Протокол: Новый Архимаг 5.0

Глава 31 Меня выселили

Подземная лаборатория Морозовой гудела, как гигантский улей. Воздух пах озоном, горячим металлом и крепким кофе. Аромат которого был единственным, что удерживало двух гениев от окончательного погружения в пучину научного отчаяния. Профессор Соколов, сгорбившись над терминалом, вглядывался в хаотичные графики, которые плясали на экране, словно кардиограмма вселенной в предсмертной агонии.

— Это не солнечная активность, Катя, — пробормотал он, поправляя очки, которые сползли на кончик носа. — И не сбой в магнитосфере. Это… словно сама ткань реальности стонет. Как студент на пересдаче, который понял, что перепутал учебники.

Морозова, стоявшая у панорамного окна и глядя на черный купол, накрывший Академию, даже не обернулась. Она напоминала статую разгневанной валькирии, обдумывающей план мести.

— Не начинай свою метафизическую лирику, Савелий. Мироздание может стонать сколько угодно, моя задача — зафиксировать децибелы этого стона и проанализировать его частотный спектр, — ее голос был холоден и резок, как скальпель. — Мы зафиксировали массивный выброс экзотической энергии. Сейчас важно определить ее источник и природу. А не слушать стоны мироздания. Оно у тебя и от несварения стонет, если верить твоим теориям.

— Это была всего лишь гипотеза о влиянии гравитационных волн на пищеварительный тракт! — обиженно пробормотал Соколов, возвращаясь к своим графикам.

Они оба молчали. С того момента, как Сеня шагнул в Башню, прошло уже несколько часов. Связь с ним и Алисой оборвалась мгновенно и полностью, сразу после входа в это… сооружение. Они были в неведении, и это неведение было пыткой. Хуже, чем слушать доклад графа Велинского о роли аристократии в развитии сельского хозяйства.

На одном из мониторов включился экстренный выпуск новостей. Лоснящийся диктор с приклеенной улыбкой, которая, казалось, вот-вот треснет, вещал с экрана.

— … итак, уважаемые граждане, спешим вас заверить: никакой паники. Необычные световые явления, наблюдаемые сейчас над городом, являются всего лишь редким видом высотной грозы, помноженной на аномальную солнечную активность.

Диктор вещал из помещения с большим панорамным окном. За ним виднелись грозовые тучи, озаряемые изнутри яркими вспышками.

— Просто необычное северное сияние в неположенном месте. Правительство держит ситуацию под контролем. Оставайтесь дома и наслаждайтесь этим уникальным природным явлением!

— Северное сияние? — Морозова медленно повернулась к экрану, ее лицо было маской холодного презрения. — Они держат нас за идиотов? Мои дроны на орбите показывают, что в стратосфере температура подскочила на двести градусов, а пространственно-временной континуум ведет себя как пьяный матрос в увольнительной. Какое, к черту, сияние⁈

Она подошла к своему пульту и несколькими быстрыми, отточенными движениями вывела на главный экран изображение с одного из своих высотных беспилотников. Камера смотрела на город сверху. И на то, что творилось в небе над ним.

Гигантская, видимая с любой точки планеты надпись, сотканная из чистого света и тьмы, вспыхнула прямо в небе:

«ЯР КРАСАВЧИК, А ФИМА СТАЖЕРКА».

Тучи за спиной диктора разлетелись в стороны, словно от ураганного порыва ветра. Та же самая надпись появилась теперь уже в телевизоре.

Профессиональная улыбка на лице диктора начала медленно сползать, как подтаявшее мороженое. Его глаза забегали — видимо, он увидел панические, размашистые жесты режиссера за кадром.

Диктор медленно, почти против своей воли, повернулся в кресле. Его взгляд устремился в панорамное окно студии, прямо на то место, где секунду назад были лишь грозовые облака.

Челюсть диктора медленно отвисла. Он прочел космическое граффити раз, потом второй, силясь понять смысл написанного. Он повернулся обратно к камере. Его лицо, до этого выражавшее лишь спокойную уверенность, теперь было маской чистого, незамутненного ужаса и экзистенциального тупика.

— А-а-а… и, как видите, уважаемые зрители, наше северное сияние… — начал он, но голос сорвался на жалкий писк. Он судорожно сглотнул, пытаясь взять себя в руки. — Наше сияние… обрело… текстовую форму. И, кажется, выражает свое… эстетическое… мнение. Мы… мы уходим на рекламную паузу. Очень. Долгую.

Экран тут же погас, сменившись заставкой с радостно прыгающими криптокроликами. У кроликов глаза выглядели подозрительно выпученными. Словно даже они осознавали абсурдность момента.

Соколов, увидев это, медленно опустился в кресло. Он снял очки и устало потер переносицу, словно пытаясь стереть эту надпись прямо со своей сетчатки.

— Я так и знал, — выдохнул он. — Этот мальчишка… он все-таки выпустил его на волю. Необузданный, как первокурсник на первой вечеринке.

— Ярослав… Преступник SSS класса… — прошипела Морозова, ее пальцы сжались в кулаки. Она смотрела на надпись с выражением человека, которому только что нагадили на идеально чистый лабораторный стол. — Значит, он все-таки взял контроль. А кто такая Фима? Еще одна его безумная игрушка? Его новая лаборантка с сомнительными моральными принципами?

— Я не знаю, — покачал головой Соколов, его взгляд был устремлен в пустоту. — В летописях Первой Эпохи нет упоминаний о… Фиме. Но если Ярослав снова на свободе…

Он не договорил. Оба понимали, что это значит. Мир стоял на пороге бури, по сравнению с которой инцидент в Академии был просто легким дождиком в четверг.

— Нужно усилить сканирование, — отрезала Морозова, возвращаясь к своему пульту. Ее профессионализм, как всегда, взял верх над эмоциями. — Вывести все датчики на максимальную чувствительность. Мне нужны данные. Частота, спектр, плотность. Все! Хочу знать даже, какой марки у них были трусы, когда они рисовали этот… шедевр… в небе!

— Сомневаюсь, что они вообще носят трусы, Катя, — задумчиво пробормотал Соколов.

Они снова погрузились в работу. Лаборатория наполнилась тихим гудением и щелчками приборов. Они пытались понять, измерить, классифицировать безумие, которое разворачивалось над их головами.

И в этой сосредоточенной, напряженной тишине раздался тихий, скрежещущий звук.

Оба профессора замерли и обернулись. Звук шел из центра зала. Оттуда, где на станине, подключенный к десяткам проводов, покоился обездвиженный торс киборга-официантки. Тело, в котором еще недавно обитала Алиса.

Металлический палец на его руке дернулся. Раз. Другой. Затем дернулась вся рука, издав скрип, от которого у Морозовой свело зубы.

Морозова и Соколов недоуменно переглянулись.

— Остаточное напряжение в сервоприводах? — предположил Соколов, его голос был неуверенным. — Или ты опять забыла выключить утюг, и он создает помехи?

— Исключено, — отрезала Морозова, ее взгляд был прикован к киборгу. — Я полностью обесточила систему. Проверила трижды. Даже из розетки выдернула.

Тело киборга содрогнулось в конвульсии, словно от разряда тока. С протяжным стоном металла оно начало подниматься. Сначала согнулось в поясе, потом неуклюже оперлось на руки, едва не соскользнув со стола.

Андроид встал на ноги. Неуверенно, пошатываясь, как новорожденный олененок на льду. Он постоял так секунду, словно привыкая к новому состоянию и пытаясь понять, почему у него шарниры вместо суставов. А потом медленно повернул голову в их сторону.

Профессора застыли, как два изваяния, глядя на это ожившее чучело. Морозова инстинктивно потянулась к кнопке аварийного отключения всего и вся. Соколов, наоборот, с научным любопытством подался вперед.

Киборг сделал один неуверенно-скрипучий шаг. Потом второй. Он подошел почти вплотную, игнорируя свисающие с него провода. Наклонил голову, рассматривая их так, словно видел впервые. Его мертвое, безэмоциональное лицо не выражало ничего.

И тут он заговорил. Голос, искаженный синтезатором, был незнакомым, но интонации… в них было что-то до боли знакомое. Нотки усталости, сарказма и плохо скрываемого голода.

— Прошу прощения, — вежливо произнес андроид, его синтезатор голоса явно нуждался в настройке. — У вас случайно нет инструкции к этой модели? А то у меня, кажется, возникли небольшие проблемы с пользовательским интерфейсом. Например, я не чувствую ног. Надеюсь, это гарантийный случай? И, если не сложно, стакан молока. Мой предыдущий договор аренды был… расторгнут в одностороннем порядке. И без предупреждения. Кажется, меня выселили.