Глава вторая

Мендельн хорошо понимал, что брат будет сердит на него, но любопытство на этот раз взяло над ним верх. К тому же Ахилий и вправду был сам виноват: ему следовало хорошенько подумать, прежде чем затевать это.

Между оставшимися в живых сыновьями Диомеда было добрых девять лет разницы, и этого было достаточно, чтобы порой воспринимать их не как двух братьев. Ульдиссиан зачастую вёл себя так, словно приходился дядей или даже отцом Мендельну. В самом деле, судя по тому, что Мендельн сам мог припомнить о своём отце, вкупе с тем, что о нём рассказывали Сайрус, Тибион и другие старейшины, Ульдиссиан походил на Диомеда как внешностью, так и поведением.

Мендельн чем-то походил на брата, но он был короче на полфута и, пусть и закалённый нуждами фермерской жизни, всё же был далеко не таким сильным. Лицо его было у́же и более вытянутым — как ему говорили, в мать — а чёрные глаза сверкали, словно тёмные каменья. Никто в деревне не мог сказать, откуда это, но Мендельн рано выяснил одно: его пристальный взгляд мог выбить из колеи любого за исключением его брата и того, с кем он находился сейчас.

— Ну, что скажешь? — прошептал Ахилий, держась позади.

Мендельн с трудом оторвал взор от чудесной находки охотника. Ахилий был крепко сложенным малым со светлыми волосами и ростом почти с Ульдиссиана. В отличие от Мендельна, одетого практически так же, как его брат, не считая более тёмного оттенка туники, одежда Ахилия являла смесь зелёного и коричневого и состояла из короткой куртки и штанов, которые позволяли ему слиться с теперешним окружением. Обут он был в кожаные ботинки, в которых он мог красться по лесу так же неслышно, как любой зверь. Его стройный стан подразумевал стремительность движений, но в то же время изобличал немалую силу. Брат Ульдиссиана как-то попытался натянуть большой лук, которым так гордился Ахилий, но его попытка не увенчалась успехом. Охотник с ястребиным взором превосходил умением не только жителей Серама, но и — по крайней мере, по оценкам Мендельна — всех охотников за его пределами. Мендельну доводилось воочию наблюдать мастерство Ахилия, когда он одерживал верх над опытными стражниками из проходящих обозов. Они не превзошли его ни разу.

— Оно выглядит… Очень древним, — наконец сумел выговорить Мендельн. Он ощущал некоторое замешательство; даже Ахилий заметил это.

Но охотник кивнул так, словно внимал мудрецу. Хотя он и был больше чем на пять лет старше Мендельна, он обращался с младшим сыном Диомеда так, как будто Мендельн был средоточием всех знаний мира.

Это был один из немногих источников разногласий между Ахилием и Ульдиссианом, который видел мало проку в учениях его брата, просто стараясь их терпеть.

— Штука в том, что… — лучник пробежался рукой по волосам, густотой напоминавшим львиную гриву, — …я был здесь много раз, но клянусь, этого никогда здесь не было!

Мендельн только кивнул, его внимание было вновь поглощено находкой товарища. Он мог только завидовать острому взору Ахилия, его же собственное зрение зачастую заставляло его ближе размещать пергамент, чтобы добыть из него столь драгоценные для него слова.

И конкретно в данный предмет ему пришлось всмотреться с особенно близкого расстояния, ибо символы, выгравированные на его лицевой стороне, были во многих местах почти полностью истёрты временем и непогодой. Некоторые из них невозможно было различить, даже упершись в камень кончиком носа. Было ясно, что объект перед ним долгое время подвергался воздействию погодных явлений, и, в то же время, как такое было возможно, если, по словам Ахилия, он появился совсем недавно?

Встав на колени перед ним, Мендельн оценил его размеры. Чуть больше длины стопы с каждой стороны квадратного основания и, если встать, на ширину ладони ниже колена. Ровный верх примерно вполовину меньше ширины основания. Уже из-за одних размеров каменное изваяние было невозможно пропустить.

Мендельн потрогал землю перед ним.

— Не заметил в округе никаких изменений?

— Нет.

Мендельн чуть ли не с благоговением провёл пальцами по наиболее чётко различимым символам. Различимым лишь в том смысле, что он мог видеть их, но не понимать их значения. Один выступающий знак петлял внутри и вокруг себя, не имея конца. Когда Мендельн прикоснулся к нему, его охватило ощущение глубокой старины.

Он непроизвольно покачал головой. «Не старины, — подумал брат Ульдиссиана, — но вечности».

Разум Мендельна остановился на этой мысли, никогда прежде ему не приходилось постигать ничего подобного. Вечность. Как такое может быть?

Камень был чёрным, но знаки блестели, словно серебряные. Это тоже восхитило его, так как было не похоже, чтобы их раскрашивали. Умение, с каким весь предмет был выточен, лишило бы дара речи ремесленника куда более искушённого, чем жившие в Сераме или даже во всём западном регионе.

Мендельн поздно спохватился, что Ахилий трясёт его за плечо.

— Что?

Лучник неловко склонился над ним, его лоб прорезали морщины беспокойства.

— Когда ты коснулся его, ты будто застыл! Ты не моргал, и, клянусь, ты даже не дышал!

— Я… Не заметил, — Мендельну не терпелось снова потрогать артефакт, чтобы проверить, произойдёт ли это снова. Но он подозревал, что Ахилию это не понравится. — Ты прикасался к нему раньше?

— Да, — признался охотник после видимого колебания.

— Но то же самое не случилось с тобой, не так ли?

— Нет. Нет. — Ахилий силился вспомнить.

— А что? Ты почувствовал что-нибудь?

— Я почувствовал… Я почувствовал пустоту, Мендельн. Это напомнило мне… О смерти.

Как охотнику, светловолосому мужчине приходилось иметь дело со смертью практически постоянно, в первую очередь, когда он убивал животных, но так же и тогда, когда ему случалось столкнуться с диким вепрем, котом или медведем и на время он сам становился добычей в глазах зверя. Но когда Ахилий заговорил о смерти теперь, в его словах послышался новый, куда более зловещий подтекст, который, странное дело, не пробудил в его товарище страха, а только разжёг его любопытство.

Как это — о смерти? — спросил Мендельн чуть ли не радостно. — Ты можешь описать подробнее? Было ли это…

Ахилий, лицо которого внезапно сделалось непроницаемым, прервал его взмахом руки.

— Это всё. Сразу после этого я пошёл за тобой.

Очевидно, за этим скрывалось гораздо большее, но брат Ульдиссиана решил не давить. Возможно, со временем ему удастся выведать новые сведения. А сейчас он удовольствуется каменным артефактом. Мендельн взял небольшую сломанную ветвь и стал скрести землю у основания. Похоже, таинственная реликвия глубоко зарыта в землю, но насколько глубоко? Быть может, под землёй скрыта большая её часть? Вновь появилось искушение прикоснуться к ней, на этот раз схватив камень обеими руками, чтобы проверить, сможет ли он его хоть немного сдвинуть. Насколько удобней было бы отнести артефакт на ферму, чтобы изучать его там в свободное время.

И тут Мендельн вспомнил. «Ферма! Ульдиссиан!»

Он вскочил на ноги, напугав обычно невозмутимого Ахилия. Похоже, обнаружение камня выбило лучника из колеи так, как с ним раньше не случалось. Ахилий был известен своим бесстрашием, но сейчас он впервые ожидал от Мендельна слов поддержки.

— Мне нужно вернуться, — объяснил тот охотнику. — Ульдиссиан будет меня искать. — Мендельн не любил разочаровывать своего старшего брата, хотя тот никогда не подавал виду. Тем не менее, Мендельн никогда не забывал о тяжкой ноше, которая легла на плечи Ульдиссиана в связи с болезнью и последовавшей смертью родных. Младший брат чувствовал себя обязанным ему по этой причине, не говоря уже о множестве более мелких.

— А что с этим? — буркнул Ахилий, указывая луком на ка камень. — Мы так и оставим его?

— Мы должны прикрыть его. Помоги мне, — ответил Мендельн после короткого раздумья.

Вдвоём они набрали опавших веток и покрытого листьями кустарника. Хотя они быстро скрыли артефакт от глаз, Мендельну казалось, будто камень по-прежнему стоит открытый всему миру. Мендельн подумал, не стоит ли прикрыть его ещё, но затем решил оставить так. При первой же возможности он вернётся сюда.

На обратном пути Мендельн с запозданием заметил резкие и странные перемены в погоде. До этого было светло и ясно, но теперь тучи начали собираться на западе, словно готовясь к большой буре. Также начал подниматься ветер.

— Это странно, — прошептал Ахилий, видимо, тоже только что впервые заметивший перемену.

— В самом деле. — Брат Ульдиссиана воспринимал погоду и ветер не с точки зрения охоты, как его товарищ, но с позиции движения потоков и тому подобных понятий. Мендельн всегда рассматривал жизнь на ферме, опираясь на них, и хотя Ульдиссиан, который знал только, как погода влияет на его животных и урожай, постоянно качал головой по этому поводу, он не мог отрицать, что периодически Мендельну приходили в голову идеи, которые немного облегчали их труд.

Тучи быстро сгущались. Мендельн больше не делал высказываний о странной погоде, но однажды, когда лучник оказался впереди, брат Ульдиссиана оглянулся назад в направлении камня.

Оглянулся… И погрузился в раздумья.

* * *

Ульдиссиан тоже заметил необычную перемену в погоде, но посчитал её одной из причуд природы, к которым фермер привык с малых лет. Он надеялся, что Мендельн скоро вернётся, куда бы Ахилий его ни завёл. Даже в этом случае было вероятно, что часть пути домой им придётся ехать под дождём. Внезапное скопление туч могло говорить о надвигающейся мощной буре, но Ульдиссиан надеялся, что она наберёт полную силу немного погодя. Если только они с Мендельном успеют миновать низко расположенную развилку, где дорогу часто заливает, то они сумеют благополучно проделать остальную часть пути.

Он сидел на повозке, держа поводья, и смотрел в том направлении, в каком, как указала ему Серентия, ушли двое. Конечно же, Мендельну и Ахилию хватит здравого смысла правильно отреагировать на то, что он сделал… Ну, Ахилию уж точно.

Пока он ждал, его мысли вернулись к лицу, заключённому в золото. Даже хотя Ульдиссиан виделся с ней два коротких раза, он знал, что не сможет скоро её позабыть. Дело было не только в её красоте, памятной самой по себе, но и в том, как она говорила и вела себя.

В благородной деве было что-то такое, что заставляло Ульдиссиана инстинктивно желать защищать её как никого другого, даже брата в то время, когда погибли их родные.

Лилия. Фермер снова и снова прогонял имя в своей голове, смакуя его почти музыкальную красоту.

В конце концов прогремевший гром вернув его к реальности. Вспомнив о Мендельне, Ульдиссиан встал, чтобы лучше видеть. Парочка уже точно должна была быть недалеко от Серама.

Что-то зелёное привлекло его внимание, но это был не тот зелёный, каким отличался лесной наряд охотника. Нет, это был изумрудный цвет, который мгновенно поглотил внимание Ульдиссиана, заставив его полностью забыть о его брате и друге.

Лилия медленно брела по направлению к лесу, оставляя позади безопасность деревни. По безразличию, написанному у неё на лице, было видно, что она, вероятно, даже не заметила возможной угрозы со стороны небес. В этом регионе бури бывали такой яростной силы, что без труда вырывали деревья с корнями.

Спрыгнув, Ульдиссиан подпёр повозку и направился к ней. Хотя фермер чуть ли не бежал к Лилии из чувства тревоги, трепетание переполняло его. Он не питал пустых надежд сойтись с женщиной столь благородной крови, но в то же время сердце его громко стучало при одной мысли, что он сможет снова с ней поговорить.

Ульдиссиан снова увидел её, когда ветер задул с удвоенной силой. Несмотря на ухудшающиеся погодные условия, Лилия всё ещё не замечала опасности. Её губы были плотно сжаты, а взгляд устремлён вниз, на землю.

Несмотря на быстрый шаг, Ульдиссиану удалось настигнуть её, только когда она уже подобралась к лесу. Громадный фермер хотел было схватить её за мягкую руку, но потом передумал. Он не собирался пугать её больше, чем требовалось. Что бы ни было у неё на уме, сидело оно там прочно.

Не придумав ничего другого, Ульдиссиан кашлянул.

Лилия резко выпрямилась и оглянулась.

— О! Это вы!

— Простите меня, моя леди…

Застенчивая улыбка немедленно коснулась её губ.

— Я же сказала вам. Для вас я — Лилия. Кем я являлась когда-то, мне никогда не быть снова, — потом на её лице отразилось замешательство, и она спросила. — Но как мне следует звать вас, сударь фермер?

Тут он осознал, что сам так и не представился.

— Я Ульдиссиан, сын Диомеда, — громовой раскат напомнил ему об их теперешнем положении. — Моя… Лилия, вам не следует здесь находиться. Похоже, надвигается страшная буря! Лучше бы вам найти убежище, таверна бы сгодилась. Это одна из самых крепких построек в Сераме.

— Буря? — Она взглянула на небо и точно в первый раз заметила перемену. Тучи сгустились до такой степени, что стало темно, почти как ночью.

Он осмелился взять Лилию за запястье.

— Должна нагрянуть совсем скоро!

Но Лилия обратила взгляд в другом направлении… И короткий вздох вырвался у неё из груди.

Ульдиссиан тоже посмотрел туда, но ничего не увидел. Однако благородная дева стояла, замерев, будто то, что привлекло её внимание, обрубило её чувства.

— Лилия… Лилия, что такое?

— Мне показалось, я увидела… Мне показалось… Но нет…

Даже стоя рядом с ней, фермер не видел причины её тревоги.

— Где это? Где вы увидели?

— Здесь! — она указала на особенно густые заросли. — Я… Думаю…

У него было искушение забрать её в Серам и вернуться после бури, но сила её реакции заставила его забеспокоиться. Внезапно на ум пришёл Мендельн. Мендельн, которого всё ещё не было.

— Стойте здесь. — Ульдиссиан пошёл вперёд, доставая нож.

Заросли сгустились, временами трава была по пояс. Как Лилия могла разглядеть здесь хоть что-нибудь, было ему неведомо, но он сомневался, что это были дикие гуси.

Когда Ульдиссиан приблизился к отмеченной области, волосы поднялись у него на затылке. Ужас обуял его и чуть не заставил стойкого фермера вернуться назад.

Слабый, но тошнотворный запах коснулся его носа. Он освежил в памяти воспоминания об эпидемии, о его семье.

Ульдиссиану не хотелось этого делать, но он сделал ещё один шаг.

То, что он увидел перед собой, заставило фермера припасть на одно колено. Лишь это он и мог сделать, чтобы удержать свой обед в желудке. Нож выпал из его руки — он совсем забыл про него перед лицом приводящего в ужас открытия.

То, что когда-то было человеком — по крайней мере, так решил Ульдиссиан, судя по размерам, — лежало распростёртым на земле у стволов первых деревьев. Весь его торс был порезан на куски, примерно так делал фермер, когда забивал корову. Кровь окропила всё вокруг и местами превратила грязь в алую слякоть. Часть желудка жертвы была извлечена из разреза, и мухи уже собирались над жутким источающим зловоние щедрым подарком.

Словно порезать тело было недостаточно, сбоку на горле проходил разрез, в который можно было просунуть кулак. Лицо было покрыто кровью из ран, листья и прочий сор служили как бы отделкой для причудливого ярморочного экспоната. После длительного изучения Ульдиссиан наконец определил, что не знает человека, который был примерно его возраста и чьи чёрные волосы были теперь в запёкшейся крови.

Определить личность несчастного сыну Диомеда помогла искромсанная одежда. Одного цвета мантии уже было достаточно, а символ ордена проповедника не оставлял и тени сомнений.

Ульдиссиан нашёл брата Калиджио, пропавшего прислужника Триединого.

Вздох позади напугал его. Повернувшись, он увидел Лилию, которая с широко открытыми глазами смотрела на страшное зрелище.

Внезапно она побледнела. Её глаза закатились, оставляя видимыми только белки… А потом она начала падать.

Вскочив на ноги, Ульдиссиан сумел поймать её, прежде чем она успела упасть на землю. Он держал её безжизненное тело, раздумывая, что делать. Нужно рассказать кому-то об убийстве, например капитану Тиберию, начальнику стражи Серама. Дорий, глава деревни, тоже должен знать.

Благородная дева застонала у него на руках. Ульдиссиан решил, что прежде всего он должен позаботиться о Лилии.

К счастью, громадному фермеру не составило усилий нести её. Ульдиссиан шёл так быстро, как было возможно без угрозы для его драгоценной ноши. Он должен был всё время смотреть на землю: боялся, что один неосторожный шаг приведёт к тому, что рухнут они оба.

С огромным облегчением Ульдиссиан достиг края деревни. Небо продолжало громыхать, но буря задерживалась.

— Ульдиссиан!

Он запнулся при звуке своего имени, чуть не выронив Лилию. Убедившись, что ему удалось сохранить равновесие, он повернулся на зов.

Волна страха сошла с Ульдиссиана, когда Мендельн и Ахилий торопливо приблизились к нему. Было ясно, что они сами только что прибыли. Мендельн немного запыхался, а лицо Ахилия было бледным, отражая, показалось старшему сыну Диомеда, его собственное выражение… Хотя Ахилий ещё и не мог знать о скверной находке.

Когда пара подошла к нему, он не мешкая прорычал:

— В лесу за моей спиной лежит тело! Там, где лес начинает сгущаться.

Глядя на ношу фермера, охотник пробормотал:

— Несчастный случай?

— Нет.

Ахилий мрачно кивнул. Он достал стрелу из колчана, приложил её к тетиве лука и без колебаний пошёл в направлении, которое указал Ульдиссиан.

— А с ней что? — спросил Мендельн. — Кто она? С ней что-нибудь случилось?

— Она потеряла сознание, — Ульдиссиан был необычайно обеспокоен. Он всё ещё надеялся, что Лилия очнётся, но она продолжала лежать безвольным грузом в его руках. — Она тоже увидела тело.

— Стоит ли нам отнести её к Йорилии? — Йорилия была почтенным лекарем Серама, некоторые считали её наполовину ведьмой, но её уважали за мастерство. Именно она дала братьям травяные настойки, которые, по крайней мере, облегчили агонию заболевших членов их семьи. Она сделала для Ульдиссиана и Мендельна гораздо больше, чем все молитвы вместе взятые.

Ульдиссиан покачал головой.

— Ей просто нужен покой. Должно быть, она занимает комнату в «Кабаньей голове», — он колебался. — Но мы не можем пронести её так через парадный вход.

— Там есть чёрный ход рядом с лестницей на верхние комнаты, — сказал Мендельн с гораздо большим хладнокровием, чем сумело бы сохранить большинство людей в подобной ситуации. — Ты можешь пронести её там, а я пока схожу и тихо переговорю с Тибионом, чтобы узнать, какую комнату она занимает.

Предложение брата было разумным. Ульдиссиан выдохнул с облегчением.

— Так и поступим.

Мендельн некоторое время изучал его, возможно, заглядывая глубже в душу Ульдиссиана, чем тому хотелось. Насколько понимал младший сын Диомеда, Лилия была прекрасной незнакомкой, но она не была с Ульдиссианом.

Не пускаясь в объяснения, Ульдиссиан заторопился вперёд. Спустя секунду Мендельн присоединился к нему. Они больше не говорили, сосредоточившись на деле.

Вследствие резкой смены погоды они никого не повстречали на пути. Это одновременно порадовало и раздосадовало Ульдиссиана: он хотел, чтобы Лилия без проблем оказалась в своей комнате, но и хотел, чтобы кто-нибудь из представителей власти узнал об отвратительном убийстве проповедника. В конце концов, он удовлетворился тем, что Ахилий наверняка уведомит стражу или главу деревни.

Дойдя до «Кабаньей головы», они разминулись. Ульдиссиан обошёл таверну кругом и нашёл заднюю дверь. Не без усердия ему удалось пронести благородную деву внутрь, ни разу не выпуская её из рук.

Внутри он не стал терять времени и сразу начал взбираться наверх по деревянной лестнице. К счастью, глаза посетителей таверны были в это время устремлены на его брата, который рассчитал время, чтобы войти одновременно с ним. Быстро поднимаясь, Ульдиссиан слышал, как Мендельн приветствует пару сидевших внизу людей, немного перекрывая остальные голоса в таверне.

Наверху ему ничего не оставалось, кроме как ждать. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем его младший брат наконец присоединился к нему.

— Она не занимала комнаты, — объяснил Мендельн. — Так что мне пришлось самому заказать одну, за наш счёт. Я правильно сделал?

Ульдиссиан кивнул. Он взглянул на пять дверей.

— Какая?

— Вот эта, — ответил его брат, указывая на одинокую дверь, отдалённую от остальных, — Здесь спокойнее.

С видом мрачного одобрения Ульдиссиан указал Мендельну, чтобы тот открыл ему дверь. Комната была скромно обставлена — это был Серам. Здесь не было никакой другой мебели кроме кровати с опорной рамой со стёганым ватным одеялом на ней, стола и стула возле единственного окна. На стене висели крюки для верхней одежды, немного места было отведено для сумки или дорожного сундука.

Мендельн указал на последнее, прежде чем Ульдиссиан успел вставить слово:

— Она, должно быть, путешествует с обозом. Может, мне пойти к Серентии и уладить это?

Хотя Ульдиссиану не хотелось вовлекать в это дочь Сайруса, выбора у него не было:

— Действуй.

Мендельн остановился в дверях. Встретившись взглядом с братом, он спросил:

— Откуда ты знаешь эту женщину?

— Случайная встреча, — только и вымолвил Ульдиссиан в ответ. Спустя секунду Мендельн наконец кивнул и покинул комнату.

Осторожно положив благородную деву на кровать, фермер задержался, чтобы посмотреть на неё. И вновь он был поражён совершенством её лица, и вновь гадал, что могло заставить её путешествовать по миру в одиночку. Без сомнения, Лилия могла выйти за одного из многих знатных господ. Быть может, кровные узы связывали её с одним из потерпевших поражение магических кланов? Это бы всё объяснило…

Пока он размышлял об этом, её глаза распахнулись. Тяжело дыша, Лилия приняла сидячее положение.

— Что… Что произошло?

— Вы помните, что было в лесу?

Подавив очередной тяжёлый вздох, она приложила руку к губам.

— Так это всё… Была правда? То, что я… Видела?

Ульдиссиан кивнул.

— И вы… Принесли меня сюда… Где это мы?

— «Кабанья голова». Это единственный постоялый двор в Сераме, гос… Лилия. Мы подумали, что у вас здесь есть комната.

— Но у меня нет.

Он пожал плечами.

— Мой брат позаботился об этом, а потом мы принесли вас сюда. После этого Мендельн пошёл к обозу за вашими вещами.

Она долго смотрела на него испытующим взором.

— Мендельн и ваш брат… насколько я понимаю, это один и тот же человек?

— Да.

Благородная дева кивнула сама себе, потом спросила:

— А… А тело?

— Этим занимается мой друг. Ему можно доверять в таких делах. Ахилий уведомит стражу, потом нашего главу.

Лилия подобрала колени к подбородку, затем обняла ноги. Это сильно смяло её элегантное платье, но, похоже, её это не заботило.

— Был ли… Был ли человек, которого мы нашли, тоже вашим другом?

— Он? — Ульдиссиан покачал головой. — Треклятый проповедник… Из Храма Триединого. Его напарники искали его, — подумав, он добавил. — Они прибыли вместе с обозом. А вы…

— Да, я видела их, но никогда не говорила с ними. Я мало доверяю их учениям… Как, впрочем, и учению Собора.

От этого признания, столь созвучного с мыслями Ульдиссиана об обеих сектах, у него почему-то отлегло от сердца. Но фермер быстро одёрнул себя. Отвергал Ульдиссиан или нет его воззвания, ни один человек не заслужил такого чудовищного конца.

Думая об этом, Ульдиссиан понял, что должен идти и проследить, как развиваются события. Он первым наткнулся на мёртвого проповедника, и это обязывало его рассказать представителям власти в деревне всё, что он знал.

Его бровь изогнулась, когда он подумал о благородной деве. Ему следует стараться говорить о Лилии как можно меньше. Она и так пережила слишком многое.

— Я хочу, чтобы вы оставались здесь, — приказал он, внутренне дивясь тому, что должен так говорить с высокородной госпожой. — Оставайтесь здесь и отдохните. Я должен увидеть тех, кто позаботится о теле. Вам не нужно приходить.

— Но мне следует быть там… Разве нет?

— Только если потребуется. В конце концов, вы видели то же, что и я. И вы тоже его не знаете.

Она больше ничего не сказала, но у Ульдиссиана сложилось стойкое впечатление, что Лилия знает о том, что он рискует своей репутацией, защищая её. Она вновь улеглась на кровати.

— Хорошо. Если вы этого хотите. Я подожду вас.

— Хорошо, — и он пошёл к двери, формулируя своё объяснение.

— Ульдиссиан?

Он посмотрел на неё.

— Спасибо.

Фермер вышел с пылающим лицом. Несмотря на крупное сложение, он спустился по ступеням неслышно. Внизу он осмотрелся. Все вели себя так, будто ничего не произошло — значит, новости о трупе ещё не просочились внутрь. За такую осмотрительность стоило благодарить Ахилия. Совсем скоро Серам ждёт потрясение: в последний раз здесь произошло убийство более четырёх лет назад, когда в пьяной ссоре по поводу прав на ферму старый Ароний убил своего пасынка, Геммеля. Мгновенно отрезвевший Ароний признал свою вину, и фургон повёз его в большой город, чтобы там он ответил за своё деяние.

Но резня, исход которой видел Ульдиссиан, не была вызвана крепким напитком. Это больше походило на работу сумасшедшего или зверя. Определённо, не кого-нибудь из местных, скорее какого-нибудь разбойника, проходящего мимо.

Всё более убеждаясь в этом, Ульдиссиан дал себе слово поделиться размышлениями, когда будет говорить с главой или начальником стражи. Жители Серама охотно согласятся прочесать местность, чтобы найти ублюдка. На этот раз с делом справятся на месте: крепкая, надёжная верёвка — и делу конец. Ничего другого злодей не заслуживал.

Он открыл дверь и выскользнул…

— Вот он! Вот человек, о котором я говорю!

Ульдиссиан отступил к дверному проёму, застигнутый врасплох. Перед ним стоял Тиберий — мускулистый человек, с которым фермеру довелось бороться на последнем фестивале и проиграть больше раз, нежели выиграть, — и седовласый, похожий на лиса Дорий, который смотрел на него так, будто никогда не видел прежде. За ними стояло больше дюжины человек, по большей части стражники, но также и Ахилий… И оба прислужника Храма. Тот из них, что был старше, и говорил сейчас, обвинительно указывая на ошеломлённого фермера.

Оправившись, он посмотрел на охотника.

— Ты всё рассказал им?

Прежде чем Ахилий ответил, вмешался Дорий:

— Не говори с ним, охотник. Пока нельзя. Нельзя до тех пор, пока не станут известны все факты.

— Факты уже известны! — провозгласил агент Триединого. Его напарница всё время кивала головой, когда он говорил. — Это твоих рук дело! Тебя выдали твои собственные слова! Признайся ради спасения своей души!

Ульдиссиан старался сдержать свою неприязнь к прислужнику, чтобы она не превзошла голос разума. Если он правильно понял, его обвиняют в том самом преступлении, о котором он намеревался сообщить.

— Я? Вы думаете, я это сделал? Во имя неба, я должен отвести вас туда и…

— Ульдиссиан… — пробормотал Ахилий с беспокойством.

К сыну Диомеда вернулось самообладание. Он сказал, обращаясь к охотнику:

— Ахилий! Я сказал тебе, где найти тело! Ты видел моё выражение и… — он запнулся, не желая упоминать Лилию, — и ты знаешь меня! Дорий! Ты был другом моего отца! Я клянусь его могилой, что не я злодей, который так зверски убил приятеля этих бормочущих дураков!

Он хотел продолжить, но глава деревни взмахом руки остановил его. С суровым выражением Дорий ответил:

— Ульдиссиан, сейчас мы говорим не о нём. Нет, мы говорим о другом… Хотя очень даже вероятно, что начать придётся именно с этого, поскольку я не верю в совпадения.

— О другом? О каком ещё другом?

Капитан Тиберий щёлкнул пальцами. В этот же миг полдюжины человек — полдюжины человек, которых Ульдиссиан знал с детства — окружили фермера.

Ахилий попытался вмешаться:

— Дорий, неужели это необходимо? Это же Ульдиссиан.

— Твоё слово чтут, молодой Ахилий, но это наш долг. — Глава деревни кивнул окружённому человеку. — Ульдиссиан, я уверен, что всё уладится. Просто позволь нам поступать так, как того требуют обстоятельства.

— Но за что?

— За возможное убийство человека, — рявкнул капитан Тиберий, рука которого лежала на мече, подвешенном к поясу. Ульдиссиан всего несколько раз видел начальника стражи носящим оружие, и во все разы за исключением одного он делал это в честь вышеупомянутых фестивалей и других особых случаев.

Единственным исключением был случай с убийством Геммеля.

— Но я же сказал, что не убивал его напарника! — прорычал фермер, качая головой.

— Мы говорим не о нём, — заявил Дорий. — Но об одном из подобных ему, что только ухудшает положение, молодой Ульдиссиан. Убитым был найден один из агитаторов Собора Света…

— Один из… — Ульдиссиан умолк, его мысли пришли в полное расстройство. — Но я же говорил с этим человеком совсем недавно! Меньше часа назад, может, меньше половины!

Говорил с человеком… И угрожал ему при этом на глазах у нескольких свидетелей.

— Ага, ты вспомнил его, хорошо. Да, молодой Ульдиссиан, уважаемый агент Собора был найден с перерезанным горлом… И это твой нож торчал из раны!

Загрузка...