Пряные дни

Глава 13

Джип промчался по деревне, так и не повстречав ни единой живой души, и нырнул в белое молоко тумана, мгновенно проглотившего и машину, и звук ее мотора.

— Бензина не так уж много осталось, — как бы между делом заметил Николай. — Нам стоит поторопиться с поисками укрытия.

— Проклятье! — Оксана недовольно поджала губы. — Да и светает уже. Тогда перед следующим поселком притормози — я пойду вперед, разузнаю что к чему.

— Хорошо, мам.

— Ну что, Жень, продолжим нашу светскую беседу? — девушка игриво пощекотала пальцем его шею.

Евгений почувствовал, как по его спине прокатилась холодная волна, оставляя за собой полчища мурашек. Оксана, молниеносно переключающаяся от деловой сосредоточенности к неприкрытому заигрыванию с ним, пугала его до потери пульса. Она неуловимо напоминала кошку, пушистую, ласковую и смертельно опасную, которая в отсутствие аппетита лениво развлекалась с пойманной мимоходом мышью.

— Я даже и не знаю, — неуверенно начал он. — Спрошу что-нибудь и опять на запретную тему напорюсь. Что-то вы мне все любопытство отшибли.

— А ты попробуй. Я постараюсь больше тебя не пугать.

— Ну, хорошо, про отца вашего мы поговорили, а кем была ваша мать? Она еще жива?

— Вполне. И, я думаю, Ирена еще всех нас переживет.

— Откуда в вас такая антипатия к родной матери? — удивился Евгений.

— Я всего лишь отвечаю ей взаимностью, — хмыкнула Оксана. — Она использовала меня как веревочку, которой хотела привязать к себе Кирилла. Очутившись в России после финской войны 1939-го, она осталась без каких-либо средств к существованию, и союз с Вожаком местной Стаи представлялся крайне удачным выходом из положения. Я никогда не была для нее родной дочерью в полном смысле этого слова, мать меня терпела, но любовью в наших отношениях и не пахло. А когда родились Игорь и Антон, она вообще обо мне позабыла.

— У вас всегда так?

— Не обязательно, хотя, когда число твоих детей, внуков и прочих отпрысков исчисляется десятками, трудно любить всех их в равной мере.

— Какая у вас, хм, любвеобильная мамаша.

— Этого у нее не отнять, — согласилась девушка, и Евгений не смог разобрать, чего больше в ее голосе — брезгливости или зависти. — Именно поэтому голос Ирены имеет такой большой вес в Стае. Среди моих сородичей слишком многие являются в той или иной степени ее родственниками.

— Странно… — пробормотал журналист.

— Что тебя смущает?

— Ваш отец — Вожак Стаи, мать — тоже не последний в ней человек, и при этом вы с сыном оказываетесь в бегах, преследуемые родными братьями, и никто даже не пытается вам помочь. В чем дело? Что у вас там стряслось?

— Долгая история… — Оксана подалась вперед, увидев съезд с дороги. — Притормози-ка здесь, Коль. Я схожу, прогуляюсь.

Сзади послышалось шуршание торопливо стаскиваемой одежды.

— Съезжай с дороги и остановись где-нибудь в сторонке. Я вас потом разыщу, — закрывшаяся дверь глухо хлопнула, и Евгений еле успел краем глаза заметить размытое рыжее пятно, промелькнувшее в придорожной траве.

Николай свернул на разбитый проселок, где под густой порослью сорняков еще угадывались остатки асфальта, и, проехав сотню метров, остановил машину перед задранным в бледное небо ржавым шлагбаумом и сторожевой будкой, из окон которой торчали ветви молодой березки. Он выключил зажигание, и в уши хлынула мертвая тишина, изредка нарушаемая потрескиванием остывающего глушителя.

— Где мы находимся? — журналист завертел головой, сделав вид, что осматривается, но в действительности лишь для того, чтобы незаметно выключить диктофон.

— Понятия не имею, — буркнул Николай, явно не расположенный к общению.

Часы показывали пять утра и, если их компания хотела остаться незамеченной, то укрытие следовало найти как можно скорее. Деревенские жители обычно подолгу в постелях не залеживаются. Евгений немного нервничал, но это, похоже, становилось для него уже привычным делом. Удивительно, как быстро рядовой законопослушный гражданин, оказавшись по ту сторону закона, перестраивается и начинает мыслить совсем иными категориями. Вот и он уже освоился с новой для себя ролью беглеца от правосудия и рассуждает соответственно.

Несмотря на то, что журналист изо всех сил таращил глаза, чтобы не прозевать возможную опасность, Оксана возникла рядом с машиной совершенно неожиданно для него. Она нырнула в салон и, захлопнув за собой дверь, скомандовала:

— Двигай вперед.

Николай молча завел мотор, и джип неторопливо вкатился под шлагбаум. Сзади доносилась уже знакомая возня, коротко взвизгнула застегиваемая на джинсах молния.

— Что ты нашла, мам?

— Нам, можно сказать, повезло, — Оксана накинула рубашку и подалась в проход между сиденьями, застегивая пуговицы, — это заброшенный кирпичный завод. Здесь не то что машину, здесь целую автоколонну бесследно запрятать можно. Особого комфорта, правда, не предвидится, но на какое-то время сгодится.

— Завод? — переспросил Николай без особого энтузиазма. — Да там ребятня, небось, все щели облазила! Они наверняка тут шастать будут, от них нам не укрыться!

— На дворе сентябрь, Коля, и сегодня четверг. Твоя ребятня ближайшие два дня будет за партами корпеть.

— Ну, не знаю, не знаю, — ее сын с сомнением покачал головой.

— Если сунутся — я их припугну немного, но не думаю, что до этого дойдет.

— Хорошо, два дня мы здесь перекантуемся, — подал голос Евгений, — а что дальше?

— Дальше все просто — к заводу должен прилагаться небольшой городок, где живут рабочие. Поскольку завод заброшен, то и в городке многие дома наверняка пустуют. За пару дней мы вполне можем подыскать себе более-менее приличное логово. Даже с удобствами, — Оксана хлопнула его и Николая по плечам. — Так что не вешайте нос. Как-нибудь прорвемся.

— Только если ты, мам, не сотворишь очередной глупости.

— Коля, прошу тебя, уймись!

Мальчуган умолк, и в этот момент машина выехала из рощицы. Взорам беглецов предстала удручающая картина разрухи и запустения. Насквозь проржавевшие металлические конструкции, выбитые стекла, размашистое граффити на облупленных и потрескавшихся стенах и зеленеющая поросль на крышах корпусов — завод был мертв лет десять как минимум. Мимо проплыла облезлая доска почета, фотографии на которой кто-то использовал в качестве мишеней для дробовика. Из многих окон вверх по стенам тянулись языки копоти — огонь подъедал все то, что не смогли растащить люди.

— Какое милое местечко, — заметил Евгений, с тоской глядя в окно.

— Нравится? — Оксана словно не уловила его сарказма.

— Не то слово!

— Не привередничай. Останови, Коль, пойдем, осмотримся немного.

Журналист выбрался из джипа и с наслаждением потянулся, разминая затекшее тело. Утренний холодок немедленно скользнул ему за шиворот и в рукава, в очередной раз напоминая о том, что лето уже закончилось. Евгений поплотнее запахнул куртку и потрусил за Оксаной и ее сыном к одному из зданий с рядом ворот по всей стене.

Через несколько минут они нашли подходящее для укрытия место в бывшей авторемонтной мастерской. Главными его преимуществами являлось отсутствие окон и только два выхода — ворота и дверь на лестницу. Все оборудование давным-давно исчезло, оставив лишь дырки в бетонной стене на тех местах, где висели полки с инструментами, и только смотровая яма, которую украсть было невозможно, сиротливо чернела посреди помещения, маслянисто поблескивая заполнявшей ее водой.

Николай вкатил машину внутрь, и Оксана закрыла за ним ворота, оглушительный скрежет которых, казалось, вполне был способен перебудить все окрестные деревни. Она подобрала с пола арматурный прут и, вдев его в проушины вместо замка, двумя быстрыми движениями загнула его концы, надежно запечатав этот выход. Мастерская погрузилась в полумрак, еле-еле разбавляемый сочащимся в щели светом.

Евгения всего передернуло, он вспомнил, как легко эта миниатюрная девушка оторвала от земли его самого и швырнула об дерево, когда осерчала из-за убийства Аписа. В последнее время он воспринимал ее как бы по отдельности, как двух разных персонажей — Оксану и Ортею, и относился к ним соответственно. Но не следовало забывать, что даже пребывая в человеческом обличье, она все же не являлась человеком в полном смысле этого слова, и данный эпизод лишний раз напоминал Евгению, по какому тонкому льду он ходит все это время. Оксана, если бы захотела, вполне могла в любую секунду отправить его на тот свет одним движением мизинца.

— О’кей, ребята, — подошла она к ним, — я обещала посторожить, и я посторожу, а вы вздремните, пока есть такая возможность.

— Ты же ранена, мам! — попытался воспротивиться Николай. — Тебе нужен отдых!

— Успеется, — мать взяла его за плечо и мягко подтолкнула к открытой двери машины. — Кто у нас за рулем носом клевал, а? Давай, поспи пару часиков, а потом сменишь меня, если тебе так хочется.

Спор с ней определенно не имел никаких перспектив, а потому парню ничего не оставалось, как последовать ее совету. Он залез обратно за руль, выдернул подголовник и полностью разложил свое сиденье. Оксана выжидающе посмотрела на Евгения, и он, поняв, что от него она ожидает того же, не заставил себя долго уговаривать.

Лежа на спине и закинув руки под голову, Евгений уже по сотому разу прогонял свои мысли по накатанной колее. Рядом сопел и ворочался Николай, к которому сон также не шел. Как и следовало ожидать, полученные от Оксаны ответы незамедлительно породили новые вопросы, которые теперь толклись в мозгу, требуя к себе внимания и не давая уснуть. То, как четко она определила для него границы того, что ему дозволено знать, только раздразнило любопытство журналиста. Он не мог так просто отступиться, требовалось найти иной подход.

— И все-таки, — вполголоса произнес он, глядя в потолок, — что же вы со своими коллегами не поделили? Почему вас преследуют?

— Не твое дело, — проворчал Николай, не открывая глаз.

— И где же ваша хваленая незаметность? При том, как лихо вы действуете, сохранить ваш конфликт в тайне будет весьма непросто!

— Что тебя опять не устраивает?

— Ничего себе! Вы накуролесили в Омулях, похозяйничали в ветеринарном кабинете, потом еще и машину угнали! За вами теперь вся районная полиция охотиться будет!

— Не будет, — буркнул мальчуган.

— Почему ты так в этом уверен? — похоже, провокационные вопросы Евгения достигли своей цели, оставалось лишь немного подтолкнуть Николая в нужном направлении.

— Все под контролем, — тот все-таки не сумел совладать со своим юношеским стремлением продемонстрировать свое превосходство. — Они без нашего ведома и шагу ступить не могут.

— Кончай свистеть! — Евгений решил еще немного подразнить парня. — Я еще могу допустить, что вы прикормили всех чинуш в окрестностях Вельярово, но последние события давно уже переросли рамки местечковых разборок.

— Не имеет значения. Руки у них коротковаты.

— А ваша мохнатая лапа, значит, длиннее?

— Разумеется!

— Хм. Не слишком ли вы самоуверенны? Нельзя же так насиловать Систему бесконечно. Ничто ведь не вечно под луной. Рано или поздно, но вы совершите ошибку, переступите красную черту, и ваша «крыша» слетит к чертовой матери. Как вы будете выкручиваться, оставшись без привычного покровительства? Да и без этого с вашими высокопоставленными друзьями всегда может приключиться какая-нибудь неприятность? Они могут заболеть, впасть в немилость, несчастный случай опять же…

— Дурак ты, — равнодушно произнес Николай.

— Это почему же?

— По-моему, мать все тебе максимально популярно и доходчиво объяснила. Мы пережили Инквизицию, Французскую и Русскую революции, 1937-й год, две мировых войны. Как ты думаешь, смогли бы мы уцелеть, если бы не контролировали все, что происходит вокруг? Как бы мы смогли проделывать все эти трюки с регулярными перерождениями, не имея возможности надежно прятать все концы. Долго бы мы протянули, полагаясь на благосклонность одного-двух человек?

— Чтобы построить достаточно разветвленную агентурную сеть требуется время…

— Ха! Вот чего-чего, а времени в нашем распоряжении имелось предостаточно. Мы никуда не торопились и за несколько веков сумели внедриться повсюду.

— Так уж и повсюду? — недоверчиво переспросил Евгений, нашаривая в кармане диктофон.

— Капля нашей крови есть в венах почти всех монарших семей Европы.

— Да что от них проку-то? — журналист почувствовал, как у него засосало под ложечкой — рефлекторная реакция профессионального репортера на запах сенсации. — Нынче другие времена на дворе.

— Какая разница?! Кто бы ни находился у руля власти: Папа Римский, якобинцы, Гитлер или Сталин, кто-то из наших обязательно будет рядом! Времена меняются, а мы — остаемся.

— И сейчас тоже?

— А ты как думал? Наши представители есть в Правительстве, в Думе, в кремлевских коридорах, — было слышно, как Николай усмехнулся. — Даже в балетной труппе Большого Театра. Все силовые ведомства и спецслужбы находятся под нашим присмотром. Мы постоянно держим руку на пульсе. Ни одно сколь-либо важное решение, могущее затронуть интересы Стаи, не принимается без нашего ведома.

— Ха! В такой ситуации, думаю, у вашей братии и в области спортивных достижений есть, чем похвастать. С такими-то способностями…

— Нет уж, увольте! Публичность нам категорически противопоказана, — Николай негромко фыркнул. — Да и кому понравится постоянно играть в поддавки.

— Но ты же сказал, что ваши люди… то есть сородичи повсюду! Как же вы сохраняете в тайне свою природу, будучи постоянно у всех на виду.

— Так мы в первые ряды и не лезем, зачем? Для того чтобы быть в курсе творящихся в министерстве дел, необязательно самому быть министром, достаточно занимать должность его секретаря.

— А если кто-нибудь узнает?

— Узнает что?

— Правду.

— Правда слишком невероятна, чтобы в нее поверить. Несколько веков усиленного мифотворчества не пропали даром. И это — наша лучшая защита. А в самом крайнем случае, узнал = умер. Вот так-то.

— Да уж, надежнее некуда, — настроение у Евгения снова упало.

— Простые решения — самые эффективные.

— И ни единого сбоя за все это время?

— К сожалению, да.

— Почему «к сожалению»?

— Какая тебе разница? — только-только разговорившийся Николай вдруг снова замкнулся, словно Евгений ненароком зацепил за охранную растяжку, установленную на входе в запретную зону.

— Выходит, соплеменники гоняются за вами потому, что вы нарушили какие-то принципы работы этой системы?

— Ничего мы не нарушали, — парень перекатился на бок, повернувшись к журналисту спиной.

— Тогда в чем же проблема?

— Во мне.

— А что с тобой не так? Чем ты своей Стае не угодил?

— Тем же, чем и ты, — голос уткнувшегося носом в стенку Николая звучал глухо и отрешенно. — Тем, что родился Человеком.