Глава 29 Носки Сереги

Ледяная волна воли Серафимы ударила по моему сознанию. Я почувствовал, как меня вырывают, выталкивают, выбрасывают из собственного разума. Это не было похоже на боль. Это было похоже на отключение. Словно из работающего прибора с силой выдернули шнур питания. Связь с телом, с Алисой, с самим миром — все это оборвалось в одно мгновение.

Я перестал существовать. А потом — снова начал. Но уже не в физическом мире.

Я был точкой. Точкой осознания, парящей в бесконечном, переливающемся океане чистого света и информации. Не было ни верха, ни низа, ни времени. Только потоки данных, сплетающиеся в немыслимые фрактальные узоры, и тихий, всепроникающий гул, похожий на музыку сфер. Это было похоже на то, как если бы я оказался внутри гигантского квантового компьютера. Который и был самой вселенной.

Сначала было спокойно. Потом пришел хаос.

Я был не один. Вокруг меня, как призрачные рыбы, проносились обрывки мыслей, эхо чужих эмоций, фрагменты воспоминаний. Я видел улыбку Киры, но она была соткана из бинарного кода. Я слышал лекцию профессора Соколова, но его слова были похожи на искаженные звуковые волны. Я ощущал запах персиков, которым пропиталась моя кожа в спальне Вольской, но этот запах имел цвет и форму.

Я начал распадаться. Мое «я», моя личность, мои воспоминания — все это, как капли чернил в воде, растворялось в этом информационном океане. Я — Семен Ветров, студент-алхимик из Нижних Кварталов — терял себя, превращаясь в набор бессвязных данных.

Страх. Впервые за долгое время я почувствовал настоящий, первобытный страх. Не за тело, а за душу. Страх исчезнуть, раствориться, стать ничем.

Я боролся. Отчаянно цеплялся за свое имя, за лица родителей, за образ Киры, за идиотские шутки Сереги. Я строил из этих воспоминаний крепость, пытаясь защититься от всепоглощающего хаоса.

И тут я почувствовал их. Другие. Фантомы, сотканные из чистого негатива. Искаженные, злые обрывки сознаний, которые тоже плавали в этом океане. Они почуяли меня, как хищники чуют кровь. Они потянулись ко мне своими призрачными щупальцами, пытаясь поглотить, ассимилировать, уничтожить.

Я был один. Без Алисы, без вурма, без наноботов. Только голая душа студента, заброшенная в цифровой ад. Без стипендии и даже без молока.

И когда одна из теней уже почти коснулась меня, когда я уже приготовился к небытию, в моей голове вспыхнул образ. Не Кира. Не родители. Образ был абсурдным, нелепым, но таким… реальным.

Запах. Запах нестиранных носков Сереги, которые он оставлял под кроватью. И звук. Его богатырский, сотрясающий стены храп. Этот образ, этот островок земного, приземленного свинства посреди этого цифрового великолепия, стал моим якорем.

Я вцепился в него, как утопающий в спасательный круг. Я сосредоточил на нем всю свою волю. И океан данных вокруг начал меняться. Хаос отступил, уступая место порядку. Потоки света выстроились в ровные линии. А гул превратился в тишину.

Серегины носки спасли мне жизнь…

Я больше не был в океане. Я стоял посреди бескрайней пустыни из черного, как смоль, песка. Небо над головой было усыпано незнакомыми, холодными звездами. Идеальная, мертвая, бесконечная тишина.

И посреди этой тишины, в нескольких шагах от меня, на простом деревянном стуле сидел Он.

Он был одет в простую серую мантию, похожую на те, что носят монахи. В руках он держал обычную белую кружку, из которой шел пар. Он смотрел на звезды, и его лицо было спокойным, немного усталым, но полным какой-то древней, непостижимой мудрости.

Ярослав.

Но это был не тот Ярослав, который насмехался над Серафимой. Не тот, который пафосно щеголял в иссиня-черной броне. Это был тот самый Ярослав из моих первых снов. Настоящий. Первый Архимаг.

Он медленно повернул голову и посмотрел на меня. В его глазах не было ни синего огня, ни насмешки. Только спокойствие и задумчивое желание бахнуть ещё кружечку кофе.

— Ну здравствуй, Семен, — его голос был тихим, но он проникал прямо в душу. — Наконец-то мы смогли поговорить. Без посредников и лишнего шума. Присаживайся. Кофе?

Рядом с ним из черного песка вырос второй стул, такой же простой и деревянный.

Я, ошеломленный, опустился на него.

— Где… где мы? — это было единственное, что я смог выдавить.

— Внутри, — просто ответил Ярослав. — В самом глубоком, самом защищенном секторе твоего сознания. Назовем это… нашей маленькой цитаделью. Безопасное место. Здесь нас никто не найдет. Ни Серафима, ни граф, ни даже тот мой… буйный двойник.

— Двойник? — переспросил я.

— Та сущность, которую ты знаешь как преступника Ярослава, — он сделал глоток из своей кружки. — Я создал его давно в своем разуме, собрал из старых воспоминаний. Очень давно. Как сторожевого пса. Агрессивного, безжалостного. Чтобы он охранял вход. Отпугивал непрошеных гостей. Он был моим файрволом, моей внешней оболочкой, пока я спал. Но, кажется, в моё отсутствие он немного… увлекся. Вжился в роль. Как и Алису, ты… получил его по наследству от меня.

Я молчал, пытаясь осознать. Преступник Ярослав… был просто охранной системой на основе личности самого ярослава?

— А ты… — я посмотрел на него. — Ты настоящий?

Он усмехнулся. И эта усмешка была совсем другой. Теплой, человеческой.

— Настолько, насколько это возможно для того, кто уже больше не имеет доступа в реальный мир, — он пожал плечами. — Я — то, что осталось от Первого Архимага Ярослава. Его личность, его знания. Его совесть, если хочешь.

Он отставил кружку, и она растворилась в воздухе.

— Но у нас мало времени, Семен. Пока мы здесь пьем воображаемый кофе, наше тело — твое тело — везут в очень неприятное место. Граф Страхов — опасный человек. Он не остановится ни перед чем, чтобы заполучить то, что находится в Хранилище.

— Но что я могу сделать⁈ — в моем голосе прозвучало отчаяние. — Меня вышвырнули из собственного тела!

— Не совсем, — покачал головой Ярослав. — Серафима… Она недооценила тебя. Она не знала, что у тебя есть ключ.

— Ключ?

— Твоя воля, Семен. Воля парня из Нижних Кварталов, который привык бороться, — он посмотрел мне прямо в глаза. — Тот «Ярослав» — это сила. Я — это знания. Но ты, Семен Ветров, — ты якорь. Тот, кто держит нас обоих в этом мире. Ты руль. А мы — двигатели.

Он поднялся.

— Сейчас граф думает, что везет беспомощного пленника. Но он ошибается. Он везет троянского коня. И мы устроим ему сюрприз.

Он протянул мне руку.

— Ты готов вернуть себе свое тело, Семен? Пора показать им всем, что бывает, когда будишь спящего Архимага.

— И очень злого студента, — ухмыльнулся я.

Я смотрел на его протянутую руку, потом на его спокойное, мудрое лицо. И впервые за все это безумное время я почувствовал не страх и не отчаяние. А надежду.

— Готов, — твердо ответил я и вложил свою ладонь в его.

Холод. Это было первое, что ощутил Ярослав, возвращаясь в границы плоти. Неприятный, проникающий до костей холод металла и стерильной атмосферы. Он медленно открыл глаза, позволив сознанию сфокусироваться. Мир был размытым, белым. Тело носителя лежало на чем-то твердом, а руки, ноги и голова были зафиксированы широкими металлическими обручами. Лаборатория. Комплекс «Омега»?

Какое неоригинальное название — с долей скуки подумал он.

— Он приходит в себя, — донесся до него бесцветный голос. — Жизненные показатели стабилизируются.

Ярослав повернул голову, насколько позволял фиксатор. Рядом, на таком же столе, была Серафима. Она тоже была привязана, ее серебряные волосы растрепались по металлической поверхности. Ее глаза были закрыты, но он видел, как подрагивают ее ресницы. Жива. И, судя по ауре сдерживаемой ярости, очень зла. Это хорошо. Злая Серафима всегда была куда интереснее спокойной.

Наверное, ей сейчас немного обидно, что весь ее идеальный тысячелетний план пошел по откосу. И из-за кого? Из-за обычного сомелье с его коммуникатором…

— Она еще без сознания, граф, — сообщил тот же голос.

Из полумрака лаборатории выступил граф Страхов. В белом халате поверх дорогого костюма он выглядел как ребенок, играющий в злого доктора.

— Превосходно, — он подошел к столу и склонился над телом носителя. Его ледяные глаза изучали лицо Семена с хищным любопытством. — Добро пожаловать, Ярослав. Или Семен? Хотя не важно… Надеюсь, вам у нас понравится. У нас очень… гостеприимно.

— Я тронут вашей заботой, граф, — прохрипел Ярослав, чувствуя, как голосовые связки носителя с трудом повинуются. — Обычно мне предлагают хотя бы чашечку кофе, прежде чем привязывать к столу. Вы совсем забыли о манерах. Ваш отец-садовник вас этому не учил?

Граф даже не дрогнул, но Ярослав заметил, как на мгновение напряглись желваки на его лице.

— Мой отец учил меня, что с дикими зверями нужно обходиться соответственно. Сначала — клетка. Потом — дрессировка.

Загрузка...