— Отправляешься через два дня, Айрис.
— Но отец!..
Горло перехватил спазм, и я замолчала, не в силах продолжать. Сердце гулко билось в груди, причиняя боль, руки мелко дрожали, так, что пришлось сцепить их в замок, чтобы отец этого не заметил. Глаза щипало от рвущихся наружу слез, но я не могла позволить себе заплакать. Не сейчас. Потом, когда дверь моих покоев закроется за мной, я смогу дать им волю. А пока…
— Ты должна понять, Айрис. Это единственный выход, — отец отвернулся, глядя на танцующее в камине пламя.
Я не чувствовала тепла, хотя сидела в том кресле, что стояло ближе всего. Внутри меня словно образовалась ледяная пустыня, как та, которой так славилось наше королевство Льдистых Холмов.
Ветра за окном пели свою заунывную песнь, и в их тихих голосах я слышала весь о скорой буре. Но, когда она придет, я уже буду далеко отсюда.
— Единственный выдох? — сипло переспросила я. В горле встал ком, и я с трудом проглотила его, чтобы продолжить говорить: — Продать дочь врагу? Это ты называешь выходом?
Я смотрела на отца и не узнавала. Его лицо, обычно исполненное сурового величия, сейчас казалось старше. В морщинах, залегающих на лбу, я видела не только усталость, но и слабость, которую он тщательно скрывал от всех. Король Льдистых Холмов был тяжело болен.
— Это не продажа, Айрис, — произнес он и вздохнул. Перевел взгляд на меня и добавил: — Это договор. Союз. Выгодный для всех.
— Союз, — эхом повторила я, словно пробуя слово на вкус. И, не сдержав кривой улыбки, сказала: — Союз, в котором я — всего лишь товар.
Отец промолчал. И эта тишина значила куда больше, чем все слова, которые он мне до этого говорил.
— Ты прекрасно знаешь, кому отдаешь меня, — прошептала я. Голос предательски дрогнул, и я замолчала, часто дыша.
Он вновь отвернулся, словно не выдерживая моего взгляда. Я рвано выдохнула и посмотрела на окно. Вид заснеженных гор всегда успокаивал меня, но не теперь. Одна только мысль, что скоро я окажусь далеко от всего, что мне знакомо, что дорого и любимо, ввергало в пучину отчаяния.
Отец молчал, и я не спешила говорить. Казалось, что пока мы так сидим, как в детстве, рядом у камина, все будет по-прежнему.
— Лорд Арден — могущественный союзник, — произнес, наконец, отец, прервав напряженную тишину. — Он обещает нам защиту, когда придет война.
— О чем ты говоришь? — я повернулась к нему и непонимающе нахмурила брови. — Какая война?
Отец обернулся, скользнул по моему лицу непривычно холодным взглядом. В его глазах сверкнула боль, которую я не ожидала увидеть. Внутри меня ледяной змеей сворачивалась тревога. Что происходит?
— Я многого не говорил тебе, ледяная змейка, — тихо сказал он, и от детского прозвища на моих глазах все-таки выступили слезы. — Больше всего на свете, Айрис, я боюсь потерять тебя. И это непременно случится, если ты останешься здесь. Тогда я и весь наш народ лишимся не только родных земель и дома, но и наследия. Лорд Арден — тот, кто сможет защитить тебя от надвигающейся беды.
— Отец, я не понимаю, — мой голос звучал до противного жалобно, и я тряхнула головой. — О какой беде ты говоришь?
— Не беспокойся ни о чем, змейка, — с грустной улыбкой проговорил отец. — В южных землях тебе ничего не грозит.
Я впилась пальцами в подлокотник кресла так, что побелели костяшки.
— Ты ведь помнишь, что он поклялся сделать мою жизнь невыносимой? Он ненавидит меня!
— Это было много лет назад, Айрис. Уверен, лорд Арден и думать об этом забыл. К тому же, ты молодая, красивая девушка. Если ты сможешь усмирить свой нрав, быть… послушной, он может изменить свое мнение относительно тебя.
— Послушной? — эхом повторила я и рассмеялась, так горько, что даже мне стало не по себе. — Ты действительно думаешь, что дракон купится на это?
Отец промолчал. Но ответ мне и не требовался: тишина была красноречивее слов.
Я сглотнула колючий ком и медленно поднялась.
— Что же, Ваше Величество, если ваше решение непреклонно и не подлежит обсуждению…, - из груди вырвался судорожный вздох, и я сжала кулаки, злясь на саму себя за эту слабость. — Вы позволите идти готовиться к отъезду?
Отец взмахнул рукой, даже не взглянув на меня.
Из библиотеки я выходила, чувствуя леденящую пустоту в душе.