— Мне очень жаль, малыш, — со столь радостным заявлением ко мне входит Старший бунтовщик, — похоже, наш Командующий прореагировал несколько быстрее, чем мы ожидали. Теперь у нас нет времени на столь щадящий способ изъятия информации.
Относительно щадящего у меня было иное мнение, но я жду пояснений.
— Придется испытать вас через функцию аннигилятора, — выносит он свой приговор.
Я не был бы не сильно расстроен этим, если не обещание дождаться помощи от полукровок. А может именно такая возможность и навела Старшего на мысль сменить тактику. Выяснить это у меня нет возможности.
— Какая жалость, — только и могу сказать я.
— Поверьте, и для меня тоже, — уже без улыбки говорит Старший.
Жалеть действительно было о чем. Мои спасители могли просто не успеть добраться сюда до полного моего вскрытия. Шансы теряли мы все.
За мной приходят трое, одевают в грубую одежду. Но я рад, что хотя бы одевают. С кристаллом-блокатором я почти беспомощен, даже удерживать позу тела могу не долго. Поэтому, не желая тратить время, меня вскидывают на плечо и выносят. Дальше сгружают в повозку, положив на спину. Куда мы направляемся, я понимаю только когда меня вытаскивают оттуда. Площадь города, вероятно того, что был на подходе к расположению. Оглядев место я понимаю, что здесь собраны функционалы и демы. Для чего? Вероятно, понаблюдать за моей казнью.
Если наказание и истощение наложника проводились по средствам контакта, только с иным перераспределением энергии, то для аннигилятора это было сильное повреждение оболочки. Чем мучительнее, тем эффективнее.
Идти с поддержкой, к счастью я еще мог, потому был благодарен тому, кто вел меня, за то, что не закинул на плечо, как прежде — хоть долю достоинства мне сохранили.
Куда меня ведут, я понял лишь когда мы подошли почти вплотную. Помост, явно церемониального назначения возвышался почти на мой рост. Со вздохом облегчения я рассмотрел ступени сбоку от него. Подняться своими ногами мне дают, но не больше. Как только я оказываюсь на всеобщем обозрении, меня толкают вперед, так, что я падаю, почти утыкаясь носом в пол.
— Вот он ваш славный энгах, — слышу знакомый голос сбоку, — это от него вы ждете помощь?
Меня поднимают за плечи, ставя на колени лицом к зрителям. Теперь я вижу, что в первом ряду стоят функционалы, с которыми я прибыл на исполнение. Они так же опущены на колени и рядом с каждым стоит вооруженный из числа бунтовщиков.
— С какой стати такое представление? — говорю я, надеясь выглядеть так не столь унизительно.
Но в ответ следует удар в скулу. Я на некоторое время теряю сознание, повисая на держащих меня руках. Боль проявляется не сразу.
— Что можно ждать от столь жалкого существа, — снова слышу голос Старшего.
— Хотя бы того, что он не предаст никого, как ты, — вступается за меня один из стоящих на коленях. И тут же падает, заливаясь кровью.
— Перестань! — кричу Старшему, — Тебе я нужен, других не трогай!
Я как руководитель пусть и захваченных в плен функционалов, не хочу допустить их гибели.
— Ты и так в нашем распоряжении, энгах, — слышу уже ближе, — а твои подчиненные пополнят наш резерв.
За первым, падает второй функционал, затем третий.
— Достаточно, пока, — прекращает Старший показательную экзекуцию, — думаю, вам ясно. Кто продолжит поддерживать энгаха, отправится вслед за этими тремя. Тех же, кто перейдет на нашу сторону ждет восполнение ресурсов и поощрение.
Теперь мне становится понятен план Старшего. Как быть? Я не могу просить их жертвовать собой. Но и предательство поощрять не собираюсь. Или снова пойти на риск?
Я смотрю на стоящих на коленях.
— Жизнь дороже, — успеваю сказать им, после чего получаю второй удар, теперь уже заваливаюсь набок.
— О, не стоило, — меня снова поднимают, теперь более надежно удерживая за плечи, — Помощник Высшего прав. Все правила лишь условности, жизнь важнее всего, — Старший выходит чуть вперед, — так что, кто прислушается к словам своего командующего, прошу подняться с колен.
Я перевожу взгляд на пленников, они смотрят на меня. Киваю. Нет смысла погибать, когда есть выбор. Да и мне нет выгоды от ликвидированного взвода, а учитывая их истощение, они могут попросту быть и аннигилированы.
Встает первый, шепотом произнеся, «Простите меня, энгах», затем, второй, уже молча, третий. Один мешкает, но я сам обращаюсь к нему, «Прошу…», он встает, опустив глаза. Все, кто остались живы, сдались бунтовщикам.
— Похвально, — комментирует результат Старший, — приятно видеть такое единодушие, — поворачивается ко мне, — и такое благородство. Я так впечатлен, что готов вознаградить вас, — он подходит ко мне, становясь за моей спиной, затем чувствую, как он кладет руку на мою голову, — раз вы встали в наши ряды, вам доверяется первая и сразу же почетная миссия, — нехорошее предчувствие зарождается во мне моментально, — вам предстоит испытать вашего бывшего командующего по функции аннигилятора и наложника.
— Тварь! — я кричу, понимая, что сейчас должно произойти, но в ответ меня перехватывают за волосы, заставляя стоять прямо. В лицах функционалов моего отряда тоже читается отчаяние и злость. Но их быстро приводят к повиновению, нанеся ранения самым несдержанным.
— Не стоит так волноваться, — говорит Старший насмешливо-успокаивающим тоном, — так вы докажете нам свою преданность и отдадите последний долг своему командующему. Думаю, Алури согласится, что столь деликатные обязательства лучше доверить тем, в ком вы не сомневаетесь.
Я и не подозревал, на сколько коварен этот функционал. Если бы воины моего отряда только приняли сторону бунтарей, я еще мог бы их оправдать, если бы спасся, но теперь, они примут на себя часть вины…
— Ты еще поплатишься за это, — говорю Старшему, глядя на него, извернувшись на сколько позволяет мое положение.
— Увидим, — с насмешкой говорит тот, — не будем тянуть. Кто готов быть первым? — это уже обращено к несчастным новобранцам. Первым быть ни кто не хочет. Я понимаю, что иначе их всех снова поставят на колени и перебьют. Подавив в себе волну отчаяния и страха, осматриваю ряд стоящих обреченных, встречаюсь взглядом с одним из них. Киваю ему, прося: «Начинай, я помогу».