Проект Rain Storm 1

Глава 11. Ослепленные

Рей Фостер запомнил этот день, как ослепительно яркий. Воспоминания о нём грели его в самые беспросветно тёмные ночи.

Небо было прозрачным и солнце слепило глаза. Всю дорогу до города Фостер ни на секунду не мог отвести взгляда от Джейн. Он знал, что под маской она ему улыбается.

Ещё до полудня они простились с караваном у города Харт-17, такое странное название подарила этому месту компания «СайберХарт», которая когда-то построила его вокруг своего производства. Потом правительство сменилось, соглашения аннулировали и завод долгое время простоял закрытым, единственным источником дохода для жителей Харт-17 были редкие туристы и небольшие местные предприятия. Так что здесь с нетерпением ждут открытия завода, которое, наверняка, уже давно случилось бы, если бы радикалы из Благословенного Союза не развязали настоящую гражданскую войну.

На контрольном пункте на въезде в город Фостер попросил связаться с базой и сообщить, что он и сержант Рейн живы и находятся в Харт-17. Там же узнал, что пока они бродили по барханам, базу расформировали и передислоцировали. Теперь придется прождать в городе несколько дней, пока пришлют машину сопровождения, потому что свободного транспорта и людей сейчас нет. Эта новость Фостера более чем устроила.

– Мы заслуживаем хотя бы день для себя, – сказала Джейн, стягивая маску и, наконец, вздыхая свободно.

Фостер наклонился, чтобы поцеловать девушку, но та увернулась.

– Нет, даже не думай! Я два дня зубы не чистила!

– И что? Я тоже, – рассмеялся Рей.

– Ты мне нравишься даже провонявший верблюдом, но я думаю, нам просто необходим душ.

Фостер был с ней согласен. Он поймал такси и попросил отвезти их в хороший отель в туристическом квартале. На кредитке Фостера было достаточно средств: в двадцать лет он получил неплохое наследство от отца и со времен колледжа почти ничего не тратил. Государство оплатило его учёбу и с первого курса обеспечивало всем необходимым для жизни, а в большем Фостер не нуждался. Поэтому номер люкс не нанес значительного удара по его бюджету.

– Да это же просто палаты султана, – Джейн остановилась у входа в номер, не решаясь пройти дальше по пёстрому ковру в своей грязной обуви. – Прямо как в детстве, когда мы отдыхали в Марокко. Только там не было такой большой кровати!

Кровать действительно оказалась огромной, под прозрачным балдахином с цветными простынями и горой разнокалиберных подушек. Фостер даже смутился. Он не одобрял всех этих восточных излишеств, но европейский номер здесь не найдешь, считается, что туристы предпочитают местную экзотику.

– Ты идешь в душ первым и это не обсуждается, - Джейн оставила у входа обувь, бронежилет, автомат и каску и прошла к шкафу. – М-м, халаты шёлковые! Какая прелесть.

– Сержант, с каких это пор ты взяла на себя командование? – с улыбкой спросил Фостер, стягивая куртку.

– А что, есть возражения, лейтенант? – Джейн окинула взглядом обнаженный торс Рея и прикусила губу.

– Да, мы можем пойти туда вместе, – предложил Рей, обнимая девушку.

Вместо ответа Джейн поцеловала его. Беспощадно синие огни её глаз ослепили Рея, как полуденное солнце.

***

Днём они гуляли по городу, одетые в одинаковые светлые льняные рубашки и свободные штаны. Фостер держал Джейн за руку, а она улыбалась ему. Кусочек мирной жизни ворвался в их будни, как песчаный вихрь. Сейчас он не был лейтенантом, а она – сержантом. Просто Рей и просто Джейн. Двое влюбленных, опьяненные нежданным счастьем.

На лице Джейн загорелся детский восторг, когда порыв ветра всколыхнул цветные ткани, развешенные над прилавком. Она тут же помчалась перебирать пальцами прозрачный шелк.Торговец что-то тараторил, но Джейн всё равно не понимала языка. Она прятала лицо в зеленый шёлк и смеялась, а Фостер жалел, что она в темным очках и он не видит света её глаз.

– Хочешь этот платок? – спросил Фостер.

Джейн покачала головой и выпустила из рук легкую ткань, позволив ветру снова развевать её.

– Всё равно я не буду его носить. Не сочетается с военной формой.

При этих словах огонь на её лице погас. Джейн стала тихой и задумчивой, а Рей не знал, как снова развеселить её.

– Давай сбежим, – предложила Джейн, когда они остановились в тени недалеко от фонтана. – Исчезнем и никто нас не найдет. Можем выбрать любую страну. Какая тебе нравится?

– Мне нравится моя, – Рей нахмурился. – Джейн, ты ведь не серьезно?

– Серьезно, как никогда. У нас может быть другая жизнь. Разве тебе никогда не хотелось ничего, кроме этой проклятой армии?

– Джейн, я принес присягу, поклялся служить своей Родине, – вздохнул Рей. – Для меня это не пустые слова. Я не могу просто взять и… дезертировать. Даже с тобой. Да и потом, я не представляю, чем ещё мог бы заниматься в жизни. Я – солдат, и этого не изменить. Но это мой выбор. А ты… ты можешь уйти, и я не скажу никому. Сообщу, что ты погибла там, вместе с разведчиками, а я побоялся сразу доложить об этом.

– Я не уйду без тебя, – Джейн обхватила руками шею Фостера. – Если остаемся, то вместе. Кто-то ведь должен присматривать за тобой, лейтенант Фостер.

***

Дни, когда Рей просыпался, обнимая Джейн запомнились ему как самые счастливые и безмятежные. Они многое узнали друг о друге, такое, чего не знал больше никто.

– Вот я не пойму, Роман – русский, это ясно. С Карлом тоже. И со мной – я из Далласа, коренной техасец. А ты никогда не говорила, откуда ты, – спросил Рей.

Они ужинали в тихом ресторанчике, где играла скрипка. Ужин был лишь предлогом, чтобы Джейн надела красное платье, которые купил ей Фостер. Джейн не хотела принимать этот подарок, говорила, ей не ловко от того, что Рей столько всего ей покупает. Но Рей заявил, что готов отдать что угодно, чтобы увидеть её в красном, и Джейн сдалась.

Платье облегало спортивную фигуру Джейн, а разрез игриво приоткрывал её ножку до самого бедра. Роскошное зрелище. Когда Джейн шла с ним под руку, их провожали взглядами. Фостеру нравилось ощущать себя мужчиной, который повел на свидание такую прекрасную девушку.

Джейн сделала глоток сока и отбросила с плеча пепельные волосы. Фостер любовался её изящными жестами. Несмотря на заявление Джейн, что она разучилась носить вечерние платья, выглядела девушка обворожительно, и даже тёмные очки не портили её образ. Она явно чувствовала себя в этом пафосном ресторане гораздо свободнее, чем Фостер, который не привык к подобным местам.

– Это очень сложный вопрос, Рей, – ответила Джейн серьезно. – У моего папы мать – белоруска, отец – сибиряк. У мамы отец - поляк, мать – британка. Вот, и кто я по национальности? Родилась в Лондоне. А моя сестра, Алекс, уже в Вашингтоне. Папа – российский дипломат, последние десять лет своей жизни проработал в Штатах. У меня было замечательное детство, Рей. Любящая семья, достаток, уверенность в будущем. Я в Белом Доме несколько раз бывала, и не как турист с экскурсией, а на приемах. Общалась с детьми президента, того, который «морпех». Они мерзкие, скажу честно. Можешь быть уверен, все что о них пишут – правда.

Джейн рассмеялась. Теперь понятно, почему для Джейн номер люкс, это «как в детстве». Наверное, даже гораздо скромнее того, к чему она привыкла. Джейн витала в таких высотах, о которых Рей знал только из телешоу и кино. Странно, что в ней нет снобизма и неприятного высокомерия. Но, глядя на то, как она говорит, как ведёт себя, сразу понимаешь, что девушка не из рабочего квартала, этого даже армейский налёт не скроет.

– Ты наверняка училась в частной школе, куда тебя отвозил личный лимузин? – спросил Рей.

– Нет, джип. Мой отец всегда предпочитал надежность показной роскоши. Мы с сестрой не сомневались, что поступим в колледжи Лиги Плюща. Папа советовал выбирать международное право, мама предлагала обратить внимание на программирование. Я тогда и представить себе не могла, что в двадцать один год буду таскаться по пустыне с автоматом, и это будет даже не экзотическое сафари.

Один проклятый день изменил мою судьбу. Просто представь, Рей! Мы отправились на загородный пикник. Смеемся, жарим барбекю, погода солнечная. И тут красная вспышка в небе. Я как раз зашла в озеро, вода была такой теплой… Подняла глаза, и стало так больно, всё тело горело адским огнём. Я потеряла сознание, упала в воду.

Пришла в себя уже на берегу, мама меня вытащила. Всем было очень плохо, тошнило, голова кружилась. Папа решил не дожидаться скорой, сам сел за руль – наш водитель так в себя и не пришел. Алекс почти сразу отключилась, она рядом со мной ехала на заднем сиденье. На въезде в город, папа тоже стал отключаться, хорошо хоть успел затормозить. Машина встала посреди проезжей части, все вокруг сигналят, а родители никак не приходят в себя. Я не знала, что делать. Решила выйти из машины, найти кого-то, кто поможет. Но я только пару шагов успела пройти, и меня тоже вырубило. Очнулась уже в больнице. Сказали, я три недели пролежала без сознания. Записали меня как Джейн Доу. А имя свое настоящее я им так и не сказала.

– Подожди, так ты не Джейн? –изумленно спросил Фостер. – Господи, в моей роте есть хоть кто-то с настоящим именем?

– Не знаю, – пожала плечами девушка. – Меня зовут Алиса. Алиса Дмитриевна Семёнова. Вот, теперь ты знаешь. Только не называй меня так, я отвыкла. Да и Алиса осталась там, в прошлом. Я уже не очень-то верю, что та беспечная девочка – это я. Может мне всё приснилось, и я всегда была Джейн Рейн.

Джейн смолкла, Рей тоже молчал, ему нужно было время, чтобы осознать услышанное. Официант забрал опустевшие тарелки. Тёмное вино в бокале отражало последний свет угасающего дня.

– Сколько тебе было, когда это произошло? – Спросил наконец Фостер, прерывая затянувшуюся паузу. – Лет двенадцать?

– Тринадцать. Это был день моего рождения, одиннадцатое июля. А стал днём смерти моих родителей. Я потом узнала, их в тот же день не стало обоих. Взрослые от облучения сгорали за считанные часы, ты, наверное, слышал. – Джейн опустила взгляд, продолжила совсем тихо: – Дальше – специнтернат. Первый год нас держали на мощных седативных, чтобы предотвратить риск побега. Наши способности были ещё не изучены, от нас всякого ожидали. Этот год для меня как один долгий день. Не представляю, какой вред эти препараты нанесли детским организмам и психике. Но им какое дело? Главное, все под присмотром и не рыпаются. Научили нас, что мир снаружи опасен, все хотят нас убить, и только доброе правительство СШАК защищает.

Это была первая ступень обучения, до того, как нас стали сортировать. Все облученные дети жили вместе, в огромных комнатах, похожих то ли на казармы, то ли на больничные палаты. Кто-то умер у нас на глазах, кто-то жил, продолжая страдать. У облучения очень разные последствия. Про уровни эффективности слышал?

– Немного, не очень понимаю, - честно признался Фостер. Он слышал, что у экстра есть система оценки навыков, но не разбирался в этом.

– Всё просто, нулевой – это когда ты сам для себя не вреден, – пояснила Джейн. – От первого до третьего – когда можешь приносить пользу или вред окружающим. А со знаком минус, это изменения, которые человека заставляют страдать или убивают. Сверххрупкие кости, сверхтонкая кожа, непереносимость света или воды и так далее. Есть ещё уровни летальности, их позже ввели. Когда экстра выше нулевого уровня эффективности стали распределять в особые обучающие центры. Я туда попала. К совершеннолетию мне присвоили второй уровень эффективности и первый летальности. А это – прямая дорога в вооруженные силы, туда меня и готовили. Психику мне поломали знатно.

Девушка поднесла к губам стакан, её пальцы дрожали, и она едва не пролила воду. Рей накрыл своей рукой ладонь Джейн, чтобы успокоить, заглянул в глаза.

– Это все позади, Джейн. Теперь я рядом, и никому не позволю причинить тебе вред.

Джейн слабо улыбнулось ему.

Официант принес горячее, наполнил вином бокалы. Сделав пару глотков, Джейн немного приободрилась.

– Больше всего жаль потраченные годы, – вздохнула Джейн. – когда я могла бы получить нормальное образование, но у меня даже доступа к хорошим книгам не было. Мы жили в изоляции, нас пичкали пропагандой, создавали искусственную картину мира с экзальтированной любовью к Родине и ненавистью к врагу. После такой обработки многие сами просились отправить их в бой, убивать кровопийц из Южного Блока. А мне родители ещё в детстве дали прививку от такого рода промывки мозгов. Объяснили, как всё работает в политике и на войне. Не скажу, что на меня совсем не подействовало. Но когда понимаешь, что тебе говорят и зачем, уже меньше поддаёшься эмоциям.

– Что ты имеешь в виду? – нахмурился Рей.

Джейн пожала плечами.

– К примеру… ты задумывался, почему мы воюем с Южным Блоком?

– Потому что они являются угрозой нашему образу жизни, нашему суверенитету и вообще нашему существованию, – без запинки ответил Фостер и отправил в рот кусок хорошо прожаренного стейка. – Общеизвестный факт.

– Не факт, а текст из агитматериалов, – отмахнулась Рейн. – Well Done? Серьезно? Это же мраморная говядина… а впрочем, не важно. Ещё один интересный факт. США, ещё до объединения с Канадой и многие их нынешние союзники по Северному Блоку в двадцать первом веке враждовали, а теперь – лучшие друзья и союзники. Почему?

– Потому что все мы занимаемся общим делом, защищаем демократию и прогресс от необразованных варваров, – ответил Фостер. – Что не так с Well Done? Не понимаю, как можно есть сырое мясо. К чему ты клонишь, Джейн?

– К тому, что всё дело в «апрельской конвенции», которую одни страны подписали, и стали в последствии Северным Блоком. А другие подписывать отказались, мы их теперь Южным Блоком называем, хотя сами они никогда про себя так не говорят. Россия одна из немногих стран, которые подписали конвенцию, но сумели сохранить внеблоковый статус.

Фостеру пришлось постараться, и быстро прожевать жёсткий кусок мяса прежде, чем ответить.

– Ну и что? Эта конвенция по обновленным правам человека и разумных узаконила кибертрансплантацию, ввела базовое право на «полное функционирование», после которого во всем прогрессивном мире не стало людей с ограниченными возможностями.

– Ага, базовый набор имплантов от государства гарантирован любому, хочешь ты того или нет, – кивнула Джейн. – Знаешь, у моих родителей был знакомый, глухой с рождения. Он отказывался ставить себе слуховой протез. У глухонемых своя, можно сказать, субкультура, многие из них не хотят становится слышащими, чтобы оставаться частью сообщества. Причастность к группе для них важнее наличия слуха.

– Бред, – покачал головой Фостер. – Не понимаю такого.

– Я тоже, но это все-таки их выбор. А теперь импланты ставят всем. Тех, кто отказывается, признают невменяемыми, и закрывают в психушке, пока не согласятся на операцию. И это вовсе не забота о людях, это сверхприбыли «СайберХарт».

– Это Роман на тебя так повлиял? – нахмурился Фостер. – Своими коммунистическими сказками, про то, что всё зло от крупных корпораций?

– Я не придерживаюсь его идеологии, – ответила Джейн. – Вообще никакой идеологии, как мне кажется. Разве что, тяготею к гуманизму. Родители научили меня главному – мыслить критически и анализировать. Поэтому я не могу притвориться, что не вижу того, что лежит на поверхности.

– По-твоему, эти дикари, которые заявляют, что «кибер-технологии от дьявола и противны Господу» – это нормально? Это они стали нашими врагами, сами сделали первый шаг. Они уничтожают заводы, взрывают больницы, захватывают шахты и производства. Мечтают ввергнуть нас в темное средневековье. Они – объективная угроза, разве ты не видишь?

Фостер понял, что слишком громко говорит, когда на него стали озираться люди за соседними столиками.

– Это – тоже всего лишь пропаганда, – ответила Джейн, понизив голос. – Даже если лидеры Благословенного Союза и других группировок этот бред повторяют. Настоящим мотивом к отказу подписать конвенцию для многих государств стали её условия. А именно, «базовый уровень развития и благосостояния». Если Совет признает, что в какой-то стране неподходящие условия, слишком высокий уровень преступности, низкий «индекс демократии» и ещё другие факторы не в порядке, туда вводятся союзные войска и наводят порядок. Любыми методами. Могут даже правительство сменить. Конечно, после этого страны так называемого «третьего мира» отказались это подписывать.

– А может так было бы лучше? –Фостер старался не повышать голос. – Покончили бы с картелями в Южной Америке, устроили наконец нормальную жизнь коренным африканцам. Да, с кровью и болью. Но по-другому эти проблемы не решаемы, вот сколько лет они в этом дерьме барахтаются. Сами друг дружку режут и убивают, жизни нормальной не видят. Вспомни, что Моралес рассказывала. Чем лучше?

– Наивный ты, Рей, – вздохнула Джейн. – Думаешь, что наше правительство о чужих гражданах будет заботиться? Все эти разговоры – просто ширма для прикрытия интересов крупного финансового капитала. В Южной Америке и Африке самые крупные месторождения металлов, которые нужны для создания мелкой электроники в протезах «СайберХарт». И Сайберам не хочется, чтобы эти месторождения контролировали наркобароны и банды чернокожих.

– Тебя послушать, так мы выходим просто слуги дьявола, – разозлился Рей. – Я в эти политические интриги лезть не хочу и в теории заговора не верю. Для меня всё просто. Есть чёрное и белое. Белое – это прогресс, процветание и права человека. Чёрное – это невежество и хаос. Так что я на правильной стороне.

– Хочешь, закажем десерт? – перевела тему Джейн.

– Нет, я наелся, – хмуро отозвался Фостер. – Лучше прогуляемся.

– Как скажешь.