У человека, которого связанным куда-то везут в багажнике машины, крайне ограниченный простор для мыслительного процесса. В то время как его тело обездвижено веревками и придавлено сверху невидимой в темноте, но ощущаемой на каждой крупной кочке крышкой, разум зажат в тиски крайне тесного сиюминутного момента. Строить планы на будущее как-то неловко, а прощаться с жизнью и проматывать ее перед мысленным взором вроде бы еще рано. Поэтому все внимание сосредотачивается на том, что происходит непосредственно здесь и сейчас.
Куда мы едем? Вроде бы выехали на шоссе… повернули направо… или налево… Черт! В этой душегубке не разберешь даже, где верх, а где низ, не говоря уже о прочих направлениях. Тормозим… остановились. С кем они там разговаривают? Быть может, полиция? А вдруг они попросят открыть багажник?! Ну, пожалуйста…! Нет, едем дальше. Ай! Уй! Что за колдобины?! Куда это мы забрались?! Что они задумали?!
Остатки здравого смысла, что еще уцелели в голове у Инанны, из последних сих цеплялись за мысль, что Оксана не посмеет поднять руку на родную мать, но уверенность в этом таяла с каждой минутой. Облава не созывается только для того, чтобы припугнуть или проучить виновника. Она заканчивается только его смертью, и Оксане это прекрасно известно. После того, как Инанна столь сурово сама обошлась с собственной дочерью, ей не стоило теперь всерьез рассчитывать на ее снисхождение. Если ей суждено сегодня расстаться с жизнью, то следует принять свою смерть достойно, как подобает Старейшине рода Сванссен, однако Инанна не ощущала в себе твердой решимости умереть с высоко поднятой головой. Она все отчетливей осознавала, что вот-вот окончательно скатится в темную пучину паники, но ничего не могла с собой поделать.
Машина остановилась. Глухо хлопнули двери, и откинувшаяся крышка багажника окатила Инанну волной свежего воздуха и света, который после кромешной темноты немилосердно слепил глаза.
— Все, приехали! — темный силуэт Оксаны загородил небо, ее сильные руки подхватили собаку и выволокли наружу. — Пойдем, прогуляемся немного.
Девушка бросила оборотня на землю, навалившись на нее сверху, достала нож и в несколько взмахов разрезала опутывавшие Инанну веревки. Не успела та опомниться, как Оксана схватила ее за переднюю лапу и начала заламывать ей за спину.
— Давай, Гюльчатай, покажи личико! — процедила она сквозь сжатые зубы.
Инанне вдруг резко расхотелось вновь превращаться в человека. Пребывая в зверином обличье, у нее оставался хоть какой-то шанс отбиться и убежать, по крайней мере, имелись клыки, чтобы огрызаться. Но Оксана исключительно хорошо знала свое дело, продолжая выворачивать ее лапу. В какой-то момент боль стала невыносимой, Инанне даже показалось, что ее кости уже начали трещать. Она взвыла, содрогнулась всем телом и обернулась уже немолодой, худой и костлявой женщиной.
— Вот так-то лучше! — остатками веревки Оксана быстро скрутила ей руки за спиной и связала ноги, после чего подхватила свою мать и усадила на землю, прислонив спиной к толстому бревну. — Теперь можно и побеседовать.
Ирена ответила ей затравленным взглядом исподлобья. Выглядела она жалко. Лицо ее покрывала пыль, темнеющая мокрыми пятнами на лбу и висках, ее роскошные волосы все перепутались, и из них торчали застрявшие сухие травинки и листья. Лишь ее глаза по-прежнему пылали яростным огнем, полным ненависти, перемешанной с отчаянием. Без своих шикарных нарядов и лишенная привычного лоска Ирена выглядела именно тем, кем являлась на самом деле — старой, тощей и злобной стервой.
Она вскинула взгляд на Николая, который неприкрыто ее разглядывал, даже не особо пытаясь скрыть свое отвращение.
— Нравится, да? — прохрипела женщина. — Теперь ты доволен? Смотри-смотри, не стесняйся! Полюбуйся на то, что ты сотворил с собственной бабкой!
— Коля, и в самом деле, хватит таращиться! — бросила Оксана не оборачиваясь. — Иди в машину и сиди там.
— Ха! — фыркнул парень. — Было бы чем любоваться!
Тем не менее, он вернулся к «Мерседесу» и забрался за руль, захлопнув за собой дверь и приоткрыв окно, чтобы слышать разговор двух женщин.
— Ну что? — участливо осведомилась Оксана, заботливо смахнув носовым платком грязь с лица матери и промокнув проступившую на ее разбитой губе кровь. — Больше тебя ничего не смущает? Мы можем поговорить?
Вместо ответа Ирена попыталась плюнуть дочери в лицо, но у нее настолько пересохло во рту, что плевка толком и не получилось. Осознание полной безвыходности своего положения превратило наполнявшее душу Ирены отчаяние в судорожный приступ самоубийственного куража. Хуже все равно уже не будет. Ей даже захотелось громко и вызывающе рассмеяться, но из ее стиснутого страхом горла вырвался лишь сухой кашель.
Оксана неторопливо вытерла щеку ладонью.
— Ладно, вижу, что ты не в настроении, поэтому постараюсь излишне тебя не задерживать, — она протянула Ирене прихваченную из машины рацию. — Все кончено. Сообщи остальным о завершении Облавы, и я немедленно избавлю тебя от своего общества.
— Черта с два! — рот Ирены скривило судорогой, а потому слова у нее вырывались резко и трескуче, подобно вороньему карканью. — Облава закончится только тогда, когда ты сдохнешь!
— Не глупи! Ты давно уже не контролируешь ситуацию. Если ты сейчас отзовешь своих людей, то у них еще будет шанс спасти свои шкуры. В противном случае им всем конец!
— Они знали, на что шли! Облава должна быть доведена до конца!
— Проклятье! — в сердцах воскликнула Оксана. — Сколько еще жизней ты собираешься положить на алтарь собственного властолюбия?! Не слишком ли дорогую цену приходится платить другим, удовлетворяя твои прихоти?!
— Облава — не прихоть, а инструмент правосудия! Твой отец оказался слишком мягким, и не смог сам покарать собственную дочь, даже зная, что она отступница и убийца! Приговор тебе вынесла не я, а Стая.
— Да ладно тебе! Правосудие тут ни при чем. Мое скверное поведение — недостаточно веский повод для созыва Облавы! Ты пытаешься с ее помощью элементарно решить свои мелкие шкурные вопросы. На сей раз ты зашла уже слишком далеко! Такой вольности тебе не простят!
— Ничего себе «скверное поведение»! — Ирена аж задохнулась от гнева. — Ты — убийца!
— Тоже мне откровение! Можно подумать, будто я среди вас одна такая! — на лице Оксаны проступило недоумение. — У нас чуть ли не каждый второй носит на душе этот грех. Что во мне такого особенного?
— Хватит играть словами! Ты прекрасно знаешь, о чем речь! Убийство сородича карается смертью, а на твоих руках кровь Антона, и она будет отомщена!
— Антона?! — Оксана нервно хохотнула. — И кто из нас, спрашивается, играет словами? Ты готова что угодно за уши притянуть, лишь бы сжить меня со света! Ты же прекрасно понимаешь, что в его смерти не было моей вины, и твои передергивания еще выйдут тебе боком!
— О-о-о! — простонала Ирена. — Воистину твой цинизм не ведает пределов! Ты хладнокровно пристрелила родного брата и теперь считаешь себя невиновной?! Это насколько же безумной надо быть?!
— Я?! — девушка ошалело осела на землю. — Мама дорогая! С чего ты взяла, будто Антона убила я?!
— Игорь все прекрасно видел. Если ты хотела сохранить свое преступление в тайне, то тебе следовало пристрелить и его. А так тебе теперь не отвертеться.
— Игорь? Он что, совсем слепой?! Не мог же он так… — Оксана осеклась. — О, боги!
Она закрыла лицо руками и начала раскачиваться из стороны в сторону, сама не зная, плакать ей или хохотать. Оказалось достаточно одной-единственной последней маленькой детали, чтобы все элементы головоломки, словно по волшебству, сами прыгнули на свои места.
Бывает, смотришь на фотографию лунной поверхности, а вместо инопланетного пейзажа видишь какой-то несуразный пузырящийся блин. Но стоит повернуть картинку под другим углом, как надувшиеся пузыри оборачиваются живописными кратерами.
Все то, что доселе представлялось нелогичным, абсурдным и никак не укладывающимся в общую картину, превратилось в составные части тщательно продуманного плана, замысел которого внезапно стал очевиден как божий день. Ларчик, как выяснилось, открывался очень легко, просто все это время Оксана пыталась вскрыть его не с той стороны.
— Что не так? — обеспокоено спросила Ирена, которая не ожидала такой странной реакции на свои слова.
— Игорь! Ну, конечно же! — ее дочь не выдержала и рассмеялась. — Какие же мы тупицы! Как же непростительно слепы мы были все это время!
— Ты о чем? Что здесь смешного?! — ее мать начала терять терпение.
— А я-то, наивная, думала, что это ты — корень всех моих бед! Что Игорь выступает всего лишь послушным проводником твоей воли! Вот ведь дура-то! Пока мы с тобой грызлись, он без лишних разговоров гнул свою линию, последовательно и планомерно роя подкопы под всех нас. На самом деле это ты была орудием в его руках, тараном, которым он проламывал бреши в моей обороне и крушил авторитет моего отца!
— Ты, похоже, совсем рехнулась! — Ирена наклонила голову набок, с подозрением рассматривая Оксану. — Зачем ему заниматься такой ерундой?
— Власть, маменька, власть — вот что ему требовалось, вот к чему он стремился всю свою сознательную жизнь, — девушка горько усмехнулась. — А Кирилл, я и ты оказались помехами на его пути. Теперь же он от нас благополучно избавился, убив, так сказать, трех зайцев одним ударом. Причем, заметь, ему самому руки марать почти не пришлось, мы сами сделали за него всю грязную работу.
— Без капельки амбициозности и здорового тщеславия ничего в этой жизни не добьешься. И если у моего сына получилось все, что он задумывал, то я только рада за него! Своих собственных амбиций мне не жалко, поиграю и на вторых ролях, а на вас с Кириллом мне наплевать.
— На вторых ролях?! — Оксану сотряс приступ истерического хохота. — Ты все еще ничего не понимаешь! Вторых ролей не будет, мама, Игорю подпевалы не нужны. Всех, кто хоть немного может угрожать его положению, он попросту уничтожит!
— Этого не будет! В отличие от тебя, Игорь никогда не опустится до беспричинного убийства. Он настоящий оборотень, не то, что некоторые!
— Оборотень? — Оксана хитро прищурилась. — А ты можешь припомнить, когда он в последний раз опускался на четыре лапы?
— Не помню, — Ирена на секунду задумалась, но, похоже, вопрос поставил ее в тупик, — но причем здесь это?
— То-то же! — девушка не скрывала своего торжествующего злорадства. — А его тяга к дорогим костюмам с галстуками, часами, запонками и прочей дребеденью, к которой ни один оборотень и близко не подойдет? Он уже позабыл, что означает раздеваться быстро. Игорь слишком избалован, слишком изнежен, чтобы отказаться от той власти и роскоши, к которым привык. Его вполне устраивает та жизнь, которой он живет. Человеческая жизнь!
— Ты бредишь! — внезапно охрипший голос невольно выдал волнение Ирены. — Это всего лишь внешняя мишура, не имеющая никакого отношения к его истинной сути!
— Согласна, — кивнула Оксана, — его поступки куда более красноречивы.
— И что же Игорь такого сделал, что заставляет тебя делать столь громкие заявления?
— Изволь, — Оксана подняла перед собой руку ладонью вверх. — Игорек всегда стремился быть во всем первым, быть лидером, и добился на этом поприще заметных успехов. Сказать точнее, он добился всего, что было ему доступно. Следующей ступенью был уже пост Вожака Стаи, но он прекрасно понимал, что не сможет одолеть Кирилла в открытом поединке, а потому никогда даже не подумывал бросить ему Вызов. Если бы мой отец сдал бы свой пост добровольно, то преемницей стала бы я. При ином развитии событий, когда новый Вожак выбирался бы Советом Старейшин, наиболее вероятным кандидатом являлась ты.
Я не знаю, строил ли Игорь ранее в своем уме какие-нибудь планы или нет, но тот роскошный подарок Судьбы, что я преподнесла ему в лице маленького Коли, он обойти вниманием не мог. Он использовал его на все сто процентов!
— Каким же образом? — Ирена попыталась изобразить на лице небрежное презрение, но так и не смогла полностью скрыть свою заинтересованность.
— Образно говоря, он использовал Колю как рычаг, которым все последние годы последовательно расшатывал авторитет моего отца. А ты, маменька, была его точкой опоры.
— Чушь! Я сама себе хозяйка, и ни под кого никогда не подлаживалась, даже под собственного сына!
— До сегодняшнего дня я тоже была уверена в том, что в вашем с ним дуэте солируешь именно ты. И это, кстати, действительно так, вот только иногда гораздо важнее оказывается то, что нашептывает солисту суфлер из своей будки. А Игорь всегда прекрасно владел искусством намеков и недосказанностей. Все из нас, кто подолгу общается с людьми, невольно заражается от них человеческими пороками. Не избежал этой участи и он, тем более что вращался в таких сферах, где подковерные игры — обычное дело. У большинства оборотней срабатывает защитный рефлекс, вызывающий отвращение к подобным вещам, но Игорь устоял, а со временем и вошел во вкус. Твой сын умело манипулировал тобой, а ты ничего не замечала. И никто не замечал, поскольку не представляли себе, что кто-то из нас способен на такие вещи.
Да, в том, как все обернулось, есть и моя вина, однако Кирилл тоже должен был понимать, какую ошибку совершает, идя на поводу у вас двоих. Чем дольше он тянул с принятием окончательного решения, тем уязвимей становилась его позиция. В конце концов, когда его положение стало откровенно патовым, Игорь нанес следующий удар. Он вывел из игры меня, сделав отступницей и изгоем, одновременно показав, что Кирилл более уже не способен удерживать под своим контролем ситуацию в Стае.
Я, помнится, все гадала, какая нелегкая дернула тебя дать ему отмашку разобраться с Колей. Ведь отвечать потом пришлось бы тебе. Теперь-то мне понятно, что инициатором выступил сам Игорь и как раз по этой причине — как бы не повернулось дело, он оказался бы вне подозрений, выставив тебя отдуваться перед Кириллом и Советом.
А потом погиб Антон, и Игорь увидел для себя в этой трагедии еще одно великолепное окно возможностей. Брат всегда таскал для него каштаны из огня, и даже его смерть послужила для пользы дела. Никому из нас такой гамбит даже в голову бы не пришел, но мыслительные процессы в мозгу Игоря уже давно катились по иным рельсам. Судьба вновь ему улыбнулась, и он не смог устоять перед искушением, которое оказалось слишком сильным. Он солгал. Он прекрасно видел, как на самом деле погиб Антон, но при помощи небольшой лжи его смерть превратилась в руках Игоря в еще один рычаг. На сей раз его целью была ты.
— Мой сын не мог солгать! — в отчаянии воскликнула Ирена, в глубине холодеющей души чувствуя, что Оксана права.
— Однако он сделал это, — ее дочь сочувственно покачала головой. — Я не убивала Антона.
— Не верю!!! Зачем Игорю так поступать?! Это же нелепо!
— Отнюдь. Тем самым он вынудил тебя в приступе гнева объявить на меня Облаву. В которой, заметь, он сам участия не принял. Знаешь почему?
Ирена ничего не ответила, тяжело дыша и буравя Оксану ненавидящим взглядом, а потому та продолжила:
— Игорь с самого начала был абсолютно уверен, что вся эта затея ничем хорошим для вас не кончится. Для него основной целью Облавы было сжить со света даже не нас с Колей, а тебя. После столь оглушительного провала весь твой авторитет превратится в пшик. В ничто. Ты потеряешь всех своих сторонников: многие из них сегодня умрут, а те, кто выживет, навсегда от тебя отвернутся.
— Еще ничего не кончено!!! — вспомнила Ирена свою старую мантру. — Облава будет продолжаться, пока ты не сдохнешь!
— Как бы то ни было, это уже ничего не изменит, и Игорь очень скоро все же получит то, к чему так стремился. И его совершенно не волнует, какую цену ему пришлось за это заплатить. Ведь ты прекрасно понимаешь, что физиология — не главное. То, что делает нас такими, какие мы есть, скрыто в глубине души. Игорь отрекся от тех принципов, на которых мы испокон веков строили свое существование, и порожденная им ложь окончательно превратила его в человека. Переступив эту черту, обратно уже не возвращаются. И теперь этот… это существо почти наверняка станет Вожаком Стаи. Мы сами, своими собственными руками расчистили ему дорогу.
А поскольку аппетит, как известно, приходит во время еды, Игорь на достигнутом не остановится и возжелает большего. Он не станет тратить свое время, силы и возможности на кропотливую работу по укреплению безопасности Стаи, на обеспечение ее благополучия и роста. Он всецело сосредоточится на удовлетворении собственных амбиций и прихотей, поскольку теперь он мыслит как человек. А для Стаи это будет означать начало ее конца.
— На этом фоне наша с тобой грызня — сущая мелочь! — Оксана вновь протянула матери рацию. — Скажи своим, чтобы закруглялись. Облава закончена.
— Нет! — упрямо повторила Ирена.
— Это твое последнее слово?
— Да. Облава закончится только со смертью Жертвы, как и предписано Правилами.
— Вообще-то, — задумчиво протянула Оксана, засовывая рацию за пазуху, — они предусматривают и еще один вариант…
Быстрым и неуловимым движением она выхватила из кармана нож и приставила его Ирене к горлу.
— Облава также признается законченной в случае смерти того, кто объявил ее начало.
— Мама! — ошеломленный таким поворотом Николай выскочил из машины. — Что ты творишь?!
— Исчезни! — огрызнулась на него мать. — Сиди и не высовывайся! Я знаю, что делаю.
— Но ты не можешь вот так!..
— Я сказала, исчезни!!! Или ты предпочитаешь, чтобы она перегрызла горло тебе? Других вариантов нет!
Побледневший Николай попятился и плюхнулся обратно на сиденье, а Оксана вновь обратила свое внимание на Ирену.
— Я даю тебе последний шанс, мама, — голос ее был хриплым от напряжения. — Отзови свою шайку. Не вынуждай меня прибегать к крайним мерам.
В ответ Ирена лишь криво усмехнулась. Странно, но именно сейчас, когда она находилась на волосок от смерти, ее страх куда-то исчез, уступив место холодной и даже циничной невозмутимости. На самом деле страшно было как раз ее палачу, и она не могла этого не заметить.
— Ты не сделаешь этого, — спокойно сказала она, — духу не хватит.
— Зря надеешься, — возразила Оксана, — мне, чай, не впервой глотки перерезать.
— Не на этот раз, — Ирена отрицательно покачала головой, но осторожно, чтобы не поранить шею о лезвие ножа.
— Почему ты так уверена?
— Я читаю это в твоих глазах. Тебя остановит не то, что я — твоя мать, нет. Наши родственные отношения давно уже превратились в пустую и ничего не значащую формальность. Дело в том, что ты, как бы не хорохорилась, не сможешь вот так хладнокровно прирезать безоружного и связанного человека. Ты не такая. Ты — правильная.
— На кону жизнь моего сына и твоего внука, кстати, а потому я готова поступиться кое-какими принципами. Не сломаюсь.
— Посмотрим.
— Видит Бог, я пыталась этого избежать, но ничего не остается, — Оксана подобралась, собираясь с духом. — Прощай, мама.
Николай затаил дыхание, увидев, как напряглась ее спина, как на мгновение замерла рука, сжимавшая нож, а потом резко рванулась вбок.
— Мама! — испуганно крикнул он, но вдруг, к своему изумлению услышал, как хрипло смеется Ирена.
— Я же говорила! — торжествующе объявила она. — Кишка у тебя тонка!
Оксана вскочила на ноги и, развернувшись к машине, в сердцах пнула ее борт. Ее лицо исказила бессильная злоба, щеки покрылись красными пятнами, но она так и не смогла перебороть себя. Николай увидел, что из царапины, оставленной ножом на шее Ирены, стекает тоненькая алая струйка, на большее его мать оказалась не способна.
— От судьбы не уйдешь, доченька, — самодовольно продолжала Ирена. — То, чему суждено случиться, рано или поздно случится. Сегодня тебе повезло, но не надейся, что удача будет сопутствовать тебе вечно. Ты можешь бежать, можешь прятаться, но Облава в конце концов найдет тебя.
Ее дочь молчала, опершись на машину и тяжело дыша и затравленно озираясь.
— А теперь, — Ирена поерзала, усаживаясь прямо, — развяжи меня.
Оксана, однако, не спешила с ответом. Она задумчиво побарабанила пальцами по полированной крыше «Мерседеса», после чего аккуратно сложила нож и убрала в карман. А когда она повернулась, на ее губах играла недобрая улыбка.
— Развязать? — переспросила она. — Это вряд ли. У меня есть идейка получше.
— Ну что еще ты там придумала? — холодок скверного предчувствия пробежал по спине Ирены, но она постаралась не подавать виду.
— Я тебя здесь оставлю, — Оксана сделала рукой широкий жест, и, проследовав за ним взглядом, ее мать осмотрелась вокруг.
Они находились на лужайке, являющейся излюбленным местом отдыха окрестных жителей. Причем, не самой цивилизованной его части. Большое кострище, разложенные вокруг изрезанные и исписанные непристойностями бревна, россыпи пустых бутылок и пивных банок поверх культурного слоя из шелухи от семечек и окурков. От взора Ирены не укрылись и валяющиеся тут и там использованные одноразовые шприцы и обертки от презервативов. В воздухе витал аромат, источаемый грудами валяющегося вокруг мусора.
— Сегодня как раз пятница, — продолжала тем временем Оксана, — и уже скоро сюда начнет подтягиваться местная золотая молодежь. Оглушительная музыка, реки пива, девчонки… ну, ты знаешь. Думаю, ты явишься для них приятным сюрпризом, который внесет некоторое разнообразие в их культурную программу. На их месте я бы не спешила тебя развязывать.
Девушка обошла машину кругом и открыла дверь. Николай, не скрывающий злорадной ухмылки, завел двигатель.
— Счастливо оставаться! Не скучай, ждать тебе осталось уже недолго, — Оксана нырнула в салон и кивнула сыну. — Поехали отсюда.
— Ты рехнулась! — прохрипела Ирена севшим голосом. — Что ты делаешь?!
«Мерседес», хрустя пивными банками, неспешно развернулся на пятачке и покатил к дороге, а Ирена внезапно осознала, что на свете существуют вещи и пострашнее смерти. Она, привыкшая к собственному превосходству над другими, всегда надменно смотревшая на окружающих сверху вниз, не смогла бы пережить такого изощренного унижения. Одно только ожидание этого позора верно свело бы ее с ума.
— Оксана, подожди!!! — закричала она вслед удаляющейся машине. — Не делай этого!!!
Ирена ждала, что сейчас стоп-сигналы лимузина вспыхнут красным огнем, и он остановится, но этого не случилось.
— Оксана, нет!!! — Ирена сорвалась на истошный визг. — Вернись, доченька!!! Умоляю, не надо!!! Вернись!!!
Она упала на землю и начала извиваться, пытаясь хотя бы ползком, но догнать уехавшую машину. От охватившего ее дикого ужаса Ирена совершенно обезумела, колотясь словно в эпилептическом припадке. Ее глаза застилали слезы, битое стекло царапало голое тело, а крик захлебывался в рыданиях. В порыве отчаяния она даже попыталась перекинуться, но от резкой боли в вывернутых плечах на какое-то время потеряла сознание.
Очнулась Ирена от того, что кто-то шлепал ее по щекам. Она испуганно дернулась, подумав, что это явились ее первые истязатели, но помутневшим взором разглядела перед собой Оксану, которая протягивала ей рацию.
— Ну что? Еще одна попытка?