Птицы

Глава 12 Портной и Птицелов

Мистер Франки повесился.

Веревка чуть поскрипывала — она тянулась к дверной притолоке и крюку для лампы, а петля передавила шею мистера Франки, из-за чего его голова склонилась немного на бок.

Мистер Франки был одет в свой обычный вишневый шлафрок. Носки домашних туфель располагались всего в паре дюймов от пола, словно он пытался дотянуться ими до ковра, но так и не смог. Рядом валялась перевернутая табуреточка. На лице старика застыло его коронное презрение вкупе с так до конца его не оставившей подозрительностью.

Финч никогда прежде не видел мертвецов, но страха почему-то не испытывал — должно быть, из-за того, что он был поражен и не умел одновременно переживать ступор и страх. При этом с каждым уходящим мгновением его все сильнее охватывало гадкое ощущение: он будто черпал ложкой и ел грязный талый снег. Финча начало тошнить. Даже не от запаха — мистер Франки ничем таким особо мертвецким не пах, а от самого ощущения обстановки в гостиной. Старик будто перестал являться человеком — он словно был просто предметом, который кто-то поставил в углу и забыл.

В голове Финча вдруг всплыло: «Надеюсь, вас настигнет то, чего вы так боитесь! И вы получите по заслугам!» Это было самое последнее, что он сказал старому шпиону.

Финч почувствовал себя просто ужасно. Зачем?! Зачем он это сказал?! Да, он был обижен, но теперь старик мертв и… Финч вдруг отчетливо представил себе, как мистер Франки становится в дверном проеме, взбирается на табуретку, продевает голову в петлю…

Глядя на слегка покачивающегося на сквозняке мистера Франки, Финч отчетливо вспомнил его слова: «Я всегда тут жил один, и, кроме меня, здесь пропадать некому. Но я боюсь, что тоже когда-нибудь пропаду. Боюсь этого сильнее всего. И знаешь что? Я никому не дам себя куда-то утащить. Я скорее повешусь, чем допущу подобное…» Вот он и не позволил себе пропасть без следа… Сделал то, что обещал.

«Нет! — оборвал себя Финч. Он словно очнулся от сна и со злостью поглядел на старика. — Мистер Франки не сам это сделал! Зачем отправлять мне записку, а потом вешаться? Это глупо! Конечно же, это не самоубийство! Он слишком много знал. Мистер Франки выяснил что-то очень важное, и она добралась до него. Подлая миссис Чаттни проникла в квартиру мистера Франки и убила его! Нужно было предупредить констебля Перкинса — может, он бы помешал этой гнусной женщине совершить свое ужасное злодеяние!»

И все же, несмотря ни на что, Финч понимал, что констебль ничего бы не сделал: без доказательств он бы просто не поверил. И вот, мистер Франки мертв… висит в гостиной в своем домашнем шлафроке.

К слову, о шлафроке… Из кармана что-то торчало. Какая-то бумажка…

«Это что-то важное, — подумал мальчик. — Может, это как-то связано с тем, почему его убили?»

Финч отмер и осторожно двинулся к старику, испытывая одновременно и страх, и надежду, что тот вот-вот дернется и схватит его. Мистер Франки не дернулся, и Финч потянулся за бумажкой.

Рядом с карманом безвольно висела рука старика. Она была бледной, покрытой морщинами и волосами, под обломанными ногтями запеклась кровь, как будто он кого-то поцарапал, защищаясь. Что ж, ему так и не удалось справиться с женщиной, к которой он столь снисходительно относился. Он был таким умным, хоть и был таким дураком! Финч ведь пытался его предупредить! Ну почему мистер Франки не послушал?!

Финч достал бумажку. Это была очередная газетная вырезка. Мальчик уже собрался ее прочитать, но тут неосторожным движением вдруг коснулся руки мистера Франки. Она была теплой!

Финч вздрогнул и отпрянул. Он посмотрел на лицо старика. Мальчик был плохо знаком с мертвецами, и потому был сбит с толку. Может, мистер Франки еще жив?

— Мистер Франки? — едва слышно позвал мальчик.

Висельник молчал и глядел куда-то в сторону.

— Мистер Франки? — чуть громче повторил Финч. — Вы живы?

Но разумеется, мистер Франки не ответил.

Финч застыл.

«Что же делать?! — отчаянно подумал он. — Нужно кому-то дать знать! Но кому? Взрослым?»

Взрослым, по очевидным причинам, мальчик не доверял. И все же он понимал, что нельзя так просто оставлять все, как есть. Старик не может так висеть вечно.

«В доме ведь полицейские! — вспомнил Финч. — Если не им сообщить, то кому тогда вообще такое сообщают?»

Подобрав с пола свою банку с чаем, Финч выскочил из квартиры мистера Франки и бросился вниз по лестнице. Он преодолел все шесть этажей так быстро, что даже не заметил, как оказался у окошка миссис Поуп. Раздалось пронзительное «Не бегать!», а мистер Поуп возмущенно зашелестел газетой.

Финч подбежал к констеблю Перкинсу. Он собирался выложить все сразу, но так запыхался, что смог выдавить какую-то несусветную тарабарщину вперемешку с хрипами.

Констебль Доддж, который уже не спал, усмехнулся, глядя на мальчишку, и ткнул в его сторону своей дымящейся трубкой.

— Погляди, Перкинс, — надменно сказал он. — Оказывается, дети умеют отупляться с течением времени. Вот и этот их представитель уже забыл, как говорить.

Но Финч даже не обратил внимания на насмешку.

— Мистер Перкинс, мистер Доддж! — воскликнул он. — Мистер Франки… он… он повесился!

Миссис Поуп, выглянувшая из своего окошка, распахнула рот. Она была так потрясена, будто ей сообщили, что у нее из макушки пробился одинокий волосок. Судя по всему, консьержка никак не ожидала, что возможность заполучить квартирку Конрада Франки представится так скоро, несмотря даже на то, что она когда-то пыталась его отравить (если верить подозрениям самого бывшего шпиона).

Прочие присутствующие отреагировали каждый по-своему. Мистер Поуп испуганно высунул нос из-за газеты. Доктор Нокт захлопнул книгу, которую читал, и поглядел на мальчика с подозрительностью.

Что касается полицейских, к которым, собственно, Финч и обратился, то те поступили исключительно в своем репертуаре. Старший констебль расхохотался, поперхнулся табачным дымом и принялся судорожно кашлять, пуча глаза и крючась в кресле. А младший склонился к мальчику и схватил его за плечо:

— Как это повесился?! — Его глаза выдавали тревогу, озабоченность, даже злость. — Что ты такое говоришь?

— Да он выдумывает, Перкинс, разве не видно? — пропыхтел мистер Доддж, наконец прокашлявшись.

Вот только любой здравомыслящий человек, который сейчас увидел бы Финча, ни за что не подумал бы, что он что-то там выдумывает. Мальчик тяжело дышал, он побагровел до корней своих синих волос, а его глаза от страха будто забыли, как моргать.

А еще Финч разозлился от того, что ему не верят:

— Он повесился у себя в гостиной! Я зашел к нему, а он там… висит…

Констебль Перкинс отпустил мальчика и повернулся к старшему коллеге:

— Мистер Доддж, нам следует поскорее подняться в квартиру этого мистера Франки. Господин доктор, — он повернулся к доктору Нокту, — мы можем рассчитывать на вашу помощь?

— Конечно-конечно, — ответил доктор и, подхватив саквояж, поднялся из кресла.

Констебль Доддж не торопился следовать его примеру:

— Мальчишка городит какую-то чушь, а мы должны куда-то волочиться…

Констебль Перкинс нахмурился:

— Сэр!

Доктор Нокт встал рядом с ним, выжидающе поглядел на старшего констебля, и тому не оставалось ничего иного, кроме как подняться на ноги. С тем весь его вид выказывал, что если уж он, Вафоломеус Б. Доддж, и будет куда-то «волочиться», то никому не даст усомниться в том, кто здесь главный:

— Все за мной! И берегись, мальчишка, если все это какая-то шутка. Поуп, вам нужно особое приглашение?!

Мистер Поуп переглянулся с миссис Поуп, вскочил со стула и, сложив газету, поспешно отодвинул решетку.

Оба констебля, доктор и мальчик вошли следом за мистером Поупом в кабинку, она тронулась и поползла наверх.

В лифте со всеми, будто еще один пассажир, поднималась тревога. И с каждым этажом она становилась больше, шире, словно рядом стоял толстяк, набивающий брюхо пирогами.

Кабинка, наконец, замерла на шестом этаже, и лифтер всех выпустил.

— Мистер Поуп, — важно сказал констебль Доддж, обернувшись к лифтеру, замершему в глубине кабинки, — вы пойдете с нами.

— Я? — удивленно спросил мистер Поуп. — Но зачем?

— Нам нужен жилец дома, знакомый с покойником, — неумолимо сказал констебль. — Желательно, чтобы это был… гм… взрослый.

Дверь квартиры № 16 была по-прежнему распахнута настежь. Все прошли в прихожую, а оттуда в гостиную.

Возвращаясь в это жуткое место, Финч очень надеялся, что старого шпиона там не окажется, что все это или действительно игра его, Финча, воображения, или какой-то жестокий розыгрыш, но мистер Франки добросовестно присутствовал — по-прежнему висел в дверном проеме.

Увидев покойника, мистер Доддж буркнул:

— Да чтоб тебя…

— Мальчик сказал правду, — кивнул доктор Нокт.

Мистер Доддж вдруг воскликнул:

— Постойте-ка! Это же тот старикашка, которого я видел!

— Где вы его видели, сэр? — удивился мистер Перкинс.

— Внизу. Незадолго перед бурей. Миссис Поуп еще что-то там разлила на полу. Он прошмыгнул по лестнице и вышел через дверь черного хода. Озирался подозрительно. Это был он! Точно он!

— Мистер Франки никуда не выходит, — глухо произнес Финч.

— Хочешь сказать, что полиция в моем лице лжет, мальчишка? Это был он. В этом самом… халате красном!

— Вы видели, когда он вернулся, сэр? — уточнил младший констебль.

— Еще чего! Делать мне больше нечего, как следить за различными старикашками! — Мистер Доддж повернулся к лифтеру. — Мистер Поуп, вы узнаете этого человека?

— Я… я… — на мистера Поупа было жалко смотреть. Он вжал голову в плечи, дрожал всем телом. Глядел лифтер куда угодно, но только не на висельника. — Я… н-не…

— Мистер Поуп, возьмите себя в руки, чтоб вас! — рявкнул старший констебль. Его голос, будто за шиворот, вырвал лифтера из его прострации. Тот бросил быстрый взгляд на мертвеца и снова уткнул его в пол.

— Да, сэр, — кивнул мистер Поуп. — Это мистер Франки, хозяин квартиры.

— Он жил один? — спросил констебль.

— Да, сэр. Совершенно один. И родственников не было.

Доктор Нокт меж тем пересек гостиную и подошел к висельнику. Поставив саквояж на пол, он принялся деловито осматривать покойного. Оба полицейских приблизились к мистер Франки и задрали головы.

Финчу стало неловко и стыдно — то, как эти люди изучали старика, вызвало в нем волну протеста и возмущения. Они оглядывали его методично, безразлично. И хоть Финч понимал, что мистер Франки мертв, что ему теперь все равно, а осмотр повешенного — прямая обязанность полиции, он считал, что это как-то неправильно.

— Видите, Перкинс? — Констебль Доддж ткнул трубкой в то место, где над притолокой двери была закреплена веревка. — Крюк для лампы — висельники их обожают.

— Когда это произошло, доктор? — спросил мистер Перкинс. — Вы можете примерно определить?

Доктор поглядел на зрачки мистера Франки, ощупал его кисть.

— Полагаю, прошло не более получаса. Вероятнее, около двадцати минут.

Все происходящее походило на сон. Финч словно спал с открытыми глазами, наблюдая за задранными головами в высоких шлемах, за вытянутыми руками, на что-то указывающими, на кивающие затылки и поскрипывающую веревку. Голоса слились в невнятный гул, мальчик перестал улавливать суть.

Доктор что-то сообщал о зрачках покойного, мистер Доддж что-то уточнял, а мистер Перкинс обыскивал карманы вишневого шлафрока в поисках, как он сказал, предсмертной записки.

Финч вдруг в полной мере осознал, что мистер Франки больше не будет ворчать и уточнять «Какой еще Финч?» через дверь. Мальчик плохо его знал, и все равно, несмотря на это, чувствовал себя сейчас неимоверно одиноким. Он понял, что все дело в смерти, которая, как говорил дедушка, всегда приносит с собой пустоту, вытаскивает ее из кармана, швыряет вам в руки и уходит, кого-то забирая с собой. В то время как пустота остается… Все вдруг стало бессмысленным и незначительным. Какие-то поиски, расследование. Вчерашнее, завтрашнее… Была только пустота. И еще что-то с терпким привкусом безысходности.

Финч вдруг представил себя вот так висящим и каких-то людей, которые измеряют его безразличными взглядами, обыскивают его карманы в поисках предсмертных записок, оценивают, что там за крюк, к которому привязана веревка…

И тут слова мистера Перкинса вырвали мальчика из оцепенения:

— Сэр, — сказал он, обращаясь к мистеру Додджу. — Его борода…

— Что с ней не так? — удивился мистер Доддж. — Эй, Поуп! — он обернулся. — У покойного была борода?

— Д-да, сэр… была… — ответил лифтер.

— Я не о том, сэр, — сказал мистер Перкинс. — Нижняя часть бороды зажата петлей.

— И что? — ничего не понимая, проворчал старший констебль.

— Сэр, это странно. Почему он не выправил ее всю поверх петли прежде, чем повеситься? Это же… неудобно, что ли?

Мистер Доддж был раздосадован странными вопросами своего младшего коллеги.

— Перкинс-Перкинс, — сказал он снисходительно. — Не пытайтесь влезть в голову к самоубийце. Это как пытаться забраться в бутылку. Внутрь попасть еще возможно, но выбраться обратно труднее.

— Вы имели в виду наоборот? — уточнил доктор Нокт. — Изнутри льется легко, но внутрь через узкое горлышко залить сложнее.

— Так, не путайте меня, доктор! — рявкнул констебль Доддж и повернулся к висельнику. — Мы можем его снимать?

Доктор кивнул и мрачно пошутил:

— Вряд ли он будет против.

— Финч, — мистер Перкинс обернулся к мальчику. — Сделай-ка одолжение, принеси нож из кухни. Нам нужно перерезать веревку.

Мальчик поплелся исполнять поручение. Нож отыскался почти сразу — лежал на кухонном столе, рядом с поджаренными тостами и открытой банкой с джемом. Почему-то вид этого джема и этих тостов лишь сильнее вогнал Финча в состояние безысходной меланхолии.

Он вернулся с ножом, а доктор как раз сообщал, что:

— Мистер Франки, без сомнения, умер по причине удушения. Он повесился.

Мальчик не понимал, почему этот тип говорит такие очевидные вещи, но констебль Доддж был доволен.

— Как удачно, что вы оказались здесь, доктор, — сказал он. — У нас будет официальное заключение для рапорта.

Финч отдал нож, и мистер Перкинс, встав на табуретку, принялся перерезать веревку чуть выше узла над макушкой висельника. Когда дело было сделано, мистер Доддж и доктор Нокт придержали тело и мягко опустили его на пол.

— Но что же стало причиной? — Младший констебль заозирался, оглядывая гостиную. Оценил горы газет, разложенные повсюду вырезки.

— Причиной? — спросил мистер Доддж.

— Просто так люди не вешаются, сэр. Должна быть причина…

— Да какая нужна причина, когда ты дряхлый одинокий старикашка и квартируешь в Горри?! — проворчал старший констебль. — На его месте я бы уже давно того… петлю сплел бы.

— Мистер Поуп, может быть, вы подскажете? — спросил Перкинс. — Мистер Франки не был чем-то опечален? Может быть, обеспокоен?

— Да нет, — пролепетал лифтер. По нему было видно, что он мечтает поскорее отсюда уйти. — Был ворчлив, как всегда. Никто не знает, что творилось у него в голове. Он странным был…

— Полагаю, кое-кто все же знает. — Перкинс многозначительно глянул на Финча. — Ты ведь неспроста обнаружил мистера Франки, так, Финч? Почему ты сюда пришел?

Записка в кармане мальчика будто запылала огнем.

— Он меня позвал, — сказал Финч, глядя в пол.

— Зачем?

— Он хотел, чтобы я помог ему разобраться с… — Финч вдруг замолчал. Он понял, что ни в коем случае нельзя ничего рассказывать этим взрослым. Ведь даже мистер Перкинс, каким бы славным он ни казался, не поверит.

— С чем разобраться? — спросил мистер Доддж.

— С тостами и джемом, — соврал Финч, бросив взгляд украдкой на кухню. — Мистер Франки пригласил меня выпить чай с тостами и джемом. Он — лучший друг моего дедушки, и, пока дедушки нет, приглядывает за мной…

— Это правда? — спросил Перкинс мистера Поупа.

— Они с мистером Фергином друзья, сэр, — подтвердил лифтер и добавил: — Господа, я больше не нужен? Вы позволите мне удалиться?

— Да, Поуп, вы пока что свободны, — сказал мистер Доддж. — Но прежде, чем уйдете, отключите обогрев в квартире. Нам нужно, чтобы покойник продержался все время бури. Не хотелось бы, чтобы он завонялся на весь дом.

Мистер Поуп булькнул и зажал рот ладонью. Выскочив из гостиной, он торопливо закрутил вентили на трубах в чулане и покинул квартиру.

— Ждите нас у лифта! — крикнул ему вслед мистер Доддж.

— Полагаю, присутствие детей — здесь сейчас также не слишком уместно, — заметил доктор Нокт.

Констебли закивали.

— Финч, — сказал Перкинс. — Пожалуйста, отправляйся к себе. Мы тут со всем разберемся.

Мальчик усомнился в этом, но спорить не стал. Он вышел из квартиры мистера Франки и, не обратив внимания на мистера Поупа, нервно постукивающего пальцами по решетке лифта и пытающегося отдышаться, словно сам стал жертвой удушения, направился вниз по лестнице.

Мальчик вдруг понял, что до сих пор сжимает в руке жестяную банку с чаем. Он ведь так и не вернулся к Арабелле.

«Что ж, — подумал он. — Квартира № „9“ — не худшее место, в котором можно сейчас оказаться. Да и Арабелла все еще ждет свой чай…»

Дверь квартиры семейства Джей была открыта. Когда Финч вошел в прихожую, Сергиус Дрей тут же выскочил из гостиной, как пробка из бутылки, словно только и ждал появления мальчика.

— Что там за переполох наверху? — спросил он.

— Мистер Франки повесился, — блеклым голосом ответил мальчик.

— Франки… Франки… — пробормотал мистер Дрей, деланно задумавшись, — не припоминаю такого.

— Вы прекрасно знаете, о ком речь, — сказал мальчик. — Он вам мешал.

— А! — Дядю Сергиуса словно вдруг осенило. — Тот Франки! Ну, значит, больше мешать он не будет. Ха-ха… Что это у тебя в руке? — Мистер Дрей ткнул пальцем в жестяную коробку Финча.

— Чай для Арабеллы. Можно я заварю его у вас на кухне?

Мистер Дрей кивнул и растянул губы в усмешке.

Финч тяжело вздохнул — он понял, что сейчас его поразят чем-то невероятно остроумным.

— Только не повесься, если вода будет кипеть слишком медленно! — выдал мистер Дрей и с хохотом удалился в свою комнату.

Финч с тоской поглядел ему вслед. Все-таки Арабелла была права: эти взрослые совершенно предсказуемые.

Отправившись на кухню, он взял чайник, проверил наличие в нем воды и поставил его на печку. После чего разжег горелку и уселся на стул, с тоской глядя на огонь.

Финч не представлял, как сообщить Арабелле про мистера Франки. Как вообще говорят людям о том, что кто-то мертв? А как же дедушка огорчится! Он будет очень горевать, когда вернется и узнает, что мистер Франки повесился. Но хуже всего то, что подлая убийца так и останется безнаказанной. Злодеи — слишком хитрые, и с ними нипочем не справиться каким-то детям. О чем тут говорить, если уж даже бывший шпион, который и на милю врагов к себе не подпускал, взял и утратил бдительность. При этом он ведь собирался сообщить что-то важное: опасность грозит и Финчу с Арабеллой — так он написал в записке.

И тут Финч вспомнил о газетной вырезке, которую достал из кармана вишневого шлафрока старика. Он попытался вспомнить, куда же ее засунул. Да, все верно: в карман бриджей.

Достав ее, Финч прочитал:

Книга была очень интересной. Мистер Киви всегда говорил забавные едкие вещи. Он был талантливым мошенником, мастером перевоплощения и пользовался популярностью у дам. А еще он постоянно влипал в различные неприятности из-за своей непомерной тяги к приключениям. У него был личный враг, мистер Рид, полицейский сыщик, специализирующийся на поиске мошенников, в частности — мастеров перевоплощения, а если точнее — тех, кто пользовался популярностью у дам. И он постоянно гонялся за мистером Киви, но мистер Киви неизменно оставлял его с носом. И даже когда западня захлопывалась и все уже казалось кончено, ему удавалось с шиком и блеском выходить из ситуации. Противостояние этих двух людей было сугубо джентльменским, очень стильным и остроумным.

Финч уже прочитал повесть «Три письма из Мейби» и приступил к «Карте на подошве ботинка». Он сидел на краю кровати Арабеллы, читал в скупом свете лампы, стоявшей на столе, и попивал чай.

За окном выл ветер. Снег бился и царапался о железные штормовые ставни.

Чтение захватило мальчика с головой и не давало ему думать ни о чем, кроме как о том, как же мистер Киви обставит злобного барона Друвиша и что планирует предпринять, чтобы схватить талантливого мошенника, мистер Рид.

Финч отхлебнул из чашки, перевернул очередную страницу и вдруг почувствовал на себе пристальный взгляд. Взгляд был строгим и осуждающим.

— Читаешь мою книжку, пьешь мой чай и сидишь на моей кровати? — негромко спросила рыжая распатланная голова, торчащая из кокона одеял и пледов.

Финч глянул на нее и улыбнулся:

— О, ты проснулась! Значит, он тебя все-таки не отравил…

— Кто? — удивилась Арабелла.

— Доктор Нокт.

— Это еще кто такой?

— Кэрри.

— Что?

Финч собрался было ответить, но вдруг понял, что каждое новое уточнение приводит к еще большей путанице.

— Кажется, мы уже это проходили, — улыбнулась девочка. — Только тогда ты ничего не знал. И спрашивал меня, сколько ты провалялся без сознания. Наверное, это уже входит в привычку… Опасная у нас работа — распутывать взрослые тайны.

— Ты даже не представляешь, — мрачно сказал Финч.

И он все рассказал Арабелле. Финч полагал, что не найдет слов или выражений, описывающих все, что случилось после возвращения домой, но, к своему удивлению, изложил события довольно последовательно, едва ли не как список покупок, сухо и почти безэмоционально. Казалось, он просто исчерпал весь запас эмоций, страхов и переживаний, которые в нем копились с момента, как он притащил Арабеллу домой.

Арабелла слушала его рассказ не в пример более экспрессивно. Ее глаза все расширялись и расширялись, хотя, казалось бы, куда уж дальше. Она то бледнела, то краснела, а услышав о мистере Франки, и вовсе негромко вскрикнула. Когда же Финч рассказал ей про некрологи, в которых были описаны их собственные скоропостижные смерти, она издала испуганное «Ах!».

— Надо же, о нас написали в газете! — заявила Арабелла, извернулась, как змея, и приподнялась вместе со своим одеяльным коконом. Сев в кровати, она облокотилась спиной на подушку.

— Да, в разделе некрологов, — напомнил мальчик. — Птицелов избавился от мистера Франки. А теперь избавится от нас.

— Пусть только попробует! — храбро ответила Арабелла.

— Кажется, это заразно, — пробубнил Финч. — Мистер Франки заразил тебя беспечностью.

— А вот и нет, — важно сказала Арабелла. — В отличие от него, мы не недооцениваем миссис Чаттни потому, что она, видите ли, женщина. Женщины бывают очень коварными, уж мне можешь поверить. Так что эта грымза не застанет нас врасплох.

Судя по всему, сон пошел девочке на пользу. Несмотря на то, что ее рыжие волосы напоминали сейчас сущий кавардак и то, что она в общем еще выглядела довольно болезненной, ее глаза сверкали, а в голосе звучала хорошо знакомая Финчу раздражающая решимость.

— Ты так говоришь, — заметил он с сомнением, — как будто у тебя есть какой-то план.

— Конечно, есть. — Арабелла прищурилась. — Мы пойдем к миссис Чаттни.

Финч решил, что все-таки доктор Нокт ее отравил. Вероятно, дал ей вместо «Согревина» какой-нибудь «Отуплин». Да и слова констебля Додджа о том, что дети со временем могут отупляться, уже не казалась Финчу такими уж абсурдными.

— Мы не пойдем к ней ни за что! — воскликнул он.

— Конечно, пойдем, — не терпящим возражений голосом заявила генерал армии рыжих госпожа Джей. — Нам ведь нужно все узнать. А у кого мы еще узнаем что-то, как не у личной пособницы Птицелова?

— Ты что, меня не слушала? — вскинулся Финч. — Она же убийца! Она убила бедного мистера Франки…

— Вот именно, — закивала девочка. — Мы знаем, что она — убийца, так? Так. Мы знаем, что она — второй агент Птицелова, так? Так. Но есть и еще кое-что… То, что ты, конечно же, упустил. То, почему мы будем в полной безопасности.

— Что я такого упустил? — спросил Финч, чувствуя подвох.

Арабелла напустила на себя учительский вид.

— Некрологи были напечатаны в утренней газете, которую принес мистер Дьюи, верно? То есть она получила приказ убить нас (а это именно зашифрованный приказ от нас избавиться, как ты уже, наверное, понял) до того, как послала нас в Гротвей.

— Она могла прочитать некрологи после того, как мы ушли, — заметил мальчик. — Мистер Франки ведь был убит после того, как мы вернулись…

— Я не о том, — Арабелла резко покачала головой. — А о том, что она совершила очень большую ошибку, отправив нас выяснять, кто живет на чердаке с круглым окном. Теперь у нас есть сведения, которые ей очень нужны.

Финч, наконец, понял. Он нахмурился, по достоинству оценив свою недогадливость, но тут же списал ее на потрясение из-за череды трагических злоключений, которые пережил.

— Она не сможет нас убить, пока все не узнает, — подытожил мальчик. — Потому, что мы владеем ее тайной.

— Вот именно! — кивнула Арабелла. — По твоим словам, она была очень взволнована, когда мы вернулись. Все выспрашивала, узнали ли мы что-то. Так что она ничего нам не сделает до того, как все узнает. Ну а мы выведаем у нее всю правду.

Финч немного успокоился. Ему начало казаться, что все не так уж и безысходно, как раньше, а все потому, что он снова был не один, наедине со своими тоскливыми мыслями.

— И кстати, — сказала девочка. — Это твое?

Арабелла повозилась внутри одеяльного кокона и вытащила из его глубин черное перо. Протянула его мальчику. Тот взял его — перо было по-прежнему теплым.

— Что это такое? — требовательно спросила Арабелла. — Откуда оно у тебя? И почему я об этом ничего не знаю?

— Мне его дала мисс Коллн, — сказал Финч, нежно поглаживая пальцем черные волосинки. — Она вытащила его из волос.

— Перо не-птицы, — прокомментировала девочка. — Наверное, только благодаря ему я не замерзла насмерть в буре.

— Еще благодаря мне, — напомнил Финч и положил перо в карман.

Арабелла улыбнулась.

— И я, кажется, снова начинаю мерзнуть, — сказала она, бросив выразительный взгляд на чашку в руках Финча, после чего многозначительно кивнула на дверь комнаты, намекая на то, что ему следует прямо сейчас принести чай и ей тоже.

Финч тяжело вздохнул, словно его отправляли не на кухню, а на каторгу, находящуюся к тому же на краю света, и слез с кровати, плюхнув на нее книжку о приключениях мистера Киви.

Он уже почти был в дверях, когда Арабелла окликнула его:

— Кстати! А сколько я провалялась без сознания?

Финч обернулся и взглянул на часы, стоявшие на столе девочки.

— Весь день и всю ночь. Сейчас семь утра. Начался второй день снежной бури.

Миссис Жужанна Чаттни, подлая убийца и весьма высокомерна особа, сидела на том же самом стуле, на котором сидела, когда устраивала допрос детям в прошлый раз.

На ней было зеленое платье, и благодаря ему она походила на змею… змею, которая, закинув ногу на ногу, легонько болтает по воздуху туфелькой. Меж пальцев миссис Чаттни держала мундштук с подожженной папиреткой, и рыжий дым завис вокруг, будто ржавая пыль, сдутая с ее морального компаса.

По хозяйке квартиры № 6 было видно, что она не испытывает никакого чувства вины за то, что сделала. Более того — она выглядела весьма довольной собой.

Миссис Чаттни глядела на детей пристально, словно прикидывая, сколько в них веса, каков объем их легких и насколько громко Финч и Арабелла способны кричать, а также отмечала прочие вещи, которые отмечают все опытные убийцы. При этом она явно пыталась скрыть нетерпение.

Финч с Арабеллой вновь сидели на диване напротив. Почти не шевелились и едва дышали, глядя на миссис Чаттни, которую от них отделяла всего пара футов. Револьвер мистера Хэмма, мальчик сразу это отметил, лежал на столе возле печатной машинки.

Финч очень надеялся, что план Арабеллы сработает. Сейчас, глядя на эту женщину, он отчетливо понимал, насколько она опасный человек, и как глупо было с ней связываться.

Квартира тонула в полутьме. Лампа горела лишь на том же столе с печатной машинкой — миссис Чаттни, вероятно, работала за ним, когда они пришли. Окно гостиной, помимо того, что было задраено штормовыми ставнями, так еще и было закрыто шторой. Идеальная обстановка, чтобы расправиться с детьми, не дожидаясь удобного случая на лестнице или у решетки лифта…

— Мы сказали констеблю Перкинсу, что идем к вам пить чай, — Арабелла нарушила тишину, будто вспорола конверт ножом для бумаги. — Он знает, что мы здесь…

Голос ее подвел: пару часов назад она была не в пример храбрее, но одно дело быть уверенной, находясь в безопасности в своей уютной спальне, и совсем другое — вести переговоры с человеком, который способен на хладнокровное убийство, сидя напротив него. Девочка еще не полностью отошла от пережитого накануне. На ней было несколько кофт и все равно она заметно дрожала. Хотя это могло быть и из-за того, как женщина, сидящая на стуле напротив, глядела на них.

— Мы пришли заключить с вами сделку, — сказал Финч.

— Сделку? Хм… — Внимание миссис Чаттни вдруг привлекло бормотание из подслушивающего рожка. Она повернула к нему голову.

Из него едва слышно раздавалась какая-то чепуха. Мистер Блувин врал миссис Поуп, будто слышал шум бури из квартиры вдовы Лилли. Мистер Поуп бездарно и совершенно не смешно зачитывал какой-то анекдот из газеты констеблю Додджу, а старуха Горбль жаловалась на постоянные сквозняки, на радиофор, который не работает, и на то, что в доме развелось слишком много констеблей…

Финч не вслушивался. Сейчас его волновало другое: смогут ли там, внизу, услышать их крики?

— Любопытно, — сказала миссис Чаттни и вновь поглядела на детей. — Что еще за сделка?

— Мы вам расскажем все, что узнали… — начала Арабелла.

— А это важные для вас сведения! — вставил Финч.

— Да, очень важные, — подтвердила девочка.

Миссис Чаттни лукаво улыбнулась.

— И что же вы хотите взамен?

— Чтобы вы нас не убивали, — нетвердым голосом сказал Финч.

— Что? — Миссис Чаттни удивленно вскинула бровь, словно ослышалась или не могла поверить в наглость этого маленького попрошайки, который нелепо пытается украсть себе еще немного жизни, когда все уже спланировано и подтверждено.

— Не сталкивали меня с лестницы, — уточнил мальчик. — А Арабеллу не сбрасывали в шахту лифта.

— Что ты несешь? — раздраженно спросила миссис Чаттни. Она явно пыталась прикинуться, будто не понимает.

— Так вы согласны? — сжав зубы, уточнила Арабелла.

Миссис Чаттни поглядела на детей недобро. Сперва на мальчика, затем — на девочку. Она поняла, что они пытаются сделать: шантажируют ее, угрожая скрыть то, что узнали перед бурей. Маленькие прохвосты догадались, что какой-никакой, но рычаг давления у них имеется. Это все усложняло…

— Мне кажется, это честно, — сказала Арабелла. — Потому, что вам наверняка хочется узнать, кто живет на чердаке с круглым окном и что он нам говорил.

— Или она! — поспешно добавил Финч, зло глянув на едва не проболтавшуюся подругу.

Миссис Чаттни молчала. Она словно погрузилась в раздумья или прислушивалась к тому, что происходило за окном.

Буря усилилась. Метель набрасывалась на окно со всей яростью, будто швыряла в дом трамвайные вагоны. Даже страшно было подумать о том, что творилось сейчас на улице. Оставалось надеяться, что дом крепко врос корнями в землю и его не унесет.

Миссис Чаттни поднесла мундштук к губам, выдохнула струю дыма и сказала:

— Конечно, я хочу узнать, что вы выяснили, иначе я бы вас туда не отправляла перед самой бурей. Но я все не пойму, что вам нужно.

— Пожалуйста, не убивайте нас, как вы убили мистера Франки, — сказал Финч таким тоном, словно просил дозволения съесть еще одну порцию десерта, а не говорил об убийствах.

— Я не убивала Франки! — гневно воскликнула миссис Чаттни. — Что за глупые дети?! Он просто повесился! Об этом весь дом знает! Взрослые иногда так делают, когда больше не могут выносить, к примеру, несносных детей!

Миссис Чаттни выглядела не просто оскорбленной, она была едва ли не в ярости. И если бы Финч не знал, что все это просто актерская игра, он бы, возможно, ей бы даже поверил.

— Мы все знаем, — сказал он.

— И что же вы такого знаете? — прищурилась миссис Чаттни. Она попыталась сохранить самообладание, хотя это было и непросто: эти дети могли вывести из себя даже фонарный столб.

— Птицелов велел вам убить мистера Франки потому, — заговорила Арабелла, — что он мешал его коварным замыслам.

— Мистер Франки узнал что-то важное, — добавил Финч.

— И вам через некрологи передали приказ убить его, — хмуро продолжила Арабелла.

— И нас тоже, — сказал Финч. — Меня столкнуть с лестницы. А Арабеллу сбросить в шахту лифта.

— Наверное, потому что мы тоже мешаем Птицелову, — закончила Арабелла. — Вот.

Миссис Чаттни тряхнула головой, видимо, надеясь, что тот абсурд, который дети ей наговорили, как-то внутри упорядочиться.

Поднявшись на ноги, она прошла через гостиную и исчезла в прихожей, но вскоре вернулась, держа в руках газету «Скрип в Горри», судя по всему, свежий выпуск. Так же, не говоря ни слова, она снова уселась на стул, сразу же открыла одну из последних страниц и впилась в нее взглядом.

Дети следили за лицом миссис Чаттни. Пока она читала, губы ее слегка шевелились, глаза сузились, брови нахмурились, а на лбу углубилась морщина.

— Что ж, — сказала она наконец, сложив газету, — признаю, что весь тот бред, который вы только что несли, все же… — она прервала себя и задумчиво пробормотала: — Значит, Франки действительно убили. А я уж было подумала, что и вовсе не знаю этот дом и его жильцов.

— Миссис Чаттни… — начал было Финч, но женщина подняла руку, прерывая его.

— Достаточно! Я вынуждена вас огорчить.

Финч и Арабелла испуганно переглянулись.

Миссис Чаттни продолжала:

— Я не убивала Конрада Франки. И вас, что бы вы там себе ни придумали, тоже убивать не намерена — и более того — никогда не собиралась, какими бы настырными вы ни были.

— Мы вам не верим! — заявил Финч.

— Да, не верим! — добавила Арабелла. — Мистер Франки…

— Хорошо, — утомленно сказала миссис Чаттни. — Расскажите мне, как я все это, по вашему, провернула?

Финч не понимал, зачем это нужно. Все выглядело так, будто она просто решила проверить, что им известно. Что ж, он все ей сейчас расскажет, и она поймет, что ее планы уже никакая не тайна. И ей не останется ничего иного, как начать воспринимать их всерьез. Он очень на это надеялся.

— Вы пришли к мистеру Франки, — вдохновенно начал Финч, — и повесили его за крюк для газовой лампы над дверью. И все обставили так, будто он сам повесился, потому что эти крюки самоубийцы просто обожают. И никто бы даже в этом не усомнился, ведь для того, чтобы взять и повеситься не нужна никакая причина, когда ты одинокий дряхлый старикашка и квартируешь в Горри — на его месте кто угодно уже давно бы сплел петлю. А потом вы вернулись сюда и, наверное, пошли пить свой какао, как ни в чем не бывало. Потому что женщины бывают очень коварными.

— Какая я ужасная! — фыркнула миссис Чаттни.

— Да! — хором ответили дети.

Миссис Чаттни старательно пыталась выглядеть беззаботной, но движения выдавали ее с головой: они были резкими, отрывистыми, напряженными, словно внутри у нее работали новенькие, не до конца прилаженные пружины.

— И вы пришли сюда договориться, — подытожила женщина. — Просить меня не убивать вас, как Франки.

— Ну да, — покивали дети.

— Хорошо. — Миссис Чаттни раздраженно хлопнула в ладоши. — Давайте сыграем в эту дурацкую игру до конца. Полагаю, это приведет к нужному исходу быстрее всего. Вы ведь мните себя взрослыми, очень умными и смышлеными, верно? Ну тогда давайте поговорим о взрослых вещах. Об убийствах, к примеру. Вы знаете, что нужно для любого уважающего себя убийства?

Дети задумались.

— Быть плохим человеком? — предположил Финч.

— Нужен мотив и что-то там еще… — сказала Арабелла.

— Верно, девочка, — кивнула миссис Чаттни. — Мотив, средство и возможность. Без этого попросту невозможно совершить никакое убийство. Допустим, мотив избавиться от Франки у меня был. С вашей наивной точки зрения, разумеется. Но что касается средства и возможности… Тут уже сложнее, а я не стану облегчать вам задачу, господа карликовые детективы. Объясните мне, будьте так любезны, как я смогла бы убить Франки, не имея ни средств, ни возможностей?

— Они у вас были! — заявил Финч. — Вы — коварная женщина.

Миссис Чаттни перевела взгляд на Арабеллу, в надежде получить более вразумительный ответ.

— Вы — хитрая и пронырливая! — сказала девочка. — Вы подслушиваете разговоры жильцов и следите за всеми. У вас тут целая картотека! А еще мы слышали запись с цилиндра в автоматоне-секретаре. Там вы говорили о мистере Франки, Финче и Птицелове! Вы нас не проведете!

— Я так понимаю, вы упорствуете в своем невежестве, — прокомментировала миссис Чаттни, бросив быстрый осуждающий взгляд на автоматона, словно он ее очень подвел. — Что ж, это исключительно в духе детей. Ну, я все же поясню, потому что иначе мы тут застрянем до следующей снежной бури. — Она встала со стула, церемонно обернулась кругом и проговорила: — Может быть, вы и не заметили, но я слабая хрупкая женщина, и я не смогла бы повесить старика, даже если бы захотела. Это — к средствам. Ну а что касается возможности…

— У вас есть алиби? — недоуменно спросила Арабелла.

Финч хотел было поинтересоваться, что это за «алиби» такое, но побоялся выглядеть несведущим в присутствии двух женщин, одна из которых коварная, а вторая — достаточно злая, чтобы осуждающе на него поглядеть при их злейшем враге.

— Конечно! — утомленно воскликнула миссис Чаттни и снова села на стул. — И вся ваша теория рассыпается, как карточная башня, построенная пьяницей на шатком пабном столе.

— И где же вы были, когда умер мистер Франки? — хмуро спросила Арабелла.

Финч понял, о чем идет речь, и ему начало казаться, что из-под него выдергивают ковер. Предчувствие допущенной ошибки — это было просто ужасное ощущение. И все же он не терял бдительности: миссис Чаттни, очень вероятно, пыталась их отвлечь, задурить им головы и вызнать то, что ей нужно, а после избавиться и от них.

— Я была здесь, — сообщила хозяйка квартиры и ткнула мундштуком в сторону подслушивающего рожка. — И слушала все, что происходит внизу. Я слышала весь разговор Финча с этим странным доктором Ноктом. Я слышала весь разговор Финча с констеблем Перкинсом, который, оказывается, не такой болван и слабохарактерный простак, каким всегда казался. После чего вы сразу же поднялись в квартиру мисс Джей, куда принесли и саму мисс Джей. А вскоре после этого, если я ничего не путаю, и был обнаружен Конрад Франки. Мне бы просто не хватило времени его убить, обставить все как самоубийство и скрыться.

— Доктор Нокт сказал, что прошло примерно двадцать минут, — вспомнил Финч. — Если вы слышали все наши разговоры, то вы и в самом деле не могли его убить. Но как тогда?..

— Что? — спросила миссис Чаттни.

— Как вы тогда его убили?

Миссис Чаттни закрыла лицо ладонью и покачала головой. При этом она едва слышно взвыла.

— Что ж, я начинаю понимать Птицелова и его желание от вас избавиться, — сказала она, вновь поглядев на детей. — Вы просто невыносимы.

— У нас есть доказательство! — вскинулся Финч.

— И что это, позвольте поинтересоваться, за доказательство? — ехидно спросила миссис Чаттни.

— Он защищался! — выпалил мальчик. — И поцарапал вас! У вас на руках должны быть глубокие царапины.

Миссис Чаттни, не говоря ни слова, демонстративно медленно и с неизменной усмешкой расстегнула пуговки на одном манжете, затем на другом, столь же неспешно и театрально отдернула рукава платья, полюбовалась собственными бледными и гладкими предплечьями, после чего вернула рукава на место и снова застегнула манжеты.

— Ладно, он мог поцарапать вас где угодно! — сконфуженно ответил Финч. — Показывайте все!

— Мы не в таких отношениях, — подбоченившись, хмыкнула миссис Чатни. — Вульгарный мальчишка!

— Сами вы вульгарный мальчишка, — буркнул Финч.

— В действительности, у меня нет даже мотива убивать Конрада Франки, — сказала миссис Чаттни, прекратив улыбаться. — Потому, что я не агент вашего Птицелова.

— Вас видели выходящей из его «фроббина»! — напомнила Арабелла. — А еще Птицелов говорил моему дяде Сергиусу, который на него работает, о втором агенте в доме номер семнадцать. О том, что ему поручат разобраться с Франки!

— Это лишь говорит, что в доме есть второй агент, — мрачно заключила женщина. — Который, скорее всего, и убил Франки. Но я не он.

— Тогда почему вы выходили из «фроббина» Птицелова?

— Я пыталась договориться! — сжав кулаки, ответила миссис Чаттни, наконец, теряя самообладание. — Как и вы, я пыталась заключить сделку! Умоляла его не трогать…

— Вашего сына? — закончил Финч.

Женщина в зеленом платье вскинула блестящий от слез взгляд. Впервые на ее лице было написано отчаяние и неподдельное волнение.

— Вы его видели? — спросила она.

Финч был непреклонен.

— Мэм, мы ничего вам не скажем, пока вы честно не признаетесь, что здесь происходит.

— Где здесь? — Миссис Чаттни и не заметила, что папиретка догорела, а между пальцами подрагивает опустевший мундштук.

— В этом доме, — сказал мальчик. — Я говорю об исчезновениях людей. А еще мы хотим знать про Птицелова.

— Мы чуть не умерли в буре, — добавила Арабелла. — И мы заслуживаем знать, что творится. Мы видели ваши бумаги, в которых говорится про не-птиц. Мы тоже кое-что знаем…

— Что ж, ладно!

Миссис Чаттни вздохнула, заменила папиретку, подожгла ее и окинула взглядом свою гостиную.

— Оглянитесь, — сказала она. — Что вы видите? Как вы думаете, кто здесь живет? Я работаю за пишущей машинкой, мне помогает автоматон-секретарь, газетные вырезки в рамочках на стенах и мой… гм… образ жизни… — Дети покачали головами — они не имели ни малейшего понятия, на что она намекает, и миссис Чаттни сама пояснила: — Я — репортер. Пишу для газеты.

— Но женщин-репортеров не бывает! — убежденно воскликнула Арабелла.

— Точно. — Миссис Чаттни кивнула. — Не бывает.

Она поднялась со стула и подошла к стене, на которой висели газетные вырезки.

— Подойдите сюда. — Миссис Чаттни поманила их. — Взгляните.

Финч и Арабелла неуверенно подошли. Они уже видели эти вырезки, когда пробрались сюда в масках. Миссис Чаттни указывала на подписи.

— «Фью Фартинг», — прочитал Финч.

Арабелла пожала плечами:

— И что? Это же статьи Фью Фартинга, самого известного газетчика в городе. Мама и папа любили читать вслух его заметки. Папа говорил: «Этот хлыщ все раскопает, уж можете мне поверить!» Вы знаете мистера Фартинга?

Миссис Чаттни повернула набок одну из рамочек, и тут же произошло нечто странное.

Финч и Арабелла отшатнулись.

Со скрипом провернулись петли, и в сторону отодвинулась небольшая прямоугольная часть стены вместе с обоями.

Потрясенным детям предстала глубокая ниша, в которой стоял манекен, одетый в мужской темно-серый костюм-тройку. На голове манекена сидел котелок в тон костюму; на гладком, обтянутом кремовой тканью, лице были закреплены подкрученные каштановые усики.

— Можно сказать, я знаю Фью Фартинга, да! — с невеселой улыбкой сказала женщина. — Потому что Фью Фартинг — это я.

Дети уставили на миссис Чаттни, округлив глаза и распахнув рты. Она продолжала:

— Женщине не позволили бы работать в газете, ведь женщины, как известно, — миссис Чаттни презрительно скривилась, — умеют только сплетничать. Вот я и придумала некоего мистера, шустрого малого, у которого просто нюх на различные заговоры, интриги и козни, который вооружен едким пером и не боится пощекотать им бока даже самых важных господ города. И мистер Фартинг показал себя весьма недурно: он был свободен от предрассудков, не испытывал страха и обладал превосходной наблюдательностью. Он лично изобрел несколько новых методов выяснения сведений. Его статьи постепенно стали переселяться из глубин газет все ближе к передовицам, пока однажды не остались на них навсегда. И это не удивительно, ведь что это были за статьи! Вы сами поглядите! Это не просто скандалы уровня «пир для падальщиков»! Это истории людей и преступлений, о которых никто и не догадывался, пока некий дотошный писака не сунул в дело свой нос. Я расследовала грязные делишки фабрикантов, адвокатов, докторов, рестораторов, галеристов. Я брала фонарь и лопату и раскапывала такое, что, как они полагали, похоронено глубоко и надежно. И мне нравилась эта работа — никто не делал ее лучше меня. Я щелкала по носу этих чванливых господ, считающих, что деньги и положение в обществе помогут им избежать правосудия и осуждения. А их высокомерие, их ни с чем не сравнимое ханжество мне были лишь на руку. Не могли же они всерьез подумать о том, что какая-то ничем не примечательная дамочка из Горри намеревается раскрыть их замыслы, вытащить на свет их тайны, словно граммофонную пластинку из конверта, чтобы проиграть ее всем и каждому. Истории мистера Фартинга… фиктивные акции, заговоры судей, аферы с гремлинами и таинственные исчезновения дирижаблей. Что только я не расследовала, о чем только не писала. Но все это в один момент просто померкло в сравнении с тем, что я назвала для себя: «Сюжет века». Но тогда я не могла даже отдаленно представить то, чем этот самый «Сюжет века» обернется для меня самой.

Миссис Чаттни кивнула детям на диван, и те послушно подошли к нему и сели. Сама она закрыла тайник с костюмом и вернулась на свой стул.

— Что это за «Сюжет века», миссис Чаттни? — спросила Арабелла. Финч ничего не говорил — он чувствовал, что сейчас они узнают невероятную тайну.

Миссис Чаттни молчала пару томительных минут, словно раздумывая, с чего начать, и наконец сказала:

— Мой «Сюжет века», да… Однажды мистер Фартинг узнал о некоей странной истории. Ходили слухи, что в городе существует нечто, вроде тайного клуба. У клуба этого не было штаб-квартиры, в нем не проводились собрания и встречи, да и никто не вел список его участников. Будто бы и клуба самого не было, но в высшем свете города, в дорогих салонах, в шикарных ресторанах, на светских раутах кто-то нет-нет да и упомянет о чем-то таком странном, вроде как, незначительном, что почти все оставят без внимания, но при этом кто-то все же поймет, о чем речь, и кивнет уважительно. Это было нечто для совсем уж избранных, известное лишь горстке людей. Само собой, мистера Фартинга такая история не могла не заинтересовать. Еще бы: клуб без клуба, тайна незнакомцев. Что-то во всем этом проглядывало ненормальное, пугающее — будто тревожной нитью были связаны люди, которых, вроде как, ничто друг с другом не могло связывать. И мистер Фартинг начал искать, начал подслушивать, втираться в доверие, пытался улавливать и расшифровывать намеки. Он посетил сотни приемов, подслушал тысячи разговоров, но ничего определенного так и не отыскал. Поначалу. Но пытливый ум, помноженный на женское упорство, — великая сила. И мистер Фартинг вгрызся в это дело, как в корочку любимого пирога. Он собирал сплетни, слухи, обрывки разговоров, коллекционировал записки на салфетках и чужие взгляды, адресованные кому-то еще…

Дети слушали, затаив дыхание. Миссис Чаттни прерывалась лишь на то, чтобы затянуться из мундштука. Ее взгляд блуждал по гостиной, да и сама она выглядела так, будто не сидела сейчас на стуле в своей квартире, а стаптывала подметки где-то в городе.

Жужанна Чаттни рассказывала о «Сюжете века»…

…Подумать только, столько лет прошло, хотя кажется, что все это было какую-то неделю назад.

Собранные по крупицам сведения однажды привели мистера Фартинга к выводу, что Тайна незнакомцев как-то связана с деятельностью некоего… гм… заведения из центра.

С виду, ничего особо примечательного в нем не было. Когда мистер Фартинг туда пришел, ему предстали обычное ателье по пошиву верхней одежды и птичья лавка — под единой вывеской. Владельцы были компаньонами, и из одной двери раздавался птичий щебет, а из другой — стрекот швейной машинки. Мистер Фартинг полюбовался птицами в клетках и узнал цены на костюмы в ателье. Хозяева оказались вполне обходительными господами, но именно за их обходительностью и скрывался подвох. Что-то в их речи, в глубине их взглядов смутило мистера Фартинга, и тогда он стал следить за ателье и птичьей лавкой.

Очень долгое время ничего не происходило, и мистеру Фартингу уже стало казаться, что след завел его не туда, пока вдруг некое происшествие все не изменило.

Один из компаньонов, владелец птичьей лавки, закрыл свой магазинчик и исчез на несколько дней. На все вопросы о нем отвечали: «Отбыл в поиске новых диковинных птиц. Будет совсем скоро». И действительно — спустя неделю он вернулся на черном «фроббине». В сопровождении большого ящика.

Все происходило глубокой ночью, обставлено было в строжайшем секрете и проделано при соблюдении максимальной осторожности. Присутствовали только оба компаньона. Они выгрузили ящик и с неимоверным трудом затащили его, как ни странно, вовсе не в птичью лавку, а в ателье. Портной и Птицелов заперли двери, окна и даже, казалось, дымоходы — внутрь никак было не проникнуть. Мистер Фартинг уже полагал, что дальнейшая судьба таинственного ящика так и останется неизвестной, когда произошло невероятное, пугающее событие.

Из ателье вдруг раздались крики. А затем дверь распахнулась, и под снег кто-то вывалился. Незнакомец был совершенно гол, с белой, почти как снег, кожей, а его лицо… Совершенно нечеловеческое лицо испугало мистера Фартинга — прежде он не видел таких огромных носов, таких жутких черных глаз.

Существо хрипело и спотыкалось. Оно падало на землю и пыталось бежать. Но далеко уйти ему не дали. Из ателье выскочил владелец птичьей лавки. В руках он сжимал пружинный револьвер. Птицелов прицелился и выстрелил в спину беглеца. Выстрел был бесшумным, и беглец, вероятно, даже не понял, что с ним случилось. Он просто рухнул в сугроб, истекая черной кровью. Тогда владелец птичьей лавки и его подоспевший компаньон, на котором был грубый фартук поверх костюма, схватили безвольное тело и затащили его обратно. Спустя какое-то время падающий снег скрыл все следы произошедшего.

А наутро, как ни в чем ни бывало, обе двери (и ателье, и птичьей лавки) открылись и стали принимать клиентов. Эти двое думали, что им удалось утаить свое непонятное, но жуткое злодеяние, но они не учли того, что притаившийся поблизости мистер Фартинг, как бы ни был поражен увиденным, привык доверять своим глазам и ушам, а посему не был склонен считать, что ему примерещилось. Он продолжил следить.

Оба странных компаньона, казалось, снова зажили обычной, ничем не примечательной жизнью. Люди заходили в птичью лавку, выбирали себе птиц, клиенты буднично посещали ателье. Среди них, к слову, были весьма видные члены общества. К примеру, на следующий вечер после ночного происшествия с носатым существом приехал некий судья из Труа. Он выбрался из своего шикарного экипажа и зашел в ателье через черный ход, несмотря на то, что на всех дверях висели таблички «Закрыто». Спустя какое-то время, вероятно, побывав на примерке, судья вышел, чрезмерно довольный, и отправился восвояси. Через неделю он вернулся и забрал костюм. Все это было очень подозрительно, и мистеру Фартингу ничего не оставалось, кроме как запастись терпением.

И в какой-то из дней все повторилось. Владелец птичьей лавки запер двери и отбыл, а вернулся через три дня с ящиком точь-в-точь, как первый. А уже следующим вечером в ателье прибыл некий господин банкир из Рривв. Также — на примерку. Через неделю он, как и судья до него, явился лично забрать костюм, хотя о нем ходила слава одного из самых ленивых людей города, мол, даже когда у него чешется нос, он зовет личного слугу, у которого специально подточен чесательный ноготь на пальце.

Мистер Фартинг временно переключил внимание на этого банкира, и когда тот вышел из ателье с чехлом, в котором был новенький костюм, проследил за ним, прокрался во двор его особняка и даже влез на дерево, растущее напротив окна его спальни.

Господин банкир примерял обновку. Это было пальто. Белое пальто. Сперва я даже не поняла, что в нем такого особенного — почему этот человек с такой нежностью гладит его, будто котенка, почему никак не может наглядеться на себя в зеркало. И тут я с ужасом узнала «ткань», из которого оно было пошито. У меня перед глазами тут же возникло похожее на человека пытающееся сбежать существо с ужасом в круглых черных глазах. Пальто было пошито из его кожи!

И тогда мистер Фартинг все понял. Вот, чем на самом деле промышляли владелец ателье и владелец птичьей лавки. Они отлавливали этих странных носатых существ, сдирали с них кожу и шили костюмы для чопорных городских толстосумов… Тайна, которая объединяет всех этих людей, раскрылась.

Впрочем, для разоблачительной статьи сведений у мистера Фартинга было мало. Я не знала, что это за существа такие и откуда они взялись. Мне требовались подробности: как их отлавливают, как договариваются с клиентами, кто состоит в Клубе-о-котором-не-говорят. У меня были лишь догадки, домыслы и проклятое убеждение, что это — самая жуткая и самая грязная история из всех, которыми я прежде занималась. И тогда мистер Фартинг стал искать улики и доказательства.

Он выждал, когда Птицелов снова запрет лавку и отправится на охоту, и последовал за ним.

Владелец птичьей лавки прибыл в Рривв, на трамвайную станцию «Кроувелл». Там он зашел в кофейню, окна которой выходили на станцию «флеппинов», заказал кофе и стал ждать. Тогда я не понимала, чего именно. А он все сидел за столиком, обновлял заказ и глядел в окно, что-то отмечая у себя в блокноте.

Наконец станционные часы пробили десять часов вечера, и Птицелов покинул кофейню. Выйдя на станцию «флеппинов», он подошел к одному из билетных ящиков, просунул пятифунтовую бумажку в щель, после чего вытащил, как я тогда полагала, билет. Прочитав то, что на нем написано, Птицелов вовсе не забрался в один из экипажей, что было бы логично, а вернулся в здание «Кроувелл» и сел на трамвай.

Мистер Фартинг следовал за ним неотступно. В Докери Птицелов сошел. Он сверялся с картой, что-то искал. И в какой-то момент нашел. Это был обычный дом, затерянный в глубине сонных кварталов, и Птицелова интересовал, судя по всему, его чердак. Какое-то время понаблюдав за чердаком, он отправился к ближайшему глухому переулку, что-то установил там, после чего притаился неподалеку и стал ждать, следя за чердаком через небольшую подзорную трубу.

Мистер Фартинг все не мог понять, что в том чердаке такого особенного. Со стороны, тот казался обычным, пыльным и затянутым паутиной, чердаком, на который давно никто не поднимался. Но в какой-то момент там зажегся свет. А затем свет погас, и спустя мгновение открылось окно. Прямо в идущий снег из него вышел джентльмен в черном костюме и цилиндре. Он исчез прямо на моих глазах, после чего в тот же миг появился у основания дома и побрел вдоль по улице.

Время приближалось к полуночи. Город опустел, и, кроме существа (а мистер Фартинг на тот момент хорошо разглядел его жуткие глаза и нос), на улице уже никого не было.

Существо между тем вошло в тот самый переулок, в которым что-то делал Птицелов, и достало из жилетного кармашка часы. Даже издалека было видно, как его охватило нетерпение — незнакомец едва ли не приплясывал на месте и выглядел взволнованным, если не сказать, радостным. Он кого-то ожидал, но, что-то мне подсказывает, даже предположить не мог, что произойдет дальше.

Часы начали отбивать полночь. С первым ударом сработал некий механизм, откуда-то сверху на существо упала сеть и, словно живая, опутала его на манер смирительной рубашки. Существо закричало, но бой часов скрыл его крики. Птицелов ринулся в переулок. Он стремительно подскочил к своей жертве, усыпил ее каким-то ядом на платке и засунул в ящик, который раскопал из сугроба одного из ближайших домов, очевидно припрятанный там кем-то специально для него. Достав из кармана небольшой предмет, похожий на клаксон, Птицелов, прогудел в него, и меньше, чем через минуту, к переулку подкатил черный «фроббин». Похититель затащил ящик внутрь, сам забрался следом, и экипаж тронулся в путь. В ту же ночь жертву привезли в ателье, выгрузили и, вероятно, лишили жизни, поскольку уже на следующий вечер пришел очередной видный клиент.

Продолжая следить за Портным и Птицеловом, мистер Фартинг попутно стал разыскивать любые сведения об этих существах. Было трудно. Создавалось впечатление, что их вообще не существует, но периодически — в оговорках, опять же, в намеках обнаруживались упоминания загадочных «монстров». О них никогда не писали уважаемые авторы, свидетели никогда не отличались надежностью, а акцент всегда был смещен на другие темы.

По большей части, заметки с их упоминанием обитали на страницах рубрики курьезов — самой несерьезной и малоуважаемой рубрики.

Мистер Фартинг никогда не обратил бы внимания на все эти нелепые и фантасмагоричные статейки, если бы и сам не видел то, что видел. Из упомянутых историй он собрал воедино более-менее цельную, но нисколько не правдоподобную картину: «В городе, бок о бок с нами, обитают некие странные господа и дамы, о существовании которых мы раньше и не догадывались. У них белая кожа, черные глаза и длинные носы, они обладают способностями, которые людям не постичь. Вероятно, то, что их не замечают, одна из этих способностей. Они разумны, не менее цивилизованы, у них есть свое скрытое от нас общество. И в их тайну кое-кто все же посвящен. Такие, как Портной и Птицелов. Которые используют их в качестве материала для костюмов. Исключительно по-злодейски, варварски, подло. При том, что эти существа — также думающие, чувствующие, у них, вероятно, есть семьи и дети». Я могла лишь надеяться, что их дети не попадут в силки Птицелова и под скорняцкий нож Портного…

Мистер Фартинг не мог отнести свои наработки редактору — в худшем случае его бы просто подняли на смех, в лучшем — его статью отправили бы в раздел курьезов.

Выход был один — следить дальше.

Портной жил в квартирке над ателье, а Птицелов обитал в Горри. И мистер Фартинг решил побольше узнать о последнем. Он нашел дом, в котором жил Птицелов, и обнаружил, что там сдается пустующая квартира. Удачнее просто быть не могло: в надежде подобраться поближе к Птицелову, я сняла эту самую квартиру. Не сразу я поняла, какую ошибку совершила, но об этом чуть позже. Сперва поделюсь с вами тем, что мне удалось выяснить.

Птицелов жил скучной серой жизнью и казался окружающим самым обычным человеком. Мастерски пускал пыль в глаза. Он ездил в свою лавку на трамвае, продавал птиц, принимал грузы пернатых из далеких стран, прибывавших на поездах и дирижаблях, покупал одну и ту же газету в киоске, не задерживался на работе, был очень вежливым и условно общительным, а примерно раз в месяц он выходил на ловлю настоящих «птиц».

Я просчитала схему Птицелова. Кто-то предоставлял ему адрес, где обитает жертва. Птицелов закрывал лавку, отправлялся на станцию «Кроувелл», где через билетный ящик получал сообщение. Тогда он прибывал на указанное в сообщении место, готовил свой силок и дожидался, когда в него попадется очередной несчастный. Я так и не выяснила, с кем он работает, как заманивает носатых существ в ловушку и что заставляет их покидать свое тайное убежище, но факт остается фактом: они неизменно приходили на встречу, где их ловили, усыпляли, запирали в ящике и увозили.

Между тем дома никто и представить не мог, чем занимается «добропорядочный и покладистый» мистер Птицелов, который всегда здоровался с миссис Поуп, был почтителен с мистером Поупом, никогда не грубил, не сорил и снег в дом не наносил. Но в то же время у мистера Фартинга копился и рос список тех, кто становился счастливым обладателем пальто, перчаток, башмаков или цилиндров из кожи несчастных носатых существ. А еще, однажды подслушав разговор Птицелова с Портным, он узнал что они зовут этих существ «не-птицами», видимо, чтобы отделить их от обычных птиц.

Ну а потом вдруг что-то случилось. Компаньоны то ли рассорились, то ли просто решили прекратить совместную деятельность, но в любом случае птичья лавка закрылась, вывеску сняли и заменили. Портной продолжал работать в ателье, а Птицелов почти перестал покидать Горри, словно затаился и решил похоронить свою зловещую тайну как можно глубже.

Эта его новая серая жизнь шла своим чередом, ну а мистер Фартинг вскоре, неожиданно для себя, столкнулся с еще одной, не менее зловещей, тайной.

Однажды я услышала очень странный разговор Поупов. Как сейчас, помню: на следующий день после окончания одной из бурь, консьержка схватила мужа и, затащив его в свою комнатку, сказала:

«Еще один, Бартоломью!»

Супруг ответил ей:

«Да, я знаю».

Консьержка была в ярости:

«Сперва Лаймы и Хейли, — сказала она. — Теперь вот Джулия Блувин. Когда это прекратится?!»

Судя по всему, мистер Поуп не знал ответа на этот вопрос, поскольку промолчал, и тема была закрыта.

Услышанное меня встревожило: эти Поупы что-то скрывают. И вскоре я узнала, что это не просто тайна Поупов — это тайна всего дома номер семнадцать на улице Трум.

Ничего в поведении Птицелова не выдавало, что он вернулся к прошлой жизни, и я взялась за расследование новой тайны. Вскоре мне удалось выяснить, что Лаймы, о которых шла речь, когда-то жили в квартире, в которой поселилась я. Упомянутые Хейли прежде обитали во второй, на тот момент пустовавшей. А что касается Джулии Блувин… Что ж, все эти люди, о которых говорили Поупы, не съехали, не перебрались куда-то еще. Они пропали. Бесследно.

Разумеется, я тут же заподозрила, что все это связано с Птицеловом и его деятельностью, ведь не бывает таких совпадений: похититель живет в доме, в котором пропадают жильцы. И в то время, как мистер Фартинг по крупинкам собирал сведения о не-птицах, я стала искать причину таинственных исчезновений в доме номер семнадцать. И в тот момент даже предположить не могла, что найду.

Как оказалось, в каждой квартире кто-то когда-то пропал. Даже у Поупов. Да что говорить о них, когда исчез сам домовладелец — некий господин Тристан Борган, офицер и ветеран войны. Они говорят, что он в путешествии, но мне прекрасно известно, что это не так. Общее у пропавших было то, что они исчезали незадолго перед, во время или сразу после снежной бури — вот и все.

Я перенастроила рожок оповещения у Поупов и стала слушать все, о чем говорят на первом этаже. Узнала грязные секретики многих жильцов, но, к сожалению, ничего важного — никто не говорил о пропажах. Моего внимания требовали другие статьи — срочные разоблачения, скандальные расследования преступлений и прочее, и я отложила дело Птицелова и дело о пропажах на потом. За все время, что я тут жила, прошло три бури, и никто больше не пропадал. Моя бдительность ослабевала. И однажды случилось непоправимое. Я виню в этом себя.

У меня был… нет, у меня есть сын. Его зовут Джейкоб. Надеюсь, вы простите мне мою… Так, погодите! Сейчас, я перестану, эти проклятые слезы… Где-то был мой платок. Ах да, вот же он. О чем я говорила? Джейкоб, да…

Джейкоб учился в Большом Университете Механики в Рривв, при котором и жил. Он всегда был очень умным и с детства испытывал страсть к воздухоплаванию. Джейкоб хотел стать аэро-инженером, мечтал строить дирижабли, воздушные экипажи и тому подобное. Профессора прочили ему большое будущее. Я очень им гордилась. В смысле, горжусь.

В последние годы мы с ним виделись нечасто — все его время занимала учеба, а мое — работа. Но праздники мы всегда встречали вместе, и этот тоже не должен был стать исключением. Близился Новый год. И Джейкоб приехал.

Я была так счастлива. Мы готовились к празднику. Джейкоб витал мыслями в своих чертежах и проектах — он все говорил о новом изобретении, над которым работал весь последний год и которое хотел после праздника предоставить на рассмотрение профессорской коллегии. По его словам, это было что-то, что навсегда впишет его имя в историю воздухоплавания. С горящими глазами он говорил о преодолении недостижимых до этого высот, о полетах туда, куда прежде никто не поднимался — чуть ли не на луну. Он сыпал терминами, рассказывал о каких-то клапанах и поршнях. Я не сильно разбираюсь во всей этой механике, но была рада просто слушать его. Этот восторг, с которым он говорил о последних сошедшихся расчетах…

Накануне Нового года объявили о приближении снежной бури. Дом закрыли, на окна опустились штормовые ставни.

В последний раз я видела Джейкоба на этом самом диване. Последнее, что он сказал мне… я никогда этого не забуду: «Мама, думаю, мой патент замечательно будет смотреться среди всех этих скучных газетных вырезок на твоей стене».

Я вышла из этой гостиной всего на мгновение — мистер Поуп позвонил в дверь убедиться, что я все заперла.

Больше Джейкоба я не видела. Я сперва даже не поняла, что произошло…

Я была на грани отчаяния, но не могла себе позволить поддаться ему. Любая другая мать, я уверена, на моем месте открыла бы окно и шагнула бы прямо в бурю, но я… Какая-то крошечная частичка внутри твердила: мой сын не мертв. А я всегда верила своей интуиции…

Я обыскала каждый угол в этом проклятом доме, поговорила со всеми, и ничего не нашла, даже сочувствия — одно плохо потаенное злорадство: и тебя настигло, что и нас. А потом… у меня просто закончились варианты, я не знала, что дальше делать, не представляла, где мне искать Джейкоба. Я могла лишь просить помощи.

Когда мистер Фартинг расследовал дела в центре или на фабричных улочках, ему помогал кое-кто из полиции — хитроумный сыщик, который всегда находил улики, всегда отыскивал виновных. Лайонел Грейвз. Он был моей последней надеждой, и я сообщила ему о том, что мой сын исчез, рассказала все, что знала, о пропажах в этом доме.

«Снежные бури? — только и спросил Лайонел. — Исчезновения в бурях?!»

Я сразу же все поняла — по тому, как заблестели его глаза. Многие годы люди исчезали во время снежных бурь по всему городу, и Лайонел Грейвз решил, что это связано. Сама того не зная, я предоставила ему ниточку. Он полагал, что, разыскав Джейкоба и прочих пропавших в доме, поймет, куда пропадали и остальные. Мой «Сюжет века» стал для него «Расследованием века».

Несмотря на мои доводы и на возражения его жены, Лилли, он поступил по моему примеру: перебрался в этот дом, а именно — в бывшую квартиру исчезнувших Хейли.

С его приездом, поиск, вроде как, сдвинулся с мертвой точки: сообща мы выяснили, при каких обстоятельствах исчезли прочие жильцы дома, с удивлением обнаружили, что некоторые из соседей и вовсе отрицают существование своих пропавших родственников. Но мы были на верном пути. И я уже начала верить, что на этот раз докопаюсь до правды.

А затем Лайонел Грейвз пропал.

Незадолго перед исчезновением он успел сообщить мне, что догадывается, кто стоит за пропажами, но в подробности вдаваться отказался, пока все не проверит. Больше я его не видела. Он исчез. Как Джейкоб. Как другие.

Я узнала, что в утро перед бурей он заходил к Хэмму, но старик ничего вразумительного сообщить не смог. Лилли Грейвз была уверена, что Лайонела убили, она помешалась от горя. Я совсем отчаялась. Моя последняя надежда пропала в метели вместе с моим сыщиком.

И тогда я сделала то, от чего отговаривала себя с самого момента, как пропал Джейкоб. Я пошла к Птицелову. И сказала ему, что знаю, чем он занимался, и что мне нет никакого до этого дела. Я умоляла его рассказать все, что он знает об исчезновениях. Понимаете, он не мог здесь жить и ничего не знать и… и каково же было мое удивление, когда он сказал, что не представляет, о чем я говорю. Он уверял, что не занимается никакой ловлей не-птиц, не знает ни о каком Портном. И самое поразительное было то, что он говорил правду. В тот миг я это отчетливо поняла. Передо мной был вовсе не коварный Птицелов, а обычный осунувшийся житель Горри. Он и правда не знал! Нет, я не представляю, как такое возможно…

А потом произошло самое ужасное и отвратительное: Птицелов меня пожалел! Он сказал, что сочувствует мне, и посоветовал найти в себе силы и жить дальше. Жить дальше! Вы можете в это поверить?!

Но просто жить дальше я, разумеется, не могла. И ни на минуту не оставляла свои поиски, которые, как и до того, ни к чему не приводили…

Время шло, буря сменяла бурю, и однажды в этом доме исчез еще кое-кто. Полгода назад твой отец, Арабелла, вышел из квартиры на прогулку с вашей собакой и больше не вернулся. Нет! Не гляди на меня с такой надеждой! Я мало, что знаю. Лишь то, что они так и не вышли через двери дома, что миссис Поуп сказала мистеру Поупу: «Еще один», на что тот ничего не ответил, а просто уткнулся в газету, и то, что мадам Флёрхаунд из девятнадцатой квартиры всю бурю жаловалась, будто слышит собачий лай на чердаке. Я исследовала чердак, и, конечно же, ничего там не обнаружила.

А потом я случайно услышала слова этого сбрендившего Хэмма. О том, что якобы его временами навещает господин Борган. На моем месте любой решил бы, что он просто спятил, и все же… что-то мне напомнили его россказни о том, как в бурю к нему приходит его старый соратник, и они вспоминают былые времена за кружечкой джина. И я вспомнила. Это походило на те нелепые газетные статьи в рубрике курьезов.

Я поговорила с Хэммом, а он горазд болтать — просто житья не видит, кроме как рассказать о своем ненаглядном капитане и былых подвигах. И по его оговоркам я поняла, что господин Борган, хозяин нашего дома, уже давно никакой не господин Борган. Что вместо него к старику приходит монстр с огромным носом, белой кожей и черными глазами. И монстр этот прикидывается его другом-капитаном, мол, у него даже память капитана.

Это было невероятное, ошеломительное открытие. Если пропавший господин Борган каким-то образом стал не-птицей, это все кардинально меняло. Оба моих дела вдруг объединились и слились в одно. Я понимаю, что это прозвучит, как бред, но что мне еще было думать?! Я предположила, что и Джейкоб тоже. Тоже стал таким же… не-птицей.

И вскоре я неожиданно получила подтверждение своей догадки.

Мне пришло письмо. Писал мне один из сокурсников моего сына — он утверждал, что видел Джейкоба буквально на днях в каком-то пабе. По его словам, он подошел поприветствовать его, поинтересовался, куда он пропадал, но Джейкоб его не узнал. Мол, Джейкоб попросил оставить его в покое и не лезть со своими ненужными разговорами к совершенно незнакомым людям. Сокурсник моего сына весьма оскорбился, но счел своим долгом написать мне. Также он сообщил, что Джейкоб был пьян, буянил и кутил в компании какого-то хлыща. Это было уже что-то. Нет! Это было то, чего я так долго ждала!

Я отправилась в упомянутый паб, поговорила с хозяином и узнала, что означенные личности действительно довольно буйно провели там один из вечеров. Они не представились, он не знал, куда они ушли, но подробно описал обоих. В одном из описанных я с замиранием сердца узнала своего сына! А в свежей газете, опять же в разделе курьезов, я нашла заметку о некоем господине, который провел ночь за дебоширством, был арестован и отправлен в застенок полицейского участка в Гротвей, но при этом клялся, что сам стал жертвой носатого монстра, который заставлял его пить и буянить.

Дождавшись, когда этого господина отпустят, я лично расспросила его. Он сказал, что монстр похитил его прямо из лавки башмачных кремов, в которой он работал, и утащил в паб, после чего превратился в человека и в таком виде провел почти всю ночь. В последний раз тип из лавки башмачных кремов видел Джейкоба на рассвете, когда тот вывалился из воздушного шара, который они сообща увели прямо из-под носа владельца. Несчастный похищенный не знал, где жил «монстр», но сообщил, что тот говорил, будто обитает где-то в южной части Гротвей. Этого было слишком мало, но все равно я ощущала, что приближаюсь.

И тогда я перерыла все выпуски «Эхо в Гротвей» за последнее время. Там я обнаружила статью о девушке, которая всех убеждала, будто носатый монстр похитил ее и заставлял танцевать с ним на крышах домов. Я разыскала эту девушку, и она поделилась со мной своей историей: «монстр» жаловался ей, будто вынужден обретаться на чердаке, но зато вид из его большого круглого окна просто превосходен, в отличие от окна квартиры, в которой он жил раньше. Что ж, я принялась искать дом с большим круглым окном чердака в южной части Гротвей. Таких домов оказалось три. На двух чердаках жили люди: в одном — бедный художник в окружении холстов и красок, на другом — нищий, который пробрался в дом через дыру в крыше. Оставался последний…

И так я нашла нужный чердак и нужное большое окно. Как бы мне ни хотелось сразу же туда отправиться, я решила с этим повременить. Прежде, чем очертя голову бросаться к своему пропавшему сыну, нужно было как следует все разведать. Я установила телескоп и направила его прямо на это окно. Почти неделю там ничего не происходило, но в какой-то момент я заметила чью-то размытую фигуру, блуждающую по чердаку. Я была вне себя от радости. Это был он! Мой Джейкоб! Я — нашла! И я уже собиралась отправиться в Гротвей, когда случилось то, что нарушило все мои планы.

На улицу Трум приехал черный «фроббин».

Я мгновенно узнала его — это был «фроббин» Птицелова и Портного. О, как же я испугалась — не передать словами. Мои мысли путались, в голове рождалось одно предположение хуже другого. Что все это значит?! Что они задумали?! Птицелов взялся за старое?!

Напрашивался ужасный вывод: если черный «фроббин» здесь появился, значит, они снова открыли на кого-то охоту. Само собой, я решила, что Птицелов намеревается изловить моего сына и снять с него кожу.

Я снова к нему отправилась, я готова была на все, что угодно, только бы он пощадил Джейкоба. И на этот раз… дверь мне открыл совершенно другой человек. Злобный, коварный и подлый. Человек с глазами убийцы. Он не говорил, что ничего не знает, не придумывал отговорки и сразу же сказал, что ждал моего появления. Я уже раскрыла было рот, чтобы рассказать, зачем пришла, но он велел мне молчать, возвращаться к себе и ждать. После чего просто захлопнул передо мной дверь.

Через два дня под своей дверью я обнаружила записку. В ней Птицелов требовал встречи — велел ждать его на окраине Горри.

Прежде, чем отправиться туда, я подготовилась: записала все, что мне известно, запечатала конверт и отдала его своему приятелю из газеты — он должен был вскрыть конверт и опубликовать содержимое, если со мной что-то случится. А потом я пошла на встречу.

Точно к указанному в записке времени прибыл черный «фроббин», и меня пригласили внутрь. Не считая, автоматона, сидящего за рычагами, Птицелов там был один. Я сразу же предупредила его, что если он вздумает меня убить, о его грязных делах тут же узнают все в этом городе, на что он расхохотался.

«Вы не понимаете, мистер Фартинг, — сказал он, выдав тем самым, что осведомлен о моей вымышленной личности, — я не хочу вас убивать. Вы слишком полезны. Вернее, станете полезным для меня вскоре…»

Я спросила, что это должно значить, но он отказался вдаваться в подробности. И сказал лишь, что всему свое время.

Его слова испугали меня, но в тот миг я могла думать лишь об одном. Я умоляла его пощадить Джейкоба.

«Ваш сын? — спросил он. — О, мистер Фартинг, я сейчас ловлю „птичку“ покрупнее, и мне нет никакого дела до вашего сына. Пока что. Но если вы и правда не хотите, чтобы какой-нибудь, скажем, патетичный фабрикант из Краекка не обзавелся новым фраком и перчатками из его кожи, вы исполните все, что от вас потребуется».

И я согласилась. Согласилась сделать то, о чем не имею ни малейшего понятия.

Мы заключили сделку, меня высадили на улице Трум, и я пошла домой.

Конечно же, я не поверила ему. В голове была лишь одна мысль: «Найти сына и бежать!»

Но я не могла пойти к Джейкобу — Птицелов мог проследить за мной. И тогда так вовремя мне подвернулись под руку вы, двое. Я полагала, что уж дети не должны привлечь особое внимание такой персоны, как Птицелов, и за вами следить он не станет. И я отправила вас в Гротвей.

Вот и все, что я знаю. Надеюсь, больше вы не думаете, что я работаю на Птицелова, что я могла убить Франки или собираюсь убить вас. Я удовлетворила ваше любопытство?..

…Миссис Чаттни договорила и замолчала, но какое-то время в гостиной все еще висело эхо от ее голоса.

Дети боялись пошевелиться. То, что она им рассказала… все это просто не укладывалось в голове.

— Теперь ваша очередь, не так ли? — сказала она. И это был не вопрос. Это было требование.

Финч поглядел на Арабеллу, и они вдвоем, сбиваясь и перебивая друг друга, рассказали миссис Чаттни про мистера Риввина, который жил на чердаке с большим окном, о его рыбалке, о кровати, стоявшей на балках, о его жалобах и о сквозняке, которого он опасается.

— Он так и сказал? — взволнованно уточнила миссис Чаттни. — Что у него хрупкое здоровье?

— Да, слово в слово, — подтвердил Финч. — А еще у него был шарф.

— Это точно Джейкоб! — Не в силах совладать с приливом эмоций, женщина вскочила на ноги и принялась блуждать по гостиной. — Я ему всегда говорила, что у него хрупкое здоровье и ему следует его поберечь. Никогда не позволяла ему сидеть на сквозняках! Я нашла его! Нашла!

Казалось, миссис Чаттни вот-вот упадет в обморок от охвативших ее чувств.

— А как он выглядел? — спросила она. — Как… монстр?

— Да, — кивнула Арабелла. — Почти все время. Но потом превратился в очень красивого молодого джентльмена.

— Он был похож на вас, — добавил Финч. — Очень. Вот я и подумал, что это ваш сын.

— Это он! Я просто не могу в это поверить! Я боюсь в это верить!

— Миссис Чаттни, — хмуро сказал Финч.

— Как же долго я его искала! Я столько раз обнадеживала себя, а потом надежды рассыпались…

— Миссис Чаттни! — громче повторил мальчик.

— Что? — она несколько ошалело на него поглядела, словно он вырвал ее из сладкого сна, приложив сосульку к ее пятке.

— Он не помнит вас, — жестоко сообщил Финч. — Он не помнит своей прошлой жизни. Он помнит только, как жил здесь, на восьмом этаже вместе с капитаном Борганом и прочими. Он считает, что его зовут Риввин. Я поинтересовался, не помнит ли он свою маму, а он спросил: «Какая еще мама?»

— Нет! — нервно рассмеялась миссис Чаттни. — Ты что-то путаешь. Если капитан Борган все помнит и приходит к своему старому другу Хэмму, то и мой мальчик все помнит. Иначе ведь быть не может, верно? — Она с мольбой поглядела на Финча, перевела взгляд на Арабеллу, но, увидев мрачные лица детей, также помрачнела. — Не помнит, значит… Ничего, я что-нибудь придумаю, — мрачность сменилась твердой убежденностью. — Я его нашла, а это самое главное. И я его больше не потеряю, я не отдам его в лапы этих…

— Мэм, — сказал Финч. — Вы сказали, что Птицелов живет здесь, в нашем доме! То есть он один из наших соседей!

Миссис Чаттни прищурилась. С ее лица вдруг стерлось все то доброе, что появилось от известий о ее сыне.

— Да, живет в этом доме, — проговорила она своим обычным злым голосом.

— Кто же он?! Скажите нам! Вы так и не сказали, кто он!

Миссис Чаттни поглядела на него, перевела взгляд на Арабеллу. Та замерла в ожидании, затаив дыхание и округлив глаза. Женщина все поняла.

— Может быть, ты спросишь ее? — недобро проговорила миссис Чаттни, кивнув на девочку.

— Что? — удивился Финч, глянув на подругу. — О чем это она?

— Финч, я… — начала Арабелла.

ТУМ! Раздался вдруг откуда-то грохот. ТУМ! ТУМ! ТУМ!

Дети испуганно огляделись по сторонам.

— Что это такое?! — воскликнул Финч.

— Тише! — прикрикнула миссис Чаттни. — Я пытаюсь слушать!

Она подскочила к своему столу и склонилась над рожком для подслушивания. Звук шел оттуда. К нему присоединились взволнованные голоса с первого этажа.

ТУМ! Грохот повторился. ТУМ! ТУМ! ТУМ!

Миссис Чаттни обернулась и поглядела на детей. На ее лице был написан подлинный ужас.

— Кто-то стучит в дверь, — едва слышно проговорила она. — Кто-то просит, чтобы его впустили в дом.

— Но сейчас же буря! — воскликнула Арабелла и почувствовала, как мурашки побежали по ее спине.

— Я знаю, — блеклым голосом ответила миссис Чаттни…

…Когда дети в сопровождении миссис Чаттни спустились вниз, грохот еще раздавался. Более того — он стал настойчивее.

Миссис Чаттни предусмотрительно удержала Финча и Арабеллу на лестнице, и они втроем замерли, прислушиваясь.

У окошка консьержки в самом разгаре происходил спор, что неудивительно, на весьма повышенных тонах. Младший констебль Перкинс выступал за то, чтобы отворить дверь и впустить того, кто за ней стоял. Прочие (в лице некоей лысой женщины и ее лысой кошки) были несколько скептично к этому настроены.

— Что за вздор! — визжала миссис Поуп. — Мы не будем никого впускать! Да там и вовсе никого нет!

ТУМ! ТУМ! ТУМ! Громыхало будто бы ей в ответ. Стучали, как ни странно, в заднюю дверь.

— Мэм, мы не имеем права не впускать, — сказал мистер Перкинс. — Закон гласит…

— Вы в своем уме? Почему мы должны рисковать из-за…

— Во имя сохранения жизни…

— Какой еще жизни? — консьержка была непреклонна. — Никакой человек бы не выжил в буре!

— Я тоже считаю, что стоит отпереть дверь, — сказал доктор Нокт. Он сидел в одном из кресел у камина, подставив ноги почти вплотную к огню.

— С глубоким уважением, господин доктор, — воскликнула миссис Поуп, — но вашим мнением никто не интересовался, поскольку вы здесь даже не живете!

— И рад этому! — оскорбленно ответствовал доктор.

— Цисси, — негромко проговорил мистер Поуп, — полагаю, все же стоит…

Миссис Поуп была ошарашена подобным предательством:

— И ты туда же?!

— Сэр? — Мистер Перкинс повернулся к старшему коллеге, до того молчавшему и надеявшемуся, что ему не придется принимать какие-либо решения, ведь он только-только более-менее согрелся и смог, наконец, взяться за чтение нового полицейского романа «В поисках невиновного».

Мистер Доддж отвлекся от книги, снял свое крошечное пенсне и кряхтя приподнялся в кресле.

— Вы слышали констебля, миссис Поуп, — сурово проговорил он. — Закон требует открыть двери. А значит, дверь будет открыта! Перкинс, мистер Поуп и господин доктор отворят дверь, впустят того, кто там стоит, и снова запрут ее.

— Сэр… — Констебль Перкинс стоял уже у самой двери и вслушивался в доносящийся из-за нее рокот бури. — Боюсь, нам понадобится ваша помощь.

— Так я и думал, — проворчал старший констебль, но тем не менее, выбрался из пледа и захлопнул книгу.

Доктор и мистер Поуп уже стояли у двери. Мистер Доддж подошел и упер плечо в створку. Все приготовились, лифтер даже вжал голову в плечи.

Констебли взялись за засовы, переглянулись и дернули. Заработала тепло-решетка, но как только засовы вышли из пазов, ее заглушило безумие, творящееся на улице.

Дверь будто ожила. Стоило ей лишь немного приоткрыться, как створка буквально вылетела из удерживавших ее рук и ударилась о стену. В тот же миг буря проникла в дом № 17.

Это была никакая не метель, это был самый настоящий шквал. С грохотом, какой могли бы издавать лишь огромные железные валы, снежные вихри ворвались в подъезд, расшвыряв мужчин в стороны.

Камины погасли, и весь первый этаж погрузился во мрак и холод.

Миссис Поуп визжала, сжавшись у себя за стойкой и прижимая к себе обезумевшую от ужаса Мо. Миссис Чаттни схватила детей за руки и потащила их вверх по лестнице. Она не отпускала их, пока они не оказались на втором этаже.

А снег все проникал в дом. Дверной проем будто превратился в огромную воронку, которая засасывала в себя пургу. Снежные лапы сплетались жгутами и ползли все глубже.

— Закрывайте! Закрывайте! — кричал констебль Перкинс.

— Давайте же! Навались! — ревел констебль Доддж.

Мужчины схватились за створку и принялись с силой на нее давить, но ветер был слишком силен. Доктор и констебль Доддж толкали дверь, а мистер Поуп, глядя в кромешно белое марево, пятился и трясся от ужаса и холода.

Снова дверь, казалось, было не закрыть. Никто больше не задумывался о том, кто же стучал в нее.

Констебль Перкинс пригнулся, выбрался из-за простенка и принялся расчищать путь для двери от навалившихся сугробов. Дикие порывы ветра толкали и отшвыривали его назад. В одну секунду он оказался облеплен снегом.

— Перкинс! — заорал мистер Доддж. — Что ты делаешь?! Уйди оттуда!

Но младший констебль продолжал отшвыривать снег руками.

— Толкайте! — закричал он, но его голос прервался, от того, что в рот набился снег.

Доктор Нокт и констебль Доддж принялись толкать. Дверь сдвинулась на дюйм, на два, на три… она поползла, но в какой-то момент снова встала. Сил двух мужчин не хватало, чтобы ее закрыть, а Перкинс не мог им помочь, поскольку сидел на полу и уже ногами пытался отгребать снег.

— Поуп! Помоги!

Но мистер Поуп отполз подальше и вжался в стену.

— Мы не закроем ее! — кричал доктор.

— Поуп! — ревел констебль Доддж. — По-о-оуп!

Лифтер лишь потрясенно качал головой. Он впал в ступор и выл на одной ноте.

— Толкайте! — кричал Перкинс. — Толкайте!

Младший констебль не мог им помочь — если бы он вылез в проем, его бы тут же смело прочь.

Старший констебль и доктор пыхтели и сжимали зубы, но дверь упорно не желала сдвигаться.

— Толкайте! — закричал вдруг кто-то в самое ухо мистера Додджа и тоже принялся давить на дверь. Створка медленно поползла вперед. Младший констебль, словно безумный, заработал ногами, пытаясь отшвырнуть ими прочь как можно больше снега. Доктор Нокт, мистер Доддж и появившийся вдруг помощник толкали что было сил, а дверь все ползла.

Дюйм за дюймом она продвигалась, и в какой-то миг, наконец, это произошло. Она закрылась. Один за другим громыхнули стремительно задвигаемые засовы.

Шум затих. Буря начала царапать дверь и стучать с той стороны, но больше она не могла угрожать жильцам дома № 17, в ее силах было лишь ворчать да хрипеть с улицы.

Подъезд замело. Младший констебль тяжело дышал, сидя на полу. Он был весь в снегу. Старший констебль глянул на нежданного помощника. Рядом с ним и доктором стояла миссис Чаттни. Она зажимала раскрасневшийся лоб ладонью и пыталась успокоить дыхание. Другой рукой она упиралась о стену.

— Мадам? Вы? — поразился старший констебль Доддж.

Доктор почтительно кивнул женщине:

— Мэм, вы оказались здесь как нельзя вовремя, — сказал он. — Мы вам благодарны.

— Да, мэм, — подтвердил старший констебль. — Это было очень храбро с вашей стороны. — Он обернулся к лифтеру, чей скулеж, в отсутствии шума бури, теперь стал слышнее и при этом действовал всем на нервы. — А вы, Поуп, стыдитесь!

Судя по всему, лифтер начал активно стыдиться. Он поник и попытался поставить на ножки свой стул, перевернутый порывами ветра. О газете не шло даже речи. Она исчезла в снежном вихре.

— Миссис Поуп! — сурово прикрикнул мистер Доддж. — Вылезайте! Разжигайте камины снова! Только осторожнее: хоть фитили и задуты, газ все еще поступает. Сперва закрутите вентили, а потом… хотя что я вам рассказываю, вы и так все знаете! Миссис Поуп! Пошевеливайтесь! Нам нужно тепло! Констебль Перкинс едва не замерз насмерть! Доктор!

— Да, сэр! — Доктор Нокт подхватил под руку младшего констебля и помог ему подняться. Проводил его к креслам, усадил.

— Я… я в порядке, — дрожащим голосом ответил Перкинс. — Пара пилюль «Согревина», и я буду, как… как новенький.

— Ну, боюсь, парой пилюль дело не ограничится, — хмуро заметил доктор Нокт и помог констеблю снять ремень, мундир и шлем. — Тут где-то были пледы. Что у нас с огнем?

— Миссис Поуп! — снова прикрикнул мистер Доддж, и консьержка показала свою лысую голову из окошка.

Она выбралась из своей комнатки и нетвердой походкой направилась к каминам. От консьержки на весь первый этаж разило джином. Кажется, с того момента, как дверь закрыли, до этого самого мига, она пыталась унять страх при помощи припрятанной в столе бутылочки. Судя по мурлычущей и болтающейся в ее руке кошке, которую она держала за лапку, как плюшевую куклу, кошка также немного подлечила нервы джином.

— Зря мы решили открыть дверь, — проворчал мистер Доддж, глядя, как консьержка борется со спичками. — И зачем мы только решили ее открыть?

— Помилуйте, но я ведь стучал, — ответил кто-то.

Присутствующие мгновенно обернулись к говорившему. Повисла тишина. Только сейчас все заметили, что у парадного входа гулко работает тепло-решетка и на ней топчется невысокий старик в черном пальто с оторочкой из вороньих перьев и в больших лётных очках.

Никто не заметил, как он появился. Вероятно, старика принес один из снежных вихрей, но все были так заняты дверью, что попросту не разглядели его.

— А вы еще кто такой? — удивился старший констебль.

— Мистер Хэмм? — пораженно проговорила миссис Чаттни. — Но как вы…

— Как вы выжили в буре, сэр? — пророкотал мистер Доддж. — Объяснитесь!

— Я просто подошел к дому и постучал, — простодушно ответил мистер Хэмм. — Да там всего лишь легкая метелица, куда ей до настоящей бури. Вот вспомнить те бури, что были во время войны, так…

— Мы не будем вспоминать те бури, — перебил его старший констебль. — Как так вышло, что вы оказались вне дома? И я еще раз повторяю свой вопрос: как вы выжили в буре?

— Мистер Доддж, — заговорила миссис Чаттни, — это мистер Хэмм, он живет в своем старом дирижабле во дворе. Вероятно, он там и был, когда началась буря.

— Все так, все так, — подтвердил старый штурман. — Вот только вы забыли упомянуть, что мой дирижабль называется «Дженни».

— Никому нет дела до того, как он там называется! — рявкнул старший констебль. — Буря! — напомнил он. — И вы в ней!

— Мистер Хэмм, — взволнованно проговорила миссис Чаттни, — расскажите все. Что случилось, когда началась буря?

— Да ничего особенного, — проворчал мистер Хэмм. — Только печушка моя забилась совсем. Ну, труба, пришлось ее чистить. Мне ведь нужно было согреть джина для моего друга, и я…

— Для вашего друга?! — воскликнула миссис Чаттни. — Вы говорите о капитане Боргане?

— Ну да, — подтвердил старик. — Немного у меня, знаете ли, друзей.

— Господин Борган да-авно… ик… в путешествии! — вставила миссис Поуп нетрезвым голосом. Она на коленях поползла ко второму камину — первый уже ярко пылал. — Это все знают! Старый дурень снова… ик… напился и… ик… снова обезумел!

— Нет, он не в путешествии, — покачала головой миссис Чаттни. — Мистер Хэмм, расскажите, что было, когда пришел ваш друг.

— Да что было… — проронил старик, кутаясь в пальто. — Он пришел недавно, всего минут десять назад или около того. Не успел я его расспросить ни о чем, как тут же нас подбили…

— Что вы такое несете? — Мистер Доддж подбоченился и сложил руки на груди — этот странный старик ему не нравился. Он был очень подозрительным. Старший констебль не доверял людям, которые плетут небылицы и мелят чепуху.

— В смысле, перебили, — исправился мистер Хэмм. — Очень невежливые господа, надо сказать. Вот в наше время таких невоспитанных не было. Даже те, из пехоты, были благороднее и утонченнее этих, нынешних…

— Давайте без покрытых ржавчиной историй! — теряя терпение, прорычал мистер Доддж. — Что там стряслось, вы внятно можете рассказать, или нет?!

Старик испуганно поглядел на констебля и сказал:

— Я видел огромный трамвай, который подошел прямо к нашему двору. Его иллюминаторы ярко светились, а от шагов механических ног сотрясалась земля. А еще от него шел нестерпимый жар, как из кузни.

— Вы бредите, Хэмм или как вас там! — заявил мистер Доддж. — Ходячий трамвай? Да еще и в бурю?

— Нет, он там был! Я своими глазами видел! Они прибыли на нем.

— Кто «они»? — спросила миссис Чаттни.

— Люди, одетые в черное, — испуганно ответил старый штурман. — Они были похожи на полицейских, но не были полицейскими. И солдатами тоже не были…

— Вы говорите, кем они не были, но не говорите, кем же они были! — воскликнул мистер Доддж. — Вы нарочно намереваетесь нас запутать?

— Нет, сэр, я просто не знаю. А они не представились. Но они были в длинных шинелях, глаза прятали за защитными очками, а лица замотали шарфами. Выглядели жутко.

— И что им было нужно?

— Им был нужен капитан Борган. Как только они постучали в дверь «Дженни», он сразу понял, что это пришли за ним. Он сказал, что настало время прощаться.

От этих слов констебль Перкинс попытался было вскочить на ноги. Но доктор ему не позволил и удержал в кресле.

— Прощаться?! — спросил Перкинс встревоженно.

— Он сказал, — с грустью ответил старый штурман, — что ничего не сможет сделать. Что это была идеальная ловушка. Потому что он — заперт внутри железной комнаты и не может превратиться в снег.

— Что за бред? — презрительно усмехнулся мистер Доддж.

— И что он сделал? — проигнорировала миссис Чаттни.

— Сказал держаться рядом, чтобы меня не сдуло, и отпер дверь. И тогда они вошли. Трое. Но снаружи ждало больше. Главный — человек в цилиндре и с тростью-псом — сказал, что капитану Боргану не стоит выкидывать фокусы. Что он должен пойти с ними.

— И что он сделал?

— Он пошел с ними. Он всегда был отчаянным храбрецом…

— Этого не может быть! — воскликнул Перкинс.

— Да это все смахивает на бред! — поддержал мистер Доддж.

— Что было потом? — спросила миссис Чаттни.

— Главарь этих людей, тот с тростью-псом, отдал мне свое пальто и сказал, чтобы я шел в дом и сообщил мадам Кларе, что капитан Борган больше не может быть здесь домовладельцем.

— Он отдал вам свое пальто?

— Да. Вот это. Сказал, что оно ему больше не нужно, а мне пригодится, чтобы дойти до дома.

— И вы просто надели и пошли?

— Ну да.

— Это что же значит? — спросил мистер Поуп. — Что теперь у нас новый домовладелец? В смысле, домовладелица? Мадам Клара?

— Я не верю… — прошептала пораженная консьержка. — Просто не верю…

— Полагаю, стоит сообщить мадам Кларе, — неуверенно произнес мистер Поуп. — Как-никак, она его родственница и должна обо всем узнать.

— Первая ваша здравая мысль за сегодня, Поуп, — сказал старший констебль Доддж. — Отправляйтесь за ней немедленно.

Лифтер отворил решетку, вошел в кабинку и вскоре отправился на седьмой этаж…

Мадам Клара появилась внизу не более пяти минут спустя. Она была одета в свое привычное черное платье. Шляпки не было — няня собрала волосы назад и приподняла их, закрепив серебряной брошью. Без своей коляски она выглядела весьма необычно и как-то одиноко.

Судя по всему, лифтер частично рассказал ей о произошедшем, поскольку мадам была бела от гнева и растерянности. Под удивленными взглядами присутствующих она прямиком направилась к мистеру Хэмму, без лишних слов схватила его за ворот пальто и сунула нос в перья. После чего резко отстранилась.

— Это он вам его дал? Портной?

— Я… я не знаю никаких портных, мадам, — сбивчиво ответил старик, столь же недоуменный, как и все.

— Зачем он вам его дал? — неумолимо спросила мадам Клара. Под ее взглядом, старый штурман снова почувствовал себя маленьким мальчиком, который делал из ламповых абажуров дирижабли и отправлял их в полет.

— Чтобы я пришел сюда и передал вам, что капитан Борган больше не может быть здесь домовладельцем. Мадам, это значит, что меня выселят? — испуганно спросил старик. — Капитан не брал с меня никакую плату. А он вернется? Или его забрали насовсем? Я не хочу, чтобы его забрали насовсем. У меня ведь тогда никого не останется. Мадам?

Мадам Клара молчала. Она задумчиво глядела на старика, и по ее лицу было решительно невозможно прочесть, о чем она думает.

— Они схватили его! — вклинился вдруг констебль Перкинс. — Они схватили Тристана!

Мадам Клара перевела на него медленный убийственный взгляд. Несколько мгновений она испепеляла констебля, после чего снова повернулась к мистеру Хэмму.

— Вы пойдете со мной, — наконец, сказала она и направилась к лифту. Старик поплелся за ней, как шарик на ниточке.

Неожиданно дорогу мадам Кларе преградил доктор Нокт.

— Мадам, я прошу прощения…

— Чем могу помочь? — спросила няня таким тоном, словно подразумевала: «Будьте вы прокляты за то, что смеете меня задерживать и вообще обращаться ко мне!»

— Мадам, простите мне мою назойливость. Позвольте представиться, меня зовут Гилберт Нокт, я доктор, мой кабинет частной практики располагается в Липп.

— Чем могу быть полезна, господин доктор? — раздраженно из-за промедления спросила мадам Клара.

— Простите мне мою грубость, но позвольте поинтересоваться, мадам, — он извлек из жилетного кармашка клочок бумаги и прочитал: — Вы — Клара Шпигельрабераух?

— Да, это я.

— У меня к вам дело… Если позволите, меня к вам кое-кто послал.

— Кто вас послал? — железным голосом спросила няня.

— Моя пациентка… Она сказала, только вы ей сможете помочь. Ее зовут мисс Коллн.

Лицо мадам Клары превратилось в мертвенную маску.

А кое-какой синеволосый шпион по имени Финч, который все это время в компании своей подруги, маленькой рыжеволосы шпионки по имени Арабелла, подслушивал и подглядывал за взрослыми с лестницы, пораженно округлил глаза и прошептал:

— Мисс Коллн?

Но мадам Клара услышала. Она повернулась к Финчу и Арабелле так резко и неожиданно, что они даже вздрогнули.

— Дети! — Она строго поглядела на них. — Это взрослые дела. Немедленно отправляйтесь к себе!

— Но мадам… — заунывно начал Финч.

— Я сказала: немедленно!

Финч и Арабелла брели вверх по лестнице. Они были возмущены. Почему их отправляют прочь, когда начинает происходить самое интересное?! Эти взрослые — просто жестокие, бесчеловечные создания! Вот бы их спроваживали всякий раз, как под их взрослыми носами только начинают разворачиваться интриги! Ну что за несправедливость!

Финч негодовал. Он намеренно зло и с силой топал по каждой ступеньке, надеясь, что какая-нибудь вдруг проломится под его ногой.

— Она что, не понимает, что это Кэрри? — сжав кулаки, гневно изрек мальчик. — Он же пытается заманить ее в какую-то ловушку!

— Взрослые такие глупые! — поддержала его Арабелла. — Потому что они важничают и думают, что все-все-все знают!

— Хотя на самом деле не знают даже, что подлый убийца прикидывается добреньким доктором!

— Но мы-то знаем, — попыталась утешить друга Арабелла.

— Но мы ничего не можем! — парировал Финч. — Даже предупредить мадам Клару! Она нас прогнала!

Арабелла поморщила лоб в раздумьях:

— Думаю, он ничего ей не сделает при всех, — сказала она. — Там ведь два констебля, мистер Хэмм, мистер и миссис Поуп, миссис Чаттни и Мо.

Финч был вынужден согласиться:

— Да, он вел себя так, словно ему что-то от нее было нужно. — Мальчик вдруг спохватился и досадливо хлопнул себя по коленке. — Ну разумеется, ему нужна мисс Коллн! Он ее ищет и полагает, что мадам Клара сообщит ему, где она. И это все игра! Вероятно, и за мной он гнался по этой же причине. Думал, я ему все расскажу. Но он не посмеет сунуться к нам, — с мрачной удовлетворенностью добавил Финч. — Как хорошо, что я догадался стянуть револьвер, когда миссис Чаттни вслушивалась в рожок.

Арабелла отстраненно кивнула. Она думала о другом:

— Меня больше волнует мистер Хэмм. То, как он пришел во время бури. И то, что он рассказал.

— Ты видела, как она понюхала его пальто?

— Да, наверное, это не вороньи перья в воротнике, а перья не-птиц, поэтому мистер Хэмм и смог пройти через бурю. Помнишь, не-птицы не чувствуют холода, и снег будто бы не смеет их коснуться?

— Точно! — воскликнул Финч. — А я еще думал, почему все о пальто только и болтают.

Арабелла стала завороженно перечислять странности, будто уже занося их в тетрадь расследования:

— Ходячий трамвай! Пальто с перьями! Люди в черных костюмах! Гораций Горр по прозвищу «Портной», постучавшийся в дверь «Дженни»! Ловушка, — так сказал капитан Борган. Да уж, очень умно было запереть его в «консервной банке».

Дети преодолели еще один этаж. Финч был напряжен и встревожен, он уже даже и забыл о том, что злится на мадам Клару.

— Птицелов и Портной схватили капитана Боргана, — заскрежетав зубами, сказал он. — Зачем он им?

— Снимут с него кожу и пошьют сюртук? — предположила Арабелла.

— Да, или отдадут Одноглазому, чтобы тот исполнил свою угрозу, вырезал у него глаза и послал их его дяде.

Арабелла поежилась, будто от холода:

— Бррр… Такие ужасы начали твориться…

— Да, — согласился Финч. — Жутко.

Дети и не заметили, как дошли до квартиры Арабеллы. Сняв башмаки в прихожей, они направились в комнату девочки.

— Мистер Франки… — задумчиво сказал Финч. — Если не миссис Чаттни второй агент Птицелова, то кто же?

— Им может быть кто угодно, — справедливо заметила Арабелла, закрывая за ними дверь комнаты.

— Кстати! — воскликнул Финч и подозрительно покосился на подругу. — А что она имела в виду, когда сказала, что ты знаешь, кто такой Птицелов?

— Да, я, кажется, знаю, — угрюмо ответила девочка и присела на край кровати.

— Ну?

— Птицелов — это… — Арабелла вдруг замерла, услышав, как хлопнула дверь квартиры. — Дядя Сергиус!

— Что? — пораженно выдохнул Финч. — Мистер Дрей — это Птицелов? Как такое…

— Тише! — Арабелла схватила его за руку. — Слушай!

Раздался топот. Кто-то прошел через прихожую и, даже не удосужившись разуться, преодолел гостиную, а затем вошел в коридор.

— Мерзкий урод! — рычал себе под нос дядя Сергиус. — Он не говорил, что это будет мерзкий урод! Мне нужна надбавка! Определенно, нужна!

К возгласам мистера Дрея добавился едва различимый, словно заглушенный тканью, но с тем резкий звук, похожий на плач. Как будто скрежетали гвоздем по листу металла.

— Хах! — рыкнул мистер Дрей и распахнул дверь своей комнаты. Затем раздался грохот, когда он захлопнул ее за собой.

Финч поглядел на Арабеллу. Девочка встревоженно кивнула, и вдвоем они тихонько вышли из спальни.

На цыпочках пройдя до конца коридора, дети замерли у двери комнаты дяди Сергиуса. Судя по идущим оттуда звукам, мистер Дрей нервно бродил из угла в угол. А потом он вдруг остановился.

Финч и Арабелла решили, что дядя Сергиус заметил их присутствие, но время все шло, и ничего не происходило.

И тут послышалось клацанье, будто отвернули щеколду, скрип и… вдруг из комнаты дяди Сергиуса раздался грохот. Комната, а за ней и квартира стала наполняться воем ветра. Финч и Арабелла уже слышали эти звуки совсем недавно — внизу.

— Он открыл окно? — в ужасе прошептала девочка.

Дети притаились за дверью — даже здесь ощущалось, как стало холодно. Они пытались понять, что же задумал мистер Дрей.

«Второй день бури! — вспомнилось Финчу. — Кажется, это еще одна часть всего того кошмара, который начался с мистера Франки. Что же Дрей пытается сделать? Выйти наружу? Или… кого-то впустить внутрь?»

И кто-то, очевидно, был уже внутри, поскольку сквозь вой ветра пробился чей-то глухой голос:

— Что это такое?!

Мистер Дрей ответил, пытаясь перекричать шум бури:

— Просто мерзкий урод, вот я и…

— Что ты наделал, Дрей?! — в холодной ярости спросил собеседник. И тут Финч понял, кто сейчас стоял по другую сторону двери. Это был Птицелов!

— Это всего лишь мерзкий урод, — продолжал оправдываться дядя Сергиус. — Какая разница?

— Что?! — яростно воскликнул Птицелов. — «Какая разница?!»

— Но, сэр, вы ведь говорили, что он вам нужен…

— Да! Живым! — проревел Птицелов, перекрывая даже рокот непогоды. — Какой от него теперь прок?! Бестолочь! Ты открыл дверь в ее комнате?

— Сэр, отмычки не помогли, — заунывно ответил мистер Дрей.

— Ты же утверждал, что все проверил…

— Проверил, сэр. Замок открывался. Но за дверью не оказалось прохода — только кирпичная стена.

— Ты — никчемность, Дрей! Весь план, такой сложный и выверенный, был воплощен лишь для того, чтобы дать тебе возможность сделать свое дело!

— Сэр, я… Не-ет, сэ-эр, я… ххр…

Раздались судорожные хрипы, как будто мистера Дрея душили.

— Замолкни, жалкое ничтожество, — продолжал Птицелов. — Ты все испортил. И ты за это ответишь…

Из комнаты послышался грохот, как будто кого-то швырнули на пол.

— Пощадите! Пощадите!..

Финч словно отмер. Он положил руку на ручку двери.

— Что ты… — начала Арабелла, но мальчик не слушал. Он повернул ручку и толкнул дверь.

Открывшаяся картина поражала. Окно было распахнуто настежь. Буря лезла в него, словно чудовище, проталкивая внутрь шевелящееся снежное щупальце. Огонь горел лишь в фонаре, который стоял на полу в центре комнаты. Внутри него медленно крутилась поворотная лампа, рассеивая волнами белый свет. Это походило на миниатюрный маяк.

На фоне окна застыл человек в цилиндре и в черном пальто с воротником из смоляных перьев. Он держал в поднятой руке трость с рукоятью в виде головы ворона. На полу у его ног лежал мистер Дрей, в чьих глазах застыл невероятный ужас. Пытаясь защититься, он выставил руку перед собой.

Птицелов обернулся на звук открывшейся двери.

На его глазах были защитные очки с выпуклыми стеклами, нижняя половина лица пряталась под туго намотанным шарфом — из-за этого его голос, видимо, и звучал так глухо.

И все равно Финч мгновенно узнал его.

— Дедушка? — ошеломленно проговорил мальчик.

Птицелов опустил трость, а затем опустил и шарф. Это действительно был дедушка, Корнелиус Фергин.

— Здравствуй, Финч, — сказал он обыденным тоном, словно встречал внука из школы.

Если бы кого-то столкнули с лестницы, при этом саданули по голове стопкой учебников, расквасили нос брошенным башмаком и еще при этом хлопнули ладонями по ушам, он бы даже близко не испытал того шока, который пришелся на долю Финча в тот момент.

Финч стоял и глядел на дедушку, который был одет в злодейское пальто, который едва не убил человека тростью прямо на его глазах, и не понимал. Не понимал, что думать, что чувствовать. Он дернулся и попытался сделать шаг.

— Советую тебе не подходить ближе, — сказал дедушка. — Здесь сильно дует. Еще простудишься…

Это не было заботой, слова дедушки прозвучали, как жестокая насмешка. Финч глядел на этого человека и не узнавал его. Незнакомец не сутулился, как дедушка, не хромал, как дедушка, руки у него не дрожали, как у дедушки. А выражение его лица… холодное, отстраненное, злое… Нет, Финч точно не знал этого человека.

— Я… э-э-э… ты не можешь… не можешь быть… — это все что он смог выдавить из себя.

— Может, и правда все-таки отсталый? — прищурившись, пробормотал дедушка, глядя на Финча.

Он засунул трость в петлю на поясе на манер шпаги, подхватил с пола фонарь-маяк и взялся за ручку чего-то, отдаленно напоминавшего зонт. Быстро поднял его над головой, резко раз за разом сжал кисть, запуская механизм. С шумом заработали винты, и Птицелов, бросив на прощание равнодушный взгляд, подошел к окну и дернул рычаг в стене, после чего одним движением вспрыгнул на подоконник и исчез в буре.

Штормовые ставни начали закрываться, отсекая снежное щупальце метели, словно медленно опускающимся ножом. Буря врезалась в них, она сопротивлялась и бесилась, но ей было не по силам преодолеть заслонку. В какой-то момент ставни опустились полностью, и грохот стал тише. В щели по краям ставен начал пробираться снег.

Арабелла бросилась к проему и быстро закрыла окно. Гул тут же стал едва различим, словно никакой бури только что в комнате не было. Хотя сугробы налетевшего снега свидетельствовали об обратном.

Сергиус Дрей не стал дожидаться, когда «племянница» зажжет свет. Он вскочил на ноги и бросился прочь из комнаты, отшвырнув по-прежнему стоявшего в оцепенении Финча в сторону. Судя по раздавшемуся через пару секунд грохоту захлопнутой двери, он выбежал и из квартиры тоже.

Арабелла подошла к столу, и в скупом свете, проникающем в комнату из коридора, нашарила лампу, спички и зажгла фитиль.

И тут дети заметили то, на что раньше не обращали внимания. На полу в снегу лежал развороченный сверток скомканных простыней, похожий всего лишь на очередной сугроб, а рядом с ним…

Арабелла в ужасе зажала рот руками. Она даже пошатнулась от увиденного. Финч же сперва даже не понял, что видит.

На полу рядом с простынями лежало крошечное белое тельце, свернувшееся калачиком и обнявшее тонкие коленки маленькими ручками. Голова с острым носом повисла набок. Хрупкая шейка была свернута, и из-под кожи уродливо торчал позвонок.

Финч непроизвольно раскрыл рот от охватившего его потрясения.

Сергиус Дрей… убил… младенца!

И тут откуда-то снизу раздался крик.

Пронзительный, полный боли и отчаяния, полный ненависти и непонимания, совершенно нечеловеческий крик мадам Клары Шпигельрабераух заполонил весь дом.