Проект Rain Storm 1

Глава 6. Рождество

Рождество подкралось незаметно, как вражеский диверсант, и накрыло базу, как ковровая бомбардировка. Генерал Декстер собрал всех на плацу и дал распоряжение: подготовиться к встрече гостей, украсить базу, придумать праздничную программу. В общем, вжиться в роль волшебных эльфов, пока сам генерал временно примет обязанности Санты. А любой эльф, который плохо выполняет свою работу, будет немедленно разжалован в ездовые олени!

Гостей из Пентагона ожидали на рождественской неделе, в какой день точно было неизвестно, и встретить их надлежало в лучшем виде.

Жизнь закипела. Каждая рота пыталась, как могла, проявить себя и не ударить в грязь лицом перед товарищами. Военным редко разрешают дать волю своим творческим наклонностям, и когда командование хоть немного отпускает вожжи, парни отрываются на полную.

Из чего только не делали рождественские ёлки! Пальмы в кадках были самым скучным решением. В ход шло всё, что только можно, от пулемётных лент и старых автомобильных покрышек до швабр с вёдрами. Умельцы делали миниатюрные ёлочки из стреляных гильз, бумаги, пивных банок и упаковок от чипсов. Техники и программисты собрали треугольную конструкцию из небольших экранов, на каждый из которых поместили анимированное изображение ёлочной игрушки. В медсанчасти рождественское дерево сделали из надутых резиновых перчаток. Вместо шаров – крашеные пузырьки, ампулы и пластиковые стаканчики для лекарств, мишуру заменили ленты ЭКГ и бинты.

– Рейн, а ты не можешь вместо дождя вызывать снег? – спросил старший лейтенант Льюис, оценивая творение своих ребят. Он только что вернулся с больничной койки и был крайне жизнерадостен.

– Нет, сэр, к сожалению, мне не под силу менять агрегатное состояние воды, – ответила Джейн. – Всё что могу – собрать из капель подобие снежинок, но они долго не продержатся.

Спецрота расстаралась на славу. Ребята решили, что ель непременно должна быть зелёной и колючей, поэтому сварили из арматуры коническую конструкцию и расставили в ней горшочки с комнатными кактусами. На верхушку водрузили ярко-красную бумажную звезду, сосульки из термоклея и украшения из покрашенных золотой краской макарон дополнили композицию. Фостер и старший лейтенант Льюис были довольны, обходя по кругу шедевр, гордо выставленный рядом с палаткой киборгов.

– А это кто? – старший лейтенант Льюис взял в руки куклу Барби в синем платье с самодельной бумажной короной на голове. Куколка сидела рядом с игрушечным Сантой, которому зачем-то сунули в руки посох, обмотанный блестящей лентой. – Снежная королева?

– Это Снегурочка, сэр, – браво заявил Роман. – У русского Санты, Деда Мороза, есть внучка и помощница – ледяная девочка. И вместо оленей у него – тройка белых коней с бубенцами.

– Эта деваха вроде ничего, пусть остаётся, – рассмеялся старший лейтенант и посадил игрушку обратно под «ёлку». – Только я не понял, почему кони, а не медведь? Вот скажи, сержант, что ваш русский Санта кладет в носки на Рождество? Водку взрослым и матрёшки детишкам?

– У нас подарки дарят на Новый год, а на Рождество поют колядки. И носков не вешают. Вообще не понимаю этой традиции. Носок ведь на ноге носят, он может быть вонючий или вообще дырявый, а туда – подарок. Как-то странно. И вообще, если подарок большой, то не влезет. Не лучше сразу класть под ёлку?

– Наверное всё от того, что раньше мокрые носки зимой над камином сушили, – сказала Рейн. – У всех традиций когда-то было практическое значение. А гирлянды, говорят, на ёлках раньше были из кишок, при чем часто – человеческих. Жертвоприношение языческим богам.

– Да, от вас так и веет духом Рождества, – скривился Льюис. – Ничего не знаю ни о кишках, ни о прочих традициях, но что б у каждого над кроватью носок для подарка висел! Специально для русского варвара сержанта Соловья уточняю: носок новый, чистый и без дыр! Будем играть в «тайного Санту».

Игра захлестнула всю базу. И офицеры, и рядовые с детским азартом вытаскивали из каски бумажки с именами жертв будущего одаривания. А поскольку распоряжение обменяться подарками было отдано командованием, увольнительные в город стали частыми.

За пару дней до рождественского сочельника многие получили самый ценный подарок – письма от родных. Вся спецрота разбирала коробки, выгруженные у палаток, бойцы открывали посылки и письма, хвастались подарками, с любопытством заглядывали друг другу через плечо.

Фостеру мать прислала открытку, поздравляла с праздниками, просила навестить её в Майями, когда Рей получит отпуск. Сообщала, что всегда рада видеть сына и очень скучает. Рассказывала, что Лорел, старшая сестра Рея, получила награду за открытие какого-то нового препарата. Мама сожалела, что Фостера не было на церемонии награждения, только что ему там делать? С сестрой Рей десять лет не виделся и раньше почти не общался, вряд ли он входит в число тех, с кем Лорел хотела бы разделить радость.

Рей обратил внимание, что ни одному из экстра никто не писал. Спросил Соловья, оказалось, это потому, что ни у кого из них нет родственников. Все они – сироты, воспитанные в специнтернате.

Самый странный подарок из дома получил Леопольд Пайн – большую тяжелую библию и часы Patek Philippe, сделанные на заказ. Пояснил просто – часы от матери, библия от отца.

– Твои предки миллионеры, а ты деньги на выпивку клянчишь? – удивлялся Джонсон.

– Так это их деньги, не мои, - Пайн со вздохом повертел в руках часы. – И зачем мне здесь такие часы? Потеряю или украдут. Отнесу завтра в ломбард от греха подальше! А эту макулатуру отдам Рейн, она у нас книжный червь.

– Тебя что, лишили наследства, и ты поэтому в армию пошел? – спросила Моралес.

– Нет, наоборот, – неохотно ответил Пайн. – Я пошел в армию и за это отец вычеркнул меня из завещания.

– За то, что Родину пошел защищать? – нахмурился Фостер. – Не понимаю.

Такая картина не укладывалась у Рея в голове, Фостер-старший без сомнений отрекся бы от сына, если бы тот решил выбрать иную карьеру кроме военной.

– Отец мой – иеговист-фанатик. Пацифист. Говорит, хуже убийства людей ничего быть не может, не признает даже самообороны. – Пайн злобно оскалился. – Лицемер хренов! Сам нигде без охраны не появляется. Когда его телохранители пристрелили парня, подошедшего слишком близко, сказал – это не мой грех, а их. Я им, говорит, плачу, чтобы они за меня грех на душу брали.

– И как же у такого папашки вырос такой сынок? – поинтересовался Джонсон.

– Я никогда не был на него похож, – ответил Пайн. – Всегда обожал оружие. Что может быть приятнее, чем держать палец на курке и смотреть в прицел? Особенное чувство. А отец порол меня даже за игру с водяным пистолетом и компьютерные стрелялки, заставлял часами стоять на коленях и читать молитвы. В стрелковый клуб я записался под чужим именем, ездил через весь город, в такие кварталы, куда люди нашего круга не зайдут никогда, чтобы случайно на знакомых не наткнуться.

– А в армию ты как попал? – спросил Роман. – С твоими-то связями! Неужели из колледжа выперли? Или не поступил?

Пайн покачал головой.

– Поступил, и не куда-то, а в Йель. Изучал программирование. Лучшее время в моей жизни! Свобода! Свалил от своего психа-папашки и был чрезвычайно рад. Уже тогда решил – как доучусь, возьму кредит, открою свой бизнес. У отца ни копейки не возьму. Пошел он к чёрту со своей гнилой моралью! Может, так оно и было бы. Но появилось искушение. В конце первого моего учебного года колледж организовал благотворительное мероприятие, собирали средства для армии. Пригласили вояк, разбили во дворе колледжа настоящий лагерь, кучу оружия притащили, новые экзо, даже киборг приехал – Дик Ричардс.

– А, этот говнюк, которого вечно в каждое видео о военных киборгах суют? – скривилась Моралес. – Гореть ему в аду за его обман. Все же верят, что у нас такие же протезы как у него, которых от настоящего тела не отличить! Те же руки, только в сто раз сильнее, ага, как же!

– Я бы, говорит, сам себе руки отрезал ради таких протезов, – передразнил Джонсон. – У этого петуха даже маникюр на пальцах. Не то что у тебя, Моралес. Нас-то в новостном блоке не покажут. Слюнтяй Ричардс никогда и боя настоящего не видел.

– Конечно, кто же его отправит в мясорубку, – усмехнулся Пайн. – У Ричардса представительская функция. Он – живая витрина, медийный проект, в который кучу денег вложено. И выбрали его не только благодаря внешности стереотипного коммандос из Голливуда. У засранца язык подвешен – будь здоров, я заслушался.

Рассказывал, какая армия у нас замечательная. И что бояться совсем нечего. Времена, когда солдат пачками убивали и калечили давно прошли. Сейчас везде дроны, экзо. А если ты такой неудачник и тебе вдруг что-то оторвет, так тебя обязательно спасет современная медицина. И играл своими искусственными бицепсами, как настоящими.

Но больше всего я не Ричардса запомнил, а оружейную выставку. Мне дали пострелять из пушек разного калибра. Холостыми по большей части, но был и призовой тир. Я там главный приз взял, поездку на курсы выживания с армейскими инструкторами на неделю. Было сложно, но так круто, таких впечатлений не мог дать ни один лощеный курорт с ол инклюзив, на который меня предки возили. Это сейчас я понимаю, что с нас там пылинки сдували и ничего общего с реальной армией этот скаутский поход не имел. Но тогда я был уверен – вот она, настоящая жизнь. А инструкторы нам мягко намекали – армия лучше колледжа, сделает из тебя настоящего человека. Даст возможность послужить родине и заработать стартовый капитал для открытия своего дела, а не вязнуть в кредитах на обучение.

Пайн замолчал, постучал пальцами по тёмному переплету с золотистым крестом.

– И ты повелся? – спросила Моралес. – Бросил Йель ради армии? Сам, добровольно? Бывают же на свете идиоты…

Пайн бросил на Селесту гневный взгляд, но спорить не стал.

– А отец твой что? – спросил Джонсон. – Ему это наверняка не понравилось.

Пайн кивнул:

– Ещё бы. Вычеркнул меня из завещания в тот же день. Долю мою в компании забрал, кредитки все заблокировал. И даже матери запретил со мной общаться, сказал: нет у него больше сына. А мне было всё равно, я дорвался до игрушек!

Лицо Пайна озарилось светом, глаза заблестели фанатичным блеском.

– Я получил снайперскую винтовку, свою собственную! Мою красавицу М110! Ради такого и крики сержанта, и недосып и отвратительную кормежку можно было потерпеть. Меня поначалу даже убийства людей не сильно заботили. Я вел снайперскую охоту, стрелял издалека, никогда не видел крови на руках и предсмертных мук, зато кайф ловил от каждого удачного выстрела. Мощнее, чем любой наркотик. Что такое смерть я понял гораздо позже, когда наша колонна попала под вражеский обстрел. Только тогда осознал в каком аду я оказался, как меня поимел и Ричардс, и рекрутёры, и вся наша доблестная армия.

Шок у меня был знатный. Оцепенел, не мог пошевелиться, только орал не затыкаясь, пока мне сержант оплеуху не прописал. Обматерил и дал чёткий приказ – занять позицию за кузовом грузовика. Он-то мне жизнь и спас, а то убило бы ещё тогда. Нелепо и по-идиотски.

Я ведь не был к этому готов по-настоящему. Армия была для меня эдакой сказочной страной, овеянной флёром романтики. Я ощущал себя рыцарем современности. А оказалось, что здесь вонь, разорванные тела, отчаяние и ненависть.

– И нет кнопки респауна, – хмыкнул Фостер.

– Так точно, сэр. Жестоко было осознавать, что меня, самого МЕНЯ можно ранить и убить, как остальных, простых смертных. Мои деньги и положение раньше всегда держали вокруг меня непроницаемый кокон. Я неосознанно верил в свою неуязвимость, и вдруг эта вера рухнула. Я оказался таким же мясом, как и все остальные вокруг. И так отчаянно захотел жить, как никогда раньше, и так проклинал себя за глупое решение.

Как вернулись на базу, я первым делом позвонил отцу. Сказал, хочу разорвать контракт, умолял подключить юристов и все связи. Рыдал, как мелкий засранец, взахлеб. Говорил, что согласен на все, даже на исповедь, даже принять его дурацкую веру и соблюдать все заповеди, лишь бы выбраться. Отец обещал помочь. Только всех его связей и денег не хватило, чтобы меня вытащить. Армия – прожорливая тварь, если уж заглотила добычу, то ни отдаст, пока не пережует и не переварит. Отец предложил мне дезертировать или добровольно под трибунал пойти.

Пайн уронил голову на руки, провел пальцами по железным пластинам.

– Сколько тебе ещё осталось? – спросила Моралес.

– До ранения было пять лет. Теперь девять. Так же, как и вам, с разрешением на установку имплантов подсунули продление контракта. У меня даже формального согласия не спросили – я в себя не приходил. Осколок в глаз попал, повредил мозг, я чудом выжил. Сайберы связались с моими родителями. Отец им отказал, конечно. Мать согласилась. Засранцы выбрали тот ответ, который их устроил.

Вам обоим ещё повезло, только ноги-руки заменили. А мне в башке поковырялись. На мир теперь смотрю через сетку прицела и понять не могу, кто в моей голове хозяин – я или чип этот проклятый. Так что будьте осторожны в своих желаниях. Если они не сбываются – это ещё полбеды. Хуже, когда все-таки сбываются. О, Рейн, у меня тут есть для тебя… эй, что за фокусы?

Мимо прошла Джейн Рейн. Вместо одежды вокруг её тела извивались струи воды, не давая любопытным взглядам разглядеть ничего интересного.

– Парни из автороты стащили мои вещи, пока купалась, – ответила Джейн с раздражением. – Надеялись на бесплатный стриптиз. А получили облом и холодный душ прямо в одежде.

Фостер улыбнулся. Джейн себя в обиду не даст. Рейн скрылась в палатке, а Фостер быстро отвернулся, надеясь, что никто не заметил, как он провожает девушку взглядом.

– Да было бы на что смотреть, – фыркнул Джонсон.

– Это у лейтенанта спросить надо, правда, сэр? – ухмыльнулся Пайн.

– Ты чего сказал? – рявкнул Фостер.

– Не сердитесь, сэр. Мы все в курсе о том, как в вас стреляли в городе, и как вы спасали сержанта Рейн путем погружения в ванну.

– Приятный способ, – ухмыльнулась Моралес.

– Я бы от такого не отказался, – добавил Пайн. – Искусственное дыхание, наверное, делать пришлось…

Парни зашлись дружным хохотом. Чёрт, права была Джейн, когда советовала не докладывать обо всех подробностях. И кто только разболтал?

– Если не заткнёшься, Пайн, – хмуро сказал Фостер, – сам будешь делать искусственное дыхание Джонсону. А потом он тебе, в рамках отработки помощи в экстренных ситуациях. Часа три вам выделю, а после буду зачет принимать, с видеоотчетом для командования.

***

– Я повторяю, какая сволочь это сделала? – орал генерал Декстер перед строем, бросая гневные взгляды на жиденький пучок искусственной омелы, подвешенный на верёвке над плацом. – Два шага вперёд из строя! Выходи, не бойся, целоваться будем, раз уж такая традиция. Куда целовать, я тебе потом скажу! Молчите? Умники! Убрать немедленно!

Фостер едва подавил смешок. Он знал, кто подвесил омелу. Видел, как Эймс ночью, забравшись на плечи толстяка Купера, приматывал верёвку к флагштоку и едва не рухнул, когда у Купера подкосились колени. Но выдавать товарища Рей не собирался.

Рождественское утро началось с удивительного аромата выпечки: повара испекли пряничный домик, настоящее кулинарное чудо, украшенное цветной глазурью, с узорами вокруг окон и шоколадной черепицей на крыше, посыпанное снегом из сахарной пудры. От одного взгляда на эту красоту просыпались ностальгические воспоминания о детстве, ёлке в гостиной и семейном рождественском ужине. Домик, конечно же, есть никому не позволили – будет стоять как украшение, ожидая штабных. Но личный состав получил к завтраку имбирное печенье, чему суровые вояки радовались, как дети.

Дух Рождества дотянулся и до жаркой египетской пустыни. Детская вера в волшебство и взрослые розыгрыши смешались в странный калейдоскоп, и если сочельник прошел относительно спокойно, не считая множественных случаев злоупотребления алкоголем, то в день подарков началось настоящее безумие. Утром офицеры и рядовые с азартом проверяли содержимое носков, развешенных на спинках кроватей. Носки, надо сказать, были самые разные – кто-то повесил свои, хорошо если выстиранные, кто-то раскрасил для такого случая старые берцы. Были и женские чулки на мужских кроватях, и резиновые сапоги и вязаные гольфы.

За завтраком бурно обсуждали содержимое носков.

– Рядовой Джонсон, что это такое? – рявкнул старший лейтенант Льюис, проходя мимо стола спецроты.

Джонсон сидел между Моралес и Карлом, а на его лбу болтался вполне реалистичного вида фаллоимитатор на присоске.

– А это боевой единорог, сэр, – рассмеялась Моралес и повертела ладошкой.

Рейн делала ей маникюр – приклеивала на железные пальцы ярко-алые накладные ногти, а Селеста с придирчивым видом разглядывала результат.

Джонсон разразился хохотом, присоска не выдержала и искусственный член рухнул прямо в тарелку под дружный смех.

– А что, Джонсон ведь жаловался, что «СайберХарт» ему отказались самую важную деталь приделать, вот Санта и принёс подарочек, – ухмыльнулся Пайн.

– Да, Санта сегодня в ударе. – Моралес подняла левую руку, демонстрируя всем длинные красные коготки. – Набор для маникюра. Как оригинально. Лучше только твоя новая щётка для волос, Пайн.

– Не вертись, Селеста, ты мне мешаешь, – Рейн тонкой кисточкой наносила клей на механический палец. – А мне мой зонтик очень даже нравится, такой милый, розовый. Спасибо моему Санте. Традиция дарить мне зонты продолжается, а розового в коллекции ещё не было.

О другом подарке она умолчала. Это была электронная книга, которую Фостер, как он надеялся, незаметно, положил в вещи сержанта Рейн. Он объяснял себе, что такой особенный подарок Джейн заслужила тем, что заслонила его от пуль. И не позволял себе допустить, что у желания порадовать эту девушку могли быть иные причины.

– Махнем не глядя? – предложил Карл. – Книга о вкусной и здоровой пище для вегетарианцев. У вас больное чувство юмора, ребят.

– Точно, больное, – мрачно подтвердил Роман.

– Я понимаю, ты оскорблен в лучших чувствах, – Рейн сочувственно посмотрела на Соловья. – Но скажи, Селеста хотя бы оценила?

Роман недовольно отвернулся. Киборги хором засмеялись. Соловью подарили ярко-красные трусы с нарисованным вручную серпом и молотом на самом интересном месте, а на зад приклеили фотографию Ленина. Роман, увидев этот шедевр, сам стал красный от злости и долго ругался по-русски, восхищая слушателей.

– Это всё-таки лучше, чем тот кляп из секс-шопа, который ты получил в прошлом году, – попытался утешить его Карл.

– Отличный комплект выходит, – заметила Моралес.

– Могу ещё это одолжить, – Джонсон потряс испачканным в овсянке фаллоимитатором.

Старший лейтенант Льюис получил в подарок радионяню и грозился, что теперь сразу узнает, если кто-то из солдат наделает в штанишки. Сам Фостер обнаружил в носке у кровати соль для ванн и бомбочки. Кажется, историю со спасением Рейн ему ещё долго будут припоминать. Но на этом подарки не закончились. Под подушкой Фостер нашел маленький конверт из оберточной бумаги. Внутри – помятая сплющенная пуля на тонкой серебряной цепочке с гравировкой – пятнадцатое декабря этого года. И короткая записка:

«Это ваш талисман, пуля, которая в вас не попала. Пусть она оберегает вас от других пуль.»

Видимо, Рейн её из ванной выловила. Но пули было две, значит вторую она оставила себе. Догадка подтвердилась – за завтраком Фостер увидел у неё на шее тонкий шнурок поверх цепочки жетона.

– С Рождеством, лейтенант Фостер! – Джекки Роуз подошла к Фостеру, держа в руках бутылку тёмного стекла, перевязанную подарочной лентой. – Это мой подарок тебе, настоящее французское шампанское.

Её длинные густые ресницы смущённо опустились и Джекки понизила голос:

– Выпьем его вместе?

Фостер не был слепым и прекрасно понимал намеки Джекки, но она его совершенно не интересовала, и он испытывал неловкость и даже чувство вины перед ней. Выбрала бы она кого-то другого, вокруг столько свободных мужчин, многие из которых готовы сами себя покромсать, лишь бы доктор Роуз коснулась их своими ручками. Тот же Эймс называл Фостера придурком и не понимал, как можно игнорировать такую женщину. Но Фостер знал – Джекки ищет вовсе не разовой связи, а любви и серьезных отношений. Фостеру не хотелось поступать с ней жестоко и дарить ложную надежду.

– Это ведь не со стола генерала Декстера? – спросил Фостер.

– Нет, а почему ты спрашиваешь? – не поняла Роуз.

– А ему сегодня подарили ящик шампанского, – пояснил Рей. – Только он обрадовался, а оказалось – шампанское безалкогольное. Детское.

По громкой связи сообщили о прибытии «гостей» на базу, и Фостер выдохнул.

– Извини, Джекки, сегодня ты пьёшь без меня. Мне будет совсем не до этого, к спецроте повышенное внимание, сама понимаешь.

– Ничего, шампанское тебя дождётся, – пообещала доктор Роуз и прошептала вслед: – И я тоже.