Пряные дни

Глава 17

Перед чем-то необъяснимым и превосходящим его возможности, человек всегда испытывал два чувства — Страх и Желание. Эта неразлучная парочка двигала вперед развитие цивилизации на протяжении всей ее истории, заставляя пытливые умы искать способы подчинить дикие и кажущиеся магическими силы природы и поставить их себе на службу. Ведь сила — это всегда Власть, и мало что на свете может сравниться с ее неутолимой жаждой. А сколько легенд и преданий посвящено овладению различными сверхспособностями — и не сосчитать. Эта тяга к могуществу свела с ума и сгубила массу людей, начиная от героев древних мифов и заканчивая тиранами современности, но очень мало кто учится на чужих ошибках. Раньше Евгения удивляло, почему персонажи романов о вампирах часто сами соглашались стать жертвой, в обмен на вечную жизнь в поисках свежей крови, но теперь он вдруг начал понимать, что ими двигало, и уже не мог сказать с уверенностью, каким был бы его собственный выбор, представься ему такая возможность.

— Пришли, — Оксана остановилась, и погруженный в свои мысли журналист едва не врезался ей в спину. Он только сейчас, почти уткнувшись в него носом, разглядел забор, преградивший им дорогу. — Где-то здесь была калитка.

Несмазанные петли тоненько пискнули, и два человека, пригнувшись, точно под обстрелом, скользнули к заднему крыльцу чернеющего на фоне звездного неба дома. Оставив Евгения на несколько секунд в одиночестве, Оксана нырнула в ночь и вернулась со связкой ключей.

— Уходи точно так же, — проинструктировала она его, колдуя над замком, — когда стемнеет и через задний выход. И не забудь ключи на место повесить.

Дверь, наконец, распахнулась, обдав их теплым застоявшимся воздухом с легким ароматом «дихлофоса». Оксана втолкнула журналиста внутрь, а сама задержалась на пороге, внимательно прислушиваясь. С разных сторон доносились обычные вечерние звуки — далекий лай собаки, звон доставаемого из колодца ведра, чья-то перепалка и все это словно толстым одеялом покрывал многоголосый стрекот сверчков. Все было тихо.

Девушка заперла за собой дверь изнутри и, взяв Евгения за локоть, провела его по коридору в гостиную и усадила на невидимый в темноте диван.

— Располагайся, — он слышал ее шаги по комнате, но по-прежнему ничегошеньки не мог разглядеть, — здесь ты будешь обитать ближайшие один-два дня. Ни в чем себе не отказывай, только умоляю, свет ночью не включай.

— Как же мне быть? Я ни черта не вижу!

— А что тебе надо видеть? Ночью нормальные люди спать должны, вот и отсыпайся, пока есть такая возможность, — половицы заскрипели, когда Оксана вышла в коридор. — Еду я оставлю на кухне.

— Чем же вы сами теперь питаться-то будете? — до Евгения только сейчас дошло, что этот пакет с припасами она собирала для него, и он попытался вяло протестовать. — Оставьте ее себе, я обойдусь как-нибудь. Мне-то завтра ни с кем биться не придется. Надеюсь.

— Угомонись, Жень! — беззлобно осадила его Оксана. — Мертвые не голодают, так что нам продукты ни к чему. Только зря пропадут.

— Вот ведь незадача! — в сердцах воскликнул он. — Вы с Колей уходите на войну, а мне, значит, остается тупо тут сидеть и жрать консервы, даже не зная, что там у вас происходит и живы ли вы вообще! Я так не могу! Я хочу хоть как-нибудь вам помочь!

— Ты и так уже здорово нам помог, а повлиять на дальнейшие события ты все равно не в силах. Лишь напрасно подставишься. Не бери в голову, у тебя и своих забот хватает.

— Как же я ненавижу это чувство беспомощности! Не в моих правилах отсиживаться за чьей-то спиной, лучше все-таки хоть что-то делать, пусть даже и бессмысленное. Только бы не сидеть, сложа руки!

Оксана вздохнула, и в темноте Евгений услышал, как шуршит снимаемая ею куртка.

— Ладно, уговорил, — проворчала она, — кое-что ты еще сделать можешь.

— Что?

— Снять швы. От них только бок зудит.

— Но ведь… вас ранили только вчера! Ваша рана еще совсем свежая, если снять швы, она снова разойдется!

— Не беспокойся, не разойдется.

Запас энтузиазма, как выяснилось, у Евгения оказался не особо богатым. При воспоминании о том, как он эти стежки накладывал, к горлу немедленно подступила тошнота. Как только речь зашла о реальном деле, ему в голову сразу же полезли различные соображения, следуя которым сделать то, что хотела от него Оксана, оказывалось категорически невозможно. Начиная с темноты и заканчивая отсутствием необходимых инструментов. Однако теперь его отказ выглядел бы верхом неприличия, и ему оставалось лишь наблюдать за тем, как его пациентка последовательно расправляется со всеми стоящими на их пути препятствиями.

Оксана проверила, плотно ли задернуты шторы на окнах, после чего принесла с кухни зажженную оплывшую свечку и поставила ее на стоявший в изголовье дивана столик, населив комнату пляшущими черными тенями.

— Придется пойти на некоторый риск, — заметила она. — Но коли и снаружи свет почти не проникает, то и нас не должно быть заметно. Ставни тут хорошие.

Порывшись в тумбочке, она извлекла на свет коробку со швейными принадлежностями, где нашлись и ножницы и пинцет, а, выскользнув на улицу, притащила ведро воды из стоявшей под водосточной трубой бочки.

— Со стерильностью имеются определенные проблемы, но это все же лучше, чем совсем ничего, — девушка поставила ведро к ногам Евгения, — руки ополосни и приступим.

Сама она села на кровать, повернувшись к нему спиной, и стянула с себя рубашку. В груди у журналиста засосало уже знакомое ощущение, все то же страстное желание прикоснуться к ее шелковистой коже, привлечь Оксану к себе и стиснуть в объятиях. Похоже, что никакие перипетии не могли заглушить это влечение, снова пробившееся наружу, словно какой-то неистребимый сорняк. Чертовски привлекательный сорняк.

Чтобы заглушить в себе этот первобытный зов, Евгений решил сосредоточиться на работе. Он смочил в воде уголок полотенца и протер рану, окруженную потеками запекшейся крови. И, хотя он предполагал, что может увидеть нечто необычное, был несказанно удивлен, обнаружив, что она уже успела зарубцеваться. Если бы он собственноручно не накладывал эти стежки, ни за что бы не поверил, что это случилось менее суток назад.

— С ума сойти! — вырвалось у него. — Уже зажила! Как такое возможно?!

— Я же не совсем человек, — напомнила Оксана.

— У вас все так быстро излечивается?

— Все немного иначе. Тело восстанавливается при каждом перекидывании, как будто заново вспоминает свой прежний, исправный облик. Если не меняться, то раны заживают точно так же медленно, как и у обычных людей… Ай!

— Извините, — Евгений стряхнул с пинцета кусок темной от крови нитки, — но по-другому никак, придется потерпеть.

— Ничего, я в порядке, продолжай.

Было не совсем понятно, что именно девушка имела в виду: операцию или его расспросы, а потому Евгений решил продолжить и то и другое.

— А каково оно, вообще, быть оборотнем? Что вы чувствуете, когда… перекидываетесь? На что это похоже?

— Глупый вопрос. Вот ты, Жень, смог бы объяснить слепому от рождения человеку, как выглядит красный цвет?

— Хм, сомневаюсь. Неужели нельзя провести хоть каких-то аналогий?

— Абсолютно. Ай!

— И вы никогда не пытались разобраться, что именно с вами не так? — Евгений старался не обращать внимания на недовольное шипение Оксаны. Другого пути все равно не оставалось. — В чем причина ваших неординарных способностей? Это болезнь, мутация или что-то еще?

— Не пытались?! Да среди моих родственников пять кандидатов и три доктора наук по биологии! — Оксана с трудом сдержалась, чтобы не сопроводить свои слова размашистым жестом. Пациенту, лежащему на операционном столе, размахивать руками все же не следует. — Над этим вопросом ломали головы несколько поколений наших лучших умов, но все впустую. Это не вирусное заболевание, не генетическая мутация, это — проклятие.

— А существуют какие-нибудь теории, предположения? — журналист обмакнул полотенце в воду и протер кровоточащие ранки, оставшиеся на месте выдернутых ниток, — должно же быть хоть какое-то объяснение!

— Гипотез — как грязи… Ай! Но все они, по большому счету, ни черта не объясняют. Так, досужие рассуждения, не более.

— Например?

— Есть, скажем, версия (мне она, кстати, импонирует больше прочих), что разные обличья оборотня — суть разные проекции одной сущности на плоскость этого мира. Вот так. Ты хоть что-нибудь понял?

— Общая идея ясна, но ее можно развить дальше. Тогда все живые существа можно считать разными проекциями некоей универсальной сущности…

— Ай! Не углубляйся в метафизику, Жень, потом обратно не выберешься. Некоторые вещи лучше принимать такими, какие они есть, а то от бесплодных раздумий голова разболится.

— Нет, ну все-таки! — почти взмолился он. — По-моему, есть что-то притягательное в идее, что рядовые люди не могут проделывать подобного лишь потому, что не научились этим фокусам в материнской утробе! Кстати, если уж на то пошло, у обыкновенной женщины после ночи с оборотнем может родиться маленький… как это… оборотеныш?

— Нет. Ай! Только человек.

— Вот видите! — торжествующе воскликнул Евгений. — У малыша не будет возможности ознакомиться с умением перекидываться, и он родтся обычным. Так же, как и Николай! Ведь если между человеком и оборотнем в двуногой конфигурации нет абсолютно никаких отличий, то, возможно, разница лишь в умении?!

— Не совсем так, — Оксана отрицательно мотнула головой, — определенные отличия все же существуют.

— Вот как? — журналист лихорадочно пытался вспомнить, включен ли его диктофон или нет. — И что за отличия?

— Ишь ты, чего захотел! Чтобы я выдала тебе один из наших самых строго охраняемых секретов?! — фыркнула девушка и, обернувшись, насмешливо на него посмотрела. — Ты лучше делом занимайся вместо того, чтобы болтать, а то работа стоит.

— Я уже все закончил, — Евгений встряхнул полотенце и осторожно протер ее рану, критически осматривая результат своих трудов. — Еще не Дебейки, конечно, но хоть не Франкенштейн. А чужие секреты мне без надобности, хотя немного жаль, что такая красивая теория не склеилась.

— На самом деле тут нет ничего таинственного или загадочного, — Оксана накинула рубашку на плечи и развернулась, сев рядом с ним на краю дивана, — две наших стороны как бы прорастают друг сквозь друга, и, будучи человеком, оборотень все равно остается немного собакой и наоборот. Даже опустившись на четыре лапы, мы продолжаем мыслить по-человечески, и оборотня от собаки можно отличить в первую очередь по поведению. А оборотня от человека по его силе, обостренным чувствам и продолжительности жизни.

— Ну, чтобы это заметить, долго ждать нужно.

— Именно поэтому оборотни никогда не заводят долгосрочных отношений с людьми — чтобы не разоблачить себя. Постоянно приходится держать себя в узде, не выделяться, не высовываться и подстраиваться под среднестатистический уровень. А это не так-то просто. Искушение слишком велико.

— Да уж, — согласился Евгений. — Сложно удержаться от жульничества, имея в рукаве запас козырных тузов.

— Ну да, тем более что некоторые из них так и норовят сами оттуда вывалиться.

— Вы о чем?

— Когда твой организм, не спрашивая разрешения, начинает вести себя так, как хочется ему, а не тебе.

— А такое бывает? — недоверчиво нахмурился журналист.

— Увы, да, — кивнула Оксана. — Иногда что-то спонтанное, но есть и регулярные неприятности, те же женские критические дни, к примеру.

— И в чем проблема? — Евгений боялся, что если ее не подталкивать, то повествование может на этом и закончиться. А ему хотелось выяснить подробности.

— У оборотней не бывает месячных. Вместо этого у нас два раза в год случается эструс.

— Что-что?

— Течка, — немного раздраженно бросила Оксана. Ей определенно не нравилось звучание данного слова, — две недели самого натурального безумия. Ты становишься крайне неуравновешенной: раздражительной, нервной, все тебе не так, на всех срываешься то и дело.

— У остальных женщин обычно похожие… симптомы.

— Ага! А собаки на улице за ними тоже увиваются целыми стаями? Так и скачут вокруг, и каждый кобель норовит свой нос тебе под юбку засунуть! И хорошо бы только собаки! Ни один мужик мимо не пропустит, липнут как мухи на повидло! Таращатся на тебя, слюни пускают, как будто ты голая! И ведь нет, чтобы сразу отшить, начинаешь ему глупо улыбаться, глазки строить — в голове-то гормоны бушуют вместо мозгов. Мы этот период обычно в шутку именуем «Пряные Дни».

— Пряные? — переспросил Евгений. — Почему?

— Ты становишься настолько притягательной для противоположного пола, что каждый самец так и норовит ущипнуть тебя или чмокнуть, как будто ты конфетка какая-то. Все считают своим долгом отпустить тебе комплимент, рассказать, какая ты сладкая и аппетитная. В этот период мы обычно стараемся вообще из дома не высовываться и отсиживаться в кругу подруг, но судьбе было угодно, чтобы Игорь выгнал меня на улицу именно в такое время! И ничего хорошего, разумеется, из этого не вышло.

— Что с вами стряслось?

— Устроила небольшой переполох в Омулях, после чего туда Игорек и нагрянул, — Оксана потерла пальцами лоб. — У нас все деньги ушли на оплату дома, и я не придумала ничего лучше, как сходить на местную дискотеку (как раз суббота была), чтобы немного по карманам пошарить.

Евгений затолкал свой удивленный возглас назад в глотку, продолжая внимательно слушать, время от времени участливо кивая и угукая.

— Там ко мне довольно скоро подъехал один молодой парень, который, похоже, считал себя неотразимым, — продолжала девушка, — а я и растаяла вся. Я же говорю, башка совершенно соображать перестает! Слово за слово, не успела я и оглянуться, как он меня уже в укромный уголок потащил. Я, впрочем, не особо и сопротивлялась, но тут выяснилось, что он уже не один, и хотят эти молодые люди от меня слишком многого. Тоже мне, уличную девку себе нашли! Сперва я попыталась урезонить их словесно, но у них в крови уже тестостерон взыграл, и они надо мной лишь посмеялись, а когда дело дошло до откровенного насилия, мне пришлось угомонить их по-своему. Тем более что они сами с меня штаны стащили, и я могла не опасаться, что хвост сломаю.

— Что вы с ними сделали? — как Евгений ни старался, он так и не смог побороть расползающуюся по его физиономии ухмылку. Очень уж живая и яркая картина нарисовалась в его воображении.

— Да ничего особенного, — вяло отмахнулась Оксана. — Так, цапнула пару раз, натянула штаны обратно и сбежала.

— Бедняги, — вздох журналиста был полон сострадания.

— Я их не виню. Даже зная, с чем имеешь дело, противостоять этому сумасшествию практически невозможно. Оно проникает в твою кровь, в твой мозг и порабощает твой разум. Они не были готовы к такому и послушно последовали на зов инстинкта.

— Их можно понять, — вздохнул журналист.

— Ты тоже слышишь его, Жень? — девушка вдруг повернулась к Евгению и посмотрела ему прямо в глаза. — Скажи, только честно.

Он вспомнил, как едва не заработал себе косоглазие, когда Оксана подсела к нему в машину, как его окатывало душной волной при каждом ее случайном прикосновении. Все ее заигрывания с ним обрели теперь совершенно иной смысл, и становилось понятно, чем было вызвано такое ее поведение. Так же, как и обостренная реакция Евгения на оказываемые ему знаки внимания. Он и сейчас ощущал, как горит его лицо, как гулко стучит в ушах кровь, и как предательски пересохло у него во рту. Лгать и выдумывать вежливые и тактичные отговорки не имело смысла.

— С первой же минуты, — прохрипел Евгений и судорожно сглотнул.

— Так что же тебя удерживает? — Оксана подалась вперед, и он ощутил тепло ее дыхания. — Требуется немалая сила воли, чтобы продержаться рядом целые сутки и не поддаться искушению.

— Дело не в силе воли, а в моем страхе, — у Евгения вырвался сдавленный смешок. — Я же знаю, кто вы такая на самом деле.

— В данный момент я — стопроцентная женщина, — она приблизилась еще немного, и рубашка соскользнула с ее плеча, обнажив грудь, — все остальное неважно.

— Я… я так не могу! — журналист попытался отстраниться, но рука Оксаны обвила его шею и удержала на месте.

— Попытка к бегству? — насмешливо промурлыкала она, касаясь губами его уха. — И далеко собрался?

Евгений понял, что проиграл. Чертовски сложно сохранять волю к победе и продолжать биться, когда побеждать, по большому счету, нет никакого желания. Скорее наоборот.

От каждого прикосновения Оксаны он вздрагивал как от удара электрическим током. Ее бархатный голос обволакивал и лишал способности соображать. Теплые губы девушки скользнули по щеке Евгения, и она подарила ему долгий страстный поцелуй. Ее пальцы неспешно расстегнули пуговицы его рубашки.

Мягко толкнув его в грудь, Оксана повалила Евгения на кровать как безвольную тряпичную куклу. Она взмахнула рукой, загасив свечу, и в темноте журналист почувствовал на себе приятную тяжесть ее тела. Он осторожно, словно чего-то опасаясь, обнял девушку, лаская ее обнаженную спину своими подрагивающими от возбуждения руками, и над самым ухом услышал ее еле слышный шепот:

— Того, что будет дальше, тебе лучше не видеть.

А потом… потом для Евгения ничто уже не имело значения. Ни то, как тело Оксаны в его объятьях иногда судорожно вздрагивало и покрывалось жесткой шерстью. Ни то, как в его ухо то и дело впивались острые клыки, а его плечи царапали длинные когти. Ни то, как ее тяжелое дыхание временами переходило в глухой звериный рык. Ничто на свете более не имело для него ни малейшего значения…