Прорвемся, опера! Книга 4

Глава 6

В это время, на трассе за городом

— Вот не зря говорят, чуйка есть у ментов таких, — Артур хохотнул, держа руки на руле. — Думаешь, Васильев просто так до нас докопался? Вот чуял же, что недоброе что-то происходит. Просто времени у него не было тему раскрутить, а так бы нашёл, чё мы везём.

— А ты зачем его подвезти-то хотел? — недоумевал Крокодилыч, щёлкая семечки.

— Да он всё равно бы отказался, видно же, куда-то намылился, чё-то мутит. Будь у него время, он бы сразу в твой ковёр-то заглянул бы, увидел, чё ты там спрятал. А ты тоже кадр: давай, блин, винтарь в ковёр завернём, никто не увидит, — передразнил его Артур и снова засмеялся.

— Гасить бы его пришлось, — задумался вслух бригадир.

— Да иди ты нах, всех бы гасил. Таких нельзя гасить, боком вылезет, — пахан вывернул на просёлок. Джип важно перевалил через насыпь и съехал вниз, в яму, и с рёвом выбрался оттуда. — Вон, там Сафронов замочить Васильева хотел, пусть огребает теперь с Кроссом на пару. Против них и РУОП копает, и чекисты подтянулись, и обычные менты теперь будут их дергать. Сами замутили, пусть и огребают, а мы пока свои дела вести будем. Ментов мочить — себе дороже.

— Так и Сафронов же что-то мутит, крутит, не просто так приперся, — Крокодилыч почесал затылок.

— Угу, гад, — Артур кивнул, — тоже на жопе ему не сидится, чё-то нарыть хочет. Ладно, на кладбище места много, если что, ему-то я могилку получше подберу…

— Да я тут тебе говорить не хотел, — неуверенно начал Гена Кобылкин, косясь на меня. — А то ещё огорчишься, мало ли, расстроишься.

— А что такое? — спросил я.

Ехали мы в темноте, только фары освещали тусклой желтизной засыпанную снегом дорогу. Разве что впереди, у поворота к больницы, светил фонарь, постоянно моргая, будто заболел.

— Да собаку сбил сегодня, — он махнул рукой. — Выскочила дворняжка перед машиной, да резко так, а дорога скользкая, затормозить не успел, насмерть сразу. Дурочка, и куда бежала, на смерть свою… хотя жалко, собак-то люблю. Вот как раз её увозил в багажнике, в карьер скинул. И бампер немного погнула впереди, видал?

— Надо аккуратнее ездить, — заметил я.

— А то я не знаю… да куда ты? — вскричал Кобылкин и сматерился.

Следак чуть притормозил, пропуская перебегающего дорогу человека рядом с киоском. На улице двадцатка мороза, а тощий сгорбленный мужик с расстрёпанными седыми волосами был одет совсем не по погоде. На плечах у него как плащ был накинут какой-то бушлат, а из-под него торчали тонкие волосатые голые ноги в длинных носках. В каждой руке мужик держал бутылку.

— Ёшкин кот! Ручка это, что ли? — удивился я.

— Хах, ну точно! — Кобылкин открыл окно и заорал: — Яха, ты куда? Колокола береги!

Поздно, судмед уже скрылся во дворе одноэтажного бревенчатого здания, где размещалась городская наркология. Хорошо он там устроился, киоск, где продавали водяру, был как раз через дорогу. И он периодически нырял к нему.

— Вот он точно там со всем персоналом корешится, раз отпускают за территорию, — развеселился Кобылкин.

— Угу, — протянул я.

Следак оживился, начал болтать, заодно рассказал, что было известно о сегодняшнем взрыве на Котляковском кладбище в Москве, я слушал и поддакивал, чтобы он ничего не подозревал.

Собаку он сбил, говорит? Вот и проверим утром.

Книжками я успел обрадовать Толика — и свалил, пока дежурная медсестра не подняла скандал, чего это я явился в такое позднее время, когда все уже укладывались спать.

Но уже утром, ненадолго заглянув в ГОВД, я снова был у больницы, правда, зашёл я в этот раз не к Толяну, а в морг. У крыльца стоял потрёпанный жизнью зелёный уазик. Машину я узнал, на ней иногда ездит криминалист Кирилл, это тачка его отца.

Значит, и он сам зачем-то пришёл в морг к судмеду. А, хотя да, припоминаю по первой жизни, что они одно время были приятелями, на рыбалку часто ездили, потом Кирилл женился, и жена его отпускать на мужские дела отказывалась наотрез.

Дверь открыта, замок давно починен, так что никто больше не застрянет. Небритый сторож Саша сидел в коридоре и листал потрёпанный журнал «ТВ-Парк», с Мейсоном Кэпвеллом из «Санта-Барбары» на обложке, а судмед и криминалист пили чай в кабинете.

— Здорово, Паха! — Кирилл поздоровался со мной за руку, вернулся за стол и продолжил с жаром рассказывать о просмотренном фильме: — А там потом на сцену стриптизёрша со змеёй выходит, танцует, сиськами трясёт. Тёлка зачетная, кстати. А потом хрясь, и отовсюду вампиры полезли!

— Вампиры? — Ваня удивился, прихлёбывая чай.

— Да, в натуре вампиры! Лезут, всех грызут, кровища во все стороны… — вот мы бы задолбались там все трупы описывать, — криминалист глянул на меня, заржал и продолжил: — На одного напали, а у него в штанах вместо хрена — револьвер с двумя барабанами, и он такой — бац-бац! Стреляет из него, в натуре! А потом вампиры всех зажали, те заныкались в какой-то подсобке, а там поп ещё был, он давай вампиров крестом и святой водой пугать, а они боятся, ну и…

— Ладно, посмотрю потом, — судмед просяще уставился на меня, чтобы я его спас. Явно вообще не понимает, что это за дичь ему рассказывает Кирилл. — Там ночью трупешник привезли, участковый оформлял, без криминала.

— Точно без криминала? — уточнил я.

Если следак меня обманул и в машине вёз не собаку, то где-то должен всплыть труп, рано или поздно. Но в сводках криминальных трупов не было, раньше времени светить свои подозрения я не хотел, уж если выяснится, что кровь человеческая — надо будет следака брать и колоть.

— Так, погнал я тогда, — Кирилл хлопнул себя по коленям и поднялся. — Работы сегодня — вал. Или тебя подождать и подбросить, Паха? Я на колёсах сегодня.

— Не, я сам дойду. Так что с телом?

— От водки сгорел, — сказал Ваня, когда криминалист вышел. — Знаешь, я сейчас шею у каждого через увеличительное стекло рассматриваю, мало ли, вдруг опять удавку не увижу.

— От водки, значит, сгорел, — протянул я, задумавшись.

— Угу. В его спирте крови не обнаружено, — Ваня хмыкнул.

— Ну понятно, а у нас и так хватает работы. Смотри, кстати.

Я достал из кармана пакет, в который положил клетчатый платок. На нём видно маленькое красное пятнышко.

— Пока без справок и остального, — я протянул пакет Ване. — Просто скажи мне об этой крови, что сможешь понять в текущих условиях? Ну, просто, чья она? Человека или животного. Если человека, то группу определи.

— Срочно?

— Срочнее не бывает.

— Просто у нас сыворотки закончились, экономим, только для особых случаев бережем. Новые должны на днях прийти.

— Это как раз особый случай.

— А что за дело?

— Мои оперативные наработки, так что давай помалкивай и никому ни слова. Обойдемся без справок и заключений. Ферштейн?

— Угу, придется НЗ потрошить. Ну ладно, с тебя поляна.

— Да не вопрос… Только ты, вроде, не пьешь, в отличие от коллеги своего.

— Зато шашлык люблю, — растянул в улыбке тонкие губы судмед. — Мяса-а…

— Будет тебе шашлык. Самый лучший в городе.

— Замётано, ща займусь.

— И никому, Ваня, понял? Это важно.

— Да понял я, понял, не дурнее паровоза, — протянул он.

Я вышел из морга, дошёл до больницы, но уже из окна приёмного покоя увидел, как у морга остановилась шестёрка Кобылкина. А ему там что надо? Беспокоится из-за меня?

Но пока я вернулся, следак уже свалил, а Ваня занялся препаратами для анализа. Платок, что лежал на столе, тот же самый, что оставлял я, на котором были следы крови, а следак, по словам судмеда, приезжал уточнять по трупу Зиновьева — пришло ли по нему что-нибудь с области. Он же сам всегда приезжал по таким вопросам…

Лишь бы не нахимичил чего-нибудь с исследованием крови.

Но у меня были и другие вопросы, и надо ещё устраивать проверку между делом. Я отправился в вытрезвитель, полистал там журнал регистрации доставленных в день, когда стреляли в нас с Толиком. Удивительно, но слишком много в тот день пьяных привезли в трезвяк, почти всех доставили наряды ППС, и ещё кого-то — экипажи ОВО, у вневедомственной охраны тоже были палки по правонарушениям. Напротив каждого постояльца отметка, кто именно его привёз.

А интересовал меня тот мужик, который тогда шёл мимо ГОВД с посылкой на санках. Его упаковали в трезвяк. Он узнал Кобылкина, но назвал его Зайцем, и следак из-за этого страшно обозлился. И сейчас мне стало очень интересно, с чего это вдруг у Коня на Зайца такая реакция.

Тогда старшим наряда ППС был Алексей Шумилин, крепкий усатый дядька, и он в тот день привёз троих. ФИО клиентов были мне незнакомые, я просто переписал их в блокнот и отправился к ППСникам. Шумилин и сегодня дежурил, но торчал возле рынка, туда мне и пришлось идти пешком.

Пэпсы втроём стояли у одного из круглых столиков рядом со старым киоском, работавшим ещё с советских времён. В нём разливали пиво, правда, уже не в стеклянные кружки, а в пластиковые стаканчики, ещё наливали чай с тоненьким, почти невидимым ломтиком лимона. Ещё у них водились старые пирожки, какая-то выпечка, бутерброды с подсохшей колбасой, вот ППСники здесь и обитали. Зато когда откроют киоск с шаурмой, все они будут торчать только там.

— Думаешь, я помню, кто это был? — старшина почесал под форменной шапкой, когда я задал ему вопрос. — Первая половина месяца, сам понимаешь, показатели выполнять надо. Гребём всех, кто пьяный, запомнить каждого — нереально.

— И многих из них ты увозишь по приказу следователя прокуратуры? — спросил я. — И сколько из них санки с посылками везли?

— Ну, я помню того мужика, конечно, но мы в тот день троих или четверых пьянчуг поймали, я их фамилии вообще не запоминал. Вот Федьку Пермякова только помню, он вырывался больше всех, дрался и матерился, мы его утречком потом в суд по административке свозили и в изолятор определили на пятнадцать суток, а вот того как звали…

— Фамилии глянь, — я протянул ему блокнот со списком. — Может, вспомнишь.

— А! Так это Юрка Егоров, — подсказал вдруг водитель, — он в депо работает слесарем, его жена молоко у моей тёщи покупает.

— А чё молчал? — старшина угрюмо на него посмотрел.

— Да думал, он — не он, — водила пожал плечами.

Я направился в депо. Зашёл в корпус и спросил у первых же попавшихся слесарей, стоящих у доски с информацией, знают ли они такого.

— Юрка Егоров, — высокий слесарь снял промасленную перчатку и почесал под носом. — Знаю, электроаппаратчик это. Вон они все сидят, за той дверью.

Слесари-аппаратчики сидели в своём цеху неподалёку. Цех у них состоял из двух помещений, в одной, самом большом, находились стенды, плакаты по технике безопасности и с чертежами электрических машин, но внутри никого, время уже обеденное.

В другом помещении, поменьше, для мастера, как раз собрались слесаря, оккупировав диван и скамейки. На маленьком столике между ними стояло две кастрюльки, в одной парила варёная картошка в мундире, в другой заварена китайская лапша, и кто-то ещё притаранил из дома банку с солёными огурцами.

Все повернулись ко мне, явно понимая, что пришёл мент.

— Ты Егоров? — я сразу заметил нужного мне мужика. — Пошли, потрещим немного.

— Да чё я сделал-то? — сразу протянул он. — Я вашего брата не трогал, а вы меня опять дёргаете…

— Если бы что-то сделал — вызвал бы повесткой или к следователю силком бы притащили. А так просто давай переговорим немного. Да ты не бойся, — успокоил я. — Это по тому делу со стрельбой у ГОВД, ты же как раз мимо проходил перед этим, а мы свидетелей ищем.

— Так меня же в вытрезвитель забрали, из-за этого чуть с работы не выгнали! — возмутился он.

— Пошли, раньше закончим, ещё чего-нибудь останется, — я кивнул на стол.

Егоров потёр нос рукавом, подумал и не стал спорить, мы вышли в основной цех.

— Я с почты шёл, мне тёща посылку отправила, — начал оправдываться мужик, опираясь на стол с техкартами, — выпил перед этим немного, не запрещено же. А меня раз, и в вытрезвитель! Что за беспредел?

— Что отправила-то? — спросил я. — Тёща твоя?

— Так варенье отправила, да побили все банки, пока везли, — он покачал головой, — орехи грецкие ещё положила, дети их любят, шмотки вязаные какие-то. Один хрен — всё в варенье у***кали! Я ж без злобы тогда сказал… ну, дурак конечно, что на всю улицу орал… а Генка Заяц хрясь, и забрил меня! Обидчивый он больно, всю дорогу таким был. Заяц, он и есть Заяц!

— Ты с ним учился? — уточнил я. — Он разве в этом городе родился?

— Нет, — Егоров замотал головой. — Я раньше в области жил, и он там. У него отец военный, в гарнизоне служил, а дети ихние у нас в школе учились. Вот и Кобылкин тоже с нами. Потом уехали, а я вот его увидел и сразу вспомнил. А по стрельбе я не в курсе, только на следующий день узнал…

Тут Егоров задумался.

— А вот если прикинуть-то, не повязали бы меня, вдруг бы застрелили? — испуганно спросил он.

— Не думай о таком лучше. Почему ты его Зайцем назвал?

— Так это самое, у него раньше плямба была здесь, — он показал пальцем себе под нос и провёл над губой. — Дырка, разрез, типа, как у зайца, раздвоенная…

— Заячья губа? — догадался я.

— Во-во, точно! — Егоров обрадовался. — Всё детство ходил, плевал через неё, шепелявил, а доктора-то и сделать ничего не могли. Кто-то зашивал, а хреново выходило, ещё хуже, чем было, и опять разрезали. Потом, вроде как, в Ленинград съездил, ему губу зашили уже нормально, а потом он уехал с концами. Вот вчера я и увидел впервые за столько лет. Ну а я дурак, конечно, говорю, не думаю, да и выпимши был. Мог бы догадаться, вспомнить, что его всё детство дразнили из-за этого, а не оратьоб этом на всю улицу. Извиниться даже хотел, да и так уже огрёб, всю посылку ухандошили в машине. Не до извинений теперь, — мужик насупился.

Ага, вот откуда шрам на губе, не от ножа, а от другого. У детей иногда такие есть, но сейчас их лечат сразу, а вот Кобылкину с таким пришлось пожить, комплексов хватануть. И мне сразу вспомнились слова профессора, что у маньяка может быть физический дефект…

Ладно, пока прямых доказательств нет, только косвенные, а за заячью губу не арестовывают. Хотя реакция следака на слово «Заяц» слишком уж бурная, в детстве над ним из-за этого явно сильно издевались. Накипело…

— Короче, дай мне свои координаты, — я достал блокнот, — если что, свяжусь.

Как официальный свидетель он пока числиться не будет, нечего Кобылкину про него знать. А я пока разберусь с этим вопросом. Пока же чем дальше я копал, тем больше подозрений было.

Но опять-таки, обвинять раньше времени не буду. Всё должно быть точно и с железной доказухой. По-другому я работать не привык, ни в той, ни в этой жизни…

Я сел за свой стол и выложил записи. Хотел начать делать справку в ОПД по Зиновьеву, которую с меня будут трясти. Якут тоже что-то писал, Витя Орлов зашивал порванную сумку, в которой мы носили автомат, а Сафин рассказывал Устинову о временах своей службы в стройбате, в Монголии.

— Ну и построили мы им этот дом, — Руслан сел на своё излюбленное место на подоконнике, — и туда пригнали монголов со степи. И пригнали с какой-то глуши, реально, они как в том анекдоте про чукчу, унитаз впервые в жизни видели.

— Это где он в сортире жил, чум устроил, а в туалет за чум, в тундру ходил? — Устинов усмехнулся.

— Вот почти то же самое. Что им в этой пятиэтажке делать — понятия не имеют, всю жизнь в чуме прожили, баранов и коней пасли, а тут переселяют в дома благоустроенные! Вот и намучались мы с ними, нахрен, задолбали нас! Там, кстати, ща прикол расскажу, мужики, — Сафин оглядел нас с улыбкой. — Одно время в соседней роте бои кулачные устраивали, двух самых крепких монголов выберут — и ставят на них сигареты, кто кого победит. А вот потом офицеры узнали, и…

Оглушительно зазвонил телефон, Руслан потянулся и снял трубку сам.

— Слушаю, Сафин. Да, Петрович, пусть собирают оперативную группу, отправлю кого-нибудь с ними… ну лучших отправлю… хотя кого лучших? У меня все лучшие, — он усмехнулся, а Шухов на том конце что-то проорал. — Ладно, — Руслан опустил трубку на аппарат и глянул на меня. — Паха, тут Шухов возникает, на всякий случай тебя отправлю, у тебя глаз намётанный. Там в клоповнике одном трупешник висит в петле, и участковый говорит, что его туда, похоже, кто-то засунул, а не он сам залез. Глянул бы ты, лишь бы опять не маньяк.

— Ладно, гляну, — я поправил кобуру. — Следак сегодня кто дежурный?

— Ирина Полежаева, — ответил Сафин после секундного раздумья. — Видел утром.

Участковый, пожилой мужик c очень редкой для наших краёв немецкой фамилией Шнайдер (звали его обыкновенно, Пётр Владимирович), любил читать детективы, поэтому заметил, что у висельника на коже прямо над петлёй виден другой след от удушения.

Явный признак того, что его повесили в одном месте, потом перенесли сюда и повесили снова, вот он и забил тревогу, когда приехал по вызову.

Это коммуналка на Старом городе, в паре домов от того места, где жил Кащеев. Бухали в этой коммуналке каждый день, драки и разборки происходили регулярно, и участковый мог ходить сюда как на работу, потому что то соседи жаловались на шум, то кто-то устроит очередной потоп или разобьёт окна.

Но сегодня тихо, пьянчуги разбежались, увидев, что в одной комнате оказался труп. И этот повешенный — явно не завсегдатай местных гулянок, потому что ему было меньше тридцати, и одет он прилично. Я бы даже сказал, что это кто-то из братвы, но лично я этого парня не знал и в городе не видел.

— Да, вы молодец, Пётр Владимирович, — Ванька-судмед забрался на табуретку и присмотрелся к петле, врезавшейся в шею. Тело ещё не сняли. — Вот сразу увидели. Да, умер вот от этой, — он ткнул карандашом в заметный след на шее над петлёй, — а уже после смерти перецепили.

— Когда он умер, Ваня? — спросил я, достав блокнот. — Хотя бы примерно?

— Знаешь, — он повернулся ко мне и посмотрел сверху. — У меня впечатление, что давно, просто слишком холодно, но душок всё равно есть, чуешь? Трупное окоченение давно прошло. Надо вскрытие делать. Правда, как его тащили и поднимали? Тяжёлый парень.

— Да, один человек тут бы не справился, — я подумал. — Ладно, поищем, кто тащил, кто-то да должен был видеть.

Надо снимать тело вместе с петлёй, но, судя по всему, этого душили не струной, а просто повесили. Придётся опрашивать соседей, что видели и слышали. Правда, никто тут не будет гореть желанием поделиться, но что-нибудь да придумаем.

В комнате холодно, от замёрзших напрочь окон тянуло морозом. Участковый говорил, что дверь была заперта, в комнате никто не жил, а прежний хозяин уехал на заработки и пропал. Местные положили одеяла у порога, чтобы оттуда не тянуло холодом. Но душок даже от замороженного тела шёл сильный, вот кто-то и позвал милицию, не выдержал. Дверь вскрыли — и увидели труп.

Но где его убили и зачем притащили сюда — вопрос, который надо выяснить.

В коридоре раздался топот множества ног. И кого это там несёт? Все причастные уже на месте: Ирина пишет протокол осмотра, участковый пошёл по соседям, Кирилл фотографирует, а Ванька осматривает труп, насколько получается.

— Вот он где, — первым в комнату вошёл отец, следом за ним опера из его отделения. Смотрел он в лицо покойнику. — Эх, Серёга-Серёга, — он поцокал языком. — Не уберегли мы тебя.

— Он ваш, — догадался я.

— Из Новосиба он, тоже из РУОП, — батя встал у тела снизу. — Внедрился к Сафронову в банду, мы его прикрывали. Потом пропал несколько дней назад, искали по всему городу. А у него сын вчера родился, и связаться с ним никто не может. А тут узнали…

— Вот вы чего СОБР вызывали, — я кивнул. — Спасать его хотели.

Устроили налёт на точку Сафронова, но, судя по всему, в тот момент тело Серёги уже висело здесь. И никто даже про это не сказал, а официально Сафронова тут вряд ли пока выйдет прищучить. Ну, это официально. А неофициально… ну, тут мы посмотрим, что можно сделать. В городе кое-какие знакомства у меня уже есть…

В это же время, качалка рядом со старым КБО

— Ничё вас тут собралось, пацаны, — Витя Орлов присвистнул. — Все наши… о, Сева, сто лет тебя не видел, братка.

Высокий парень у окна махнул ему в знак приветствия. В тесной качалке, где только недавно закончили ремонт, было не протолкнуться. Пришли парни из взвода Орлова, были из других подразделений, пришёл даже Сева, снайпер, и Женя, спецназовец, самый старший среди всех присутствующих.

Но здесь только те, кто был в Чечне.

— Да мы же тебе говорили, — с жаром и восторгом начал рассказывать Тоха. — Мужик один всё хотел нас собрать, пообщаться. Слушай, тебе вот с ним побазарить надо, Витёк. Грамотный он, правильный, я вот с ним постоял немного, он мне и за жизнь накидал, и вообще, в корень зрит, всю суть видит. Вот увидишь его сегодня, охренеешь, какой умный.

— Спортсмен, типа? — с сомнением спросил Орлов.

— Да не совсем. Но за спорт стоит, говорит, важное дело для молодёжи. Увидишь его, отвечаю, найдёте общие темы, он и сам в Афгане был, говорит.

— Не, некогда, пацаны, — Орлов поправил сумку на плече. — Я так, поздороваться залетел и дальше погнал. Но вы это, рассказывайте, что да как, вечерком заскочу.

— Оставайся, — предложил Андрей, потирая шрам на щеке. — Без тебя не то пальто будет. Как без тебя-то, товарищ лейтенант?

— Не, — Витя отмахнулся. — Там Паха меня искал, помните его? Говорит, дел полно. У нас тут реально, некогда порой вздохнуть даже. Сева, ты звони, не теряйся, я тебе коньяк должен, помнишь? За тот случай.

— Да ладно, забей, — Сева засмеялся. — Водочки бы лучше, да под картошечку бы жареную. Оставайся.

Орлова упрашивали остаться все, но он ушёл, попрощавшись со всеми за руку.

А через десять минут в качалку вошёл крепкий короткостриженный мужик в чёрной кожаной куртке. В лицо его знали, портреты висели по всему городу.

— Здорово, орлы, — проговорил он. Голос твердый, уверенный, все сразу стали его слушать. — Вот, рад наконец-то увидеть настоящих здоровых русских ребят, а не всякий мусор. Вы — богатыри, войну прошли, Родину защищали. Благодарю, что пригласили, и что там не сдрейфили, — гость смотрел каждому в глаза по очереди. — Зовут меня Аркадий Сафронов, и поговорить я хотел насчёт важных для всех нас вещей.