут, – сморщила носик Летиция.

– Другое Её высочество, – уточнила матушка, входя в залу. И фрейлины, и служанки, и даже притихший было торговец притираниями, про которого Летиция напрочь забыла, поспешили убраться. И верно. Спорить с маменькой себе дороже.

– Мама! – возопила Летиция, вскинув руки. И широкие рукава скользнули к плечам, обнажив тонкие изящные запястья. Зеркало подтвердило, что трагизма в позе хватает, равно как и красоты.

Но матушка не вняла.

– Прекрати, – сказала она сухо и рукава одернула.

Оглядела Летицию.

Поморщилась.

– На кого ты похожа? – вопрос был произнесен с немалым раздражением. – Помнится, я просила тебя не усердствовать?

Летиция руки опустила. Смысл страдать, когда некому оценить эти страдания по достоинству.

– Я туда не поеду! – сказала она и топнула ножкой.

На фрейлин это действовало, а вот матушка лишь головой покачала.

– Это не обсуждается. Решение принято. Вы поедете обе.

– Обе?

– Матушка, – Ариция вошла в покои.

Потупилась.

Вот уж не было печали.

– Вы звали меня, матушка?

– Проходи, дорогая, – матушка приобняла сестрицу. – Пожалуй, мне следовало поговорить с вами ранее.

А лучше не говорить вовсе.

– Это касается последних новостей? – Ариция присела на край софы и расправила подол простого платья. Лишенное, что кружев, что украшений, оно смотрелась бы бедно, если бы не ткань. Роскошный жемчужно-серый шелк с каким-то невероятным розовым отливом подчеркивал фарфоровую белизну кожи.

А ведь и пудрой она почти не пользовалась.

И мушками.

Скромницу из себя строит. И выглядит также, бледно. Хотя следовало признать, что поклонники у сестры имелись. Но это лишь потому, что она принцесса.

И только.

– Именно, дорогие мои. Как вы знаете, наши планы несколько… изменились.

Летиция фыркнула.

Об этом знали, наверное, даже дворцовые крысы.

– Несчастье, которое случилось с твоим женихом, многими было воспринято, как дурной знак.

О да, а теперь и вовсе заговорили, что он не сам умер, а из-за этого… повелителя. Что будто тот, влюбившись в портрет прекрасной Летиции, взревновал и избавился от удачливого соперника.

Слухи льстили, но…

– Можно подумать, я его в бордель потащила! – вполне искренне возмутилась Летиция.

Матушка поморщилась. Во дворце старались не заострять внимание на обстоятельствах того… несчастного случая.

– Речь не о нем. Речь о тебе. Ирнейцы отказались и дальше вести договор.

Обидно.

Или не очень? Для самолюбия, несомненно, но вот в душе Летиция испытывала лишь огромную радость. От перспективы примерить ирнейскую корону отказаться было бы куда сложнее, чем просто от брака.

– Однако, возможно, и к лучшему, – продолжила матушка. – Мы с отцом обсудили это… письмо. И пришли к выводу, что предложение весьма выгодное.

– Мама!

Выгодное? Ехать куда-то… знать бы еще, куда! Главное, что там мрак и тлен, и разрушения. И мертвецы живые. И еще чудовища. А она принцесса! Она должна блистать при дворе, а какой двор у того, кто мертвецами окружен? Пусть и живыми.

Небось, оживший мертвец танцевать не умеет.

Или умеет?

Летиция помотала головой, отгоняя дурацкие мысли. Умеет или нет, не важно! Она не хочет замуж! Во всяком случае не за этого вот… Повелителя. Тем более она точно, совершенно точно знает, за кого замуж стоит идти. Человека умного, даже остроумного. Веселого. Легкого. Такого, который ценит её, Летиции, красоту.

И особенность.

А еще её любит. Несомненно.

– Нас с Проклятыми землями связывают давние отношения. Однажды уже ладхемская принцесса становилась женой Повелителя, и это принесло многие выгоды.

Началось.

Летиция закатила глаза. Сейчас матушка станет распинаться про торговлю, бюджет, долги… у кого их, если подумать, нет? Долги – это же еще не повод отказывать себе в маленьких радостях жизни.

– Ты знаешь, что мы находимся в довольно непростом положении…

Матушка говорила.

Летиция делала вид, что слушает, стараясь не слишком коситься на зеркало, благо, зеркал в комнатах её стояло много. И еще одно висело на поясе.

Простенькое. В серебряной оправе, но очень и очень миленькое. Пальцы погладили его, и Летиция слегка зарозовела. Он знал, что дарить.

И пусть был робок.

Скромен.

Но разве это плохо?

– …и таким образом этот брак позволит упрочить наше положение. Ясно?

– Да, матушка, – сказала Ариция.

Выскочка.

– Да, матушка, – Летиция вздохнула и подумала, что, если все так, то пусть бы дражайшая сестра и отправлялась в эту задницу мира.

Выходила замуж.

И крепила международные отношения.

А у Летиции есть собственные планы на жизнь. И в эти планы никакие там Повелители не вписываются. Матушка, кажется, что-то такое поняла, потому нахмурилась. И посмотрела так, что сразу захотелось покаяться. Правда, Летиция была в достаточной мере умна, чтобы подавить недостойное желание это на корню.

Она потупилась.

Взмахнула ресницами и вид приняла самый невинный.

– Он прислал дары, – произнесла матушка. – Думаю, вам будет интересно.

Интересно?

Разве что самую малость, потому как что может прислать человек, всю сознательную жизнь свою проведший в окружении мертвецов.

…драгоценности.

Такие, каких, наверное, и у матушки не было.

Две шкатулки.

И два ожерелья. Камни синие, словно море, яркие, огромные. И камни зеленые, что листва, но тоже яркие и огромные. Плетение золота, и блеск мелких алмазов, которые казались россыпью инея.

Ахают фрейлины.

Переглядываются.

Перешептываются. И наверняка, пойдут разговоры… пусть идут. Летиция подняла ожерелье повыше, позволяя прочим полюбоваться этой красотой, а для себя отметила, что в обитой бархатом шкатулке нашлось место и для серег, перстней и пары браслетов.

Впрочем, не только в её шкатулке.

Что ж… конечно, замуж она не собиралась, но почему бы не съездить? Хотя бы взглянуть на этого вот… повелителя, в сокровищнице которого водятся подобные чудеса.

– Разве это не мило? – сестрица первой примерила драгоценности, которые, коснувшись кожи, вспыхнули. И камни будто ожили, выпустив сонм пляшущих искр. Сама Ариция окуталась маревом, правда, ненадолго. А придворный маг охнул и не удержался, потянулся было к камням, правда, тотчас убрал руки за спину.

– Что это? – раздраженно поинтересовался батюшка, выпав из обычной своей полудремы.

– Это, ваше величество, защита. Древнее заклятье. Оно считалось утраченным, но… драгоценности отныне защищают Её высочество.

– От чего?

– Почти от всего. От яда. От заклятий враждебных. От стали и огня, – маг облизал тонкие губы. – Не думал, что кто-то сохранил подобное…

– Может, древние? – отец оживился и поманил Арицию. – Подойди.

И братец оживился тоже. Не удержался, ткнул пальцем в камушек и тотчас палец в рот засунул.

– Жжется, – пожаловался он матушке, а та нахмурилась, ибо не пристало принцу и наследнику вести себя подобным образом. Пусть даже в восемь лет.

Восемь – уже много.

– Нет, отнюдь. Работа вполне современная. В прежние времена предпочитали вещи более… массивные, – произнес маг, разглядывая драгоценности.

Или грудь сестрицы, на которой возлежало ожерелье.

Фрейлины шептались, будто бы маг был еще тем развратником. Но место свое он знал.

– Новодел, – подтвердил матушкин секретарь. – Несомненно. Однако весьма… изысканный. Вижу руку самого Феррела Фалийского…

И слова его породили новую волну шепота.

Летиция с раздражением подумала, что это она должна стоять там, перед батюшкой. И милостиво позволять всякие… разглядывания.

И даже слегка смущаться.

Ариция не смущалась. Она была совершенно безэмоциональна. Вот не было у нее способности чувствовать момент. Не было!

Летиция надела ожерелье и тотчас испугалась, что у нее оно будет другим. Но нет. Тело окатило жаром, а вокруг заплясали искры. Синенькие.

– Удивительно! Восхитительно! – придворный маг бросился и к Летиции, но трогать её благоразумно не стал. Только потер потные свои ладошки, верно, в избытке восхищения. – И подтверждает мою теорию! Можно допустить, что имелся в сокровищнице подобный комплект, но вот сразу два… а думаю, и больше!

– Больше? – Ариция примерила и браслет.

И серьги.

Вечно она лезет вперед старших!

– Несомненно. Невест-то больше.

Мог бы и промолчать.

Летиция молча вытянула руку, на которой сияло синим светом кольцо. Над ним плясали искры и это что-то да значило. Она даже ощутила силу, скрытую в предметах, но и только.

Двумя часами позже состоялась совсем иная встреча.

В саду. Благо, сад был в достаточной мере велик, чтобы люди могли в нем встречаться, не мешая друг другу.

– Ах, мое сердце разрывается от боли, – дон Сержио склонился над рукой. И горячий поцелуй его опалил кожу сквозь перчатку. – Стоит мне представить, какая участь ожидает ту, что стала владычицей дум моих.

Он держал руку нежно.

Очень.

И дышал так страстно. А еще стихи читал. От стихов ли, дыхания или еще чего, но в теле возникало престранное томление.

– Я жаждал бы спасти вас! О, если бы я мог… – и кружевной платок трепетал в ладони. От платка и дона Сержио пахло розовым маслом и розмарином. В парике его, весьма роскошном, виднелись посеребренные пряди, что выглядело эффектно и изысканно. Черное кружево подчеркивало белоснежный бархат камзола. И камни в нем сияли искрами.

– Вы можете, – руку Летиция не стала забирать, лишь огляделась воровато, но сад был пуст. Фрейлина, сопроводившая принцессу в сей укромный уголок, благоразумно удалилась.

– Но как? – взвыл дон Сержио. – Скажи, о прекраснейшая, что сделать мне, дабы навеки изгнать печаль из твоих очей?! Они подобны небесам, исполненным лазури…

Все-таки порой он слишком уж увлекался стихами, хотя следовало признать, что читал их вполне вдохновенно.

– Мы сбежим, – прервала его Летиция, поскольку поэма грозила затянуться, и пусть прославлялась в ней она, прекрасная кругом, но все равно стоило сперва о деле поговорить, а уже потом восторгаться.

Дон Сержио запнулся.

– Вечером. Сбежим и тайно обвенчаемся. Тогда я никуда не поеду.

– Но…

– Некоторое время матушка, несомненно, будет сердита. И отец тоже не сразу простит. Дедушка опять же…

Дедушка точно не поймет.

И Сержио он не примет. Ретроград. Да и идеи у него престранные. Все же знают, что благородный человек не может работать. Это честь пятнает в конце-то концов! Вот и Сержио… да и зачем, когда другие работают?

– Поживем год-другой в твоем замке, – Лукреция совершенно успокоилась.

В конце концов, не так она и пустоголова, как матушка полагает. Наоборот. Она все продумала!

Дон Сержио икнул.

– Потом, когда наследник родится… или наследница. Не важно. Нас простят. Матушка всегда так, сначала поругает, но простит всенепременно. Самое большее – пять лет.

Лицо Сержио почему-то вытянулось.

– Да, определенно… так никто и не скажет, что они были мягки и попрали приличия. Конечно, продержаться пять лет вдали от двора будет нелегко, но мы ведь можем создать свой собственный двор.

Сержио что-то булькнул. Наверное, от восторга и перспективы слова растерял.

– Небольшой, но изысканный. Пригласим живописцев, музыкантов. Поставим твой балет. И к нам будут съезжаться люди! О нас пойдет слава, как о самой прекрасной, самой удивительной паре мира! – она прижала руки к груди и зажмурилась. – О, мы перестроим твой замок… и не только замок. И все земли!

– З-зачем?

– Чтобы соответствовали. Никаких крестьян, полей, пастбищ. Только чудесные лужайки и дивные сады. Назовем их Сады Любви. Тебе нравится?

– Но… это… это неблагоразумно! – выдавил дон Сержио и, кажется, слегка побледнел. Точно, кажется. Пудра такая. Надо будет сказать, чтобы сменил. Слишком уж неестественный оттенок получается. – Ваши венценосные родители…

– Конечно, осерчают. Тут думать нечего. Титулов могут лишить. Меня. Тебя-то не тронут, разве что немного… они же должны всем показать, что брак без благословения. Но не волнуйся, говорю же, это будет ненадолго. Пока мы не покажем всем, на что способна истинная любовь.

Раздался тонкий свист и Летиция поднялась.

– Сегодня, – сказала она строго. – В десять. Я жду тебя здесь. Готовь побег.

И удалилась.

Как прекрасное видение. Правильно. Она действовала именно так, как советовали в «Советнике для дам». Дарила надежду и исчезала, оставив кавалера пребывать в приятном томлении и душевном смятении. Насчет этого Летиция, правда, не была уверена, все-таки вслух дон Сержио не озвучивал ни про смятение, ни про томление, но очень надеялась.

– Дура, – её схватили за локоть и дернули куда-то в кусты. И прежде, чем Летиция успела завизжать, зажали рот. – Это я.

Ариция!

Следила! Вот ведь пакость мелкая!

– Только посмей мне помешать! – прошипела Летиция, испытывая преогромное желание укусить сестру, но та благоразумно руку убрала.

– Не собираюсь. Он не явится. Если осталась хоть капля мозгов в этой петушиной голове.

Летиция обиделась.

– Явится. Он меня любит.

– Тебя? Нет, он любит себя. В этом вы, к слову, похожи, – сестрица отпустила руку. – А еще он любит твой титул и перспективы, которые он открывал. Еще твое приданое. Но если ты сбежишь, то приданое могут и не выплатить, а титула лишат. И что останется?

– Наша любовь!

– Ну-ну, – фыркнула сестрица. – Знаешь, иногда мне начинает казаться, что ты не такая уж и дура. Но потом раз и все меняется. И понимаю, что именно такая… но и к лучшему.

Обидно.

До того, что прямо потянуло вцепиться в лицо этой… этой… слов нет, какой этой! Приличных. А неприличные принцессы произносят лишь мысленно.

– В общем, конечно, попробовать попробуй, но я особо и не рассчитывала бы.

Ариция её отпустила.

– Не донесешь матушке?

– Надо бы, но ни к чему. Спорим, он сегодня же уберется восвояси. Пришлет письмецо, что его домой срочно призывают. К одру больной матушки…

…батюшки.

Письмо доставили спустя четверть часа. И дон Сержио рассыпался в изысканных выражениях, заверяя в своей бесконечной любви, противостоять которой мог лишь сыновний долг.

– Ты… ты… – Летиция поняла, что еще немного и расплачется.

– Не переживай, – Ариция забрала письмо и пробежалась по строкам. – Нужен был тебе этот павлин?

– Кто?

– Яркие перья и пустая голова. Чтоб ты знала, он давно уже живет в долг. Земли заложены и перезаложены, там полнейший упадок. Замок не лучше. Тебе бы там не понравилось. Пусто. Сыро. Даже зимой не топят, берегут дрова. Он и здесь-то все больше по приятелям и в гостях столуется, чем у себя.

– Но… он же…

– Что он тебе дарил?

Пальцы Летиции сомкнулись на зеркальце.

– Что, цветы из матушкиного сада? Почти столь же прекрасные, как ты? – Ариция даже голос передразнила. Получилось очень похоже. – Все-таки дура ты, сестрица… если где и организовывать свой двор, то там, где не надо зимой на дровах экономить.

– Думаешь?

– Думаю, что тот, кто прислал тебе небесные сапфиры способен и дрова купить. А мне изумруды… интересно, что остальным.

– А… а вдруг он страшный?

– Тогда испугаешься, – невозмутимо ответила Ариция и письмо поднесла к свече. Бумага вспыхнула сразу. – Но хотя бы действительности, а не своих о ней фантазий.