Однажды мы привезли заказ в большущее стеклянное здание. «Авиационная компания Виккерса», так было написано на нем сияющими буквами. На входе за толстым стеклом дежурили строгие мужчины в синей форме и с оружием. Они нипочем не хотели меня пускать к клиенту. «Не положено», так они мне говорили. И я уже было совсем собрался назад повернуть, как вдруг один из охранников сказал другому: «Слышь, Кен, это, кажись, тот самый черт, что уделал смотрящего в Верде. И всю его банду. Голыми руками. Его по визору показывали». И тогда второй охранник, тот, что с усами, посмотрел на меня с интересом и сказал: «Да ну?». И они стали куда — то звонить, чтобы узнать, правда ли я должен пиццу в какое — то там «ноль — три — шесть — ноль» доставить. И выяснилось, что я не вру, и какой-то там важный мистер из «испытательной лаборатории» действительно меня заказал. И что давно меня ждет. И очень сердится, потому как обещал меня сотрудницам показать, это во-первых, и что перерыв на чай у них заканчивается, во-вторых. И что-то еще про жесткий график добавил.
Охранник начал было что-то про режим допуска говорить, но тот важный мистер сказал, чтобы тот заткнулся и не указывал ему, как надо работать. И охранник заткнулся. И мне выписали «временный пропуск». Сфотографировали меня, велели приложить палец к какой-то штуке. Этот пропуск оказался маленькой магнитной карточкой на шнурке.
Я подумал, как много времени тут потерял, и что Васу на меня сердиться будет. Потому что мы можем опоздать на следующую доставку. А у нас сегодня их еще целых три штуки. Но делать нечего, придется теперь идти в эту самую «ноль-три-шесть-ноль».
Один из охранников вышел, посадил меня в маленькую тележку с прозрачными бортами, и мы помчались. Тут у них в каждом коридоре полоска была для таких тележек, по которым люди не ходили. Двери по сторонам так и мелькали. Потом тележка остановилась, как вкопанная, и я чуть кувырком с нее не слетел, потому что обеими руками коробку с пиццей держал. И охранник провел меня в здоровущий зал.
Как только я туда попал, у меня челюсть отвисла. Я так и встал в дверях, как вкопанный. Вокруг были натыканы стеклянные клетушки, за которыми копошилось множество людей в халатах. Высоко над головой — прозрачная крыша, сквозь которую видны облака, а весь пол у стен уставлен какими-то железными штуками. И пахло тут как-то по-особенному. Очень знакомо. Будто я домой попал, туда, где мне было хорошо, и откуда я уехал давным-давно.
Но самое интересное находилось посередине. В центре зала висел на каких-то мудреных штуках самый настоящий боевой самолет. Не спрашивайте, откуда я это знаю. Просто знаю, и все тут. Я сразу вспомнил про свой «Гарпун». Хотя этот был совсем на него не похож. Он был больше, с необычными обводами, очень непривычный с виду. И грозный. Я его мощью враз проникся. Знаете, бывает, смотришь на человека, и его силу ощущаешь. Характер. Иногда можно с первого взгляда сказать: этот человек добрый. И сильный. И дело тут вовсе не в мышцах и не в фигуре. В его ауре, что ли. Ну, вы-то лучше знать должны. Сам-то я говорить не мастер. Вот и с этим самолетом так же. Посмотрел я и враз представил, какой он стремительный и убойный насмерть.
И еще я вспомнил про свои сны. И про серую полоску моря внизу. А голос мне сказал, что идентификация боевой машины затруднена. То есть, он просто не знает, что это за модель. Я уже немного научился его мудреные слова понимать.
И так я стоял и на самолет этот любовался, пока какой-то человек не помахал мне из-за стеклянной стены. И охранник меня к нему подтолкнул. Я вздохнул и потащил ноги куда сказано. И все на самолет оглядывался, так, что едва не врезался лбом в какую-то трубу.
Представил я, как снова мне будут глупые вопросы задавать, да автограф просить, и как пиццу мою в сторону отставят, даже не попробовав. И сразу мне стало грустно. Но мужчина, что меня встретил, пожал мне руку, и сказал, что очень рад знакомству. И тому, что его работа вызывает живой интерес у такого «модного» человека. И кивком на самолет указал. И еще сказал, что его зовут Сэм Стоцки. А я ему ответил, что меня зовут капитан Юджин Уэллс. И про все остальное тоже сказал. Даже про планету базирования. Наверное, так на меня самолет подействовал.
Этот Сэм, он классным парнем оказался. Коробку открыл, и пиццу тут же разобрали молодые люди в халатах. И даже двое в форме. В первый раз после того, как меня этой штукой на шнурке наградили, я увидел, что мою пиццу кто-то ест, да нахваливает. И я понял, что это не те люди, что Васу презрительно зовет «тусовкой». Эти — самые настоящие.
— Очень вкусно, — сказал с набитым ртом Сэм. — Давно такой пиццы не пробовал. Теперь будем заказывать только у вас.
И все вокруг подтвердили, что да, действительно вкусно. А один из них пытался одновременно и есть, и про что-то у меня спрашивать. Вроде бы про то, как мне удалось одному и голыми руками такую банду вооруженных горилл раскидать. А я ответил, что не помню. Наверное, со страху. И все вокруг засмеялись. Почему-то мой ответ им здорово понравился.
— Вот, Алекс, какие у вас конкуренты. И летают, и пиццу развозят, и банды походя прихлопывают, — с улыбкой сказал какой-то молодой человек плотному мужчине в форме. — А ты не можешь простой набор высоты без происшествий выполнить.
— Тоже мне, конкурент, — ухмыльнулся пилот. — Был бы конкурент, сидел бы за штурвалом, а не пиццу развозил.
— Это ты от зависти, Алекс, — подначил другой парень в халате.
И все вокруг заулыбались, согласно кивая.
— Что б вы понимали в полетах, мать вашу, — огрызнулся летчик.
— Осторожнее, майор. С вами дамы, — сказала худенькая девушка с рыжими волосами.
— Ах, простите, сударыня, не заметил, — дурашливо поклонился пилот.
— Не хотите вспомнить молодость, капитан? — спросил меня Сэм. И на самолет снова кивнул. — Могу организовать экскурсию. Посидите в кабине.
— Мне пиццу надо развозить, — зачем-то брякнул я. — У нас график.
Майор и второй летчик засмеялись. Как-то очень обидно. У меня даже уши покраснели, так я разозлился. И на них посмотрел внимательно.
— Но если недолго, то я согласен.
А им что, смотрят на меня насмешливо, будто насквозь видят. И то, что я не как все — тоже.
— Вы можете идти. Этот посетитель — под мою ответственность, — сказал охраннику Сэм. И мне: — Пицца подождет, капитан. Ни один пилот не в силах устоять перед соблазном познакомиться с нашей чудо-птичкой. Не говоря уже о полете.
— Передайте моему напарнику, чтобы ехал без меня, — попросил я.
— Конечно, капитан, — кивнул охранник.
— С чего начнем, Юджин?
— Я правда могу посидеть в кабине?
— Конечно. Могу даже подключить вас к системе управления. Сделаете кружок над полем. В симуляторе, разумеется. Хотите?
А у меня от волнения даже язык пересох.
— Да… Сэм.
— Какой позывной возьмете, Юджин? — спросила девушка.
Я немного подумал, а потом сказал:
— Красный волк.
Она кивнула и начала колдовать над пультом. А летчики переглянулись и опять заржали. Наверное, им мой позывной не понравился. И я еще больше разозлился. Подошел к этому краснорожему майору, который даже жир от пиццы с губ не стер, и сказал твердо:
— Это был мой позывной. Пока меня не сбили.
И при этом посмотрел ему в глаза. Так твердо, как мог. И майор сразу перестал смеяться.
— Где вы воевали, капитан?
— Я с Джорджии.
— Понятно, — майор как-то немного увял, и переглянулся со вторым пилотом.
— Рассказать вам о птичке? — спросил молодой человек в халате.
— Да. Если можно.
— Брось Пак, это же глупо. Зачем над парнем издеваться? Там требуется полностью развернутый и адаптированный «паук». Руками там делать нечего, — сказал второй летчик.
— Внешний запрос диагностики биочипа. Принять? — неожиданно спросил голос.
— Давай.
— Диагностика показывает, что в теле Юджина Уэллса присутствует активированный биочип класса «Шиповник» с полностью развернутой структурой, — отозвалась из-за своего пульта рыженькая девушка.
— Что за черт? Люди с пилотскими чипами высшей категории не развозят пиццу! — буркнул майор.
И почему-то стало тихо. И все на меня посмотрели, словно только что увидели.
— Это уже не шутки, — тихо сказал какой-то парень. — С активированным чипом уровень реализма в имитаторе достигает девяноста процентов.
— Чип готов к приему пакета, — отрапортовала девушка.
«Обнаружен запрос закрытого канала. Принять данные?» — спросил мой голос.
«Принимай все», — ответил я. И в загривке слегка кольнуло.
— Пакет передан, контрольная сумма прошла, — девушка.
«Данные приняты. Загружена программа управления истребителем-бомбардировщиком „Гепард“, опытный образец, версия 305.23.112, — эхом отозвался голос внутри. — Расход памяти… активных блоков… задействовано резервное дублирование… статус всех систем — норма…»
— Не передумаете, капитан? — спросил Сэм.
Я поежился от какого-то нового чувства. Или наоборот — знакомого, но забытого. Что-то внутри меня трепетало, грозя выскочить наружу. И оживал непонятный азарт, как перед битвой. Странно все это. Ведь меня тут никто не собирается бить, и драки не предвиделось. Но азарт все ширился, пока не затопил меня до кончиков ушей. И я невольно выпрямился и расправил плечи.
— Не передумаю.
И все пошло так, как надо. Люди вокруг начали делать каждый свое дело, не показывая своего удивления, будто я был одним из них.
— Простенькая программа, капитан, практически ознакомительное упражнение, — сказал мне Сэм. — Старт с палубы, отрыв без катапульты, на антигравах, запуск основного двигателя, круг на высоте пять тысяч на трех «махах», передача управления системе посадки. Справитесь?
Я плечами пожал. Глупый вопрос. Даже если бы я знал, что не справлюсь, — все равно полетел бы.
Молодой человек, жуя на ходу, проводил меня к машине. По дороге рассказывал мне вещи, которые я и так уже знал. Но все равно — слушать его было интересно. Слова его звучали как музыка.
— Универсальный палубный истребитель — бомбардировщик… новое поколение… рабочее наименование прототипа — X–201 «Гепард»… единая программа базирования — морские ударные, космические тактические авианосцы… вес тридцать… основные двигатели — реактивные термоядерные осцилляторы с изменяемой конфигурацией потока… вспомогательные — водородные вихревые… голосовое управление — только на дозвуковой… скорость в атмосфере — 22М… ускорение в космосе — сорок километров в секунду за секунду… взлет на основных двигателях — только в аварийном режиме, настоятельно рекомендуется старт на антигравах, в том числе с применением катапульты… оружие… э — э — э, вам это не надо… сопровождение целей: до восьмидесяти воздушных, до тысячи четырехсот наземных, пятисот тридцати морских класса «малый ракетный катер», до тридцати скоростных космических… маневровые двигатели — импульсные водородные… активная интеллектуальная система управления с защитой от ошибок пилотирования… изменяемая геометрия крыла, носового обтекателя и хвостового оперения… самовосстановление обшивки на основе нанотехнологий, предел — 15 процентов поверхности… силовой щит… система постановки активных помех… электронная имитационная система…
Я шел, будто во сне. Внутри было такое предчувствие, будто вот-вот должно случиться что-то важное. То, чего я давно ждал и чему нет названия.
Мы втиснулись в маленький прозрачный лифт и вознеслись над полом в невообразимую высоту. Молодой человек, его звали Клеменс, помог мне влезть в противоперегрузочный костюм и улечься в глубокий ложемент. Потом пристегнул меня так, что я едва пальцами мог шевелить. Надел на меня шлем. Как только он загерметизировался, звуки разом пропали. Теперь я слышал только свое дыхание. И в заключение меня всего обволокло прозрачным гелем. Стало темно.
— Удачного полета, капитан! — донесся откуда-то голос Клеменса, и я едва подавил желание кивнуть. Вдруг откуда-то узнал, что этого делать не стоит. И тогда я просто моргнул.
Что-то зашипело. Стекло шлема передо мной покрылось узором боевой консоли. Совершенно незнакомый рисунок. Я лихорадочно силился вспомнить, что он означает, этот многоцветный узор. И приступ паники, совсем как тогда, в академии, при первом самостоятельном полете, накрыл меня с головой. Откуда я это помню? Как я могу помнить первый полет? И удовлетворение внутри. Голос постарался. Достал откуда-то. Спасибо, дружище. Снова удовлетворение. Паника ушла. Я попытался так же, как в академии, отрешиться от мыслей. Чип сделает все сам. Я представил под собой море. Серую смазанную полоску. Услышал шум ветра над пенными гребнями.
Я закрыл глаза и ощутил как пучок моих провисших безвольных нервов, будто вожжи, подхватывает и натягивает боевой чип. Привычно шевельнул мышцами живота. У каждого пилота свой способ переключаться. У меня — такой.
Мир исчез. Мозг включился в потоковый режим. Я стал большим и мощным. Я не дышал — мне не требовался кислород. Перед глазами развернулась прицельная панорама. Куда бы я ни взглянул — тут же натыкался на полупрозрачные индикаторы систем, через которые просвечивало пространство. Я видел одновременно во всех направлениях, мог сосчитать крупицы перхоти на плечах стоящего внизу и задравшего голову краснорожего квадратного Алекса. Видел воробьев, дерущихся за внешним ограждением за кусочек пирожка. Считывал характеристики орбитальных спутников. Я мог видеть муравьишку-Васу в кипении муравьиного моря. Нет, я не видел его в привычном понимании. Я просто почувствовал, что это именно он, и определил его текущие координаты с точностью до сантиметра.
— Капитан Уэллс, номер 93/222/384, командный статус подтвержден. Приветствую на борту, командир, — плавно и неторопливо прошелестел незнакомый голос.
И откуда-то я знал, что это кажущаяся неторопливость. Потому что микросекунда субъективного бортового времени вмещает в себя до получаса такой вот неспешной диктовки. И уверенный доброжелательный голос продолжал читать свои магические заклинания, от которых у меня в нетерпении зудели кончики пальцев.
— Борт 003, «Гепард», позывной «Красный Волк», полетное задание загружено, статус всех систем — зеленый, основные двигатели в холостом режиме, оружие деактивировано, разрешение на взлет получено.
Я шевельнул какой-то частью своего необъятного сложного тела, отвечая на приветствие. Я — рыба, которая, наконец-то, сползла с песка в набежавшую волну. Я снова в родной стихии. Меня плющит от осознания собственной мощи и непередаваемого совершенства. Мой «Гарпун» — славная лошадка и хороший друг, воспоминания о нем подхватывают и качают меня в ласковой воде, я испытываю мгновенную горечь утраты и острую, неизбывную печаль по навсегда ушедшему близкому существу. «Гепард» — он теперь мой «Красный волк», и отныне мы с ним — одно целое. Он разделяет мою боль. Он радуется моей удаче. Он обещает мне радость. Он просится вверх, в голубизну полдня, жаждет вырваться в черноту космоса и обжечь датчики в вакууме.
За крохи недоступного сознанию отрезка времени я диктую ему: «Антигравы — пуск, подъем триста, основные двигатели — режим разогрева». И при этом твердо знаю, что говорю именно то, что нужно.
Сложнейший организм деловито мурлычет в ответ на мои мысленные прикосновения, и я чувствую, как усиливается в районе брюха-киля холодок — это включаются антигравы, и сверхъестественным тысяча каким-то чувством я ощущаю, как в магнитном коконе опускаются в камеры синтеза натрий-тритиевые капсулы, невидимые невооруженным глазом. И мир плавно проваливается вниз. Горизонт распахивает объятия. «Ветер 20, 9 узлов, порывы 15», — шепчет голос машины.
Я неуверенно покачиваюсь на антигравах, купаясь в этих порывах. Я — большой, только что оперившийся птенец, впервые ставший на крыло. Ощущения нового тела еще непривычны, и я раскачиваюсь на нетвердых ногах, привыкая к нему. А потом шевелю закрылками, выбирая нужное направление, и импульсы маневровых движков вспарывают прозрачный воздух. Я произношу без слов: «Старт основных, скорость 3М». В животе моем, отзываясь на команду, вспыхивают крохотные сверхновые. Я вбираю утробой тугой набегающий поток и помогаю себе глухим ревом вихревых двигателей. Мир прыгает мне навстречу и распахивается ослепительной дверью в рай.
Я лечу. И это не во сне. Я счастлив. Тело-самолет отвечает восторгом на мой восторг. Море до горизонта стелется у моих ног. Я могу перепрыгнуть его в момент, просто увеличив тягу. Но мне нравится его пахнущее солью и йодом серо-зеленое покрывало. Я бы мог лететь над ним целую вечность, раскинув по сторонам руки-крылья. Ограничения полетного задания не позволяют мне своевольничать. Я словно привязан к курсу невидимой нитью, оборвать ее — означает совершить немыслимое кощунство и разрушить царящую внутри гармонию.
«На курсе 030, высота 1200, удаление 750, подходим к глиссаде», — подсказывает «Красный волк», дублируя поток данных на моем чипе. Скорее, отдавая дань традициям, чем по необходимости.
Но мне все равно приятно ощущать его ненавязчивую подстраховку. Мысленно киваю: «Принял».
«На посадочной резкий сдвиг ветра слева направо…»
«Принял». — Я понимаю партнера с полуслова, и это ощущение мне тоже привычно и приятно.
«Луч захвачен…»
«Принял».
«…Вошли в глиссаду, выход шасси подтверждаю, готовность к посадке, разрешение получено…»
«Принял».
«…Посадочный контроль, передача управления…»
«Подтверждаю…»
Когда система посадки перехватывает управление, я расслабленно отдаюсь течению воздуха за бортом, ощущая, как стихают двигатели, и слушая, как сквозь короткое шипение маневровых дюз прорывается вибрирующий визг гравипривода в режиме торможения. И вот уже ложемент слегка изгибается, переводя тело пилота-меня в полусидячее положение. И антигравы вновь холодят брюхо, опуская меня-самолет на пятачок посадочной палубы.
Я нежусь в объятиях магнитных захватов. Я наблюдаю, как растет на экранах нижней полусферы раскачивающийся крестик. Вихревые двигатели урчат на холостых, в готовности обеспечить максимальную тягу в случае сбоя посадочной системы.
«Десять метров… пять… три… один… касание… посадка. „Красный волк“, полетное задание выполнено, остановка двигателей, температура камер синтеза стабилизирована, статус всех систем зеленый, палубная буксировка задействована».
И палуба исчезает, уступая место стеклянным стенам ангара. Последнее мысленное прикосновение — как пожатие руки.
«Приходи еще, не пропадай… мне нравится с тобой летать», — так можно перевести этот посыл без слов.
Светлеет. Демпфирующий гель исчезает одновременно с узором консоли, впуская в шлем призрачное свечение. Я шевелю конечностями, заново привыкая к своему неуклюжему телу. Голос внутри потрясенно молчит, приходя в себя. Клеменс помогает мне выбраться из ложемента.
Когда мы выходим из кишки лифта, вокруг молча стоят люди в халатах. Смотрят на меня, раскрыв рты. Я не обращаю внимания на их необычное поведение. Я все еще там, на высоте пять тысяч. Жутко хочется есть. Час полета сжигает столько энергии, сколько не сжечь десятью часами на силовых тренажерах. Это имитатор, поэтому внутривенной подпитки в нем нет.
Кто-то сует мне в руку стакан с энергококтейлем. Я усаживаюсь на бетонный пол прямо тут, у лифта. На лице моем глупая улыбка и впервые за долгое время я не боюсь, что меня сочтут дурачком.
Зубы стучат о край стакана.
— Статус всех систем — зеленый. Ни одного сбоя, — доносится сверху усиленный динамиками голос. Это та самая рыженькая девушка за пультом.
И все будто отмерзли. Начали тормошить меня. Хлопать по плечам. Жать руку. Предлагать сладости. Потом пришел мужчина в пиджаке стоимостью с мой дом на Джорджии. Глянул на меня внимательно. И на самолет надо мной. И все сразу уважительно замолчали. А Сэм его повел за стеклянную стену. И что-то горячо ему там втолковывал. А мужчина в ответ солидно кивал.
Мне не хотелось слышать, о чем именно они говорят. Я и так понял: сегодня у них первый раз, когда имитационный полет прошел штатно, без единого сбоя.