Комната для инструктажа напоминает муравейник. Хмурый Крамер сидит за своим железным столом, подперев щеки кулаками, и молча наблюдает за творящимся в отсеке бедламом.
— Я на такое не подписывался! — громко заявляет Герб. — Ладно, хрен с ним, пускай будет война. Но по всем правилам: нормальный эскорт, подавление ПВО, все честь по чести. Это ж не контракт — натуральная кабала! Ни тебе нормальной техники, ни боеприпасов. Тактика — отстой. Каждый вылет — как на убой.
Его высказывание комментируется согласными кивками голов. Дружные восклицания: «В точку! Дерьмо, а не контракт!». Вокруг собралось много народу. И новички, и ветераны. Йозас молча сидит рядом и безучастно смотрит в переборку. Привык, наверное. Или просто устал. Иногда, когда кто-то из новеньких особенно резко высказывается, Йозас криво усмехается. Совсем невесело. Будто знает больше всех нас.
— Полковник, мы хотим, чтобы вы потребовали от компании принятия мер для обеспечения безопасности полетов, — поднимается Борислав.
Петр переводит взгляд на него. Молчит.
— Крамер, черт подери, какого хрена вы тут из себя изображаете? — ярится Герб.
— Полковник, согласитесь, наши требования вполне разумны, — вновь говорит Борислав. — Небольшие дополнительные затраты окупятся увеличением производительности.
Крамер задумчиво кивает. Мне кажется, кивает он не потому, что согласен с Бориславом. Просто манера думать у него такая. И думает он сейчас, что с нашим стадом делать.
— Питание — дерьмо! — выкрикивает кто — то.
— Самолеты — тоже! — поддерживает другой.
— Женщин нет!
— Даже пива на борту нет!
— Плата за риск отсутствует! За сбитые самолеты — тоже.
— В каютах душ не работает! Вода холодная.
— Расфигачить авианосцы к чертям, а потом и летать!
— Страховка смешная!
— На борту холодно!
— В общем, надули нас, парни! — громко заключает Герб, вызывающе глядя на Крамера. — Или обеспечивай условия, командир, или летай сам.
Крамер, наконец, поднялся. Крики потихоньку смолкли. Все уставились на него, ожидая, чего начальство скажет. Никому не хочется за просто так помереть. Даже таким синюкам, как наша команда. Да и мне тоже. То, что я увидел, здорово отличалось от моих представлений о службе. Спору нет, мы всегда рискуем, и каждый вылет для пилота может стать последним. Отрываясь от палубы, мы ведем войну со всем миром один на один, и за этот риск нам и платят. Но ведь мы еще и ценное имущество сами по себе. И я не привык, чтобы нами распоряжались так, словно мы какие-то андроиды из инженерного батальона.
— Значит так… господа.
«Господа» в устах Крамера прозвучало с изрядной иронией.
— Вы все подписали контракт. Короткий, всего на три месяца. Платят вам исправно, каждый день на ваш счет падает оговоренная договором сумма. Бытовые условия, оговоренные контрактом, обеспечены. Никто не обещал райской жизни. Мы не правительственная структура, лишних средств у компании нет. Поэтому настоятельно рекомендую успокоиться и выполнять свои обязанности с подобающим рвением. За переработки и сверхнормативные вылеты компания платит премиальные, и довольно неплохие. Так что вам остается немного напрячься и потерпеть свои три месяца. Сносно при этом заработав. Женщины в команде есть. Знакомство с ними и добровольные интимные связи не возбраняются. Могу также предложить офицерскую сауну. Она в рабочем состоянии…
Его слова потонули в выкриках. В отсеке опять начали шуметь. Кто-то вскочил на ноги. Пнул в досаде ни в чем не повинное кресло. Кто-то громко вспомнил интимное знакомство с бабушкой уважаемого командира.
Йозас снова усмехнулся.
— Сейчас, — сказал он непонятно.
Входные люки с двух сторон уползли вверх. Через пять секунд перед нами и позади нас стояли шеренги охранников. Лицевые пластины опущены, в руках мерцающие разрядами шоковые дубинки. Точно — военно-морская полиция. Их ухватки. «Криэйшн» и тут не отошла от своих традиций, набрала ветеранов посвирепее, чтобы не тратиться на обучение.
— …Кроме того, — продолжил Крамер. — На борту имеются необходимые средства для поддержания дисциплины. Дисциплина — единственный путь к успеху. Прошу это принять как руководящую директиву.
Он кивнул одной шеренге со стеклянными мордами.
— Герба — в Восьмой. На сутки.
И всем остальным пилотам:
— Гауптвахту содержать — себе дороже. Восьмой ангар для перевоспитания — самое оно.
Четверка охранников прошла сквозь кучку пилотов, как нож сквозь масло. Самые непонятливые или желающие показать норов от тычков шоковых дубинок отлетали бесчувственными куклами. Орущего Герба уволокли.
— А почему его не стукнули? — спросил я тихо.
— Гуманизм, мать его, — усмехнулся Йозас. — Если его сунут в Восьмой без чувств, его в момент или крысы сожрут, или замерзнет к такой-то матери. И в том, и в другом случае — пилот будет потерян. А Петр не любит ненужных потерь. Нас и так едва половина осталась от первоначальной партии.
— Те, кто не сможет восстановиться к следующему вылету, получат штрафной вычет из содержания за прогул, — добавил полковник. — А сейчас прошу всех разойтись по каютам и отдыхать. Через… — он глянул на часы на переборке, — … четыре часа пятнадцать минут инструктаж на очередной вылет. Летят все четные номера. Свободны.
И мы все потопали на выход мимо безликих настороженных морд. Опустив глаза и кляня себя за глупость.
— Эти на восемнадцатой палубе обитают, — кивнул Йозас на охрану. — Отдельно от всех. Как собаки цепные. У них и спиртное есть. И кормят их как на убой.
— Копы поганые и есть, — сказал Милан громко. Правда, на палубу плевать не стал. Плохая примета. Пусть авианосец и похож на летучую тюрьму, но это все же наш корабль. А охранники внимательно на него посмотрели. Это только кажется, что они одинаковые и равнодушные. Как бы не так. Голову даю на отсечение — они ему это припомнят.
Герб появился на следующий день, когда я отсыпался после очередного вылета. Еще сутки его никто не видел — отсиживался в каюте. Потом появился в кают-компании. Сам, без стюарда, молча взял поднос на раздаче, сел за пустой столик и начал жадно есть. Съел две порции мяса, умял огроменный ломоть хлеба и выпил три чашки горячего бульона. И ни на кого при этом не смотрел, только в тарелку. На вопросы отвечал односложно и тоже неохотно. Так что все от него быстро отстали.