Глава 37 Простота хуже воровства

Не понимаю, как я раньше жил без «Гепарда»? Я еще только на лифте к нему поднимаюсь, а он меня уже узнает. Пусть мне Клеменс и не верит. Говорит, что интеллектуальная система управления не активна, пока я пилотский шлем в кабине не подключу. Я с ним не спорю. Зачем? Какими словами передать ощущения, когда «Гепард» делится со мной радостью предстоящего полета? Пусть даже имитационного. Иногда я думаю, что я существо другого порядка. А все остальные, кто в испытательном зале, — ущербные, лишенные чувств существа. И тогда мне кажется, что быть не таким как все не так уж и плохо. Сэм объясняет мои способности теорией «лоскутного» мышления Снайдера — Митчелла. Он любит находить любому факту рациональное объяснение. Определений «талант» или «призвание» в его лексиконе не найти. Он заменит их чем-нибудьо вроде «индивидуальные особенности личности, являющиеся субъективными условиями успешного осуществления определенного рода деятельности». Ну и кто из нас после этого недоумок?

Мы теперь летаем по полной программе. На максимальной скорости в верхних слоях. С выходом в космос. С отработкой полного набора маневров. Особенно впечатляют возможности маневровых движков в атмосфере. С ними я могу выделывать такое, что моему старичку «Гарпуну» и не снилось.

А еще стрельбы. Лазерами в режиме суборбитального или мезосферного перехвата. Из кинетических орудий по космическим целям. Тяжелыми ракетами класса «космос-космос» и «космос-поверхность». Управляемыми и самонаводящимися ракетами «воздух-земля». Планирующими бомбами с гравитационными или термобарическими боеголовками огромной мощности.

А еще штурмовка наземных объектов, атака морских судов противокорабельными ракетами, бомбардировка подводных лодок, маневренный воздушный бой на малых и средних высотах. С отражением ракетных атак и использованием ракет «воздух-воздух». Дьявольски умных и изворотливых. Атаки планетарных целей с космического авианосца. Скрытное перемещение у поверхности. Применение развернутых средств РЭБ.

Мощь X-201 переполняла меня и наделяла уверенностью в собственном могуществе. Казалось, я могу протянуть руку в любую точку пространства и раздавить все, что пожелаю. Люди представлялись мне жалкими букашками.

И еще я начал понимать, почему у меня не случалось никаких сбоев. Просто мы с машиной сливаемся до состояния единого организма. Именно поэтому я отключал склонный к отказу агрегат задолго до его выхода из строя. Знаете, это — как желание почесаться. Слишком умный человек будет думать, что это желание вызвано раздражением кожи механическим воздействием волосяного покрова, часть которого потеряла эластичность ввиду загрязнения. А такой как я просто почешется и пойдет себе дальше. Результат один и тот же, а затраты разные. Так и в полете. Я не задумываясь менял режимы при первых же полуосознанных признаках неприятных или необычных ощущений, вызывавших у меня дискомфорт. Машинально переключал цепи управления системой гравикомпенсаторов. Открывал огонь не штатно — с двух симметричных подвесок, а в кажущейся произвольной последовательности. Интуитивно варьировал режимы работы двигателей в пределах отведенного заданием коридора. Я чувствовал самолет так, как будто он был моим телом. Я был им, а он — мной. И самолет отвечал мне тем же. Только однажды произошел сбой системы выпуска переднего шасси. Вы когда — нибудь испытывали чувство внезапного онемения в ноге? Когда наступаешь, а ногу-то не ощущаешь. И непроизвольно переносишь вес тела на другую. Примерно такое же чувство я и испытал. Одновременно с собачьей виной тела-самолета. Он словно извинялся передо мной за собственное несовершенство.

Мы стартовали с магнитно — гравитационных катапульт морского авианосца. Взлетали с полевых грунтовых аэродромов. Поднимались с пятачка летной палубы авианесущего крейсера. Пулей выскакивали из стартовой ячейки космического носителя. Я был готов летать весь день напролет, и «Красный волк» страстно поддерживал мое желание. Но медики и Сэм упорно вытаскивали меня из кабины, как только мои затраты энергии превышали какие-то там их «нормативные». Мой рекорд — шестичасовой полет с отработкой орбитального удара и последующей посадкой на морской авианосец в другом полушарии.

Однажды, когда я весь выжатый сидел у лифта и приходил в себя после полета, ко мне подсел какой-то парень. Васу назвал бы такого важным перцем. Так вот, поставил этот перец стульчик раскладной, и рядом со мной уселся. Подсел и подсел, мне-то что? Места хватает. Может, ему заняться больше нечем, кроме как со мной рядом прохлаждаться. Только человек этот не просто так пришел. Я уже потом узнал, что это не просто техник из испытательной лаборатории. Этот перец оказался самым, что ни на есть, главным начальником. «Господин Председатель Правления», так его все называли. И начальник этот, пока я в себя приходил, ну меня пытать про самолет. Будто не видит, что не в себе человек. Спросил, на чем я раньше летал. А я ему: «На „Гарпуне“, на чем же еще».

— И как вам прежний самолет?

— Нормально, — пожал я плечами. — Все машины по-своему хороши.

И коктейль свой прихлебываю. Вот привязался. Я еще где-то там, за облаками. На посадку захожу. Рук не чувствую.

— Я не в этом смысле. Я про то, как «Гарпун» работает в роли универсального палубного истребителя?

— В роли универсального — никак. В космос выйти может, но там он как пуля в воде — движки слабоваты. Да и топлива в обрез — только на коротенькую орбитальную миссию. Потому и оружия берет мало, а из тяжелого и вовсе почти ничего. На серьезную атаку в космосе не способен. Разве что для обороны носителя или бомберам в эскорт для солидности. Опять же, на небольших дистанциях. Одно только название, что универсальный.

— А в атмосфере?

— В атмосфере — другое дело. На малых и средних высотах скорость что надо. Дальность приличная. Для эскорта лучше машины не найти. И как высотный перехватчик очень даже ничего. Атмосферного вооружения хватает на любую цель. И в маневренном бою лучше него не сыскать.

— А защищенные наземные цели?

— Мил-человек, «Гарпун» — не бомбер. Какие такие защищенные цели? Вынырнул — ударил — исчез. А для взлома обороны «Москито» придуманы.

— Ну да, конечно, — смутился собеседник. Или сделал вид, что смутился.

И сделал знак, чтобы мне еще коктейля принесли. И снова ко мне с расспросами:

— А как вам «Гепард» по сравнению с «Гарпуном»?

— Сказка, не машина.

— А что конкретно вам нравится?

— Да много чего. Скорость. Универсальность вооружения. Система управления как живая. А маневровые движки — это вообще мечта, особенно в атмосфере. Нипочем ни поверил бы, что такая туша окажется юрчее «Гарпуна». А уж бой на вертикали — это просто песня! Такой запредельной тяги ни у кого нет.

И я вновь приложился к коктейлю. Горячая волна из желудка постепенно возвращала меня к жизни. Глядь — а вокруг нас половина инженеров стоят. Почтительно так выстроились. И Сэм тоже тут. Смирный и благообразный, словно икона. А дядечка этот все меня расспрашивает. И все ему в рот заглядывают, будто он пророк какой.

— Наши конструкторы позиционируют «Гепард» как машину превосходства в атмосфере и в космосе. Скорость и дальность действия позволяют эффективно контролировать планету силами всего двух-трех авианосцев. Время реакции морской авиации теперь будет исчисляться не часами, а минутами. Вы согласны с таким определением?

Тут я совсем уже в себя пришел, и не знаю, что ответить. А все смотрят на меня в ожидании, и долго молчать неловко. И тишина такая, что в ушах звенит.

— Самолет-то классный, — так я сказал. Подумал, и добавил: — Посадочные антигравы только выбросить, а на их место дополнительные баки. И еще парочку оружейных контейнеров с тяжелым оружием для космоса.

Сказал и аж взмок весь. Чего это я несу? Как будто за меня кто разговаривает. А тишина вокруг не просто сгустилась — она теперь как камень стала. Наверное, я опять чего — то не то сказал.

— А… зачем их выбрасывать? — наконец спросил важный мистер.

— Ну… как… на кой они в космосе — то? Машинка — класс, только не морская она. Космическая, как ни крути. Добавить горючки, чуть форсировать движки, да тяжелого вооружения для космоса. И все. Для ударов с орбиты — самое оно. И для эскорта будет — хоть куда. В общем — и впрямь станет универсальной штукой, — продолжал молоть мой язык. — Но только космического базирования.

— А чем же он вас над морем-то не устраивает? — холодно так спрашивает этот самый председатель. А Сэм ему знаки делает, мол, не видите — не в себе парень. Только дядечка на него и не смотрит даже. Только на меня. И глаза — как синие буравчики.

— Ну как вам сказать. Знаете, что будет, если его накроют в атмосфере? Основные движки вразнос пойдут, вот что. Пятьдесят на пятьдесят. А что будет с планетой, если пяток таких птичек рванет? Атмосферный термоядерный взрыв, это вам не кот чихнул. И кому после будет нужна радиоактивная помойка, в которую превратится эта планетка? А вот в качестве ударного с космического авианосца — милое дело. И цели накроют, и ПВО их в атмосфере бить поостережется. Потому как от него живого вреда меньше, чем от сбитого. И в качестве эскорта — они же любого «Мавра» разделают. Блеск, а не машинка. В общем, никакой он не палубный и не универсальный. Он ударный космический. Только антигравы выбросить.

— Дались вам эти антигравы! — в сердцах сказал Председатель и со стульчика поднялся.

Я сделал неимоверное усилие, чтобы заткнуться. Но слова упорно лезли из меня наружу.

— И еще…

— Да?

— На «Гарпуне», ежели что, я мог и на ручном до палубы дотянуть. И даже сесть. А тут — сразу гроб. Никакое ручное эту ласточку не удержит. Норов у нее бешеный… И катапультироваться с нее — гиблое дело. Так что с пилотами у вас будет постоянный некомплект. Хотя мне машина нравится. Ничего подобного в жизни не пробовал.

— Спасибо, — ледяным голосом поблагодарил председатель.

И к выходу направился. И охрана по бокам от него пристроилась. А Сэм за ним побежал. И что-то на ходу пояснял. А люди вокруг почему-то на меня не смотрели. Отворачивались в смущении. А я что — я же как лучше хотел. Самолет-то мне нравится. Не мог же я такому важному мистеру соврать. Я врать не обучен.

В этот день я больше не летал. А когда пошел на выход, «Красный волк» меня коснулся. «Закрытая ментопередача» — так мне голос сказал. И такая тоска вдруг на меня накатила, будто умер кто. Я даже с шага сбился и на «Гепарда» взглянул. На его мускулистые крылья и хищный клюв. Уже потом я понял — это он так со мной прощался. Очень уж ему со мной, дурачком, летать понравилось.

— Прощай, «Красный волк», — так я ему ответил.

И отвернулся. Потому что слезы отчего-то к горлу подступили.

Больше меня сюда не пускали. Охранники на вахте говорили «Ваш пропуск аннулирован, мистер Уэллс».

Целую неделю я сюда приходил по утрам. А потом перестал. Чего зря ноги-то бить?

Загрузка...