Право по рождению

Глава седьмая

Ульдиссиан скакал. Он чувствовал себя другим человеком. Никогда в своей жизни он не считал себя защитником людей, преобразователем мира. Он был рад фермерскому призванию: возделывать землю, выращивать урожай, ухаживать за животными. Как недальновидно и просто это выглядело сейчас. Теперь он сомневался в том, что поменял образ мышления и переосмыслил своё предназначение, не больше, чем в своих новых открывшихся силах. Это случилось, и только это было важно.

В значительной степени своим изменением Ульдиссиан был обязан женщине, сидевшей на лошади позади него. Когда он слышал Лилию, всё приобретало смысл. Всё казалось возможным. Ульдиссиан был благодарен ей не только за присутствие, но и за её знания и опыт. Она знала мир за пределами Серама, особенно его волчьи ямы и другие ловушки. Она также понимала жажду людей не зависеть от сиюминутных махинаций магических кланов или прогнивших сект вроде Триединого или Собора. Рядом с ней Ульдиссиан чувствовал, что способен на всё.

Всё уже было спланировано, по крайней мере, в его голове. Прибыть в большой город и подыскать людное место на площади, куда приходят проповедовать многие лжепророки. Тем не менее, там, где они походили на дураков и сумасшедших, Ульдиссиан будет выглядеть иначе. Он может показать людям путь, тот дар, который им предлагается. Они увидят, что он не шарлатан. Как только его первая публика узрит правду, весть распространится повсюду, как лесной пожар.

Он посмотрел направо, где скакал его брат. Мендельн, как и остальные, следил за дорогой, но Ульдиссиан знал, что его брат — единственный в группе, кто не до конца одобряет его намерения. Мендельн с самого начала сомневался, вносил другие предложения и называл причины для осторожности.

Но Лилия отразила все его сомнения своим твёрдым словом, которое она подкрепила своей трагической историей. Осторожность и колебания только развяжут руки тем, кто не хочет, чтобы дар Ульдиссиана был пущен в ход. И тогда невинные могут пострадать, как это случилось с благородной девой и её семьёй.

Нет, Ульдиссиан был абсолютно уверен, что действует правильно. Он любит своего брата, но, если Мендельн и дальше не будет видеть, что к чему, Ульдиссиану придётся с ним как-то разобраться. Будет нехорошо смотреться, если его кровь от крови усомнится в том, что делает Ульдиссиан…

Фермер поморщился. Что это за мысли витают у него в голове? Его брат означает для него всё! Только присутствие Мендельна помогло ему не сойти с ума, когда остальные члены семьи скончались.

Ульдиссиан почувствовал стыд. Он не мог представить жизнь без брата…

«Он поймёт, — заверил старший сын Диомеда самого себя. — Мендельн придёт к пониманию…

Должен прийти».

Они скакали этот и весь следующий день, не повстречав ни одной души. По мере того, как росло предвкушение города, жизнь в Сераме всё больше казалась Ульдиссиану плохим сном.

Ахилий ускакал вперёд разведать путь, что Ульдиссиан считал излишним — учитывая его силу, — но с чем не стал спорить. Лучник возвратился к группе только спустя некоторое время после того, как они разбили лагерь, принеся с собой пару приличных размеров зайцев на ужин.

— Перед самым закатом я увидел вдалеке дым, — отметил Ахилий, передавая зайцев Мендельну и Серентии. — Возможно, город, — и добавил с улыбкой. — Возможно, там нам нальют хорошего эля!

Мендельн на секунду закрыл глаза, а потом сказал:

— Парта. По-моему, в этом регионе есть город под названием Парта.

Одним из любимых времяпрепровождений Мендельна в заведении Сайруса было слушать, откуда прибыли путешественники, а ещё изучать коллекцию карт торговца. Благодаря последнему Мендельн обладал почти идеальной памятью.

— И большой это город? — спросил Ульдиссиан с возрастающим интересом.

— Да, думаю, больше, чем Тулисам. Лежит на прямом пути от великого города к крупнейшим морским портам.

Парта показалась Ульдиссиану идеальным местом по нескольким причинам. Немного запоздало, но ему захотелось проверить свои силы на чём-нибудь более простом, чем Кеджан. Пара-тройка дней в Парте сотрёт все сомнения, особенно у Мендельна, в способности Ульдиссиана показать людям дар.

До сих пор, несмотря на то, что Ульдиссиан каждую ночь пытался показать им, только ему и Лилии удалось извлечь из себя скрытые силы. Серентии как будто почти удалось, но в последний момент что-то удержало её. Кто касается Ахилия, то он был доволен своим охотничьим талантом, который, как Ульдиссиан впервые подумал, был иным проявлением того же источника, что и источник способностей фермера. Определённо, Ахилий всегда был очень, очень удачливым охотником. Была надежда на развитие, но надежда долгосрочная.

Что же до Мендельна, то он, похоже, был дальше всех от осознания своих способностей. Ульдиссиан не мог понять, почему, — он предполагал, что его родной брат должен принять это быстрее остальных. Прошлой ночью Лилия высказала предположение, которое до сих пор казалось наиболее правдоподобным. Как и в случае с Ахилием, была высока вероятность, что Мендельна задерживала его собственная личность.

Но это тоже могло подождать, по крайней мере, пока. Город предлагал много, много новых вариантов.

— Парта… — проговорил он.

Лилия припала к нему и почти прижалась к его уху. Ульдиссиан не мог не заметить беглого взгляда неодобрения со стороны Серентии.

— Нам действительно следует продолжать ехать прямо в большой город, — прошептала благородная дева. — Чем скорее тебя сможет услышать большое число людей, тем быстрее мы сможем изменить мир.

— Да, ты права, — ретировался Ульдиссиан, тут же поняв, что её слова имеют смысл. Как он вообще мог подумать о маленьком, незначительном месте вроде Парты? — Прямо в большой город. Так лучше.

Ахилий казался разочарованным, но кивнул. Лицо Серентии было непроницаемо. Мендельн выглядел возмущённым, но Ульдиссиан привык видеть своего брата таким. Самое главное, никто не возражал.

Но Ульдиссиану всё ещё нужно было проверить себя. Наконец он высвободился из объятий Лилии и поднялся:

— Серри, не отойдёшь со мной?

Её глаза на миг блеснули… Затем на лицо вернулась маска. Она тоже встала.

— Конечно… Конечно…

— Много времени не займёт, — заверил он её.

Златокудрая женщина перевела взгляд на огонь и ничего не сказала.

Взяв Серентию за руку, Ульдиссиан повёл её мимо ничего не понимающих Ахилия и Мендельна. Он вёл дочь торговца по лесу, пока свет лагеря не перестал быть виден, а затем встал и повернулся к ней.

Серентия стояла выжидательно. Ульдиссиан хорошо обдумал свои слова, прежде чем произнести их.

— Я очень сожалею о Сайрусе, Серри. Очень сожалею.

— Ульдиссиан, я…

Он приложил палец к её губам.

— Серри, возможно, он умер из-за меня…

Она отошла назад.

— Нет! — понижая голос, Серентия добавила. — Нет, Ульдиссиан. Я много думала об этом во время путешествия. Возможно… Возможно, бурю призвал ты… Этого я ещё не знаю… Но ты никогда не желал вреда. Брат Микелий объявил тебя еретиком! Если ты каким-то образом и стал причиной бури, то только потому, что он вынудил тебя! Ты только защищал себя!

Он посмотрел на неё с удивлением. Услышав это от той, которая, как он знал, горячо заботилась о своём отце — и глубоко уважала обе крупные секты — Ульдиссиан почувствовал громадное облегчение. Но в следующий момент он осознал, как ещё сильно переживание внутри него о том, как смерть торговца сказалась на ней.

— Серри, даже если ты так думаешь… Почему ты вместо того, чтобы вернуться домой, пошла за мной в неизвестность? Твои братья… Они будут переживать за тебя…

— Я достаточно взрослая, и сама могу найти своё место в мире, — сказала она с прежней непокорностью в голосе. Подперев руками бока, Серентия добавила. — Тиэль и остальные узнают, что я сделала, и предоставят меня самой себе, как и всегда.

Она сказала это так решительно, что Ульдиссиан мог только печально улыбнуться. Даже сейчас он не попытался разубедить её. Кроме того, ему было удобно, что она была рядом, точно так же, как его брат и Ахилий.

— Хорошо. Я должен был спросить. Я должен был узнать. Больше я ничего не буду говорить.

— А вот я должна сказать кое-что… Если позволишь… — снова дочь Сайруса стала благоговеющим последователем.

— Тебе не нужно моё позволение.

— Ульдиссиан… Я понимаю, что ты делаешь, и всем сердцем верю в это, — она прочистила горло. — Но, быть может, в беспокойстве Мендельна есть какой-то смысл. Я знаю, Лилия говорит скакать прямо в большой город, но…

Он нахмурился.

— Это из-за Лилии, Серри?

Хотя она покачала головой, он понял, что и да, и нет. Ульдиссиан сомневался, что Серентия может отделить одно от другого.

— Нет… Я имею в виду… Ульдиссиан… Я говорила с проповедниками как Храма, так и Собора, и могу сказать, что не все они подобны брату Микелию. Я думаю, в них есть и что-то хорошее…

— Вряд ли, — бросил в ответ сын Диомеда, лицо его делалось каменным. Воспоминания о верховном инквизиторе воскресли в его голове.

Серентия остановилась, и было видно, что она ищет другую тактику.

— Просто… Я знаю, что Лилия опытней нас, но не всё, что она говорит, мы должны делать.

Её слова только подстегнули Ульдиссиана занять оборонительную позицию.

— Я слушаю Лилию так же, как я слушаю любого из вас. Просто получается, что её советы чаще оказываются более разумными.

— Скорее даже всё время…

— Довольно, — Ульдиссиан почувствовал прилив необоснованной ярости, но сумел удержать её. Он не видел причин продолжать разговор. Ему следовало прояснить отношения между ними после смерти её отца, и это было сделано. Очевидно, что, чтобы заглушить чувства Серентии к нему, потребуется больше времени. Он должен быть терпеливым. Да, терпеливым.

Подойдя к ней, он положил одну руку на её голову, как он делал, когда она была только ребёнком.

— Серри, — прошептал он. — Ты сказала, что веришь в то, чем я стал, верно?

Она кивнула, в её глазах ещё блуждали отголоски последней темы.

— Я знаю, что то, что пробудилось во мне, пытается зашевелиться так же внутри тебя, но пока не удаётся.

— Я пыталась… — упорствовала девушка.

Он хлопнул её по плечу.

— Я знаю. Позволь мне помочь этому пробудиться.

Возьми меня за руки. — Когда она подчинилась, Ульдиссиан продолжил. — Если сработает, я смогу лучше понять, как мне показывать это другим, когда мы доберёмся до Кеджана.

— Но что… Ой!

Лилия предположила, что их близость, их единение помогли пробудить скрытую силу внутри неё. Очевидно, Ульдиссиан не мог проделать то же самое с остальными — особенно с Серентией — но он мог попытаться хотя бы приблизиться к этому. Он сосредоточился на девушке перед ним, пытаясь заглянуть в её сердце, в её душу. Он попытался направить туда свою силу в надежде разжечь там пламя.

И он определённо почувствовал, что сработало. Тепло просочилось в его ладони, тепло, которое, как он чувствовал, исходило от Серентии. Она, в свою очередь, стала часто дышать, а её глаза закатились, так что Ульдиссиан мог видеть только белки.

Затем, к его удивлению, Ульдиссиан почувствовал, что от неё исходит что-то подобное тому, что таилось внутри него. Он сосредоточился на Серентии и смог убедиться, что это действительно идёт изнутри девушки.

Оно было относительно слабым, но чем упорнее он тянул его, тем сильнее оно пробуждалось.

Он был восхищён своим собственным стремительным успехом. Лилия снова оказалась права. Ульдиссиану удалось расшевелить внутри Серентии ту же самую силу.

Ни с того ни с сего её тело стало непроизвольно дрожать. По-прежнему были видны только белки глаз. Она издала слабый стон…

Беспокойство Ульдиссиана росло. Серентия только что пережила мощное потрясение, хотя его масштаб некоторое время не будет заметен. Поэтому ему надлежит сейчас остановиться, чтобы она продолжила самостоятельно. Если поторопить события, с ней может что-нибудь случиться.

Когда Ульдиссиан освободил её руки, дочь торговца со вздохом упала к нему. Он поймал её и держал в своих руках, пока она приходила в себя.

— Я почувствовала, словно… — в конце концов выговорила она, — …я чувствую, словно… — Но больше не смогла произнести ни слова.

— Я знаю… — наконец ответил он, надеясь успокоить её.

Внезапно Серентия напряглась. Она отпрянула от Ульдиссиана, как от прокажённого… Затем бросилась бежать по направлению к лагерю.

Ульдиссиан стоял, ничего не понимая. Он ожидал что-то вроде эйфории, которую, как сказала Лилия, почувствовала она.

Серентия исчезла среди деревьев и теней. Ульдиссиан, всё ещё смущённый, несколько секунд смотрел туда, где она скрылась, а затем пошёл за ней следом. Он был уверен, что всё сделал правильно. Так почему тогда она так отреагировала?

Поначалу, когда он вступил в лагерь, он не увидел её. Озабоченный, Ульдиссиан обратился к своему брату, но Мендельн беззвучно покачал головой, а затем кивнул направо. Там, наполовину скрытая темнотой, лежала Серентия. Она завернулась в одно из одеял, найденных в седельных мешках стражей Собора, и лежала спиной к лагерю.

Ульдиссиан пошёл к ней, но Лилия встала и осторожно взяла его за руку.

— Лучше сейчас не трогать её, — прошептала благородная дева.

Он раскрыл рот, чтобы ответить, но снова закрыл его. Похоже, несмотря на обретённое им, кое-чего он никогда не сможет понять.

На следующее утро Серентия вела себя так, будто ничего не произошло, но Ульдиссиан, благодаря своей собственной силе, чувствовал, что сила внутри неё растёт. Тем не менее, она никоим образом не выказывала этого, и в конце концов он решил, что нужно позволить ей самой выбирать, когда принять этот дар. Достаточно было знать, что она владеет им. Это означало, что он будет способен вести других в том же направлении, и с практикой усилие наверняка станет более быстрым и лёгким.

Они скакали по облачной погоде, и Ульдиссиану один раз пришло в голову, а не сможет ли он разогнать облака. Но он не стал пробовать — боялся, что, если сработает, он выдаст тем самым своё присутствие тем, кто не хочет, чтобы он добрался до города. Лилия посоветовала подождать до Кеджана, чтобы там открыться. Там, сказала она, будет слишком поздно скрывать правду от людей.

Несмотря на продолжающийся сумрак, дождя не было, так что дорога была приятной. Парта оставалась спиралью дыма вдалеке, только теперь с другой стороны. По расчётам Мендельна, подтверждённым Лилией, они увидят такой же дымок над великим городом спустя, самое большее, три-четыре дня.

Наконец-то пятеро путников повстречали других путешественников, а именно повозку, двигавшуюся им навстречу. Ведший её бородатый старец, у которого были торговые дела с морскими портами, поначалу приветствовал их с осторожностью. Его ученик, долговязый юноша с рыжеватыми волосами, всё время держал руку возле изрядно изношенного меча, который лежал рядом.

Поскольку Ульдиссиан как можно быстрее хотел добраться до Кеджана, он решил, что не стоит открываться этим двоим. Вместо этого он поинтересовался у торговца, что творится в знаменитом городе.

— Магические кланы заключили перемирие, ага, — объявил дородный старик, поджигая длинную глиняную трубку. — Оно продлится ровно столько же, сколько и предыдущие, то есть недолго. Возможно, уже закончилось. Эта знать, они ищут и выжидают, как бы им заполучить преимущество, кланы позволяют им контролировать определённую деятельность в городе, поэтому они изо всех сил стараются обойти перемирие, — он мрачно усмехнулся. — Так что можно сказать, что в Кеджане всё по-прежнему…

Его слова только подтвердили для Ульдиссиана важность того, что сказала Лилия: нужно отправляться прямо туда вместо того, чтобы поворачивать к Парте или другим меньшим поселениям. Ульдиссиан горячо поблагодарил торговца, затем повёл остальных дальше.

Они остановились на ночь на берегу спокойной реки, протекавшей в этих местах. Здесь граница между лесом и джунглями кое-где расплывалась. В первый раз Ульдиссиан понял, насколько маленьким был лесной регион по сравнению с огромными джунглями, которые, по слухам, покрывали большую часть государства. Он даже слышал от торговцев, останавливавшихся в Сераме, будто джунгли постепенно поглощали всё остальное. Конечно же, это не было правдой, но, глядя на странную, почти неестественную перемену в окружении, Ульдиссиан не мог хоть не много не задуматься.

Он надеялся, что дневной переезд рассеет напряжение между ним и Серентией, но черноволосая девушка снова посчитала нужным держать его на расстоянии.

— Лучше дать ей самой разобраться с этим, — в конце концов прошептала Лилия, упершись в его щёку. — Она примет всё, как есть. Вот увидишь.

Кивая, Ульдиссиан направил своё внимание на более важные предметы. Теперь, когда он был так близко к городу, у него стали пошаливать нервы. Он признался в этом Лилии, на что она ответила, что не время сдаваться, нужно дать остальным увидеть, на что он способен.

— Когда мы прибудем, ты должен быть в лучшей форме. Ложись-ка спать. Когда ужин будет готов, я принесу его тебе.

Она снова поцеловала его и удалилась. Ульдиссиан немедленно последовал её доброму совету. Земля была мягкой, а ночь теплее предыдущей. Короткий сон, решил он, это и вправду то, что ему нужно. Как обычно, Лилия знала это лучше всех. Он не мог представить будущего без неё. Ощущение было такое, словно Ульдиссиан всегда знал её.

С этими утешительными мыслями он погрузился в сон.

Серентия знала, что ей придётся усмирять свои противоречивые чувства к Ульдиссиану. Она верила в благую природу того, чем он стал, верила настолько, что даже не думала его винить в ужасной судьбе её отца, но в то же время не могла позабыть, где он жил и кем был когда-то… Единственным мужчиной, которого она любила.

И который теперь любил другую… Женщину, которую повстречал совсем недавно.

— Нам надо больше хвороста для костра, — заметил Мендельн.

Хватаясь за возможность побыть в ещё большем уединении, Серентия быстро отреагировала:

— Я схожу и соберу его. А ты в это время позаботься, чтобы костёр не погас.

Она выскользнула из лагеря и стала собирать маленькие, сломанные ветки. Поиск не требовал много внимания, что позволило её мыслям перенестись к менее запутанным — и менее болезненным — темам. Но дочь Сайруса собрала не больше половины охапки до того, как ощущение покалывания на шее заставило её оглянуться.

— Лилия! — присутствие благородной девы здесь было так неожиданно для Серентии, что она уронила несколько веток. Она в изумлении смотрела на златокудрую женщину.

Та подошла к ней тихо, как кошка.

— Прости меня, — тихо проговорила Лилия. — Я не хотела напугать тебя.

— Что… Что ты здесь делаешь? Я сама справлюсь с хворостом.

— Я хотела поговорить с тобой, только и всего.

— Поговорить со мной? — дочь торговца подумала с испугом, что она уже знает, о чём. — В этом нет необходимости…

Лилия подошла ближе.

— Но необходимость самая насущная, дорогая Серентия, самая насущная, — пристально глядя в глаза собеседницы, она положила мягкую ладонь ей на руку. — Ты особенный человек для Ульдиссиана, а значит, и для меня. Я хочу, чтобы всем его друзьям было удобно со мной. Я хочу, чтобы ты думала обо мне не только как о его возлюбленной, о его будущей жене, но и как о своём друге.

Если Лилия ожидала, что эти слова её утешат Серентию, то она ошиблась: всё было как раз наоборот. Боль кольнула сердце Серентии при словах «возлюбленная» и «жена», которые снова и снова отдавались у неё в ушах. Она чувствовала огромный стыд из-за того, что Лилия знала, как сильно она ревнует. Серентия старалась подавить бурлившие в ней чувства, убедить себя, что они преувеличены… Но в итоге они по-прежнему означали для неё очень многое.

Со слезами на глазах она вырвалась из объятий Лилии. Хворост выпал из рук, но она не обратила на это внимания. Серентия побежала, не думая о том, куда. Лишь бы оказаться подальше, подальше от любого, кто знает, что она думает.

Ветви деревьев цеплялись за одежду. Серентия несколько раз споткнулась на неровной почве. Один раз она запнулась за торчащий вверх корень. Ни одно из этих препятствий не заставило её остановиться и, быть может, таким образом прийти в себя. Серентия каждый раз просто выпрямлялась и бежала дальше. Буря чувств заволокла ей разум.

Впереди неё выступил силуэт. Не обращая внимания, она продолжала бежать. Только когда стальная хватка сдавила её, она начала возвращаться к реальности.

И тогда она открыла рот, чтобы закричать.

Одна рука в перчатке быстро сдержала её крик. Серентия попыталась освободиться, но ещё кто-то встал позади неё, чтобы дочь торговца не убежала.

Первый подался вперёд, в капюшоне он походил на призрака.

— Веди себя тихо, девочка… — прошипел он. — Или будешь наказана!

Она начала замечать других, похожих на первого, людей в капюшонах и броне. Сначала она приняла их за стражей инквизиторов, но затем символ на нагруднике на миг проблеснул в лунном свете, и она увидела, что это знакомый треугольный символ Храма.

Серентия попыталась заговорить, объяснить, но её попытка вылилась лишь в то, что она получила стремительную и болезненную пощёчину.

— Брат Рондо! Осторожней с ребёнком!

Голос был низким и спокойным, и его добрый тон напомнил Серентии об её отце. Тёмная фигура на чудовищно огромном жеребце приблизилась к тому месту, где двое держали девушку. Когда высокий наездник спешился, грубые воины отпустили Серентию и припали на одно колено. Хотя её больше не держали, она почувствовала побуждение последовать их примеру.

— Простите меня, Ваше Преосвященство, — с тревогой в голосе пробормотал тот, кого звали Рондо.

— Твой энтузиазм достоин похвалы, а вот над тактом нужно поработать, брат, — рука в перчатке тронула покрытую голову Рондо, затем внимание её обладателя обратилось к Серентии.

— Дитя моё, не надо так дрожать при моём появлении. Я — друг, не надо бояться, — при приближении стали видны его черты.

В противовес его бледной коже у него были густые волнистые тёмные волосы и тёмные брови. Элегантные усы подчёркивали его величественность. Его улыбка, как и тон его речи, напомнила Серентии об отце.

— Я — Малик, высший жрец ордена Мефиса…

— Храма Триединого, — выдохнула Серентия и инстинктивно наклонила голову.

— Верующая! Как восхитительно! — Малик протянул руку, которую, после некоторого колебания, девушка взяла. — И я приношу извинения за усердие брата Рондо. Мы всегда рады выполнить нашу задачу…

Его последние слова заставили Серентию насторожиться. Она сразу же вспомнила всё, что произошло в деревне, вспомнила, как Собор немедленно обвинил Ульдиссиана, даже не пытаясь выслушать его. Присутствие Малика вдруг перестало действовать на неё успокаивающе.

Наверное, высший жрец как-то понял это, потому что он вздёрнул голову и сказал:

— Будет, дитя моё! Я же сказал, я друг тебе! Я чувствую твоё отторжение… — без разрешения он положил руку ей на грудь. — А ещё я чувствую, — Малик нахмурился, — …что ты не та, кого мы ищем. В тебе проскальзывает некая искра, но она слишком слаба…

Не подумав, Серентия сболтнула:

— Ульдиссиан…

Густые, тёмные брови Малика поднялись.

— Ульдиссиан? Так его зовут? И ты думаешь, что он — тот, кого мы ищем?

Она плотно сжала губы.

Брат Рондо хотел было встать, но Малик взмахом руки приказал оставаться в прежнем положении. Высший жрец подался вперёд, так что его лицо, в первую очередь глаза, заслонили обзор Серентии.

— Ты боишься. Но почему… Разве что… — он улыбнулся шире, показывая превосходные зубы. — А! Собор! Конечно же, это он! Инквизиторы, без сомнения!

Серентия ничего не сказала на это, хотя столь точная догадка навела на мысль, а не может ли он читать её мысли.

— Собор… Не мудрено, что ты не доверяешь. Брат Рондо, один из наших доносчиков ведь сообщил о смерти не только одного из наших, но и служителя Собора?

— Да, Ваше Преосвященство. В деревне Сераме, по его словам. Убийство нашего проповедника было особенно зверским…

— Да, да, — взмахом руки призывая его вновь замолчать, Малик сказал Серентии. — И Собор обвинил этого твоего Ульдиссиана, не так ли?

— Да, — наконец ответила она, часть её недоверия снова рассеялась.

— Обычное дело для них. Если они не могут понять что-то, они избавляются от этого. Скорбью объят тот день, когда Пророк начал проповедовать свои кощунства… — высший жрец встал рядом с Серентией, подбадривающе охватив её шею рукой. — Но мы — не Собор, дитя. Храм Триединого всегда проповедовал мирное разрешение всех дел, ты понимаешь это? Хорошо! Я бы не хотел, чтобы ты думала, будто мы можем поступить так же, как они! Скорее, мы здесь, чтобы сделать прямо противоположное, и это определённо знак для нас, что мы встретились таким неожиданным образом! Ты можешь отвести меня к своему Ульдиссиану, и тогда все наши проблемы будут решены…

Но… — Серентия обнаружила, что ей трудно думать. Её мысли пришли в такой же беспорядок, как и тогда, когда Лилия говорила с ней. И всё же она припоминала кое-что. Ульдиссиан хотел идти в город… И он определённо не хотел иметь никаких дел ни с какой из сект, будь то Собор или Храм Триединого. — Нет. Я не могу. Ульдиссиан не хотел бы, чтобы я…

Тело Малика напряглось. Серентия вдруг почувствовала, как его рука скользнула за неё, а затем его пальцы в перчатках обвились позади её шеи у основания черепа. Она почувствовала болезненный нажим и попыталась закричать, но рот не слушался её. Как и всё её тело. Только мозг работал, но теперь он был узником в неподвижной оболочке.

— Какая жалость, что ты не стала слушать голос разума, дитя, — отметил высокий человек голосом, в котором больше не чувствовалось соучастия. — Но ты всё равно приведёшь нас к своему Ульдиссиану… — Он посмотрел на надзирателей мира. — По коням! Живо!

Когда люди устремились к своим животным, Малик повёл Серентию к своему. Когда они подошли ближе, от вида существа ей сделалось почему-то не по себе, но её тело, подчинённое воле высшего жреца, не могло отпрянуть назад. Вместо этого она взобралась на животное впереди своего пленителя, который одной рукой взял поводья, а другой крепко сжал её.

— Теперь, — прошептал он ей на ухо тем же добрым тоном, который он использовал поначалу, тоном, который, как знала дочь Сайруса, высмеивал её беспомощность. — Теперь, дитя моё, покажи мне дорогу.

Левая рука Серентии поднялась, указывая точно в направлении лагеря.

— Очень хорошо. Очень хорошо. Улыбайся, когда увидишь своего друга. Я бы очень не хотел создавать ему неудобства…

Уголки его рта поднялись. Малик тихо усмехнулся… А затем подстегнул своё ездовое животное.