Путешествие идиота

Глава 23 Домашний арест или проводы идиота

Я провел остаток пути до Йорка в новой каюте. И Мишель — она упрямой оказалась, что твоя ослица, — все это время сидела со мной. И Готлиб тоже приходил. Сказал почему-то, что он сожалеет. И что, если мне нужна какая-нибудь помощь, то он к моим услугам. Правда, я чувствовал, что он просто из вежливости так говорит. И чтобы Мишель приятное сделать. Я тоже ему вежливо сказал: «Благодарю, Готлиб». Бывают такие слова, которые люди друг другу просто так говорят, без смысла. Вроде бы так принято. И он ушел. Потому что у меня в каюте не было места для еще одного гостя. А стоять тут уж больно неудобно.

Мишель была с ним холодна, даже не смотрела на него. Я решил, что они поссорились. Такое бывает, я знаю. В общем, он помялся немного и пошел себе. Ну а потом все как будто сговорились. Заглядывали какие-то дамы, чтобы выразить свое «восхищение». При этом они с любопытством косились на Мишель и лепетали что-то бессвязное. Один мужчина сказал, что он «корреспондент», и не желаю ли я… Тут я не успел дослушать, потому что Мишель его вышибла за дверь. Еще один пожелал мне удачи и сунул карточку с адресом отеля на Йорке. Молодая супружеская чета изъявила желание сняться со мной «на память». Честно говоря, больше всего мне бы хотелось, чтобы зашла Лив. Потому что знал, что ей сейчас одиноко. Но я стеснялся Мишель. И еще какие-то люди все шли и шли, и говорили мне что-то, и о чем-то спрашивали, расписывали дома и маршруты, а потом нам обоим эти бесконечные визиты надоели, и Мишель присказала охраннику, чтобы тот никого не пускал, кроме стюардов. И мы остались одни. Так и сидели молча. Она в кресле, а я на откидном сидении за столиком.

— Покушение на тебя — большое событие для местной публики, о нем будут говорить как минимум неделю. Ты теперь знаменит. Скрасил серые будни путешественников, — съязвила Мишель.

Я теперь могу отличать, когда она говорит серьезно, а когда шутит. Когда она шутит и при этом злится — это называется «язвить». Ну а я промолчал. Что тут скажешь… Я вообще теперь не знаю, как себя с ней вести, и зачем она со мной возится. Не люблю, когда со мной нянчатся. Я понял это недавно, когда вспоминал, как Кати или Роза делали у меня дома уборку. И сразу вспомнил, как они со мной обращались. Как с вещью. И вот теперь мне становится не слишком хорошо, когда я это чувствую, а когда мне нехорошо, я уже не терплю, как раньше, а делаю, так как мне надо. Но Мишель — не как все, и сказать ей, что мне не нравится ее поведение я не могу. Наверное, просто стесняюсь.

— Хочешь, сходим в кино? — спросила она.

— Капитан приказал мне оставаться в каюте.

— С каких пор ты такой послушный?

— С тех самых, как меня хотят прихлопнуть.

Это слово — «прихлопнуть» — я недавно услышал. И запомнил. Очень емкое понятие. Прихлопнуть можно комара, или бабочку. Потому что они маленькие. Так и меня хотели. Будто комара. И я включил музыку. Сначала Дженис. А потом ребят, которые себя почему-то «жуками» называли — так мне голос перевел. А потом других. «Катящиеся камни». В те времена музыканты какие-то странные имена себе придумывали. Но я научился не обращать внимания на названия. Слушать только музыку. Нипочем бы не подумал, как много на свете хорошей музыки. И как я раньше без нее обходился?

И Мишель сидела тихонько и в стенку перед собой смотрела. А потом ноги подобрала, и устроилась в кресле с ногами. Я видел, что ей не слишком удобно, но она все равно не уходила.

— Зачем ты здесь, Мишель? Готлиб может обидеться.

А она посмотрела на меня грустно и ответила, что это нечестно — так говорить.

— Почему?

Мишель глаза отвела и сказала, что она очень сожалеет. И что она уже извинилась. И вообще — какого черта она передо мной оправдывается! И губу прикусила. Я подумал — как все иногда просто. Извинился, и все. Будто и не было ничего. И вообще — чего я себе навоображал? Меня к ней просто парой приставили, чтобы глупостей не наделал и не залез, куда не следует. Ну, и попутно чтобы пассажиры не скучали. И Мишель ни в чем передо мной не виновата. И я ей сказал:

— Тебе не в чем оправдываться, мы ведь просто попутчики. Я заметил — тут многие по много раз пары меняют, и нисколько не грустят.

Я просто хотел ее успокоить. Сделать так, чтобы она не злилась. Мне хотелось поговорить с ней, как раньше. Ведь скоро мы прилетим на этот «Йорк» и больше никогда с ней не увидимся. Но она не успокоилась. Наоборот, посмотрела на меня с обидой.

— Зачем ты так, Юджин?

Голос у нее дрогнул, и я совсем смешался. Все, что я ни делаю, все как-то наперекосяк получается. Знаете, каково это, когда все наперекосяк? Тогда я встал, и на край кресла пересел. Как тогда, у Лив. И Мишель меня обняла и щекой ко мне прижалась.

— Тут опять могут чего-нибудь взорвать, — сказал я ей тихо.

А она ответила тоже тихо, не открывая глаз:

— Пускай. Это все из — за меня. Я тебя в это втравила. Ты не сердись на меня. Если бы ты знал, как мне жаль.

— Ну что ты. Как я могу на тебя сердиться.

И она грустно улыбнулась. Потом Мишель задремала, и я сделал музыку потише. И сидел возле нее всю ночь. Разглядывал ее лицо. Она во сне иногда хмурилась. А иногда становилась очень серьезной. Словно спорила с кем-то. Или улыбалась.

Только сейчас я ее как следует рассмотрел. Лицо у нее было круглое, вовсе не такое, как в рисуют в рекламе. Тонкий нос, пушистые ресницы, чуточку припухшая нижняя губа, ямка на подбородке. Вертикальная морщинка на лбу. Она была очень красивой женщиной. Очень.

А потом в дверь постучали и сообщили, что мы прибыли.

Я шел к выходу и рядом со мной шла Мишель. И на нас смотрело много людей. И когда мы к главному шлюзу подошли, там собралось много офицеров. Все в белом. И капитан. Он мне вежливо так кивнул, мне и Мишель, но я почему-то ему не ответил. И он стал смотреть в сторону. И всем этим белым и блестящим офицерам было не по себе, когда мы сквозь их строй проходили. Словно они меня стеснялись. Я это чувствовал. Наверное, все дело в их «традициях». Уж не знаю чем, но нарушил я их крепко. Очень они тут этого не любят. И я понял, что они, в сущности, не такие уж плохие люди. Даже наоборот. Просто бывают такие обстоятельства, когда даже хороший человек должен делать вещи, которые ему не по нраву. И ничего тут не попишешь.

Мишель меня проводила до самого конца. До стойки с надписью «Пограничный контроль». И там я увидел Лив. Она стояла у стены и смотрела на меня. А когда я ей улыбнулся, она подошла к нам, и сказала:

— Госпожа баронесса, вы позволите сказать пару слов вашему спутнику?

И при этом смотрела только на меня. Мишель пожала плечами и отвернулась. А Лив привстала на цыпочки и поцеловала меня. А я ей ответил. Губы у нее были мягкие-мягкие. Она дала мне свою карточку, где все ее номера и прочее. Сказала, если буду на Сьерра — Вентане, чтобы обязательно ей позвонил. Если захочу, конечно. И что она будет очень рада. Потом она замолчала. Мы просто смотрели друг на друга и молчали. Она была классной, Лив Зори, владелица клиники косметологии.

— Мне было очень хорошо с тобой, Юджин Уэллс, — и улыбнулась грустно. — Желаю тебе найти свою любовь. Где бы она ни была.

А потом Мишель взяла меня под руку и отвела в сторону. Достала что-то из сумочки, и протянула мне. Маленькую такую штуку, похожую на мой жетон. Сказала, чтобы я не глупил и сразу же нанял себе охрану, когда на Йорк прилечу. И что тут на все расходы хватит. И что она будет на Руре через две недели. И чтобы я с ней обязательно связался.

Только я ее карточку не взял. Не знаю, почему. Хотя Мишель и просила меня очень. Мы еще немного постояли молча, а потом она меня крепко обняла.

— Спасибо тебе за все, Юджин. И прости меня.

И глаза у нее стали мокрые. Что тут скажешь? Хоть сам плачь. И все люди, что вокруг ходили, и те, что в форме, и просто пассажиры — все на нас с любопытством оглядывались.

— Ну-ну, Мишель. Ты же целая баронесса. А я простой дурачок. Что будет с твоей репутацией? — сказал я ей. И улыбнулся.

И она мне тоже. Сквозь слезы. Голос внутри что-то у меня спросить хотел, но я ему не разрешил.

— Ты и вправду дурачок, — так она мне ответила. И погладила меня по щеке.

А я сунул свой груз под мышку и пошел к людям в форме. А маленький человек, тот самый, что был на станции возле Нового Торонто, тоже пошел за мной. Немного поодаль. Наверное, он думал, что я его не вижу. Но я видел. И голос мне сказал: «Опасность. Обнаружено недружественное наблюдение». И я понял, что он это говорит про этого человека.