Путешествие идиота

Глава 10 Пробуждение

Сегодня ночью я проснулся на полу. Ума не приложу, как я тут оказался. Просто раз — и я уже не сплю. И не могу понять, где я. Потом сообразил — это я с кровати свалился.

Мне снился странный сон. Будто я куда-то влез, и все пытаюсь понять — куда именно. И хочу выбраться, да руки-ноги не слушаются. А еще — будто моими руками-ногами кто-то другой управляет. То есть, я их чувствую, но шевельнуть не могу. А потом — хлоп, они сами по себе идут куда-то. И еще что-то светило мне в глаза, а я не мог зажмуриться. А потом — не помню. Я редко запоминаю свои сны. Так, обрывки какие-то остаются, да и тех уже через час не разглядишь.

Потом я снова лег, но спать уже не хотелось. Какое-то все вокруг другое стало, будто вижу впервые. Но это же мой дом! Вот ночник. Это кровать. Вот картина на стене — лес под дождем. Жалюзи на окнах. Ночь, поэтому они опущены. Вот ковер. Он пушистый. По нему так здорово ходить босиком. Сам не пойму — чего это я? Встаю и шагаю по ковру. Ногам невыразимо приятно. Словно тебе кто-то пятки ласково щекочет. И слышно все вокруг стало — просто до самых мелочей. Вот бабочка ночная в окно с другой стороны бьется. Глупая. Деревья за домом листьями шелестят. Видимо, ветерок поднялся. Вот кто-то прошагал по улице. Торопится, наверное, — каблуки так и стучат. Машина проехала. Вода журчит едва-едва, это на кухне стеклянный ящик моет посуду после ужина. Я это видел сто раз. И слышал. И все равно — здорово вот так стоять в полутьме и смотреть. И слушать. Чувствовать, как бьется сердце. И как воздух в меня входит. И еще — мне есть больше не хочется. Совсем. Наверное, это я выздоровел. От этой мысли становится хорошо — не надо будет ничего рассказывать Генри. И меня не увезут на машине в больницу, где доктора. И не нужно будет нюхать невкусно пахнущий воздух и пить горькую воду из маленьких стаканчиков. Просто замечательно!

Как есть, босиком, я выхожу на крыльцо. Легкий ветерок едва шевелит траву. Воздух такой свежий, что его можно пить. Я стою, задрав голову, смотрю на звезды, и не могу надышаться. Так легко мне никогда не было. Внезапно приходит мысль: а может, это то, о чем мне Генри толковал? Я начинаю поправляться? Ведь когда — то это должно случиться? Или нет? Чем я хуже других? Я тоже хочу ходить, где нравится. Как все. И есть мороженое. И чтобы меня обнимали красивые женщины и улыбались мне так загадочно-маняще. И когда я так представляю, внутри что-то сладко-сладко щемит, и мне становится немного тревожно. Но я совсем не боюсь. Я ведь мужчина. Так Сергей сказал. А мужчина не должен бояться. Это я так для себя решил. Или мне подсказал кто? Странное чувство, будто за мной наблюдают. Но вокруг никого, даже птиц нет. Потому что ночь. Ночью все спят.

Я спускаюсь с крыльца и иду по мокрой от росы траве. Ногам становится зябко, травинки покалывают пальцы. Все равно здорово. Вот место за домом, откуда я гляжу на закат. Сейчас никакого заката нет, только звезды. Когда я на них смотрю долго-долго, голова начинает кружиться и кажется, будто звезды мне подмигивают и меняются местами. А если головой покачать — целые созвездия начинают кружиться в хороводе. И почему я раньше на звезды не смотрел? И тут же отвечаю себе: потому что спал. Ночью надо спать, так говорит Генри.

Какая-то мысль не дает покоя. Ага, вот она! Откуда Генри узнает, что я не спал? Ведь его тут нет. Совсем расхрабрившись, думаю, — а что случится, если Генри узнает? Что он мне сделает? И вообще, почему я все время помню только то, о чем он мне говорит? Ведь я даже не знаю кто он! Не знаю где живет, чем занимается, когда не со мной. Он просто мне улыбается и произносит всякие глупые слова. И все запрещает. И выходить ночью во двор — тоже. А ведь ночью, оказывается, так здорово! Значит, не все, что говорит Генри, правильно?

Мысль эта совсем уж дерзкая. И неожиданная. Я чувствую, что мне надо передохнуть. Я не привык так много думать. Я щупаю шершавую стену своего дома. Она теплая. Я тоже ощущаю тепло — это мой дом. Я думаю о нем хорошо. Мне нравится мой дом. В нем так здорово сидеть, когда идет дождь, и смотреть в окно. Холодная вода падает с неба, сбивает листья и пригибает траву, а я сижу в тепле, прижавшись носом к запотевшему стеклу, и мне сухо и уютно.

А вот забор, он побелен мелом. Это его я лизал несколько дней назад. Глупость какая. Зачем это мне понадобилось? Наверное, это оттого, что я не такой как все. Разве нормальный человек станет забор облизывать? И вдруг я понимаю, что помню это. Я ведь никогда ничего не запоминаю. Разве что совсем чуть-чуть. И про случай этот с забором тоже сразу забыл. И вдруг вспомнил.

И тут же как плотину прорвало: кто-то запускает холодные руки мне в голову и карусель из цветных картинок вертится у меня перед глазами. Вот я покупаю мороженое. А вот мясо. Оно зовется «ветчина». И продавец — его зовут Олодумаре, и вовсе его имя нетрудное, возвращает мне мой брелок. Мой «жетон». Точно, жетон! И музыка, что Сергей в машине слушал — я ведь совсем забыл про нее, а тут вдруг я снова могу ее слышать, да так четко, словно она у меня дома играет. Кажется, я могу различить голос каждого инструмента. Даже имя певицы помню. Дженис Джоплин! А вот злой мужчина с толстой шеей, которому мало дороги. Он назвал меня придурком, но я все помню! Все!

Мне становится страшно. Даже ноги подкашиваются. Я сажусь на мокрую траву, обхватив колени руками. По щекам бегут слезы. Я их замечаю только когда они попадают на губы. Слезы соленые. Так странно. Ведь я могу кучу всего вспомнить. И мой самолет. Мой «Гарпун». Я только подумал о нем, и вдруг сразу вижу себя в каком-то тесном месте, и кругом все светится, и подмигивает, а во рту у меня какая-то шипящая штука, и на голове — прозрачный колпак, да и вообще — я связан по рукам и ногам так, что только глазами могу шевелить. И еще это ощущение легкости — я лечу! И голубовато-серая полоска внизу — это море!

И вдруг все кончается. Я снова на мокрой траве, лицо влажное от слез и штаны от росы промокли.

Мне становится зябко. Да что там зябко — я просто замерз. Я иду в дом. Прошу у стеклянного ящика чаю. И ящик приветливо звякает мне. Я вдруг откуда-то узнаю, что зовут его «кухонный автомат», или «автоповар». И если мне не нравится, я могу заставить его откликаться на любое имя. Ведь я тут хозяин. И все вокруг обязано мне подчиняться.

Я пью горячий сладкий чай с лимоном. Такой, какой нравится мне больше всего. Сижу в темноте, просто потому, что не хочется зажигать свет. А потом я залезаю под теплый душ. Сразу становится хорошо и я согреваюсь. Потом меня клонит в сон. Все правильно — ночью нужно спать. Не потому, что так Генри говорит. Я теперь и сам это знаю.

Я укладываюсь в постель и укрываюсь с головой. Только кончик носа оставляю снаружи — чтобы дышать. Когда я в своей постели и под одеялом, мне не так страшно.

И вдруг я понимаю, что все теперь будет по-другому. И я тоже совсем другой. И тот, кто наблюдает за мной, он подтверждает: да, да, ты изменился. Хотя я его не слышу, но все равно ощущаю, как он со мной соглашается. И этот невидимка жалеет меня. Говорит, все будет хорошо. Засыпая, я думаю, как он велит. Все будет хорошо. Все уже хорошо. Завтра будет новый день. И я больше не буду бояться себя, нового. Я закрываю глаза и дышу тихо-тихо. А когда засыпаю, снова вижу, как лечу над морем. Мы вместе летим. Я и мой самолет, позывной — «Красный волк». Я даже не удивляюсь во сне, откуда я это знаю. Просто знаю — и все.