Преумножающий дары

Часть 120. Честность

Перестроиться в узком проходе тоннеля сложно, поэтому я бегу назад. Но это срабатывают рефлексы боевого функционала, разум же никак не может происходящее. Это не просто игра или тренировка, это запланированный ход. Бена заманивала меня?

Отступив достаточно, я накидываю на себя боевую модификацию и разворачиваюсь к нападающему. Я успеваю выставить бронированную руку, поймав на ее тесак Бены. Другая рука в этот момент вынимает из грудины копье.

Это имел в виду странный функционал — я не должен был ей доверять? Почему? Это снова ловушка? А все, что было до этого — умелая игра, желание усыпить бдительность? Я не верю. Не может быть этого. Если поведение функционала прежде было игрой, то слишком хорошей.

За что, Бена? Это твое решение или чей-то приказ?

Я атакую, направляя копье так, чтобы отразить следующий удар и заблокировать. Но не ранить. Она отражает, снова идя в атаку, выполняет удары быстро, четко, направляя в уязвимые точки. Но я оттесняю ее, стараюсь вывести на открытое пространство зала — там легче перестроиться для маневра, поскольку на одну только силу я рассчитывать не могу.

Шаг за шагом, но она отступает, я ловлю каждый ее выпад и успеваю нанести свой удар, но сил все меньше. В тоннелях я уязвим. Уже понимая, что долго не выдержу, наношу удар и бью ее головой в торс, оттесняя сразу на несколько шагов, достаточных, чтобы я мог прорваться в зал. Сразу отхожу на большое расстояние, восстанавливая силы и разворачиваясь для атаки. Бена не заставляет себя ждать, нападает с еще большей яростью. Но теперь удача на моей стороне. От одного удара ухожу, другой принимаю. Третий оборачиваю против нее, дав под действием инерции открыться для моей атаки. Подсечка, удар и я ее обездвижил. Повалил на пол и прижал собой, приставив острие копья к груди.

— О, сдаюсь, — смеется она, — что с тобой такое, тебя словно насмерть биться заставляют.

Она скидывает боевую модификацию, оставаясь в неприкрытой соме. Я ослабляю захват, но копья не убираю.

— Что случилось? — она смотрит на меня и в ее ауре я начинаю отмечать беспокойство, — Я думала, ты не против очередной разминки.

Нет, мне просто показалось. Теперь я чувствую, вижу, что функционал не врет. Проклятый неизвестный, он заставил меня видеть то, чего нет.

— Я увлекся, прости меня, — говорю, убирая оружие и скидывая модификацию. Я остаюсь стоять в своей соме, чувствуя, что она дрожит, как если бы я был в оболочке.

Бена приподнимается, садясь на полу.

— Что произошло? — похоже, я не смог скрыть от нее свой страх и отчаяние. Они проступили слишком явно когда я думал, что она предала меня.

— Я был не готов, вот и не соразмерил реакцию, сказалось нервное перенапряжение. Оболочка так ослабляет…

— Перенапряжение? От чего? — нет, похоже, скрывать правду я не умею, она сразу догадалась, что я говорю не все, — Слышала, к тебе утром приходил кто-то? Это из-за него?

Бена накидывает оболочку, то, что было в ее ауре, теперь отражено на лице. Ее тяжелый взгляд я выдерживаю лишь несколько мгновений.

— Да, он закрыл свою матрицу, я не понял кто он, — я возвращаю себе оболочку, невольно натягиваю руками лямки рюкзака за спиной, пытаясь скрыть волнение, опускаю взгляд вниз, — говорил, что я не должен кому-то доверять, вот я…

— Подумал, что я хочу тебе навредить? — прямой взгляд и спокойный тон Бены не дают мне возможности солгать. Я киваю. Да, я действительно подумал так.

— Прости, я должен быть тебе благодарен, а вместо этого… — горло оболочки словно сводит спазм. Как я мог подумать о ней подобное? Ведь, возможно, она является единственным моим другом в этой параллели. На сколько я стал неблагодарным, жестоким существом, — я пойму если ты не захочешь больше иметь со мной дел, мое положение таково, что я опасен не для тех, кто рядом.

Мы молчим, я не могу смотреть на нее.

Бена встает и, вопреки моим ожиданиям, не уходит, а прижимает меня к себе, заключив в объятия.

— Тебе пришлось не легко, понимаю, но поверь, не все хотят тебе вреда, — шепчет она над самым ухом, — а я не на столько труслива, чтобы бояться чьих-либо угроз.

Тогда я не выдерживаю. Что-то внутри оболочки сжимается, со спазмом прорывается через горло, заставляет вибрировать голосовые связки, выбивает слезы из глаз. В груди же словно стягивается узел, до боли, до изнеможения. Я плачу. И чем сильнее отдаюсь рыданиям, тем больше ослабляется этот узел в груди. Бена же только гладит меня по голове и спине, что-то шепчет. Но мне безразличны слова диалекта. Я вижу и чувствую то, что раньше даже не надеялся почувствовать — невероятную легкость, покой. Наконец, хоть кто-то готов принять меня таким, какой я есть.