Птицы

Глава 14 Дом затаившегося кошмара. Продолжение

Мистер Риввин был великолепен. В своем простодушии. Он, видимо, считал, что ветка дерева вполне достойное джентльмена место, поскольку совсем не торопился с нее слезать.

— Что вы там делаете? — спросил Финч.

— Прячусь, разумеется.

— А что, взрослые тоже прячутся?

— А чем взрослые хуже детей? — удивился мистер Риввин.

— И от кого же прячутся взрослые? — спросила Арабелла.

— От многих напастей, — туманно пояснил собеседник, но увидев синхронное осуждающее качание головами, поспешил уточнить: — К примеру, от старых дев.

— Старых дев? — поморщился Финч.

— Мистер Риввин, — велела Арабелла, — слезайте! Здесь никого нет. Она ушла.

Тон девочки был непреклонен, и молодой человек (а не-птица был в своем человеческом обличье) нехотя спустился. Проделал он это одним ловким движением — на зависть Финчу.

Арабелла с тревогой глядела на дерево: как то отреагирует, не поспешит ли осыпаться. Но дерево проигнорировало как вселение незваного постояльца, так и его выселение.

— Она точно ушла? — озираясь кругом, спросил мистер Риввин.

— Да, отправилась вас искать.

— Хорошо-хорошо, — пробормотал молодой человек и ловко подхватил пирожное с блюдца проходившего мимо слуги.

Мистер Риввин выглядел довольно изысканно — так и не скажешь, что всего мгновение назад он прикидывался белкой. На нем был новенький черный костюм: штаны, жилет и сюртук сидели идеально. В правой руке не-птица держал цилиндр и черную маску с полукруглыми, будто прищуренными, прорезями для глаз. Единственное, что было в нем неизменным, это красный клетчатый шарфик: «хрупкое здоровье», видимо, так и осталось хрупким.

— А почему она старая? — спросил Финч.

— Что? — удивился мистер Риввин, пытаясь прожевать пирожное, которое очень напрасно засунул в рот целиком. — Кто старая и почему?

— Ну, старая дева же, — уточнил Финч. — Вы ведь говорили о той женщине в зеленом платье? Она не такая уж и старая. Ей лет тридцать, кажется, может, даже меньше. Вот я и не понимаю, почему «старая».

— Ах, ты об этом! — рассмеялся мистер Риввин и, не утруждая себя никакими объяснениями, двинулся по коридору в поисках слуги с винным подносом.

Глядя ему в спину, Арабелла раздраженно фыркнула и сама объяснила — иногда Финч являл собой просто невообразимый пример избирательного невежества:

— Старая дева не должна быть обязательно старой, — сказала она. — Это просто одинокая женщина, которая не была замужем.

— А почему не была? — не понял Финч.

— Ну, я не знаю, — ответила Арабелла. — Мама говорила, что старые девы появляются из-за лени, неряшества и эгоистичности некоторых мужчин.

— Вроде как гремлины! Они тоже появляются из-за…

— Нет! Не как гремлины! — непонятно чему оскорбилась Арабелла. — Ну ты только на него посмотри!

Это уже относилось к несносному не-птице.

Мистер Риввин расселся на диванчике у стены под огромной картиной, на которой был изображен какой-то важный и очень злобный с виду старик с моноклем.

Вальяжно закинув ногу на ногу, мистер Риввин с удовольствием потягивал вино из бокала, который сидевшая рядом дама преклонных лет поставила на подлокотник, пока искала веер в необъятном брюхе своего ридикюля. Когда дама обернулась, чтобы взять бокал, и не нашла его на том месте, где оставила всего мгновение назад, она подозрительно поглядела на мистера Риввина и на бокал, лениво придерживаемый рукой в белой перчатке. Молодой человек улыбнулся ей и подмигнул. Дама возмущенно поднялась на ноги и поспешно удалилась.

Дети подошли, и мистер Риввин кивнул им на освободившееся место. Воспользоваться приглашением они не торопились.

— А почему вы от нее спрятались? — спросила Арабелла. — Мне она показалось очень красивой.

— А, банкирша с улицы Мэпл! — презрительно бросил мистер Риввин. — Хотя она даже не удосужилась пояснить, что такое «банкирша». Хотя я догадываюсь, что это нечто унылое и попахивающее безысходностью. «Банкирша». Фу! Это слово даже звучит скучно…

Арабелла поморщилась. В представлении девочки, мистер Риввин представлял собой просто длинного и красивого Финча, который только кажется взрослым. Впрочем, он явно был слишком высокого о себе мнения, чтобы обращать внимание на чье-то недовольство его персоной.

— Обидно, — продолжил мистер Риввин, — потому что поначалу она показалась мне весьма приятной особой, но потом ее… гм… заинтересованность мной стала пугающей, если не сказать — немного маниакальной. Как будто рыба подкрадывается к тебе в пурпурном свете — скользкая, немигающая… она вот-вот прикоснется к голой коже отвратным мокрым плавником. Понимаете меня?

Дети не понимали, но мистера Риввина это не смущало. Он подытожил:

— В общем, эта липкая дамочка приклеилась ко мне. Я, конечно, весьма интригующая личность и незаурядный джентльмен во всем, но она засыпала меня целым ворохом вопросов, которые были слишком… слишком… — подбирая слово, мистер Риввин пошевелил носом и уставился в потолок, словно там оно было написано специально для него. Нужное слово так и не отыскалось, и он нахмурился. — Я сам виноват. Очень рискованно с моей стороны было пытаться пополнить свою коллекцию на балу. Я уж и не знал, как от этой банкирши отделаться. В попытках вернуться в свое гордое и великолепное одиночество я даже сказал ей, что я — монстр. Так она — вы не поверите! — ответила, что просто обожает монстров! Это же кем нужно быть, чтобы обожать монстров?

— Монстром? — предположил Финч.

— И вот мне пришлось залезть на дерево. — Мистер Риввин вздохнул. — Как же тяжело быть мной! Одни меня вечно шпыняют, постоянно в чем-то винят и обзывают монстром, другие пытаются снять шкуру и повесить на стену, как трофей. Я балансирую, — с трагичным видом он сделал глоток вина, — между двух шестерней, и если оступлюсь, то меня раздавят.

— А с чего вы взяли, что банкирша хочет снять с вас шкуру? — с подозрением спросила Арабелла. — Она что-то такое говорила?

— Нет, но то, как она смотрела…

Финчу надоела беседа о старых девах и невероятных страданиях самовлюбленного мистера Риввина. Они с Арабеллой и так провозились здесь слишком долго.

— Мистер Риввин, — сказал мальчик, — вы знаете что-нибудь о не-птицах, прибывших на станцию под этим домом?

— Что? Какую еще станцию?

Судя по этому наивному лицу, его обладатель просто не умел скрытничать.

— И что еще за не-птицы? — добавил мистер Риввин и помрачнел. — Ну вот, вероятно, Тристан послал кого-то за мной! Он хочет испортить мне все веселье! Я так и знал!

— Это не Тристан, — поспешила утешить его Арабелла. Очевидно, мистер Риввин не знал, что произошло с господином Борганом, и она не была уверена, стоит ли ему это сообщать. Неизвестно еще, как он отреагирует: вспылит или, наоборот, обрадуется, ведь он был так подавлен, когда рассказывал о своем вынужденном заточении на чердаке.

Финч тоже считал, что мистеру Риввину не стоит говорить о пленении… родича?.. вожака?.. соседа?.. Он так и не понял, кем приходится Тристан Моротт Борган всем не-птицам, что жили на восьмом этаже дома № 17.

Финч спросил:

— А вы не видели здесь, случайно, гостя в белом костюме и в белой треуголке с перьями? У него еще должна быть белая трость.

Мистер Риввин задумался.

— Здесь много треуголок и тростей, — сказал он. — Но белых… Да, постойте-ка, видел! Был гость в белом! Около получаса назад, когда все выходили из бального зала, я на него наткнулся. Только он был в коридоре, а не в зале. Я еще подумал: и как этот увалень смог избежать такой смертной скуки, как это жалкое подобие танца.

— Куда он пошел, вы видели?

— Он был там, у дверей зала. — Мистер Риввин неопределенно махнул рукой и сделал еще глоток вина. — А потом, кажется, направился к лестнице.

— Может быть, вы пойдете с нами? — спросил Финч. — Покажете точнее?

— Еще чего! Я слишком занят своим прекраснейшим времяпрепровождением.

Дети переглянулись. Финч покачал головой, предлагая не спорить с этим эгоистичным, самодовольным типом.

— Та лестница, вы сказали? — уточнила Арабелла, и, дождавшись ленивого утвердительного кивка «слишком занятого» собеседника, они с Финчем отправились в указанном направлении.

Гостей в коридорах «Уэллесби», ожидавших сигнала к новой партии танцев, собралось очень много, вот только мистер Сонн среди них никак не обнаруживался. Несмотря на то, что джентльменов в белом кругом было предостаточно…

Финч всматривался в скрытые масками лица, оглядывал костюмы, и подчас ему даже казалось, что он видит этого Сонна, но всякий раз у того или иного гостя не оказывалось либо треуголки, либо трости, или же форма маски была другой.

— А зачем вы его ищите, позвольте узнать? — спросил мистер Риввин, появившийся за спинами детей, как дурное предзнаменование нависающей мигрени. — Гостя в белом.

— Передумали? — хмуро спросил Финч.

— Не так уж я и занят, — вынужденно признал мистер Риввин. — Скучно.

Дети не торопились отвечать, и мистер Риввин принялся канючить:

— Ну скажите, зачем вам этот человек в белом? Ну скажите…

— Может быть, вы вернетесь к своим важным делам? — грубо поинтересовался Финч. — Вы там что-то говорили о какой-то коллекции.

— Вдохновение пропало, — угрюмо сообщил мистер Риввин, но тут же воодушевился: — Помогу вам найти этого человека в белом…

— Его зовут мистер Сонн, — сказал Финч.

— Но это не настоящее имя, — добавила Арабелла.

— Все интереснее и интереснее! — Мистер Риввин широко улыбнулся. — Человек в маске с вымышленным именем, затерянный среди гостей, как снежинка в метели! Так зачем он вам нужен? — Он вдруг подозрительно прищурился. — Вы что-то плохое затеваете? Я ведь так и не знаю, хорошие вы или плохие. Так какие вы?

— Когда как, — буркнул Финч. — Некоторые говорят, что мы плохие.

— Значит, вы хорошие, — быстро успокоился мистер Риввин. — Плохие ведь сразу же начали бы утверждать, что они хорошие.

Дети снова переглянулись. Даже Финч понимал, насколько мистер Риввин доверчив и простодушен. Да в сравнении с ним сам Финч был просто воплощением подозрительности.

— Мистер Сонн нам нужен, чтобы найти мадам Клару. Она где-то здесь и…

— Клара тоже здесь? — Мистер Риввин принялся озираться по сторонам с испуганным видом провинившегося ученика, узнавшего, что строгий учитель притаился где-то рядом с указкой, чтобы стукнуть его ею по голове. — Кто еще сюда заявился?! Как будто вся семейка решила собраться и испортить мне бал. Не хочу возвращаться на чердак!

Мистер Риввин обиженно засопел, словно это дети были виноваты в том, что он постоянно ведет себя неподобающе и его часто наказывают.

Разглядывая гостей, дети медленно продвигались по коридору. В стенах были убраны панели, открыв взорам горящие камины. На диванчиках восседали дамы, обмахивающиеся веерами. Джентльмены курили сигары и трубки. Кто-то что-то со смехом рассказывал о профсоюзах, а кто-то — о новомодных изобретениях. Многие задавались вопросом, что же такого интересного готовят им хозяева дома на следующую партию танцев.

По мнению Финча, беседы высшего света были несказанно скучными и однообразными. Говорившие будто бы при каждом слове выдыхали сонную, зевотную пыль, которая оседала на всех кругом. Даже просто проходя мимо, мальчик вдруг почувствовал, что ему остро понадобились подушка и одеяло. А быть может, дело было не в этих скучных гостях и их занудных разговорах, просто он так устал за последние дни, что уже просто с ног валится?

Финч попытался вспомнить, когда же он спал в последний раз, и не смог. Пока ждал, когда Арабелла придет в себя после того, как мистер Франки повесился? Прошел один день, а сколько всего успело произойти… И вот, они бредут по этому огромному особняку, который из-за гостей, заполонивших коридоры и гостиные, кажется еще огромнее, ищут этого странного мистера Сонна, ищут мадам Клару. Почему она не может просто оказаться где-то поблизости? Хотя бы вон за тем углом? Пусть она просто стоит там и разглагольствует о чем-то скучном. А они поздороваются и попросят ее отправиться с ними домой. Скажут, что им всем пора. И она согласится…

Вот и угол…

Но, разумеется, мадам Клары там не было. Да и что ей там делать? Она ведь не из тех, кто говорит о скучном или позволяет собой командовать.

За углом оказалась гостиная, у стен которой были расставлены диваны. Коридорные музыканты со скриппенхармами и виолонтубами играли что-то красивое, но заунывное и едва различимое. Гости беседовали и смеялись, а слуги с подносами, загруженными сладостями, появлялись из потайных дверей, как мыши из нор, и исчезали за ними же. Во всей гостиной не оказалось никого в белом.

Мистер Риввин стащил с какого-то подноса уже, наверное, дюжинное по счету пирожное и привычно отправил его себе в рот целиком. При этом он был странно молчалив и задумчив.

Глянув на него, Финч вдруг поймал себя на том, что этот тип не кажется ему таким уж и неприятным. Вне всяких сомнений, молчание его красило.

— А что у вас за коллекция? — спросила Арабелла, пытаясь отвлечь мистера Риввина от мрачных мыслей.

— О! — оживился тот. — Я боялся, что вы так и не спросите! А самому не хотелось хвастаться. Вот, что я коллекционирую!

С невероятной гордостью на лице он извлек из внутреннего кармана сюртука несколько конвертов.

— Письма? — удивился Финч.

— Что? Нет! — возмутился его недогадливостью мистер Риввин. — Поцелуи!

— Как это? — Мальчик смутился — ему показалось, что он ослышался.

— Ну да, поцелуи! Ладно, уговорили! Так уж и быть! Потрачу на вас парочку!

И не дожидаясь ни согласия, ни бурных споров, он резво открыл один за другим пару конвертов. Из них в тот же миг вырвались два… Финч даже затруднялся точно назвать, что это было такое.

Это нечто походило на мотыльков, сотканных из пыли. Один, крошечный и красный, махал крылышками вяло и осыпался пылинками. А другой, будто в противовес ему, был горчично-желтым, большим и сильным. Красный «мотылек» подлетел к Финчу и, несмотря на неловкую попытку мальчика отмахнуть его прочь рукой, сел на его щеку и в тот же миг исчез.

Финч почувствовал, как кровь на мгновение подступила к его лицу, ему стало трудно дышать, а в кончиках пальцев закололо. Это было странное ощущение, но лишь когда оно ушло, он понял, что оно было приятным.

Что касается второго поцелуя, то тот, резко взмахнув крылышками, подлетел к Арабелле и дерзко вонзился ей в губы. Голова девочки в тот же миг закружилась, она покраснела — это жжение в щеках и на лбу было ни с чем не спутать. А еще ей показалось, что ноги ее оторвались от пола, и она воспарила над паркетом. Желтый поцелуй исчез не сразу — он какое-то время просидел на губах Арабеллы, как настоящий мотылек на цветке розы, после чего с отчетливым вздохом, нехотя рассыпался пылинками.

Мистер Риввин улыбался, довольный произведенным эффектом.

— Головокружительно, не так ли? — спросил он.

— Что… что это такое? — запутывающимся языком произнесла девочка.

— Поцелуи, я же сказал! — гордо ответил мистер Риввин. — Я их, как вы уже поняли, коллекционирую. Кто-то дарит мне их по доброй воле, у кого-то их приходится похищать. Среди них нет ни одного повторяющего другой — все разные! Даже те, что дарил один человек! Так что можете радоваться: вы только что имели счастье познакомиться с двумя уникальными и неповторимыми поцелуями. Один был легкий, мгновенный, задорный, а другой — сильный, страстный и… — мистер Риввин вдруг погрустнел. — Он принадлежал этой… ну, банкирше с улицы Мэпл. Судя по эффекту, что-то в нем было такое… кхм… любопытное, а может, и в ней самой… Какая жалость, что она так быстро ушла…

— Вообще-то, вы сами от нее спрятались! — осуждающе заметила Арабелла, все еще не до конца придя в себя. — На дереве!

— Ну, это было так давно, — покивал своим тяжким душевным терзаниям мистер Риввин. — Уж никто и не вспомнит, как было дело на самом деле!

— Это было десять минут назад! — сказал Финч. — И мы прекрасно помним, как было дело!

— Время и память, знаете ли, весьма абстрактные материи, мои маленькие друзья…

Как мистер Риввин ни пытался отвлечь детей своей болтовней об абсурдных вещах, они прекрасно помнили, зачем сюда пришли и что, или, вернее, кого ищут.

— Где же он может быть? — Арабелла оглядывалась по сторонам. — Мистер Риввин, вы уверены, что мистер Сонн направлялся в эту сторону?

Мистер Риввин беззаботно кивнул.

«Здесь ведь есть целое гостевое крыло! — вспомнил Финч. — А что там говорил станционный смотритель мистер Колмз? На станцию прибыл очень важный гость. То есть, скорее всего, у этого Сонна здесь должна быть своя комната. Но как же узнать, какая именно? Не пытаться же влезть во все комнаты подряд! Да на это уйдет невероятно много времени! Как же узнать?!»

— Мистер Риввин, — начал мальчик, — а здесь есть кто-то — какой-нибудь слуга или еще кто, который ведет список тех, кто прибыл на бал, и знает, какие где гости остановились? Что-то вроде портье в гостинице?

— Да. Распорядитель бала. Хмурый тип с огромной книгой. Косился на меня подозрительно и неуважительно! Как будто я проник сюда без приглашения!

— А вы же проникли без приглашения? — уточнила Арабелла, впрочем, ответ она и так уже знала. — Значит, он нам ничего не скажет. Мы — всего лишь дети, а мистеру Риввину ему лучше на глаза не попадаться…

— Нам не скажет, — согласился Финч. — Но я знаю, кому скажет!

— Если ты о Фанни, то…

Финч покачал головой:

— Нет! Нам нельзя тратить время на ее поиски, к тому же она, скорее всего, сейчас в компании этого подлого Герхарта Уолшша, который хотел от нас избавиться! Я говорил об этой… как ее… старой деве.

Мистер Риввин оторопел:

— Что? Банкирша с улицы Мэпл? Она захочет меня съесть!

— Ну же, мистер Риввин! — подбодрила Арабелла со снисходительной улыбкой. — Не будьте таким трусишкой! Вспомните: вы же очень храбрый — даже ловили рыбу в метели!

— Так то какая-то метель! А это — женщина!

— Никто не будет вас есть, — вставил Финч. — Мы вас защитим.

Мистер Риввин сильно сомневался на этот счет, но спорить дальше не стал.

Втроем они направились обратно к синему дереву, возле которого дети видели банкиршу с улицы Мэпл в последний раз.

Что ж, в отличие от мистера Сонна и мадам Клары, искать ее долго не пришлось. Банкирша с улицы Мэпл сидела на одном из диванчиков и вытирала слезы платочком. Расположившиеся рядом почтенные джентльмены и дамы, которым она портила настроение своим жалобным видом, негодующие косились на нее сквозь маски.

Когда дети, а следом за ними и мистер Риввин, подошли, банкирша вскинула злой взгляд, будто приготовилась защищаться, но, увидев молодого человека, тут же растаяла. Женщина выглядела одновременно и обрадованной, и слегка несчастной. Было видно, что она уже и не надеялась отыскать мистера Риввина, и с каждой минутой поисков все больше убеждалась, что встретила на балу в снежную бурю очаровательного призрака.

— О, вот и вы! — воскликнула она и одним движением вспорхнула с диванчика.

Мистер Риввин опасливо на нее взглянул, но вилки и ножа у нее, вроде бы, не было.

— Да, вот и мы, — сказал молодой человек.

Пока разговор не начался и не зашел куда-то далеко, Арабелла решила взять все в свои руки:

— Мадам, — сказала она. — Мы нашли вашего кавалера.

— О, я вижу! — волнительно потирая руки, воскликнула женщина. — Я очень вам благодарна.

— Мадам. — Арабелла состроила самое невинное выражение лица, на которое была способна. — Вы нам не поможете?

— Вы так и не нашли вашего… — она припомнила, — дядюшку?

— Да, мадам, — девочка кивнула. — Мы хотели бы узнать о нашем дядюшке у распорядителя бала, но он…

— Он вам не скажет, — закончила мадам.

— Да.

Повисло молчание. Банкирша с улицы Мэпл выжидающе поглядела на мистера Риввина, который стоял немного в стороне и будто бы даже боялся на нее взглянуть. Когда тишина стала затягиваться, Арабелла со злостью посмотрела на мистера Риввина, и тому ничего иного не оставалось, как издать полный трагизма вздох и выдавить из себя:

— Мадам, я был бы очень вам признателен, если бы вы помогли моим друзьям.

Губы женщины тронула улыбка.

— И вы дадите слово джентльмена, что больше не сбежите?

— Ну, я…

— Хотя бы до конца бала? — добавила она.

— Да. Даю вам слово.

— Замечательно! — обрадовалась банкирша. — Вы такой джентльмен. Как хорошо, что вы никуда больше не исчезнете, а то я, признаюсь, уже подумывала озаботиться наймом частных сыщиков, чтобы вас отыскать!

Мистер Риввин испуганно округлил глаза. Он взглянул на детей в поисках защиты, но Арабелла только осуждающе покачала головой — уже, казалось, в сотый раз за один только этот вечер:

— Мадам шутит, разве не ясно?

— Конечно, шучу, — сказала банкирша.

Мистер Риввин издал весьма невежливый вздох облегчения.

— Что ж, тогда предлагаю отправиться к распорядителю бала, — сказала женщина.

И вчетвером они направились по одному из коридоров. Банкирша с улицы Мэпл быстро шла впереди, рядом, едва поспевая за ней, семенили дети, а мистер Риввин с видом побитой собачонки ковылял следом.

— Так это вы старая дева? — спросил Финч.

— Финч! — шикнула на него Арабелла.

Но дама и не подумала оскорбляться. Она легонько улыбнулась.

— Что ж, так и есть, — невесело сказала она. — Но в моем случае — это мой личный выбор.

— Как это? — удивился Финч.

— Мое положение, знаете ли, весьма привлекательно для многих. Я уже давно состою в списке самых завидных невест города и временами приходится прилагать недюжинные усилия, чтобы в нем и оставаться.

— Боитесь разориться? — спросила Арабелла.

— Боюсь попасться в лапы к одному из этих охотников за состояниями, приданными и прочим. А от них просто нет отбоя. Мне пришлось даже завести специального секретаря, чтобы отваживал корыстных и расчетливых ухажеров. Всем нужны только мои капиталы! Но никому не нужна я сама, понимаете? А я всю жизнь мечтала встретить настоящего джентльмена, который будет заинтересован во мне, в моей душе, в моих мыслях и чувствах. Мама и тетушки называют меня наивной, романтически настроенной дурой — за глаза, конечно: опасаются, что я лишу их содержания. Но, наверное, они правы.

— Мадам, но зачем вам я? — встрял мистер Риввин. — Я ведь страшный-ужасный монстр! Похищаю девушек и танцую с ними на дымоходах!

Но банкиршу с улицы Мэпл было так просто не пронять:

— Я всю жизнь мечтала станцевать на дымоходе!

— Звучит действительно неплохо, — согласилась Арабелла, заразившись романтическим настроем мадам.

— Ну да. И я уже почти не рассчитывала встретить достойного человека. Когда мистер Риввин пригласил меня на танец, я была весьма скептически настроена. Но когда он спросил меня: «Что такое „банкирша“? И где это „Мэпл“?», я сперва даже не поверила своим ушам. Не знать, что такое улица Мэпл и где она находится! Вы представляете?!

— Это главная улица Труа, — пояснила непонимающему Финчу Арабелла. — Там находятся банки, биржа и главпочтамт.

— Ну вот, даже вы знаете! — сказала дама. — Поэтому я и взглянула на этого любопытного джентльмена по-другому! Было ясно, что он не из этих… корыстных ничтожеств.

— А еще он очень красивый, — усмехнулась Арабелла.

— Было бы глупо спорить, — смущенно ответила банкирша с улицы Мэпл.

У дверей бального зала столпилось так много гостей, что протиснуться между ними казалось чем-то невозможным, но мадам действовала решительно, и даже седовласые старцы и усохшие городские дамы были вынуждены уступать ей дорогу.

— О, а вот и распорядитель бала!

Джентльмен в синем костюме и с таким вытянутым лицом, как будто только что съел очень кислую сливу, стоял у высокой конторки, на которой лежала книга учета гостей.

— Чем могу помочь, мадам? — поинтересовался он, когда банкирша подошла.

— Любезный, — начала она важно. — Мне нужно удостовериться, что мой… гм… кавалер уже прибыл. Вы мне не поможете?

— Мадам, я не имею права разглашать…

— Любезный, — сказала банкирша с улицы Мэпл, но в ее тоне не было и крохи любезности. — Вы ведь знаете, кто я? Уверена, вы можете сообщить мне, прибыл ли мой кавалер и в какой комнате он остановился, если прибыл.

Тут дети увидели, как именно эта «романтически настроенная особа» смогла не только выжить, но и занять завидное положение в мире зубастых амбициозных мужчин. Ее лицо обрело жесткость, а голос будто лился из рога бронзового вещателя. Этой женщине просто нельзя было отказать.

— Как зовут вашего кавалера, мадам? — спросил распорядитель бала будто бы сломанным в трех местах голосом.

— Мистер Сонн, — подсказала Арабелла.

— Мистер Сонн, — озвучила банкирша.

Распорядитель пробежался взглядом по странице, перелистнул, нашел нужное имя.

— Мистер Сонн уже должен был прибыть. Ему выделена комната номер двадцать три на третьем этаже гостевого крыла.

— О благодарю, любезный, — сменила гнев на милость банкирша. — Вы мне очень помогли.

Дети, мадам и мистер Риввин протиснулись обратно через толпу гостей и направились к лестнице. Ближайшая работала — ступени с легким шорохом и звоном поднимались.

Арабелла вся светилась. Вот она и получила долгожданную возможность прокатиться на механической лестнице. Правда, ее свечение потускнело спустя буквально пару футов.

— Я не думала, что они плетутся так медленно! — возмущенно сказала она.

— Ну, мы могли бы подняться быстрее, но это все же приличный дом, и бегать по лестницам здесь, видимо, не принято, — поддел подругу Финч.

Наконец, оказавшись на третьем этаже гостевого крыла, они обнаружили, что, как и в какой-нибудь гостинице, комнаты здесь были пронумерованы. Дверь комнаты № 23 с виду ничем не отличалась от остальных.

— Постучим? — шепотом спросила Арабелла.

Финч кивнул и постучал. За дверью раздался звук шагов. Кто-то был в комнате. Но открывать не спешил.

— Так, мне это надоело! — решительно сказала Арабелла. — Мистер Сонн, мы знаем, что вы там! Открывайте! Иначе мы расскажем Кларе Шпигельрабераух, где вы прячетесь!

Щелкнул замок, и дверь отворилась.

На пороге стоял человек в белом костюме, на голове его была белая треуголка с пышными длинными перьями, а лицо скрывала носатая маска — такая же, как те, что дети видели у не-птиц в вагончике на подземной станции. Мистер Сонн опирался на белоснежную трость.

Постоялец комнаты № 23 отошел в сторону, предлагая посетителям зайти.

— Я могу поинтересоваться, что здесь происходит? — спросила банкирша с улицы Мэпл. — Ведь очевидно, что это не ваш дядюшка.

— Не сейчас, — грубо прервал ее Финч и вошел в комнату. Арабелла шагнула за ним. Как и мистер Риввин. Мадам не оставалось ничего иного, как последовать их примеру.

— Мистер Сонн, — сказал Финч. — Мы пришли сюда предупредить вас.

— Хм, — усмехнулся человек в белом. — О чем же?

Финч будто узнал этот хриплый голос, но все никак не мог вспомнить, кому он принадлежит или где он мог его слышать.

— О мадам Кларе. Мы не хотим, чтобы она причинила вам вред. Мы хотим увести ее. Мы здесь, чтобы помочь вам.

— Помочь мне? — спросил мистер Сонн и развязал тесемки на затылке, удерживавшие маску. — Глупцы, это вам самим нужна помощь.

Мистер Сонн снял маску, и всем присутствующим предстало белое, как мел, лицо, невероятно сморщенное и злобное. Длинный нос свисал ниже подбородка. А еще у не-птицы был лишь один круглый черный глаз. На месте другого зияла впадина глазницы. Финч сразу же узнал его.

— Корвиус?! — в один голос пораженно воскликнули он и мистер Риввин…

Нити выбились из плетения. Они торчали кое-как, перепутались, узлились и портили приятную глазу гладь полотна уродливым комком.

Такое случалось и раньше, но скрюченные старческие пальцы быстро все распутывали, поскольку их обладатель не мог выносить подобного беспорядка. Из-за таких вот комков он испытывал злость, нетерпение и потерю равновесия, как будто пол под ним кренился. И так — пока все не оказывалось исправлено.

Но сейчас все было иначе — намного хуже. Комок нитей, словно отвратительная опухоль, рос в ключевом месте, там, где все должно было быть идеально, иначе…

Горан Корвиус жил в клубке. Буквально. Весь мир для него представал в виде полотна шерстяной нити: комнаты, улицы, город — все было связано, сплетено, словно вышло из-под спиц умелой вязальщицы.

Он слишком долго плел свои паутины, слишком долго был наедине с хитросплетениями узоров и сетей. Его загрубелые пальцы десятилетиями в основном касались одних лишь нитей, и он чувствовал каждую жилку, каждую ворсинку. Кругом все было алым, как спелая кровь из проколотого булавкой человеческого пальца. Красные нити сплетались в красные дни красных жизней сотен живых, а порой даже и мертвых. Мертвецов также приходилось учитывать. Если не-птицы или люди продолжают удерживать покойников в своей жизни, постоянно думают о них и основывают свои решения, полагаясь на то, что сказал бы или как отнесся бы к их действиям мертвец, то и Горан Корвиус просто не мог игнорировать влияние мертвецов.

На чердаке Одноглазого все также было сплетено из нитей: кровать и постель на ней, гардероб, стулья и стол, большое овальное зеркало.

Отдельное место занимали паутины Пророчеств. Они походили на гобелены, растянутые на рамах. Каждая такая паутина в основном была двухцветной: алые нити обозначали не-птиц, белые — людей. Среди них тут и там проходили нити черные — это были ключевые для того или иного Пророчества личности. Именно они, их действия или же бездействие приводили к нужному результату — именно тому, который напророчил Горан Корвиус по прозвищу «Одноглазый».

Некоторые Пророчества — он называл их «Ежедневными» — были не слишком важны для целей Горана, они служили для поддержания его влияния и репутации среди не-птиц. Доверие этих болванов было нужно для того, чтобы более тонко и точно управлять Пророчествами «Средней Руки», которые, в свою очередь, создавали условия и возможности осуществления Пророчеств «Невероятной Важности».

И сейчас Горан Корвиус как раз воплощал в жизнь одно из таких Пророчеств. В случае успеха, это Пророчество должно было приблизить его к тому, о чем он мечтал много-много ночей. Оно называлось:

За окном чердака бушевала буря, не-птицы отмечали Крайвенгроу, но Горана Корвиуса праздник не заботил. Его ждал собственный официальный выход, и для него требовалось хорошо выглядеть. Одноглазый стоял у сплетенного из красных нитей зеркала и разглядывал себя в нем. Любой другой ничего бы там не разобрал, ведь нитки не умеют отражать, но Горан видел все превосходно.

Гораций Горр справился великолепно. То, что он пошил, было не просто каким-то костюмом, но являлось словно неким отголоском прошлого — прекрасного, преисполненного славных дней и счастливых ночей, прошлого, в которое невероятно хотелось вернуться.

Что ж, сейчас у Корвиуса наконец выдалась возможность вернуть это прошлое…

Даже по меркам не-птиц он прожил долгую жизнь, и жизнь эта в один момент изменилась — она сломалась и скомкалась по вине всего лишь одной ненавистной личности. И личность эта в скором времени поплатится. Коппелиус Трогмортон по прозвищу «Песочный Человек», который отнял у него глаз, лишил положения и унизил, постепенно потеряет все. Его нить отличалась от прочих. Как и другие не-птичьи нити, она была алой, но ее спиралью обвивала черная нить. Ничего, и данная жила в какой-то момент оборвется, и час этот уже совсем близок. Терпение Одноглазого вскоре должно было быть вознаграждено. Все планы стали срабатывать один за другим, и это немудрено с такими-то исполнителями.

Птицелов проявил себя наилучшим образом. Он никогда не подводил, и на этот раз выступил с блеском. Его черная нить прошивала всю паутину, и к ней сходились прочие черные нити.

Горан принялся завязывать новые узелки. Одна за другой черные нити не-птиц из семейства Трогмортона оканчивали свой путь на нити Птицелова. С отдельной любовью и трепетом Одноглазый завязал узел двойной черной нити, которая принадлежала самому Тристану, племянничку проклятого Песочного Человека. Все они в клетках. Все в трюме железной машины — этого штормового трамвая Птицелова. Тристан отдал ключи от восьмого этажа своим тюремщикам, и теперь восьмой этаж пуст.

План был сложен, состоял из множества ступеней. Эта дура Клара так и не поняла, в чем заключалось «Пророчество о пленении Гелленкопфом Каррана и Коллн». Она не задумывалась обо всех причинах, а зря. Иначе, возможно, догадалась бы, что это Пророчество было сделано для того, чтобы, во-первых, разобщить их с Тристаном, во-вторых, посеять раздор на восьмом этаже, а в-третьих, избавить Тристана от его цепного пса Кэрри, пустить его на бессмысленную охоту и оставить без защиты всех прочих.

«Пророчество о пленении Гелленкопфом Каррана и Коллн» плавно переросло в «Пророчество об опустошении восьмого этажа». А уже оно напрямую вело к «Пророчеству о смерти Клары Шпигельрабераух».

Клара… глупая Клара… Она и подумать не могла, что попадется в ловушку. Еще бы: она ведь не верила Пророчествам, не верила Одноглазому. На ее неверии он и сыграл.

Ему не нужно было ее ни в чем переубеждать. Ему всего лишь нужно было поддерживать в ней презрительность и недоверие к своей особе. Он хотел, чтобы она злилась, ненавидела его. Клара пыталась убеждать прочих не-птиц в том, что его Пророчества — самоисполняющиеся, и он не мешал ей. И сейчас она должна считать, что именно он, лжепророк Одноглазый, во всем виноват. Что именно он — причина того, что с ней произошло.

План был прост — выманить ее. Забрать у нее самое дорогое — воспитанника. Заставить ее очертя голову ринуться за ним — прямо в ловушку.

Как раз, чтобы сделать последние приготовления этой ловушки Одноглазый и отправился в Гротвей.

Канцлер Кренчеллин был слишком высокого о себе мнения. И пусть он и в подметки не годился даже простым лейтенантам из армии не-птиц двухсотлетней давности, среди которых воевал молодой тогда Горан Корвиус, он мнил себя едва ли не вершителем всех на свете судеб и считал, что его время и внимание невесть как важны.

При этом, несмотря на свое положение и самолюбие, еще ни в одной из паутин Одноглазого он не был черной нитью. Знай этот напыщенный хмырь, что для великих дел и цепей событий он не играет особой роли, это бы, вероятно, несколько поумерило бы его пыл. Но он не знал.

— Будет не слишком удобно, если вас здесь увидят, — сказал канцлер, недовольно глядя на гостя.

«Удобно», — поморщился Горан Корвиус. Эта жалкая личность рассуждает, оперируя понятиями «удобно» и «неудобно». Для Одноглазого это характеризовало его, как существо мелочное и мелкое. И все же сейчас он был нужен.

— Час настал, господин канцлер, — сказал Горан.

Кренчеллин впал в ступор. Неуместный визит мгновенно превратился для него в нечто, наподобие сообщения о выселении из-под теплого уютного одеяла в морозное утро.

— Как… Как настал? — выдавил он с трудом.

— Я уже отправляюсь, — сообщил Горан. — И зашел лишь убедиться, что все готово. Вы ведь помните, как важно, чтобы все было соблюдено до мельчайших деталей?

— Да-да, я помню, — пробормотал канцлер. Он выглядел слегка испуганным, хотя всячески и пытался это скрыть. Одноглазый не обманывался: Кренчеллин боится не его. «Дар Горана Корвиуса» никогда не вызывал трепета среди не-птиц, они считали его чем-то обыденным, вроде сводки новостей, а его услуги по предоставлению Пророчеств своего рода услугами почтальона.

— Вы же не пытаетесь отказаться от своего Пророчества? — спросил Одноглазый.

Канцлер Кренчеллин вскинул тревожный взгляд и пошел на попятную — буквально отступил на пару шажочков.

— Ну, вы понимаете… — начал он. — Все завертелось так быстро и… я не рассчитывал, что…

— Вы, верно, забыли ваши собственные слова, господин канцлер, — холодно произнес Горан. — Так я вам напомню. Вы сказали: «Я всегда буду ощущать, что моя должность — ненастоящая, пока рядом будет эта девчонка». И вы были правы. Влияние Шпигельрабераух слишком велико. Если оно и не превышает ваше, то равноценно ему.

— Да, все это так, но…

— Вы ведь хотели от нее избавиться, — напомнил Одноглазый. — Вам нужна была возможность сделать это чужими руками, и она вам предоставлена. В чем же дело?

Канцлер бросил испуганный взгляд за спину, где располагалась дверь кабинета. Из-за нее раздавались музыка, смех и пение. Праздник Снежной бури был в самом разгаре.

— Я не думал, что…

— Вы не думали, что это произойдет на самом деле? — презрительно бросил Горан. — Что «Пророчество о смерти Клары Шпигельрабераух», которое я вам принес, действительно сбудется? Разве вы не знаете, что все мои Пророчества сбываются? Нити… все в них. И будь то укус голодной снежинки или смерть — этому суждено произойти.

Толстяк-канцлер был слишком испуган, чтобы отвечать или спорить. Он боялся замарать ручки, боялся, что кто-то узнает о его причастности к гибели всеми любимой Клары Шпигельрабераух. На словах, когда все это оставалось в теории, он был не в пример более уверен и тверд. Что ж, трусливость этой подлой душонки не стала для Горана Корвиуса откровением, и она никак не влияла на дальнейшие события.

— Вы сделали то, что должны были? — спросил Одноглазый.

— Да.

Разумеется, он сделал. Ведь он и не подозревал, зачем все это было нужно.

Когда канцлеру сообщили, что от него требуется всего лишь распустить слух о том, что на Крайвенгроу пророк Одноглазый будет присутствовать на балу в человеческом поместье «Уэллесби», он и подумать не мог, что все это делалось, чтобы заманить Клару в ловушку. Но также он не догадывался о том, что это станет и его собственным концом: его нить незаметно ползла через паутину «Пророчества о смерти Клары Шпигельрабераух», теряясь еще в десятках таких же нитей, пока не обрывалась почти сразу же после узелка, на котором Пророчество заканчивалось…

Покинул пока еще канцлера Кренчеллина Горан Корвиус в приподнятом расположении духа. Все складывалось не просто наилучшим, а единственно-возможным образом. И образ этот не сулил врагам Одноглазого ничего хорошего…

Вагончик ехал довольно быстро. Горан Корвиус оценил людскую изобретательность. Люди, в отличие от не-птиц, не владели силами природы, они были способны лишь выживать, давным-давно растеряв все ключи и поводки от метелей, снега, ветров и туч. И они пытались заместить это хитрыми машинами и устройствами — такими, как железная дорога, проложенная в каменных трубах под землей, или еще более тонкими механизмами, вроде металлического человека, который управлял вагоном.

Горан Корвиус никогда не недооценивал людей: люди были изворотливы и опасны, они владели смертоносным оружием и ковали крепкие клетки. Они строили собственные планы: как мудрые, так и глупые, но оттого не менее важные при учете их в общей схеме плетения. Будучи ложным пророком, который всякий раз оказывается в итоге прав, ему требовалось принимать во внимание даже людей, на первый взгляд кажущихся совершенно бессмысленными и никчемными. Ведь кто знал, что может сделать молочник, доставивший по ошибке бутылку молока не под ту дверь. Или что случится, когда не та дверь откроется. После чего раздастся выстрел, а на пол упадет тело открывшего не ту дверь не в то время. И таким образом, к примеру, «Пророчество о том, что вы вскоре получите наследство» воплотится в жизнь. А все из-за какого-то молочника, перепутавшего двери…

В вагончике были окна, и вот этого Горан Корвиус не понимал: зачем они нужны, когда за ними лишь темнота проносящегося мимо тоннеля. В другом конце салона сидели двое приспешников Кренчеллина, они примеряли маски. Сами того не зная, эти болваны здесь были, чтобы оставить след, ведущий к канцлеру. Ведь когда убийство Клары свершится, общество не-птиц станет искать виновного, и именно на него укажут спутники «мистера Сонна, убийцы, свершившего свое черное дело», которого подослал не кто иной, как канцлер Кренчеллин, который, в свою очередь, завидовал популярности мадам Шпигельрабераух и решил от нее избавиться. Это все приведет к концу самого Кренчеллина, и когда не-птицы потеряют и Клару, и своего предводителя, Гелленкопфу не составит никакого труда взять власть.

Этого Одноглазый и добивался: о, какая прекрасная картина! Старый враг Песочного Человека возвращает свое положение, единственная подруга мертва, любимый племянник в плену… Что ж, Коппелиусу Трогмортону не останется ничего иного, как вернуться в город. И вот тогда паутина «Пророчества Песочного Человека» — последняя паутина — будет готова, и на ней завяжутся все оставшиеся узлы.

Вагон прибыл на место. Заскрежетал тормозной механизм, и вскоре «железная комната на колесах» встала.

— Надеть маски, — велел Горан Корвиус, сам уже будучи в маске — они не должны знать, кто он.

Автоматон открыл двери, и в вагон вошел станционный смотритель. Он сходу спросил, откуда прибыл вагон. Ему ответили: «Станция „Тусклый Свет“». Дом Кренчеллина, — еще одно свидетельство того, что за всем якобы стоит канцлер. Смотритель велел дожидаться его в вагоне, а сам отправился в рубку.

И тут погас свет.

Горан Корвиус усмехнулся и превратился в большую белую ворону. А затем, взмахнув крыльями, вылетел из вагона. Его спутники отреагировать не успели — да и откуда им было знать о том, что здесь сейчас будет твориться. Оставалось надеяться, что Клара их не убьет, ведь где иначе потом взять нужных свидетелей.

Он видел ее очертания во тьме. Чувствовал ее кипящие и перекатывающиеся за край ненависть и боль. Да, Птицелов постарался на славу. Она думает, что тот передал птенца ему, Одноглазому… Все шло своим чередом…

Горан вылетел со станции и устремился в шахту лифта. После чего выбрался меж прутьев решетки на одном из этажей, вернул себе обычный вид и направился в свою комнату ждать сигнала…

И вот этот самый комок. Комок нитей в столь важном и ключевом месте! Горан Корвиус не видел в этих людишках живых существ, они представали для него в виде тонких перепутанных струн. Нитей, которые почему-то здесь оказались, несмотря на то, что он их сюда не вплетал. Непредвиденные обстоятельства…

Двое детей, женщина в зеленом платье и молодой человек. Их здесь не должно было быть. Но они были. И пытались его предупредить — подумать только! Лихорадочно соображая, что происходит, Одноглазый понял, что они пришли помешать его планам, увести прочь Клару, пока она не угодила в ловушку. Откуда же они взялись?!

Когда он снял маску, то ожидал, что они испугаются от как минимум его вида, но они даже не вздрогнули. Даже женщина не упала в обморок. Откуда ему было знать, что банкирша с улицы Мэпл не падает в обмороки.

И тем не менее мальчишка и красавчик его узнали:

— Корвиус?! — в один голос пораженно воскликнули они.

«Кто же ты такой?» — Горан мучительно напрягал память, но никак не мог вспомнить этого молодого человека. Но женщина тут же сама ему подсказала:

— Мистер Риввин, вы его знаете? — спросила она, указывая на Горана Корвиуса.

— Ах, Ринн Риввин, — процедил Одноглазый, усмехаясь. — Дорогой мистер Риввин… Что вы здесь делаете? Вы ведь должны были быть со всеми… на восьмом этаже!

— Ну да, — простодушно сказал этот болван. Риввин никогда не слыл умным. — Но Тристан меня наказал и запер на чердаке в каком-то всеми забытом месте… А тут был бал, сами понимаете…

— Мистер Риввин! — вмешался мальчишка, гневно нахмурив брови и сжав кулаки. — Он злодей! Не верьте ему! Он очень плохой!

— Нет же! — попытался унять своего маленького спутника Риввин. — Это же мистер Корвиус. Он пророк. Очень уважаемый. Он хороший, Финч. — Риввин поглядел на Одноглазого. — Вы ведь хороший, мистер Корвиус?

Взгляд Горана Корвиуса, которым он наградил мальчика, был столь же колюч, как шерстяной свитер, связанный нелюбимой бабушкой.

— Конечно, я хороший, — сказал он.

И тут в лице переменился сам простак Риввин.

— Хороший бы так не сказал, — заявил он.

Горан Корвиус уже собирался было ответить, как тут где-то в доме ударил колокол. Началась вторая партия танцев. Это был знак, сигнал понятный лишь Одноглазому.

— Я очень рад вас видеть, мистер Риввин, — с ложной добротой сказал Одноглазый. — Видимо, сама судьба предопределила нашу встречу, и мне суждено доделать работу Птицелова. Времени болтать с вами у меня, к сожалению, нет. Мне уже пора. Пророчество, сами понимаете…

— Вы никуда не пойдете, мистер Корвиус, пока не объясните, что здесь происходит.

Но Одноглазый лишь усмехнулся. Он повел головой из стороны в сторону, набрал в легкие воздух и подул. Из его рта полетел… снег. И тут потолок будто превратился в небо, и снег повалил также и из него.

— Что… — недоуменно проговорила женщина и вытянула ладонь, подбирая падающие снежинки. — Что это такое? Как?!

— Он пытается сбежать! — рявкнул Риввин и шагнул к Горану Корвиусу, но тот оказался быстрее.

От старика подобной прыти никто не ждал, и напрасно. Стремительным движением он выхватил клинок, спрятанный внутри трости, и прошил им Риввина, словно куклу булавкой. После чего вскинул руки над головой и превратился в ворону. А затем исчез в снегу.

Все произошло очень быстро. Ни Финч, ни Арабелла ничего не успели понять. Они лишь пораженно уставились на Риввина, осевшего на пол во все увеличивающейся луже черной крови, и на бросившуюся к нему женщину.

От резкого порыва ветра дверь захлопнулась…

Передряги. Коварные, бесконечные передряги. Они, словно клубки ниток, которые ты пытаешься засунуть в ящик, но каждый раз, как ты уже почти справился, какой-нибудь берет и выпадает. И не просто выпадает, а подленько закатывается под кровать.

Финч и Арабелла были профессионалами попадания в передряги. С упорством двух непокорных мушек, угодивших в пятно пролитого клея, они бредут, с трудом отрывая лапки от липкой поверхности, но упорно продолжают заходить в это пятно лишь глубже, влипая все сильнее.

Если бы у Финча было хотя бы пару минут остановиться и подумать об этом, возможно, он и нашел бы какое-то объяснение своей привычке находить передряги. Но сейчас у него совсем не было на это времени.

Очень сложно рассуждать о столь глобальных вещах, когда ты бродишь по этажам огромного, недобро настроенного к тебе особняка, заглядываешь во все углы и щели в поисках коварного злодея.

«Уэллесби» словно вымер — он затих и онемел. Лестницы остановились. Коридоры были пусты. Камины погасли, и их снова закрыли панелями. Слуги с подносами исчезли за стенами. Судя по всему, все гости и домочадцы пребывали сейчас в бальном зале, где началась вторая партия танцев.

Финч и Арабелла вновь остались наедине с этим огромным домом.

Все было из рук вон плохо.

Мальчик осознавал, что их втянули в какую-то игру, но не понимал ее сути. Штормовой трамвай, не-птицы, прибывшие по подземной железной дороге, среди которых и Одноглазый. Что он здесь делает? Как мадам Клара узнала, что он здесь будет? Что она от него хочет? Больше не было сомнений в том, что она явилась в «Уэллесби» именно за ним…

Подлый Корвиус Одноглазый ранил мистера Риввина и скрылся. Снег, который он неизвестно как занес в комнату, перестал идти, но даже и не подумал таять. В снегу было все: он ковром укрывал кровать, на которую положили мистера Риввина, сугробами громоздился на ковре, у гардероба и окна. Он заполонил камин и тонкой поволокой застлал резные фигурки на каминной полке.

Банкирша с улицы Мэпл не испугалась — она храбро и твердо выдержала все, чему стала свидетелем. И, несмотря ни на что, — стоило отдать ей должное — осталась с мистером Риввином. Мало что понимая, но тем не менее не теряя хладнокровия, она перевязала его рану его же любимым шарфом.

— Вы такой же… такой же монстр, как тот, в белом? — спросила мадам.

— Ну уж нет! Я намного красивее! — самодовольно ответил Риввин и потерял сознание.

Казалось, он не дышит. Женщина взяла его за руку.

— Он умер? — Финч невежливо ткнул мистера Риввина в плечо. Челюсть того безвольно отпала, и он захрапел на всю комнату.

— Судя по всему, он просто спит, — сказала банкирша с улицы Мэпл.

— Думаю, с ним все будет хорошо, — заметила Арабелла и кивнула Финчу, указывая на дверь. Тот кивнул в ответ.

— Мадам, вы присмотрите за ним?

— Конечно, но, может быть, вы объясните мне…

— Не сейчас, мадам, — твердо сказал Финч. — Нам нужно догнать того, кто ранил мистера Риввина. Это очень важно.

Она лишь кивнула. Эта женщина прекрасно понимала значение слова «важно». В особенности, когда к нему добавлялось «очень».

Дети бросили взгляд на как ни в чем не бывало развалившегося на кровати Риввина, который, не замечая их снисходительно-осуждающих взглядов, повернулся на бок, подложил руку под голову и свернулся калачиком.

«С ним точно все будет хорошо», — подумал Финч.

Дети покинули комнату мистера Сонна и побрели по коридору третьего этажа гостевого крыла. Они пытались решить, в какую сторону идти. Финч предлагал в одну, Арабелла, разумеется, в другую. Аргументов ни у кого из них не было, спор затягивался и становился все громче и оживленнее.

Дверь неподалеку приоткрылась, и из-за нее осторожно выглянула женщина с синими волосами, высматривая, кто это там — «глупая синеволосая кочерыжка», а кто — «зловредная рыжая головешка».

— Эй, кочерыжка! — позвала женщина. — Эй, головешка!

— Фанни! — обрадовались дети.

— О чем спор? — улыбнулась мадам Розентодд. — Кого бы вывести на чистую воду на этот раз?

— Фанни, ты не видела здесь птицу? Белую ворону?

— Видела, — удивленно ответила Фанни и ткнула рукой в тот конец коридора, куда изначально хотел отправиться Финч. — Я возвращалась в свою комнату, и она пролетела мимо, едва не задев мою шикарную прическу. Кто-то открыл клетку?

— Нет, — мрачно сказала Арабелла. — Кажется, кто-то ее закрыл. Если я все правильно понимаю.

— Вы нашли вашу Клару?

— Нет, — ответил Финч. — А где господин Уолшш?

Фанни мечтательно улыбнулась.

— О, он отправился за сладостями. Сказал, что у него есть засахаренные древесные листья, которые ему прислали из самого Льотомна.

— Не верь Герхарту Уолшшу, Фанни! — встревоженно проговорил Финч.

Фанни утомленно на него поглядела:

— Мы ведь уже это проходили, — сказала она. — И я вам говорила, что…

— Он пытался от нас избавиться! — перебила Арабелла.

— Как это «избавиться»? — ахнула мадам Розентодд. — Мне все это надоело! Вы должны…

— Фанни, у нас совсем нет времени объяснять! — сказала девочка.

— Мы тебе потом все расскажем! — поддержал Финч. — Просто не доверяй ему!

И, не прибавив больше ни слова, дети бросились в ту сторону, где скрылся Одноглазый…

…Финч и Арабелла покинули гостевое крыло, преодолели уже два этажа, но так и не нашли Корвиуса. Порой Финчу казалось, что до него доносится хлопанье крыльев, но всякий раз или за углом, или на лестничной площадке, откуда, якобы, шел звук, никого не оказывалось.

Финч устал бежать. Он видел, что и Арабелла уже совершенно измучилась от этой нелепой, бессмысленной погони. Мальчик просто не представлял, как им отыскать птицу.

— Что ты делаешь? — спросила Арабелла, когда Финч внезапно остановился.

— Он сбежал. Мы его не найдем.

— Но мы ведь…

— Мы никак его не найдем, — упрямо повторил Финч и приготовился убеждать Арабеллу, но не пришлось. Та понуро опустила голову:

— Да. Наверное, ты прав. Что будем делать?

— Давай подумаем, — сказал Финч. — Мы ищем мадам Клару. Которая ищет Одноглазого. Так? Как нам найти мадам Клару?

— Через Одноглазого не вышло, — расстроенно сказала девочка.

— Да. Но куда же она могла здесь пойти? В этом огромном доме?

Арабелла не ответила. Она нахмурила лоб и принялась думать. Финч, в свою очередь, начал перебирать в голове все коридоры, все лестницы, гостиные, этажи и комнаты, даже застенье. И вдруг он понял. Понял, как заблуждался, и тут же себя как следует обругал. Он так много времени потерял на то, чтобы представить, где мадам Клара, вместо того, чтобы задать себе очевидный вопрос: «С кем она может быть?»

— Я знаю, где она… — начал Финч.

Но не успел он ничего объяснить, как Арабелла, совершенно забыв о том, что воспитанные девочки так себя не ведут, испуганно открыла рот и, вытянув руку, ткнула куда-то за спину Финча, на что-то указывая.

Финч обернулся.

В дальнем конце коридора показалась знакомая сгорбленная фигура в черном. Дворецкий направлялся в их сторону. Финч бросился к ближайшей двери. Та оказалась запертой. Проверил следующую. Эта также не поддалась.

— Сюда! — Дверь, которую попыталась открыть Арабелла, оказалась незапертой, и дети нырнули в комнату. Прикрыли дверь. Затаились.

Негромкие шаркающие шаги приблизились. Дворецкий встал прямо за дверью — вероятно, он почуял, что дети прячутся от него здесь.

Ощущение западни и загнанности поднялось в Финче высвобожденной пружиной. Он бросил испуганный взгляд на порог — не проползет ли под дверью голодная черная тень мистера Эйсгроу. Но тени не было. Финч различил хриплое, с едва слышным присвистом, дыхание дворецкого. Приблизился стук каблуков по паркету. К старику кто-то подошел.

— Господин Герхарт! — раздался голос дворецкого.

— Эйсгроу, — ответил Герхарт Уолшш. — Все сделано?

— Нет, сэр.

— Могу я узнать, почему? — недовольно поинтересовался Герхарт, но тут же перебил себя: — Постойте. Не говорите. Думаю, не стоит это обсуждать в коридоре.

— Да, сэр.

Финч вздрогнул. Внутри него будто бы сидел автоматон с рупором на месте рта, и этот автоматон тут же заорал: «Они идут сюда!»

— Прячемся! — прошептал Финч и бросился к шкафу. Какое-то мгновение — и он уже был внутри. Арабелла забралась следом и закрыла дверцы. Дети погрузились в темноту.

Дверь скрипнула, и оба мужчины зашли в комнату. Следом раздался щелчок замка, за которым последовал характерный звук, который было ни с чем не спутать: легонько звякнули стекла — кто-то, судя по всему, открыл дверцы буфета.

— Что вы ищете, сэр? — спросил мистер Эйсгроу.

— Засахаренные древесные листья, которые мне прислали из Льотомна. Хочу угостить ими свою… ха-ха… даму.

Финчу не понравилось, как пренебрежительно отозвался о Фанни этот напыщенный Уолшш, но ничего поделать он не мог.

— Мои засахаренные листья… Куда же я их положил? — задумчиво проговорил Герхарт Уолшш. Звук его шагов приблизился. — Может быть, в шкаф?

Дети замерли от ужаса. Сейчас он их обнаружит! Вот он уже положил руку на ручку дверцы и…

— Может быть, они в вашем столе, сэр? — предположил дворецкий.

Рука отпустила ручку.

— Точно! Я ведь положил их в ящик с письмами.

Дети не могли позволить себе даже вздох облегчения. Они по-прежнему стояли, не шевелясь и не дыша.

— Вы собирались рассказать, почему то, о чем я вас просил, не исполнено, Эйсгроу, — напомнил Герхарт Уолшш. Натужно заскрипел стул, когда на него сели, затем зашуршал выдвигаемый ящик стола.

— Да, сэр, — глухо отозвался дворецкий. — Дети сбежали.

— Проклятые дети! — раздраженно бросил Герхарт Уолшш. По его тону нельзя было сказать, что говорит тот порядочный и справедливый джентльмен, которым он показался Финчу и Арабелле во время знакомства. И, словно нарочно, намереваясь ухудшить впечатление о себе, он добавил: — Их нужно поймать во что бы то ни стало. И вышвырнуть отсюда поскорее. Фанни рассказывала мне о них. Эти маленькие пройдохи вечно суют нос не в свое дело. Ей, видите ли, это кажется милым и забавным. Но, знаете что, Эйсгроу, в этом нет ничего ни милого, ни забавного. Они просто гадкие вредители, которых нужно травить газом, как гремлинов, пока они не влезли в то, чего не понимают, и все не испортили.

— Как скажете, господин Герхарт, — безразлично согласился дворецкий.

— Стоило их сразу же вышвырнуть в бурю.

— Вероятно, сэр. Но есть еще кое-что…

— Что там такое?

— В дом прибыли не-птицы, сэр. Прибыли по подземной железной дороге. Я обнаружил двоих, но есть и третий — кто-то из гостей. Он где-то в доме.

— И что же вас беспокоит, Эйсгроу?

— Могу я поинтересоваться, сэр, что вы об этом знаете?

— Всего лишь очередные гости заявились на бал, — презрительно бросил Герхарт. — Я ведь не могу знать всех гостей, так ведь?

— Разумеется, сэр, — согласился дворецкий. — Но у мистера Морпа, распорядителя бала, нет никаких сведений касательно приглашения некоего мистера Сонна — это упомянутый не-птица, которого я пока не нашел. Вот я и подумал…

— Что его пригласил я?

— Учитывая, что в доме довольно продолжительное время живет ваш гость…

— Эйсгроу! — прервал дворецкого Герхарт. — Я не приглашал никаких не-птиц на бал. Мне сейчас несколько не до того. Уверен, вы понимаете, о чем я.

— Да, сэр. Просто я подумал, что все это как-то связано с… — он на миг замолчал. — Связано с вашим пари с господином Александром.

Герхарт рассмеялся. Даже из шкафа дети почувствовали его нервозность и напряженность.

— Старый добрый Эйсгроу, — снисходительно произнес Герхарт Уолшш. — К моему счастью, не все, что творится в этих стенах, как-то связано с нашим, как вы выразились, пари.

— Конечно, сэр.

— Алекс думает, что он на несколько шагов впереди, — проворчал Герхарт. Видимо, дворецкий затронул какую-то важную тему. — Вы слышали, Эйсгроу? Ходящий штормовой трамвай! Подумать только: трамвай! Алекс полагает, что это достойный выпад против Горбиста. Что вы думаете по этому поводу, Эйсгроу? Так же считаете, что это удачный проект? И что он обставит меня благодаря какому-то там трамваю?

— Я вынужден вам напомнить, сэр, что не имею права никоим образом вмешиваться в это дело. Ваш почтенный батюшка…

— Да-да! — прервал дворецкого Герхарт Уолшш. — Почтенный батюшка, хитрый интриган, запретил вам влезать и помогать кому-либо из нас, я помню! Но я и не прошу вас нарушать правила. Меня всего лишь интересует ваше мнение… Стоит ли мне из-за этого треклятого трамвая писать поздравительную открытку Алексу и признавать свое поражение? Всего лишь мнение, Эйсгроу. Уверен, оно у вас есть.

Дворецкий сдался:

— Раз вы настаиваете, господин Герхарт… Я считаю, что штормовой трамвай, способный преодолевать бурю, — это проект, имеющий очень большой потенциал. Если семейство Уолшшей получит возможность не просто выжидать во время бурь, но и совершать вылазки, это развяжет компании руки. Штормовое наземное сообщение вытолкнет далеко вперед семейство Уолшшей в противостоянии с господином Горбистом.

— Вытолкнет далеко вперед… — проворчал Герхарт. — Но это ведь не то, что имел в виду отец, когда озвучивал условия нашего с Алексом состязания. Там не было «вытолкнет далеко вперед». Он говорил: «уничтожит Горбиста». А еще: «уберет с доски Горбиста». Но наземное сообщение во время бурь, хоть и продвинет нас, все же не является достаточно сильным ударом по старому хрычу Горбисту, чтобы назвать его смертельным или даже решающим.

— Это так, — согласился дворецкий.

— Вот и я о том! — воскликнул Герхарт. В его голосе прозвучало облегчение. — Каких-то трамваев недостаточно, чтобы монополизировать снежную отрасль. На любой штормовой трамвай Алекса, старик Горбист изобретет что-то свое — к примеру, средство воздушного сообщения в буре. На это Алекс изобретет гигантские винты, задувающие снег только в наши гремпины, или еще что, а Горбист ответит ему чем-то новеньким… Алекс наивно полагает, что обыграет старика в игре, в которую тот играет уже восемьдесят лет. Я же собираюсь за шиворот вышвырнуть Горбиста на территорию, ему незнакомую. И это будет совершенно другая расстановка сил.

Дворецкий кашлянул. В его кашле отчетливо читались осуждение и толика предостережения.

— Если позволите еще одно мое мнение, то, боюсь, вы затеяли очень рискованное дело, господин Герхарт.

— Победа, достигнутая без риска, ничего не стоит. Она бессмысленна и ничтожна. Алекс слишком нерешителен. Он продвигается мелкими шажочками. И планы его мелкие. Такова и была бы его победа, в случае, если бы я сдался. Нам не нужна мелкая победа, Эйсгроу. Алекс всегда был не в меру осмотрительным и осторожным, как будто крадется по лезвию. Он пытается искать козырные карты в этой игре, а я… я просто возьму и изменю всю игру.

— И все же, господин Герхарт, — продолжил настаивать мистер Эйсгроу. — Вы очень зря полагаетесь на не-птиц. Они коварны. Ваш гость…

— Мой гость, — перебил Герхарт, — поможет мне сделать так, чтобы я, а не Алекс, встал во главе семейной компании. Мой гость поможет мне не просто вырваться вперед, а именно что убрать Горбиста с доски. Мой гость поможет мне сделать так, чтобы у Уолшшей не осталось никакой конкуренции — и не только в мире воротил с улицы Мэпл, а вообще в этом городе.

— Но ваш отец вряд ли бы одобрил…

— О, мой отец! — досадливо бросил Герхарт. — Он при любом исходе нашей с Алексом борьбы останется в выигрыше. Но отдаю ему должное: придумал все это он с присущей ему изворотливостью и утонченностью. В попытках переиграть друг друга мы с Алексом пойдем на невозможное. В случае успеха, компания окажется в руках лучшего из наследников. А в случае маловероятного провала, он всегда сможет заявить в свойственной ему лицемерной манере: «Я тут не причем. Это все мои сыновья. Дети, вы понимаете. У меня не один слабоумный сын, а целых три…» Дальновидно и весьма коварно. Хорошенькое развлеченьице! Смотреть, как оба наследничка грызут друг другу глотки в борьбе за наследство.

— Но ведь старый господин Уолшш запретил вам убивать друг друга, — напомнил дворецкий. — Даже вредить друг другу…

— Я ведь образно, Эйсгроу! — проворчал Герхарт. — Но как бы это все упростило… Как минимум дало бы мне больше времени. Гм… Сколько же засахаренных листьев взять с собой? — пробормотал Герхарт. — С одной стороны мне нужно, чтобы Фанни растаяла, а с другой… они очень дорогие. Жалко их на нее тратить.

Финч возмущенно засопел, но Арабелла схватила его за рукав, заставив успокоиться.

Дворецкий снова кашлянул. Теперь он кашлял неодобрительно.

— Я правильно понимаю, что вы пригласили мадам Розентодд не просто так, сэр?

— Разумеется, Эйсгроу! — ответил Герхарт Уолшш самодовольно. — Она часть плана. Мое… кхм… тайное оружие против Алекса. Не хмурьтесь так, Эйсгроу. Скоро все разрешится, а вы главное — отыщите этих несносных детей. Меньше всего мне нужно, чтобы они влезли в мои дела.

— Будет исполнено, сэр.

Судя по тому, что сиплое дыхание дворецкого затихло почти сразу же после этих слов, Финч предположил, что он или умер, или удалился.

Герхарт Уолшш тем временем задумчиво пробормотал:

— Да, думаю, трех листьев хватит. А может, все же двух?

Ящик стола задвинули. Раздался скрип стула — Герхарт поднялся на ноги. Звук шагов стал звучать тише, а затем и господин Уолшш, вроде бы, покинул комнату.

И тут клубочек передряги снова выкатился из корзины. Образно выражаясь, естественно. Финча подвела его вредная, всегда все портящая и с легкостью затекающая нога. Он шевельнулся, пытаясь изменить положение. Но сделал это неловко, и костюмы на вешалках резко сдвинулись по перекладине. Они с глухим деревянным стуком ударились друг о друга.

Финч застыл. Он взмолился про себя, чтобы этот Уолшш успел покинуть комнату, ведь иначе тот просто не мог не услышать, как…

Дверцы шкафа распахнулись, и Финч с Арабеллой были мгновенно извлечены из него, словно шоколадные черви из банки в кондитерской. Извивались они, по крайней мере, так же.

— Пустите! — вопил Финч. — Пустите!

Он пытался схватить за руку Герхарта Уолшша, но тот, несмотря на свою довольно скромную комплекцию, в сравнении с тем же Боргало из кабаре, оказался очень сильным. Его пальцы сжимали воротники детей крепко, словно принадлежали латунному автоматону. Арабелла тоже изо всех сил крутилась и вертелась, все пыталась укусить мужчину за запястье или наступить ему на ногу, но он быстро предугадывал каждое подобное намерение.

— Маленькие мерзкие слизняки! — прорычал Герхарт Уолшш. — Подслушиваете? Подглядываете? Я так и знал, что рано или поздно вы попытаетесь сунуть носы в мои дела!

— Мы не совали носы!

Но Герхарт Уолшш был не намерен спорить.

— Мелкие нищие ничтожества! Хватит с меня ваших проделок!

Он подтащил их к окну.

— Что вы… Что вы делаете?! — закричал Финч.

— То, что должен был сделать сразу.

Арабелла отчаянно забрыкалась — она поняла, что этот злобный Уолшш задумал.

— Нет! Не нужно! Мы больше не будем!

— Не будем! Честно!

— Последняя отговорка? — усмехнулся Герхарт Уолшш. — Неужели с кем-то она срабатывает? Хотя… — он на мгновение задумался. — Учитывая, что никто от вас до сих пор не избавился, напрашивается вывод, что вас окружают одни идиоты.

— Фанни не позволила бы вам… — начала Арабелла.

Он рассмеялся.

— Фанни? Эта наивная дурочка?

— Она думает, что вы ее любите! — воскликнула Арабелла. — Вы не можете с ней так поступить!

— И с нами! — напомнил Финч. Ведь это их собирались вышвырнуть из окна прямо в бурю.

— Фанни Розентодд… — презрительно произнес Герхарт Уолшш. — Строит из себя канарейку, а сама — напудренная курица! Она здесь только потому, что мне от нее кое-что нужно. И щеголяет по этим коридорам она только потому, что я ей позволяю. А будет кудахтать, я ей повыдергиваю все перья!

— Очень радостно слышать, — раздался голос от дверей.

Герхарт Уолшш замер и обернулся. На пороге стояла Фанни Розентодд. Лицо ее пылало от гнева и обиды.

— Фанни? — Герхарт Уолшш будто поперхнулся именем мадам. По его глазам было отчетливо видно, что прямо сейчас его волнует лишь одно: как можно изменить всю ситуацию, или, вернее, как можно ее просто отменить. — Вы здесь? Это совсем не то…

— Не то, что я думаю? — прищурившись, продолжила Фанни и вошла в комнату. — Поскольку я думаю, что вы намереваетесь убить детей, Герхарт! Весьма неджентльменский поступок, знаете ли!

— Фанни! Он тебя обманывает! — завопил Финч. — Он тебя не любит! Он злой!

— Я все слышала, — выдавила сквозь сжатые зубы мадам Розентодд. — Отпустите их, Герхарт! Вы не имеете права…

— О! — Герхарт Уолшш побагровел. — Я имею полное право вышвырнуть их из моего дома. Они здесь без приглашения и ведут себя неподобающе…

— Это вы! — взвилась Фанни. — Вы ведете себя неподобающе, Герхарт! Какая же я дура! Как я могла поверить вашим лживым словам и заверениям!

— Что ж. — Герхарт Уолшш решил оставить притворство. И при этом он явно почувствовал ни с чем не сравнимое облегчение. — Вы совершенно правы, Фанни. Вы — наивная дура, и оттого вертеть вами было проще простого. Парочка знаков внимания, несколько подарков от моего щедрого, чистого сердца… Маскарад закончен. Вы бы все равно вскоре узнали, зачем именно вы в «Уэллесби». Так почему не сейчас?

— Отпустите детей, Герхарт, — потребовала Фанни.

— А если не отпущу, что вы с этим сделаете? — издевательски проговорил Уолшш. — Это мой дом, здесь всё принадлежит мне. Здесь все принадлежат мне.

— Мы не принадлежим! — заявила Арабелла.

— Да! — поддержал Финч. — Гадкий вы человек!

— Ну-ну-ну, — усмехнулся Герхарт Уолшш. — Полегче со словами. Мне кажется, все только выиграют, когда ваши маленькие мерзкие рты, наконец, набьются снегом.

Он снова повернулся к окну. По-прежнему, удерживая за шиворот Финча, швырнул Арабеллу на пол, словно бесполезный клочок газеты. Девочка вскрикнула и заплакала. Она больно ударилась локтем о бронзовый радиатор теплофора.

Герхарт Уолшш, не обращая внимания на ее слезы, схватился за рычаг, убирающий штормовые ставни.

— Не делайте этого! — воскликнула Фанни.

— С чего бы мне этого не делать? — удивился Герхарт.

— Вы ведь сказали, что вам что-то от меня нужно! Я сделаю это! Только не трогайте детей!

— Хм… Добровольно и безропотно все сделаете? — Уолшш сделал вид, что задумался. В действительности было видно, что он просто продолжает отыгрывать свою партию. И хоть этот мерзкий человек сжимал в руке рычаг от штормовых ставен, на деле именно дети являли собой настоящий рычаг. — И не попытаетесь каким-либо образом увильнуть?

— Я клянусь вам, что все сделаю. Только отпустите их.

Герхарт Уолшш убрал руку с рычага и демонстративно медленно разжал пальцы, сжимавшие воротник Финча. Мальчик тут же подполз к Арабелле.

— Что вы хотите? — спросила Фанни. — Что вы хотите, чтобы я сделала?

Поправив костюм, Герхарт Уолшш проследовал к своему столу, развернул стул и сел. Закинул ногу на ногу.

— Вы знаете, — сказал он, — у нас с моим братом Александром такое себе состязание. За ключевую часть наследства нашего батюшки. И сейчас, так уж вышло, у Алекса небольшое преимущество, которое несколько перевешивает мои нынешние… гм… заслуги. И мне нужно, чтобы…

Фанни догадалась. Она побагровела и сжала кулаки.

— Вы хотите, чтобы я соблазнила вашего брата? Как вы смеете?! За кого вы меня принимаете?!

Герхарт улыбался.

— Я принимаю вас за заботливую нянюшку этих двух замечательных деток, которой не плевать на их судьбу. И которая сделает, что угодно, чтобы только они вдруг неожиданно скоропостижно не скончались.

— Но ваш брат женат!

— Тем интереснее.

Фанни скривилась.

— Вы мне отвратительны, Герхарт. Дети правы. Вы — мерзкий, гадкий, злобный человек.

— Которому нужно лишь немного времени, чтобы выиграть наше с братцем пари. Наш уговор в силе, мадам Розентодд?

Фанни поглядела на детей и едва слышно произнесла:

— Да.

— Что ж, — подытожил Герхарт Уолшш. — Тогда у вас не так уж и много времени, чтобы обратить на себя внимание Алекса. Каких-то восемнадцать смен танцев. Ну а детки… детки пока что побудут под замком — они будут моим залогом на случай, если гордость Фанни Розентодд перевесит ее заботу о них. Прошу вас, мадам, позовите мистера Эйсгроу. Уверен, он очень соскучился по этим двоим крысенышам…

Чумазый, как механик, пару лет возившийся в двигателе паровоза, Финч шагнул на последнюю ступень лестницы и оказался в почти полностью темном коридоре.

Без Арабеллы было одиноко и страшно, и Финчу казалось, что кто-то словно украл у него важную часть его самого — волевую и уверенную часть, оставив ему никому не нужную, пугливую и отчаявшуюся.

Мысли в голове стали громкими, назойливыми — они, словно шумные постояльцы, распаковали чемоданы и устроили бедлам. Некоторые заражали его пугливостью, но хуже были другие — те, что задавали вопросы. От них было не избавиться простым: «Я не хочу об этом говорить!» или «Заткнитесь все!» Ко всему этому еще добавлялось то, что Финч боялся, что опоздал.

Столько времени потеряно. Этот особняк оказался той еще западней…

Подлый Герхарт Уолшш передал заключенных, то есть детей, прямо в руки мистера Эйсгроу, который выглядел так, словно проглотил слизняка — в общем, он выглядел, как всегда.

Молча хмурясь, дворецкий провел Финча и Арабеллу сперва в застенье, после чего все трое долго спускались. По ощущениям, они уже давно были намного ниже первого этажа. Финч даже успел предположить, что дворецкий снова ведет их на подземную станцию, но в какой-то момент старик остановился у неприметной двери, прячущейся в потемках, — не знаешь, что там есть проход — нипочем не догадаешься.

Это была котельная. Глухие каменные стены сплошь затянули собой трубы паропроводов и подачи горячей воды в теплофоры по всему гостевому крылу особняка. В одной из стен чернел камин, неизвестно зачем здесь нужный, ведь в котельной и без того было довольно жарко.

У дальней стены разместились три огромных паровых котла, походящих на проклепанные металлические шкафы; на них светились датчики давления, словно пытливые глаза, наблюдающие за нежданными посетителями. Котлы глухо урчали, как переевшие коты.

Дворецкий прошаркал прямо к ним.

— Садитесь только сюда, — он ткнул пальцем в толстую бурую трубу. — Она единственная здесь не горячая.

Дети угрюмо кивнули, и мистер Эйсгроу подошел к камину, положил руку на рычаг, вмонтированный в стену возле ниши, и сказал:

— Если станет холодно, дерните за этот рычаг — он высекает искру и разжигает камин.

Дети снова кивнули.

— Я принесу еду через час, и очень надеюсь, вы все еще будете здесь, — угрожающе проговорил дворецкий. — Вам понятно?

После чего одарил детей грозным взглядом, пошевелил губами и покинул котельную. Снаружи послышались глухие щелчки замков. Финч и Арабелла оказались заперты.

Девочка уселась на указанную мистером Эйсгроу трубу, сперва потрогав ее пальцем и убедившись, что дворецкий не солгал. Финч ее примеру не последовал — не в силах найти себе места, он бродил по котельной и со злостью пинал башмаком трубы.

— Прекрати! — велела Арабелла.

— А вот и не прекращу! — гневно ответил Финч и для убедительности еще раз стукнул по трубе. Та вздрогнула и заскрежетала в ответ, словно оскорбившись поведением мальчика, и испугавшись, что ее может прорвать, он поспешил отойти прочь.

— Бедная Фанни! — воскликнул Финч. — Почему взрослые такие злобные и коварные? Мерзкий Уолшш!

Арабелла покивала. Она терла ушибленный локоть.

— Болит? — спросил Финч.

— Да, очень, — пожаловалась девочка. — Вот бы этого хмыря кто-то так саданул!

Но Финч уже забыл о ее ушибе и вернулся к своему понурому блужданию по котельной:

— Проклятый дом… Настоящее логово злодеев и интриганов! И как искать мадам Клару, если мы здесь заперты?! — Он снова собирался было в сердцах пнуть ближайшую трубу, но вовремя остановился.

— Ты ведь сказал, что знаешь, где мадам Клара! — напомнила Арабелла. — Прямо перед тем, как мы попались в лапы Герхарта Уолшша.

Финч хмуро поглядел на нее.

— Я не знаю, где она, — вынужденно признал он. — Я знаю, кто знает, где она.

— И кто же?

— Уильям Уолшш, разве не ясно?

— Отец Уиллаби? — удивилась девочка. — Но почему он?

— Сама подумай, — утомленно стал разъяснять Финч. — Мы попали сюда через окно в его комнате. Скорее всего, это он открыл его для своей няни, мадам Клары. Вот я и подумал, что он должен быть с ней. К тому же, если кто-то будет задавать вопросы, он всегда может сказать, что пригласил ее на бал.

— Да, это логично, — кивнула Арабелла. — Но как найти самого Уильяма Уолшша?

— Уиллаби, — коротко ответил Финч.

— Ты думаешь, она знает, где он?

— Я надеюсь. Проклятье! — вдруг воскликнул Финч. — Как же здесь жарко!

Он действительно весь взмок. Финч быстро развязал галстук и расстегнул воротник, но это не особо помогло. Арабелле и самой было жарко. И от этой жары ее мысли расплывались, как кусочки масла на сковороде.

Подумав о кусочках масла, девочка тут же вспомнила слова дворецкого.

— Мистер Эйсгроу принесет еду, — сказала она. — Но только через час. Как же хочется есть!

Вместо пригорюнившегося Финча ей ответил его ворчливый живот.

— Интересно, что он принесет? — мечтательно произнесла Арабелла. — А в общем, неважно, главное — побольше и… — она вдруг замолчала, а затем задумчиво пробурчала себе под нос: — Зачем же он это сказал?

Финч недоуменно на нее уставился: девочка словно рассуждала сама с собой. Она смотрела на дверь котельной.

— Ты о чем?

— Он сказал: «Надеюсь, вы еще будете здесь», — объяснила она. Но понятнее так и не стало. — Зачем он это сказал? Как будто он не знает, что дверь заперта, окон здесь нет, и нам никуда отсюда не деться.

— Да какая разница? — проворчал Финч. — Ну захотелось ему так сказать, кто знает, что у него на уме…

— Нет, — раздраженно ответила Арабелла. — Этот Эйсгроу так просто ничего не говорит. Мне показалось, что…

Финч презрительно рассмеялся.

— Ты думаешь, он намекал на то, что мы можем отсюда выбраться? Это же глупо!

Арабелла не ответила. Вместо этого она поднялась с трубы и принялась осматривать котельную. Финч, хоть и был настроен весьма скептически, и сам не заметил, как присоединился к ней в поисках любого намека на путь наружу.

Окон в котельной действительно не наблюдалось. Дверь здесь была одна-единственная — та, через которую привел их дворецкий.

Ползущие по стенам взгляды Арабеллы и Финча одновременно сошлись в одной точке. Не сговариваясь, дети пришли к выводу: это единственное, что хотя бы отдаленно похоже на… выход? По крайней мере, из котельной прочь оно точно вело.

Финчу вдруг слова дворецкого также показались весьма подозрительными. «Если станет холодно…» — сказал он. И как здесь, в этой парилке, в принципе кому-то может стать холодно?

— Залезь туда, — сказала Арабелла.

— Что? — поразился Финч.

— Ну, — она кивнула на черный зев камина. — Туда.

— Почему я? Сама лезь.

Арабелла взглянула на него зло-презло.

— Послушай, — сказала она. — Мы можем сейчас долго спорить, и в итоге ты все равно полезешь в камин. Ты же хочешь поскорее выбраться и найти мадам Клару? Так что лезь уже.

Финч открыл было рот, чтобы подробно и доступно рассказать этой рыжей, что он о ней думает, но потом просто махнул рукой, посчитав, что скорченной рожи Арабелле вполне хватит.

Финч пригнулся и ступил в камин — под башмаками тут же затрещал ломаный уголь. Оказавшись внутри, мальчик задрал голову и увидел в кирпичном дымоходе железные скобы-ступени.

— Ну что там? — взволнованно спросила Арабелла. — Что-то есть?

— Засунь сюда свой нос и сама проверь! — пробубнил мальчик.

— Финч!

Финчу очень хотелось сказать что-то едкое, но он просто ответил:

— Да. Есть. Ступени. Но неизвестно, куда они ведут.

Мальчик выбрался из камина. Арабелла самодовольно улыбалась. Финч едва сдержал себя от того, чтобы взять немного сажи из камина и как следует умыть ею эту зазнайку.

— Думаешь, старик нарочно нам подсказал? — спросил он.

— Да, — уверенно ответила Арабелла. — Помнишь, как он отвлек Герхарта от шкафа, где мы прятались? Думаю, он не хочет, чтобы нас держали взаперти.

— Но зачем ему это?

— Не знаю. — Арабелла пожала плечами. — Может быть, его тронули твои слова об услужении гадким Уолшшам?

— Не думаю. — Финч покачал головой. Он был уверен, что старик не тот, кого могут пронять оскорбления какого-то мальчишки. — Но если Эйсгроу не хотел, чтобы нас держали взаперти, почему тогда он нас просто не отпустил?

— Я не знаю. Может, он не хочет напрямую нарушать приказ хозяина.

— Это странно…

Стоять и рассуждать дальше не имело смысла, и дети полезли в трубу.

В кирпичном лазу было темно, душно и нестерпимо воняло гарью. Местечко — хуже не придумаешь. Как вскоре выяснилось, помимо дымохода, он выполнял функции путепровода, проложенного внутри стен для очистки и ремонта каминов, труб и всех связанных с ними коммуникаций.

Дети вылезли из первой трубы и оказались в точно таком же, выложенном кирпичом, но на этот раз горизонтальном «коридорчике», в котором даже им было тесно и приходилось пригибать головы. Глаза их довольно быстро привыкли к темноте, и Финч с Арабеллой увидели впереди развилку с двумя новыми трубами.

Арабелла спросила: «Куда дальше?», и угольная пыль тут же попала ей в рот, мерзко заскрипев на зубах.

Дети выбрали трубу слева и вновь полезли вверх, цепляясь за железные скобы. Дальше была очередная развилка и новый «коридорчик»…

Порой Финчу и Арабелле попадались воздуховоды, и тогда они жадно вдыхали свежий воздух, идущий из наружных коридоров. Прежде чем, снова погрузиться в духоту и затхлость черных труб, дети делали глубокие вдохи, пытаясь забрать с собой побольше воздуха.

Шаги Финча и Арабеллы гулом разносились по путепроводу, когда они ступали по кирпичным «коридорчикам», а звон металла замешивался в причудливое скребущее эхо, когда они поднимались по железным скобам дымоходов. Пару раз они натыкались на решетки, выводящие наружу, через них в трубы проникало немного света, но открыть их не удавалось.

Финч и Арабелла взбирались все выше и выше. Черная паутина труб и переходов между ними казалась бесконечной. А один раз дети и вовсе выбрели к трубе, из которой тек настоящий жар. Дышать стало совсем тяжело, глаза начало жечь. Запахло дымом, да и сам дым уже заполнял трубу. Кто-то всего лишь зажег камин — причем явно в нескольких пролетах от детей. Если бы зажгли прямо под ними, они мгновенно превратились бы в две обгорелые и угорелые чушки.

В какой-то момент путь наверх преградил люк. Из-за него раздавался гул работающих механизмов. А еще до ушей заблудившихся в стенном лабиринте детей донесся приглушенный рокот метели. За люком располагалась насосная рубка, которая выталкивала дым через штормовые щели во время бурь, но дети этого не знали и поняли лишь, что забрались под самую крышу «Уэллесби». Люк открыть не удалось, как они ни старались сдвинуть рычаг, и детям не оставалось ничего иного, как спускаться и искать другую дорогу.

Финча посетила мысль, что если мистер Эйсгроу действительно намекал им о побеге из котельной, то это была коварная изощренная пытка. Кто знает, вдруг Уолшш приказал своему дворецкому замуровать неугомонных детей в дымоходе. А что, это действительно было бы в духе злобного наследника «славного и древнего семейства» — пока Фанни думает, что они у него в плену, она выполнит все, что ему нужно.

С каждым пролетом, с каждой новой лестницей, мысли мальчика становились все более рваными и непонятными. Он брел и карабкался уже исключительно машинально, почти не понимая, что делает. Финч не обращал внимания ни на жар, порой касающийся их лишь краешком, ни на угольную пыль, лезущую в глаза. Он уже не замечал, как делает судорожные вдохи у решеток воздуховодов, и бессмысленно стучал по решеткам, через которые пробивался свет, без надежды, что какая-то окажется открытой. Он даже забыл об Арабелле. Ему уже казалось, что это никакая не девочка, а его собственная тень ожила и бродит за ним по пятам, повторяет все его движения, все его вдохи.

Финч и его тень-Арабелла прошли мимо очередной решетки, ступили в лужу света, и направились дальше, даже не промочив в ней ноги. Но они не сделали и дюжины шагов, как осознание увиденного догнало их, будто брошенным в спину камнем. Решетка была открыта!

— Выход?

— Выход!

Дети бросились обратно.

Решетка была приоткрыта и удерживалась на подпорке. Они не знали, дело ли рук это мистера Эйсгроу, или же кому-то из слуг просто было велено отправляться чистить какой-нибудь засорившийся дымоход, но разбираться, почему решетка открыта, не было никаких сил.

Выбравшись в коридор, дети, похожие на два уголька на ножках, сразу же ощутили, что будто вылечились от долгой и страшной болезни. К их облегчению, поблизости никого не оказалось — видимо, все были на балу. Какая-то там смена танцев — Финч уже сбился со счета.

Дети кашляли и хрипели. Мальчик уселся на пол, пытаясь прийти в себя. Голова кружилась.

Арабелла опустилась рядом. Девочка была почти полностью покрыта сажей, и от ее кашля в воздух поднимались облака черной пыли. Прекрасное платье, которое дали ей хозяева бала, превратилось в костюм трубочиста. Сам Финч выглядел не лучше.

Постепенно головокружение отступило, да и горло резало уже не так сильно. Тереть опухшие глаза черными от копоти руками мальчик не решился. Он оглядел стены и поймал себя на том, что узнает этот коридор, или, вернее, ряд портретов с толстяками, которые висели между дверями с номерками. Это был второй этаж гостевого крыла.

— Фанни, — отрывисто выдавил из себя Финч и поднялся на ноги. — Нужно ее предупредить. Нужно забрать ее отсюда.

— Но куда мы ее заберем? — Арабелла пыталась стряхнуть угольную пыль с волос, еще больше их загрязняя. — Мы заперты в этом проклятом доме!

— Мадам Клара… она поможет выбраться отсюда. И нужно забрать мистера Риввина. Его нельзя здесь оставлять, понимаешь?

Арабелла кивнула — она понимала.

Финч помог ей подняться на ноги, и вдвоем нетвердой походкой они направились к лестнице.

Когда они добрались до нее, Финч выглянул на площадку, чтобы убедиться, что там никого нет.

— Ты пойдешь к Фанни одна, — сказал он. — И постарайся не попасться Уолшшу или Эйсгроу.

— Что?! Почему я? А ты что будешь делать?

— А я попытаюсь найти мадам Клару.

— Ты думаешь, Уиллаби поможет?

— Пусть только попробует не помочь…

Они разделились. Девочка пошла на третий этаж, где располагалась комната Фанни, а мальчик направился выше…

Вот так чумазый Финч и оказался в одиночестве.

В коридоре четвертого этажа было пустынно. Финч сразу отметил, что здесь редко появляются люди. И хоть кругом не было и намека на пыль, все же сами эти стены, запертые двери комнат, единственная тусклая лампа над лестницей… все это создавало ощущение заброшенности, будто находишься не в настоящем, а краешком глаза заглянул в прошлое.

«Где же живет Уиллаби? — подумал Финч. — В какую сторону идти?»

Мальчик пошел направо и вскоре понял, что он одновременно и ошибся, и попал туда, куда ему было нужно.

Тонкая струйка света, льющаяся из щелочки приоткрытой двери дрожала и извивалась, словно змея.

Возле двери кто-то лежал. Подойдя ближе, Финч содрогнулся. Невероятно худой и изможденный мужчина, с черными кругами вокруг глаз и впалыми щеками, не шевелился. Одет он был в дорогой костюм, из чего Финч сделал вывод, что перед ним кто-то из гостей или хозяев дома. А затем, отметив поразительное сходство с Герхартом Уолшшем и одновременно с Уиллаби, мальчик предположил, что это именно тот, кто должен был помочь ему отыскать мадам Клару… Уильям Уолшш.

Финч испугался. Господин Уолшш, если это был, и правда, он, походил на мертвеца. Склонившись над ним, к своему облегчению, мальчик услышал сиплое дыхание, вырывающееся из приоткрытого рта. Господин Уолшш был без сознания. На его голове алела продолговатая рана — темно-русые с проседью волосы на макушке слиплись от крови.

«Наверное, тот, кто сделал это, в комнате. Может, там и мадам Клара?»

Финч подошел к двери и заглянул в щелочку.

Шевеление.

Так он назвал про себя то, что увидел. Что-то шевелилось, двигалось по комнате. Что-то черное металось за дверью…

Больше Финч ничего не мог разглядеть, и тогда, решившись, он осторожно приоткрыл дверь чуть шире. Ожидая скрипа петель или окрика, мальчик застыл, приготовившись бежать. Ни первого, ни второго не последовало. Зато то, что ему предстало, заставило его забыть о своих прежних страхах и переживаниях.

В комнате висела черная туча. Она была живой и двигалась — то закручивалась спиралью, то вздымалась до самого потолка, после чего стремительно опадала к полу, но за тем лишь, чтобы в следующее мгновение в очередной раз подняться.

Финч сперва даже не понял, что это такое: то ли пыль, то ли дым, но стоило ему опустить взгляд, как все стало ясно. У порога лежали черные, как смоль, перья. Туча, бушующая в комнате, состояла из перьев!

Из комнаты не раздавалось ни единого звука. Перья не шуршали, не шелестели, даже тишина там была какой-то… мертвой. Будто все кругом выключили.

Финч пытался разглядеть что-либо в комнате, но не мог. Волны перьев неистовствовали и бились о стены, порой выплескиваясь «брызгами» в коридор.

И тут тишину внезапно нарушили.

Раздался голос. Он прозвучал так резко и неожиданно, что Финч даже отпрянул.

— Ты мне скажешь… ты мне все скажешь. Как открыть замок? Как достать мое сердце?

Голос, сказавший это, был неприятным, он царапал уши, будто крошечными коготками. Он скрипел, как старый пол.

Финч сразу же понял, кому этот голос принадлежит. В комнате был один из двух жильцов четвертого этажа гостевого крыла, единственный друг Уиллаби Уолшш. Скрипун…

Когда перья в очередной раз разлетелись по сторонам, окутав стены колышущимися черными драпировками, Финч наконец увидел и самого Скрипуна.

Это был невероятно высокий мужчина в черном костюме и цилиндре. В одной руке он сжимал сложенный зонт. Скрипун поднял голову, и взору Финча предстало… сперва он подумал, что лицо Скрипуна тонет в тени от полей цилиндра, но это была никакая не тень. Тяжелое скуластое лицо не-птицы, с острым носом и длинным подбородком, было черным! Не смуглым, а именно черным, как уголь. При этом не-птичьи глаза блестели, как вороненая сталь.

Финч почувствовал, как по спине побежали мурашки, а горло свело судорогой. Пальцы задрожали, и он вцепился ими в полы сюртучка.

Финч узнал того, кого Уиллаби звала Скрипуном. Он уже видел его раньше. Статуя из Гнезда Ненависти Фогельтромм будто ожила. Перед ним во всем своем кошмарном великолепии предстал не кто иной, как Круа Гелленкопф.

Первой мыслью Финча было бежать. Прочь. Не озираясь. Пока его не заметили. Но он тут же поймал себя на том, что не может и шагу ступить.

Мысли в голове заметались лихорадочным роем. Финч понимал, что просто не может убежать, ведь именно это место он и искал. Именно сюда шел, следуя за мадам Кларой…

Перья вновь зашевелились и объяли Гелленкопфа тучей, а затем он вскинул зонтик, и, следуя воле своего господина, они взмыли под потолок комнаты, затянув его жутким ковром.

И тут Финч увидел черный ком, лежащий у ног Гелленкопфа. Ком трясся и царапал руками пол.

С содроганием, мальчик узнал в нем мадам Клару.

Ее всегда собранная строгая прическа рассыпалась. Волосы оказались невероятно длинными — матовыми волнами они растеклись кругом на несколько футов. Платье няни было порвано, словно его иссекли ножами, в прорехах проглядывали белоснежные плечи и ноги, истерзанные и окровавленные. Голова мадам Клары была запрокинута назад, губы ее представляли собой кровавое месиво, из сломанного носа неостановимым потоком текла кровь. Глаза не моргали, словно веки вросли в кожу, и незряче уставились прямо перед собой.

Это было ужасное, ни с чем не сравнимое зрелище. И, глядя на мадам Клару, изуродованную и беспомощную, Финч заплакал. Слезы потекли по чумазому лицу, оставляя на щеках грязные мокрые следы…

Ни мадам Клара, ни ее мучитель не замечали застывшего на пороге Финча.

Монстр с зонтиком склонился к няне и схватил ее за волосы. Мадам Клара закричала. Гелленкопф поднял ее за волосы с легкостью, словно она ничего не весила, и отшвырнул от себя прочь. В тот же миг рухнувшая лавина перьев накрыла комнату, и мальчик не увидел, что случилось с мадам Кларой.

Перья в очередной раз расползлись к стенам, обнажив происходящее наподобие театрального занавеса. Мадам Клара лежала, вжимаясь в пол. Она хрипела, ее грудь сотрясалась, и изо рта вместе с судорожным кашлем вырывались брызги крови.

Гелленкопф вскинул зонт и сделал им резкий выпад в сторону няни. Часть перьев оторвалась от стены и черным рукавом устремилась к распростертой женщине. Перья начали полосовать ее — от каждого такого прикосновения на лице и теле мадам Клары появлялись новые порезы. Она пыталась отбиваться, но все было бессмысленно.

— Мадам Клара! — закричал Финч.

Женщина поглядела на него. Она не произнесла ни слова, но он отчетливо уловил в ее взгляде отчаянное: «Беги!»

Гелленкопф повернулся к Финчу. На его лице появилась смесь раздражения и удивления. Видимо, он не представлял, что это за существо в дверях и откуда оно здесь взялось. Но существо было настроено решительно…

Финч вытащил из кармана крошечный, под стать ему самому, револьвер. Направил его на Гелленкопфа.

— Не трогай ее! Или я… или я…

Даже слепой увидел бы, как дрожит револьвер в пальцах Финча. Даже глухой различил бы страх в его голосе.

Но Гелленкопф не был ни слепым, ни глухим.

— Убей его! — велел он неизвестно кому и снова повернулся к мадам Кларе, словно позабыл о самом существовании чумазого мальчишки.

Портьера черных перьев на стене колыхнулась, и из нее, опираясь на трость, выбрался старик в белом костюме и треуголке.

— Неугомонный внук Птицелова… — проговорил с улыбкой Одноглазый. — Думаю, он не будет против, если я тебя выпотрошу.

Мальчик не успел ничего предпринять, когда Корвиус вскинул руки и обернулся белой вороной. А затем птица набросилась на него, выбила из руки револьвер. Финч попытался защитить лицо руками, и когти, разорвав рукава, вспороли его кожу. Боль была жуткой. Ворона била его крыльями, клевала и неистово рвала когтями.

Финч попятился и вновь оказался в коридоре. Он вопил и пытался отмахиваться. В какой-то момент ему удалось схватить ворону за крыло обеими руками. Финч дернул. Раздался хруст, но птица, закаркав от боли, забила свободным крылом еще яростнее. А затем вонзила все свои когти в плечо мальчика, с легкостью разорвав и сюртучок, и жилетку, и рубашку.

Не осознавая, что делает, Финч вонзил зубы в птичье крыло и сжал их что было сил. Ворона дернулась так яростно, словно пыталась распасться на две части. Она уже не каркала — а жутко, пронзительно орала. Вырвавшись из рук Финча, она извернулась и каким-то невероятным образом отшвырнула его от себя.

На том месте, где только что была ворона, стоял, скрючившись и с трудом опираясь на трость, Горан Корвиус. Его белый костюм был покрыт черной кровью и сажей, сломанная рука висела плетью. На плече кровоточил след от укуса.

Единственный глаз не-птицы пылал яростью. Старик не ожидал отпора, он-то полагал, что с легкостью расправится с каким-то мальчишкой. Но он не был бы успешным интриганом, если бы не делал выводы из своих промахов.

— Этого стоило ожидать, — едва слышно прохрипел Корвиус. — Внук Птицелова… Непредвиденные обстоятельства… Узелки и нити, выбившиеся из плетения…

Финч глядел на этого жуткого старика и не мог разобрать ни слова — голос Одноглазого звучал, как шорох, напоминающий шарканье ногами по полу. Финч вдруг вновь почувствовал себя отсталым. Он совершенно не знал, что делать. Все его мысли сейчас занимали лишь доносящиеся из комнаты крики мадам Клары и вкус… горький вкус крови не-птицы во рту.

Одноглазый одним движением вытащил из трости клинок и небыстро, осторожно двинулся к мальчику. Теперь он был готов к любым неожиданностям.

— Мне будет так приятно это сделать, — сказал Горан Корвиус. — Пока ты жив, искоренение семейства Трогмортона будет не полным. Внук Птицелова… нить, выбившаяся из плетения…

Финч попятился.

— Нет-нет, — угрожающе проговорил Одноглазый. — Ты так просто не уйдешь. Думаешь, что старик слишком немощен, чтобы тебя догнать?

Горан Корвиус поднял клинок и вдруг… отпустил его. Тот просто повис в воздухе рядом с ним. Сунув руку в карман, Одноглазый извлек что-то из него. Он швырнул это «что-то» вперед, и оно мягко покатилось по полу. Когда красный шар стукнулся о башмак Финча, мальчик с удивлением понял, что это обычный клубок шерстяных ниток. Клубок выглядел совершенно безобидным и…

И вдруг все изменилось.

Финч моргнул и застыл. Только что он был в коридоре гостевого крыла, а вот — он уже в совершенно другом месте. Причем в таком, что впору взять и сойти с ума.

Начать с того, что больше это был никакой не коридор. Темно-красные стены, пол, потолки, лампы казались мягкими, шершавыми, и Финч понял, что все кругом связано из нитей. Свет в лампах также имитировали нити, но белые — длинными извивающимися щупальцами они выползали из плафонов и врастали в окружающие предметы.

Мальчик неуверенно шагнул по вязаному, как кофта, полу. Учитывая низкие покатые своды, он предположил, что находится на чердаке или в мансарде. Здесь было тихо, лишь из углов раздавалось едва слышное шуршание — крутились колеса ткацких станков, прядущих все новые и новые нити.

В стене было пробито окно, и Финч выглянул наружу. То, что он увидел в окне, заставило его отшатнуться.

Город, как и все на чердаке, был связан из нитей — улицы, дома, крыши, фонарные столбы…

Что-то коснулось ноги мальчика, он дернулся и опустил взгляд — на него пуговичными глазами смотрело какое-то крошечное существо с нитяными щупальцами.

— Покорми нас, — молящим голоском проговорило оно. — Покорми, покорми нас!

Из-под столов выглядывали глаза-пуговицы других вязаных существ. Шевеля лапками и щупальцами, переваливаясь с ноги на ногу, вязанки трусили головами. Эти странные нелепые куклы были испуганы появлением незнакомого мальчика, но тот не предпринимал никаких попыток навредить им, и они осмелели, рискнули высунуться из укрытий.

— Покорми… покорми нас!

— Отстаньте, — велел Финч. — Как отсюда выбраться? Вы знаете?

— Покорми… ну пожалуйста…

Финч понял, что ничего не добьется от вязаных коротышек, огляделся по сторонам и увидел дверной проем. Осторожно подойдя и выглянув, мальчик обнаружил лишь еще одну комнату — почти идентичную той, в которой находился: ткацкие станки, верстаки, окно, и… еще одна дверь. Он ринулся к ней. Но и за ней его ждало то же самое. Еще один чердак. И повсюду были вездесущие вязаные куклы. Словно коты, они терлись о ноги и молили:

— Покорми нас!

— У меня нет для вас еды! — раздраженно бросил Финч.

— Зато у меня есть, — раздался голос из угла.

Финч замер, глядя на то, как нити в стенах расплетаются, образуя проход, и из него медленно выбирается Одноглазый.

— Мои милые глупые вязанки! — сказал он. — Хозяин дома!

— Покорми… — Они устремились к нему гурьбой. — Покорми нас…

Старик отшвырнул их ногой, после чего засунул руку в стену и вытащил из нее, словно взял с полки в шкафу, свой клинок.

— Конечно, мои милые, только сперва угощу нашего гостя.

Шевеля длинным скрюченным носом, Корвиус двинулся к Финчу.

— Где я?! — закричал мальчик.

Одноглазый окинул взглядом стены и пожал плечами.

— Это мой дом, — сказал он.

— Но как я сюда попал? Этого… этого просто…

Одноглазый подходил все ближе…

— Ну да, — кивнул он. — Этого просто не может быть. Чтобы кто-то вдруг взял и оказался внутри клубка? Нет-нет, это совершенно невозможно.

Финч опешил. О чем говорит этот безумец? Внутри клубка?!

— Ты не сбежишь, как ни старайся, — изрек Одноглазый. — Отсюда для тебя нет выхода.

Несмотря на его слова, Финч сорвался с места и бросился бежать. Не разбирая дороги, он выскочил из дверного проема, быстро преодолел чердак, не останавливаясь ни у вязаных сундуков, ни у ящиков, полных клубков, ни у одинокого окна, за которым открывался жуткий нереальный вид на простирающиеся кругом нитяные кварталы. Финч оказался на точно таком же чердаке — уже третьем по счету. Пересек и его. И снова он попал в угрюмую вязаную комнату. Старик не солгал. Выхода отсюда не было…

— Эй! Внук Птицелова! — позвал Одноглазый. — Куда ты подевался?! И почему нынешние дети не верят на слово? Вот в наше время старших уважали, прислушивались к ним…

«Если нельзя сбежать, — подумал Финч, лихорадочно озираясь по сторонам, — нужно спрятаться!»

Отчаянно надеясь, что у старика нюх хуже, чем у ищейки Кэрри, Финч нырнул под один из заваленных грудой красной пряжи верстаков.

Оказавшись в укрытии, он замер за ткацким станком, прислушиваясь.

Кто-то подергал его за штанину. Финч опустил взгляд и увидел нечто, напоминающее крошечного бордового осьминога. Вязанка была старой, вся в пыли, нити на ее «шкурке» в некоторых местах порвались. Она выглядела очень грустной — так показалось Финчу.

«Ну вот, — раздраженно подумал он. — Сейчас попросит покормить ее».

— Забери меня… — неожиданно взмолилась вязанка. — Забери меня с собой…

— Я не могу.

— Пожалуйста… пожалуйста… пожалуйста…

— Я не могу тебя взять.

— Здесь плохо… мне здесь очень плохо…

Рассуждать не было времени, и, подхватив нитяное существо, Финч засунул его под сюртучок. Вязанка оказалась на удивление теплой. Она немного покопошилась, а потом затихла, будто заснула.

И тут Одноглазый нашел Финча. Зайдя на этот чердак, старик сразу же понял, где прячется мальчик. Подойдя к верстаку, он резко наклонился и без предупреждения ткнул шпагой в Финча. В самый последний момент мальчик успел крутануть колесо ткацкого станка, и клинок, попав в прорезь между спицами колеса, вырвался из руки злобного не-птицы.

Финч не стал дожидаться, когда старик схватит его, и, выбравшись из-под станка, отпрянул от Одноглазого. Тот поглядел на него, усмехнулся.

— Ну давай, Внук Птицелова, — прохрипел он, наклонился и поднял клинок. — Сделай то, что сделал бы твой дед. Убей меня! Сними с меня шкуру! Давай же, чего глядишь своими перепуганными глазенками?

И Финч сделал то, чего от себя не ожидал. Его руки, словно сами собой, схватили из ближайшего ящика клубок ниток и швырнули его в старика. Вскинув клинок перед лицом, Одноглазый отбил клубок прочь. Финч схватил следующий, ловко метнул и его.

— Грязный маленький ублюдок! — закричал Одноглазый и шагнул к мальчику.

Но Финч не прекращал обстрел. Клубок за клубком отправлялся в полет, причиняя не-птице недюжинное раздражение и даже боль. Хоть клубки и казались мягкими, но при этом они были довольно увесистыми. Все их отбить не-птице не удавалось — какие-то клубки достигали цели: они били Одноглазого в грудь, попадали в лицо…

И тем не менее, Финч не успел ни придумать, что делать дальше, ни хотя бы насладиться своей маленькой местью. Потянувшись в ящик за очередным клубком, он почувствовал, что не может вытащить руку. Опустив взгляд, он с ужасом увидел, что клубки в ящике ожили и расплелись — один вцепился в его пальцы, другой схватил за манжету.

— А ну, отпустите! — воскликнул мальчик и с силой выдернул руку.

Сорвав с рукава прилипчивый клубок, Финч уже развернулся, чтобы броситься бежать, но тут из ближайшей стены вырвались нити — они стремительно обхватили его запястье. Пол под ногами зашевелился и начал опутывать башмаки и штаны. Сам чердак Одноглазого ожил!

— А-а-а! — закричал Финч и принялся срывать с руки нити, но другие тут же оплетали его.

— Пустите! Пустите!

Нити не слушались. Вырываясь из пола, они охватывали его путаными корнями, поднимаясь все выше. Те, что выросли из стены, затягивали руки, и стоило ему оторвать одну кисть, как тонкие, но сильные красные путы с удвоенной силой пеленали другую.

Всего за несколько мгновений он оказался в коконе, напоминая большую вопящую катушку. Одноглазый подковылял к плененному мальчику.

— Выбившиеся нити… — проговорил он, — всего лишь выбившиеся нити…

Финч врастал в стену, нити оплели его горло, пережали его, и он почувствовал, что задыхается. Раскрыв рот, мальчик, попытался сделать вдох и не смог. В глазах начало темнеть…

И тут кто-то закричал:

— Фи-и-инч!

Горан Корвиус дернул головой и оскалился. Подобного он, судя по всему, не ожидал…

— Гости пожаловали! — злобно прохрипел Одноглазый, и тут чердак исчез…

Финч брыкался и дергался. Он снова был в коридоре гостевого крыла на четвертом этаже «Уэллесби». Хоть и не осознавал этого. Мальчик не стоял, примотанный к стене, а лежал на полу, и не было никаких нитей, но он продолжал биться, пытался вырваться из несуществующего кокона.

В коридоре появились люди. Они пришли со стороны лестницы. Краем глаза Финч успел заметить Фанни и Арабеллу. Кто с ними был еще, мальчик не видел, но сразу же узнал голос мистера Риввина:

— Ну почему вы меня сюда притащили? — проканючил тот. — Зачем вы меня разбудили? Мне снился такой приятный сон. Я пил чай. И там был слон. И слон пил чай. Я выловил его из снежной бури. Он попался мне на удочку, но потом убежал, и мне пришлось приманивать его вареньем. А варенье я сварил из башмаков и старых барабанов.

Но никто его не слушал.

— Финч! — снова завопила Арабелла, с ужасом глядя на распростертого у ног Одноглазого мальчика.

— Все по порядку, — рявкнул Горан Корвиус. — Сперва ты…

Он резко вскинул клинок и прямо на глазах у пораженной Арабеллы вонзил его в грудь Финча.

— Нет! — закричала девочка.

Но Финч и не думал умирать. Он упер руки в пол и попробовал отползти.

— Что такое? — недоуменно проговорил Горан Корвиус. Его клинок оплетали щупальца из бордовых нитей. Вязанка, которую Финч вытащил из клубка, попыталась его защитить.

— Маленький предатель! — закричал Одноглазый.

Он дернул рукой и вырвал клинок из вязанки, разрезав ее конечности. Вязанка заныла и заползла обратно, к мальчику под сюртучок. Ее бывший хозяин снова вскинул клинок, намереваясь вонзить его Финчу прямо в лицо, но так и не успел этого сделать. И помешал ему, как ни странно, мистер Риввин.

Оттолкнув от себя руку поддерживавшей его банкирши с улицы Мэпл, он закричал. Закричал так, что стоявшие рядом с ним люди отшатнулись и вжались в стены, зажимая себе уши руками.

А затем мистер Риввин перестал быть собой.

Он рухнул на колени, словно кто-то невидимый вывернул его ноги из суставов. Кожа мистера Риввина побелела, глаза округлились и налились чернотой, нос заострился и удлинился. Он, наконец, стал тем, кем он был, — не-птицей. Но трансформация на этом не остановилась. Раздался жуткий скрежет, будто кости в теле мистера Риввина начали гнуться. Его руки и ноги истончились, обратившись лапами с длинными острыми когтями. Костюм исчез и теперь представлял собой грубую белую шкуру, каштановые волосы на голове за одно мгновение отросли и побелели. Нос превратился в самый настоящий клюв, черты исказились до неузнаваемости.

Мистер Риввин больше не был ни красавчиком, ни даже не-птицей. Это жуткое существо напоминало помесь огромного белого пса и птицы.

Вот теперь он действительно походил на монстра. И монстр прыгнул.

Горан Корвиус словно позабыл о Финче, который пополз в сторону, спеша убраться подальше от Одноглазого и того, что прежде было мистером Риввином.

Старик обернулся белой вороной. Поврежденное крыло срослось, и он взмыл под потолок коридора в ту самую секунду, как песья птица с грохотом приземлилась на то место, где он только что стоял.

В следующее мгновение Горан Корвиус снова стал собой и сделал выпад клинком, прошив шкуру монстра. Тот заревел и дернул головой, пытаясь пронзить Одноглазого своим острым клювом, но старик снова превратился в ворону и взлетел к потолку.

Песья птица задрала голову и поглядела на Корвиуса безумным голодным взглядом. Она раскрыла клюв, с него на пол закапала вязкая, как плавленый воск, слюна.

Ворона издевательски каркнула, но она рано радовалась. Монстр подобрался и прыгнул. Извернувшись всем телом, он приземлился на потолке, вонзив в него когти всех четырех лап. Зависнув под потолком вниз головой, монстр оттолкнулся и снова прыгнул. Увернулся Одноглазый лишь чудом. На полу он уже оказался в виде не-птицы и насмешливо повел перед собой клинком, подманивая противника. И противник не заставил себя ждать. Он набросился на не-птицу. Острый клюв и длинные кривые когти заскрежетали о вспорхнувший клинок Горана Корвиуса. А затем обоих дерущихся будто подхватил вихрь.

Схватка шла на полу коридора, на стенах, под потолком. Для противников не существовало никаких преград.

Корвиус будто танцевал, прыгая и вращаясь с невиданной для старика прытью и совершая стремительные выпады, а монстр дергал головой из стороны в сторону, клацал клювом, словно клещами, но раз за разом захватывал лишь воздух.

Шпага Корвиуса походила на иглу швейной машины, она несколько раз прошила грудь и лапы монстра, но этого оказалось недостаточно. В какой-то момент старик утратил бдительность, и клюв Риввина вонзился ему в живот. Одноглазый закричал и попытался превратиться в ворону.

Песья птица не дала ему этого сделать — она мотнула головой, вырвав клюв из тела Корвиуса, и ударила его лапой. Чудовищные когти разорвали лицо старика. Наполовину преобразившись (голова Корвиуса уже походила на воронью, а левая рука обросла перьями), он отлетел к стене.

Истекая черной кровью, Одноглазый сполз по ней. Шпага выпала из его разжавшейся руки и со звоном стукнулась о паркет. Старик дернулся и прохрипел:

— Мое… Пророчество…

После чего его изуродованная голова опустилась на грудь.

Горан Корвиус был мертв.

Глянув на него, песья птица издала карканье, отдаленно похожее на смех, и развернулась. После чего, хрипя и пошатываясь, двинулась к застывшим Фанни, Арабелле и банкирше с улицы Мэпл, которые с ужасом наблюдали за схваткой. Черная кровь капала на пол из ран в груди и впалом брюхе. Рядом капала желтоватая слюна.

Не дойдя до них несколько шагов, монстр остановился. Высунув из клюва длинный черный язык, он попытался зализать раны, но тут силы покинули его. Мотнув головой, песья птица рухнула на пол.

Монстр исчез. На полу лежал, распростершись, мистер Риввин. Раскинув руки в стороны, он уставился в потолок.

Молодой человек судорожно заморгал, словно пытался разглядеть что-то в потемках под сводами или же намеревался вытряхнуть из глаза соринку.

Банкирша с улицы Мэпл бросилась к нему, опустилась на пол рядом и положила его голову себе на колени.

— Вы все еще здесь? — спросил мистер Риввин, переведя свой взгляд на нее.

— Конечно, — ответила женщина. Ее веки покраснели, по щекам текли слезы…

— Вас не испугал мой вид?

— Вы еще мою семейку не видели, — невесело улыбнулась мадам и чуть приподняла полу сюртука мистера Риввина — шарф был весь в крови, к первой ране добавились еще две.

— Кажется… кажется, я умираю, моя милая банкирша с улицы Мэпл, — негромко проговорил мистер Риввин и закрыл глаза. Его костюм стремительно намокал от крови, кругом растекалась вязкая черная лужа…

— Финч! — воскликнула Арабелла. — Что ты делаешь?!

Мальчик ее не слушал. Спотыкаясь и держась за стены, он двинулся к двери комнаты Скрипуна. Добравшись до нее, он схватился за дверной косяк и исчез внутри.

В комнате никто так и не обратил внимания на схватку в коридоре. Гелленкопф, вероятно, думал, что его приспешник расправится со всеми, кто рискнет ему помешать.

— Тебе нравятся мои перья? Это — все для тебя, Клара, — хвастливо говорил Гелленкопф. — Но кое-что я оставлю для проклятого Песочного Человека. Вы забрали у меня почти все, но эти жалкие крохи… их хватит. Пока я не верну себе свое сердце…

Гелленкопф держал мадам Клару за горло перед собой. Зонтик его висел рядом в воздухе, словно поддерживаемый невидимой рукой.

Усмехаясь, Гелленкопф просунул большой палец в рот мадам Клары и резко дернул им в сторону. Ноготь разрезал ее щеку, как нож, и вырвался на свободу. Лицо мадам Клары залило кровью. Она дернулась и повисла в руках мучителя.

Финч наклонился и нашарил в куче черных перьев револьвер. Поднял его…

На его глазах выступили слезы ненависти. Он не собирался больше угрожать или вообще хоть что-то говорить.

Финч просто нажал на спусковой крючок.

Раздался грохот, которого мальчик не ожидал от этой крохи, револьвер дернулся из ладони, словно обезумев, но Финчу удалось удержать его в руке.

Эхо от выстрела стремительно умирало. Все кругом будто застыло в вязком киселе.

Прошел миг… другой…

Гелленкопф разжал пальцы, и мадам Клара рухнула на пол. Сам он повернулся к мальчишке и усмехнулся.

— Неужели ты думаешь, что… — Гелленкопф оборвал себя на полуслове. На его лице появилось недоумение, за ней пришла боль, и в следующий миг — осознание.

Гелленкопф опустил взгляд и увидел круглую дыру в жилетке, из которой, впитываясь в ткань, вытекала черная кровь.

Его рот исказился и раскрылся. Гелленкопф сделал судорожный вдох и… закричал.

Перья в комнате пришли в движение. Подернувшись, будто на ветру, они медленно поползли к Гелленкопфу, постепенно набирая скорость. Добравшись до него, перья начали врастать в его тело, забираясь внутрь через прореху в груди и широко распахнутый рот, словно в две чудовищные воронки.

Собираясь со всех сторон, в какой-то момент они накрыли и Финча. И тогда он буквально на своей шкуре ощутил, что это такое — оказаться в сердце этой перьевой метели. Его било и толкало, швыряло из стороны в сторону, пинало и тащило по полу. И все это одновременно. Он кричал, закрывал голову руками, но даже не слышал собственного крика.

Все закончилось так же стремительно, как и началось. Черная туча словно выплюнула Финча.

Он обнаружил себя лежащим на полу и схватившимся обеими руками за трубу радиатора. Не решаясь разжать пальцы, Финч повернул голову. Туча, словно злобный черный дух, заползала в трясущегося Гелленопфа, и ее последние конечности как раз забирались в его грудь и рот.

Когда последнее перо исчезло внутри Гелленкопфа, он схватил зонтик, резким движением раскрыл его над головой, словно спрятался под ним от снега, и замер. Веки его опустились, рот закрылся. Он прекратил шевелиться и будто превратился в статую.

Финч не стал проверять, что с ним случилось. Он знал, что Гелленкопф жив. Всем своим существом ощущал, что это чудовище не умерло. Оставаться на месте было нельзя, ведь если он очнется…

Отпустив трубы, Финч перевернулся и пополз к распростертой на полу женщине. Оказавшись рядом, он взял ее за руку.

— Мадам…

Клара Шпигельрабераух не могла даже повернуть к нему голову. Ее изрезанное лицо было залито кровью, ужасный кровоточащий шов тянулся до середины щеки, как отвратительная полуулыбка.

— Риввин… — сорвалось с ее губ. — Я слышала… Его голос… он здесь?

— Да, мадам. Мистер Риввин здесь.

— Спаси Риввина, — прошептала она. — Это важнее всего. Забери его отсюда…

— Но как, мадам? Я…

— Окно… Открой окно… Скорее…

Финч вскочил на ноги и бросился к окну. Он с силой дернул рычаг, вжав голову в плечи и ожидая, что буря вот-вот сметет его своим напором. Штормовые ставни поднялись, но метели за ними не оказалось. Зато в буре был пробит уже знакомый Финчу коридор, который вел прочь от «Уэллесби».

— Финч! — раздался за спиной сдавленный голос Арабеллы.

Он обернулся. Девочка стояла в дверях, по очереди переводя немигающий взгляд на всех, кто был в комнате. За ее спиной замерла Фанни. От ужаса женщина зажала рот руками.

— Скорее! — воскликнул Финч. — Нужно бежать! Фанни! Мистер Риввин — мы должны забрать его! Фанни, очнись!

Мадам Розентодд дернулась и сбросила оцепенение. Не говоря ни слова, она бегом вернулась в коридор и вскоре вернулась вместе с банкиршей с улицы Мэпл. С трудом они затащили в комнату мистера Риввина, поддерживая его под руки.

— Кто это такой? — спросила Фанни, кивнув на Гелленкопфа.

Финч подошел к мадам Кларе и вновь взял ее за руку.

— Дети! — Банкирша с улицы Мэпл, наконец, решила все выяснить. Хоть и выбрала для этого не слишком подходящий момент. — Что здесь творится? Что все это значит?!

— Мадам, туда! — Финч ткнул рукой в сторону окна и белого тоннеля за ним. — Тащите его туда!

— Там человек лежит у дверей. Он жив, но….

— Нет времени спорить, мадам! О нем позаботятся. Скорее!

Банкирша с улицы Мэпл кивнула. Они с Фанни потащили к трубе в снежной буре мистера Риввина, который вдруг пришел в себя и что-то забормотал о слонах в чулках и о лоскутных одеялах, сшитых из обрывков ночи, лунного света и чернил.

Перевалив мистера Риввина через подоконник, женщины забрались следом в трубу и поволокли его прочь.

Фанни обернулась:

— Вы… за нами?

— Уходите! — велел мальчик. — Мы догоним…

— Финч!

— Мы догоним!

Фанни отвернулась, и они с банкиршей, волоча мистера Риввина, двинулись по трубе.

Арабелла подошла к Финчу и няне на негнущихся ногах. Ее лицо блестело от слез.

— Мадам Клара… что он с ней сделал?..

— Нам надо забрать ее, — прошептал Финч. — Надо забрать ее…

Мадам Клара теряла сознание и возвращалась в него раз за разом, словно кто-то включал и выключал ее, дергая невидимый рубильник. Это было жутко, и Финч не знал, что с этим делать. Она то обмякала и будто бы умирала, а то вздрагивала и начинала биться, словно забыла все и отчаянно пыталась понять, где она и что происходит.

В комнате вдруг раздался дрожащий от обиды и непонимания голос:

— Скрипун… Скрипу-ун…

Финч поднял голову. Рядом с Гелленкопфом стояла Уиллаби. Она казалась совсем крошечной, в сравнении с этим великаном. Девочка дергала его за рукав.

— Уиллаби! — закричал Финч. — Не трогай его!

— Это ты! — Уиллаби гневно на него посмотрела. — Ты убил Скрипуна! Моего единственного друга!

Кажется, ее больше волновал Гелленкопф, чем ее собственный отец, лежащий в коридоре без сознания.

— Мой Скрипун…

Финч попытался ее образумить:

— Уиллаби, ты не понимаешь…

— Скрипун! — Уиллаби прикоснулась к его запястью. — Скрипун…

И Гелленкопф шевельнулся. Он задрожал, его веки подернулись.

Финч с ужасом услышал, как затрещала ручка зонтика, когда длинные черные пальцы ее крепко сжали.

Гелленкопф дернул висевшей вдоль тела рукой и отшвырнул Уиллаби от себя прочь. Удар был так силен, что девочка пролетела половину комнаты и ударилась о стену. Уиллаби рухнула на пол, как ком тряпья.

— Кла… ра… — прохрипел Гелленкопф и открыл глаза.

Мадам Клара словно услышала его и в очередной раз очнулась.

— Бегите… — едва слышно произнесла она. — Я не могу… бегите… скорее…

Финч склонился над ней и сказал:

— Я пришел сюда за вами. Без вас я никуда не уйду.

Он неловко закинул ее руку себе на плечо, Арабелла сделала то же самое, и они поволокли ее к окну. Мадам Клара была тяжеленной — она весила, как дом, отлитый из чугуна.

Гелленкопф окончательно пришел в себя. Он повел головой и бросил испепеляющий взгляд на беглецов.

— Клара… — проскрежетал он. — Ты… ты не уйдешь от меня…

Гелленкопф качнулся и сделал шаг. Преградив детям путь, он встал между ними и окном.

— Ты ее не заберешь! — закричал Финч и прижал к себе мадам Клару так сильно, как только мог. — Я не отдам ее!

Гелленкопф поднял зонтик.

И тут Финч в полной мере осознал, кто это такой. Пусть у Круа Гелленкопфа не было его былых сил, от него веяло морозом и опустошающим бесконечным отчаянием. Это был не тот старик Одноглазый — черной тенью над мальчиком нависло нечто совершенно иное, будто сама стихия — это была будто бы сама зима. Не падал снег и не дул порывистый ветер, но тем не менее не оставалось сомнений, что зима здесь, она дышит и готова убивать. Финч ощутил себя слабым и жалким, совершенно никчемным.

Арабелла, видимо, чувствовала нечто похожее, поскольку тряслась всем телом, задрав голову и не мигая глядя на высоченного не-птицу в черном цилиндре.

— Ты очень зря попытался навредить госпоже Уиллаби, — раздался голос от дверей.

Гелленкопф медленно повернул голову и увидел мистера Эйсгроу, склонившегося над бессознательной девочкой.

— Ты очень зря попытался навредить господину Уильяму, — проговорил дворецкий.

— Тебя это не касается, Мноммор, — оскалившись, ответил Гелленкопф.

— Ошибаешься, — сказал дворецкий и распрямился.

Он вскинул руку, завел ее за голову и… Финч сперва даже не поверил своим глазам. За сегодняшний день он повидал уже предостаточно, но то, что сделал старик, его ошарашило настолько, что он просто захлебнулся от оживающего прямо перед ним кошмара.

Мистер Эйсгроу нашарил на затылке среди волос спрятанную пуговицу и вытащил ее из прорези. Отстегнул вторую, которая скрывалась под воротником рубашки на шее сзади. Остальное произошло само собой. Лицо дворецкого зашевелилось, словно все мышцы под ним пришли в движение и напряглись волной. А затем его голова расстегнулась, как капюшон, и из нее показались влажные кончики черных щупалец. Они выбрались из прорези и стащили с себя старческое человеческое тело, которое, расстегнувшись полностью, упало на пол.

Чудовище, которое жило внутри дворецкого, казалось, состояло из одних лишь щупалец, которые все росли и росли. И в какой-то момент эти кошмарные отростки заполнили собой уже едва ли не половину комнаты. Финч не понимал, как это существо могло умещаться в сухоньком теле мистера Эйсгроу.

Щупальца, извиваясь и оставляя на полу склизкий след, потянулись к не-птице.

— Ну что ж, — негромко произнес Гелленкопф и вскинул зонтик, словно шпагу. Он шагнул прямо в объятия щупалец и сделал выпад.

Дети глядели на происходящее, как завороженные, не в силах пошевелиться.

Из тоннеля показалась Фанни. Она сползла с подоконника в комнату. Прикрывая глаза рукой, словно боясь, что если взглянет на происходящее, то или замрет так же, как дети, или вмиг поседеет, она подбежала к Финчу и схватила его за плечо.

— Скорее! — воскликнула Фанни. — Бежим отсюда!

Дети словно очнулись от сна. Финч, Арабелла и Фанни втроем потащили мадам Клару к окну.

Финч первым забрался на подоконник. Он потянул мадам Клару к себе, но его сил не хватило, чтобы затащить ее туда. Арабелла поднялась к нему и вдвоем они еле-еле, но все же подняли мадам Клару наверх.

— Быстрее, быстрее, — взволнованно приговаривала Фанни. Она попыталась влезть на подоконник следом, но тут ее длинное платье сыграло с ней жуткую шутку — его подол зацепился за трубу теплофора. Финч бросился было к Фанни, чтобы помочь ей, но она решительно воскликнула:

— Тащите ее отсюда! Я следом!

В тоннеле, проделанном в буре, тело мадам Клары вдруг стало почти невесомым. Тащить ее стало легко, словно она была из пуха, и дюжина ярдов прочь от «Уэллесби» промелькнули незаметно. Но где же Фанни?..

Финч обернулся и похолодел.

Фанни все пыталась освободить платье, а за ее спиной шевелилась и блестела клубящаяся лоснящаяся тьма. Черная тварь, вылезшая из дворецкого, затянула собой уже всю комнату. Одно из щупалец обхватило женщину за пояс. На лице мадам Розентодд застыл подлинный ужас.

— Фанни! — закричал Финч.

— Не-е-ет! — закричала Фанни, и в следующее мгновение она исчезла в черном клубке.

Финч отпустил мадам Клару и ринулся к окну. Он не знал, что делать, не представлял, как будет вызволять Фанни, но он ни секунды не сомневался.

Вот только у снежной бури было свое видение происходящего. Будто издеваясь, она заштопала дыру едва ли не перед самым носом Финча. Проход между беглецами и «Уэллесби» исчез.