Право по рождению

Глава тринадцатая

День за днём летели в Парте, а работе Ульдиссиана не было видно конца. Не то что бы он не мог почувствовать силу, курсирующую внутри тех, кто к нему приходил, но то, что дальше этого дело у них не заходило, не приближаясь к возможностям его или даже Лилии, удивляло Ульдиссиана. Он говорил с ней об этом, когда они лежали в постели в роскошных палатах, предоставленных им щедрым мастером Этоном, но Лилию, похоже, совсем не волновало отсутствие результатов.

— Это показывает, любовь моя, что ты даже более особенный, чем я уже знаю, — проворковала она, пробегая рукой по его груди. — Но подожди ещё несколько дней. Думаю, ты увидишь то, чего так желаешь.

— Я рад, что ты так думаешь, — ответил он угрюмо. — Мне это тем более приятно, что я знаю, как ты не рада тому, что мы всё ещё здесь, а не в Кеджане.

— Уж приспособиться я всегда смогу, дорогой Ульдиссиан. Я поневоле научилась этому.

Ульдиссиана озадачило это замечание, но, когда он посмотрел на неё снова, то обнаружил, что Лилия только что уснула. Несколько минут спустя он присоединился к ней и на несколько часов был освобождён от своих опасений.

Не прошло и двух дней, как предсказание благородной девы сбылось. К этому времени Ульдиссиан уже притронулся практически ко всем в городе. Было на удивление мало людей, которые не спешили пробуждать дар внутри себя, и ещё меньше тех, кого он сам отвергал.

Это мастер Этон назвал тех, на кого Ульдиссиану не следовало тратить время. Все они были преступниками, и потому более всех вызывали подозрение и недоверие. Будучи главным судьёй в Парте, торговец знал большинство из них в лицо. Когда он узнал, что́ делает Ульдиссиан, он тут же посчитал нужным стоять рядом с ним.

— Вон тот человек, — заявил Этон. — Будь осторожен, давая ему что-либо… — затем указал на другого. — Вот этот может перерезать тебе горло, пока ты будешь приветствовать его, так что присматривай за ним тоже.

Поначалу Ульдиссиан покорно подчинялся, но в этот день он снова увидел первого подозрительного человека, неприятного, бородатого мужа по имени Ромий. Страшный шрам проходил через бо́льшую часть его плешивой головы — без сомнения, следствие его грязных занятий. Когда Ромий понял, что за ним наблюдают, он хотел скрыться. Но Ульдиссиан вдруг решил, что хочет говорить с обладателем сомнительной репутации.

— Ромий! Ромий! Подойди ко мне!

Сотни пар глаз поглядели на Ромия. У него не было выбора, кроме как выйти вперёд, не обращая внимания на сердитые взгляды городской стражи и многих других.

Мастер Этон тоже был недоволен:

— Ульдиссиан, я знаю, у тебя добрые намерения, парень, но такие, как он, скорее, будут представлять опасность, если дать им дар…

Лилия положила мягкую ладонь на руку торговца:

— Но дорогой Этон! Как вы можете знать, что подобные Ромию уже не получили помощь Ульдиссиана? Можете ли вы утверждать, что знаете каждого злодея в Парте?

— Нет, моя леди, но я знаю треклятую их кучу — ты уж извини меня за такие слова — и этот — один из худших!

Она не была разубеждена:

— Вы видели лица тех, кто был пробуждён. Вы сами испытали это. Загляните вглубь себя. Как вы думаете, вы когда-нибудь могли бы использовать это во зло?

— Нет… Никогда… Но… — Этон запнулся.

— Никто не мог бы, — упорствовала Лилия. — Никто.

Не дожидаясь того, что ещё скажет мастер Этон, Ульдиссиан потянулся к Ромию, который скорее походил на испуганного ребёнка, чем на человека, представляющего угрозу. Плешивого человека окружало много хороших горожан, который считали Ульдиссиана кем-то вроде святого.

— Не бойся, — сказал Ульдиссиан, а затем добавил, обращаясь к толпе. — Расступитесь немного. Всё в порядке.

Когда они повиновались, сын Диомеда подтянул его ближе. Ромий нахмурился, но дал вести себя.

Всё ещё стоявшая рядом с мастером Этоном Лилия подалась вперёд и глядела пристально.

Остальные горожане смотрели с тревогой, видимо, отлично зная репутацию Ромия. Они были готовы защитить Ульдиссиана, если что-нибудь пойдёт не так.

Но сам Ульдиссиан не боялся. Как только он коснулся ладоней человека, сила внутри него стала подыматься. Ульдиссиан сразу же почувствовал, что она колеблет что-то внутри Ромия. У плешивого мужчины спёрло дыхание, удивление отразилось на его лице. Он стал выглядеть, как совсем другой человек, — такой, какому Ульдиссиан доверил бы свою жизнь.

Это… Это… — заикался Ромий.

— Да, я знаю.

Ульдиссиан, как всегда, отошёл назад, чтобы дать человеку возможность самому сообразить, что́ с ним случилось. Ромий хихикнул, как ребёнок, и слеза покатилась по его щеке. Обеими руками он схватился за макушку, пытаясь осознать.

Когда его руки опустились, Лилия вдруг крикнула:

— Ульдиссиан! Посмотри, что́ он сделал! Посмотри на шрам!

Ульдиссиан не мог посмотреть на него… Потому что его больше не существовало. Кожа, по которой когда-то проходил неровный порез, была здоровой и розовой, как восстановленное лицо Йонаса.

И это не было делом рук Ульдиссиана.

Горожане не сразу это поняли, аплодируя Ульдиссиану, думая, что это сделал он. Быстро подняв высоко руки, Ульдиссиан дождался, пока толпа затихнет, затем прокричал:

— То, что вы видите, сделал не я! Отнюдь! То, что вы видите перед собой… Чудо, которое вы наблюдаете… Ромий сделал сам! — когда народ запротестовал, он сделался более строгим. — Я говорю это, и я это знаю! Кто здесь назовёт меня лжецом?

Никто здесь не мог этого сделать. Многие стали смотреть с изумлением на Ромия, который не переставал качать головой, пытаясь отрицать правду точно так же, как это только что делали его соседи.

Но Ульдиссиан не дал ему такой возможности:

— Ромий, встань рядом со мной у фонтана! Пусть другие видят!

Не говоря ни слова, бородатый человек подчинился. Другие подобрались ближе, переговариваясь друг с другом и указывая на исцелённый участок. Ромий начал густо краснеть. Никак он сейчас не походил на закоренелого преступника, каким его назвал вначале мастер Этон.

Уму непостижимо… — пробормотал торговец сзади. — Неужели это возможно?

Лилия крепко стиснула его руку:

— Ещё как! — выдохнула она. — Теперь вы понимаете?

— Да… Да… Кажется, я понимаю…

Тем временем Ульдиссиан снова привлёк внимание публики:

— Может пройти время, прежде чем такое снова произойдёт, но теперь вы знаете, что это возможно! Не сомневайтесь, что каждый сможет делать то же самое… И сверх того!

Этого было достаточно, чтобы толпа зашлась рёвом. Многие упали на колени и благодарили Ульдиссиана, который был очень расстроен этой реакцией.

— Встаньте! Встаньте! — настоял он. Его ярость потрясла его последователей. Они смотрели со страхом.

Он не обратил внимания. Они должны были понять:

— Никто не кланяется мне! Я не король, не патриарх магического клана! Я был и всё ещё являюсь простым фермером! Может, я и потерял свою землю, свой дом, но я остаюсь собой даже притом, что мне дано! Я хочу поделиться, а не командовать! Никогда больше не преклоняйте колени передо мной! Здесь нет хозяев! Только равные!

Даже после этой речи Ульдиссиан знал, что они не совсем так воспринимают это. Они ждут, что он даст им ответы и направит по нужному пути. Он утешил себя мыслью, что действует как учитель, как проводник. Однажды они больше не будут нуждаться в нём. Возможно даже, что кто-то из них превзойдёт Ульдиссиана, и уже ему придётся учиться у них.

Но сейчас всё зависело от него. Впрочем, начальное деяние Ромия дало ему новую надежду. Каждый человек индивидуален. Как фермер, он понимал, что разные побеги приносят разные плоды. Всё, что требуется, — проявлять терпение.

У него есть время. Кеджан может подождать. Он останется здесь до тех пор, пока не будет уверен. Это пойдёт на пользу, когда он предстанет перед жителями большого города.

С новой надеждой на успешный исход дела Ульдиссиан повернулся к следующему просителю… А затем к следующему… И следующему…

На этот раз Малик был более осмотрителен. Не потому, что его пугала новая встреча с Ульдиссианом, — просто он хотел, чтобы на этот раз всё прошло гладко. Морлу в чём-то были палкой о двух концах. Они были очень способные, но их тяга к кровопролитию могла соревноваться с демонической. К счастью, хозяин выбрал способного слугу Демоса, а Демос хорошо отобрал пятерых воинов. Вместе они представляли куда большую силу, чем демоны и стражники, которыми священник командовал до этого.

Демос прямо сейчас шествовал впереди группы, с шумом втягивая воздух, словно зверь, почуявший запах. Другие морлу напряжённо сидели в своих сёдлах, ожидая, когда их на кого-нибудь натравят.

— Они шли этой дорогой, — прокряхтел Демос. Он вознёс свой шлем из бараньего черепа к небу и снова втянул воздух. — А здесь они повернули… Сюда.

— Ты уверен? — взгляд Малика последовал за вытянутой рукой.

— Я чую кровь, высший жрец, — главный морлу осклабился, показывая острые пожелтевшие зубы.

— Они держали курс на Кеджан. Когда я видел их в последний раз, они явно были на пути к нижним землям и джунглям. Поворот в этом направлении означает серьёзный крюк.

Демос пожал плечами. Для таких, как он, такие рассуждения были ни к чему. Для него было важно лишь то, где можно найти жертву, а не то, какой курс она держала до охоты.

Священник взмахнул своей изуродованной рукой — вскоре после трансформации это стало его неосознанным движением. Когтистые пальцы дёрнулись. Перед самым отбытием группы хозяин наконец сказал ему, что́ могла делать рука. Малик бы теперь с удовольствием опробовал её… Но для этого нужно было добраться до жертвы.

— Значит, мы едем сюда, — наконец объявил высший жрец.

Крякнув, Демос возвратился к своему тёмному коню. Всем морлу было очевидно, что нужно следовать этим путём, но они знали своё место и не делали ненужных комментариев. Высший жрец мог по своей воле предать их смерти, если Храму было так угодно. Они не могли поставить под вопрос его лидерство, пока так не скомандует хозяин.

С Маликом впереди банда скакала в неистовом темпе. Любопытное дело: их ездовые животные не оставляли за собой следов; более того, даже цокота копыт не было слышно. Если бы поблизости нашёлся очевидец их движения, то он мог бы заметить, что копыта даже немного не достают до земли…

Снова над Партой нависла ночь. Измученный, Ульдиссиан упал в свою постель. Он едва заметил, как Лилия проскользнула к нему, прежде чем фермера объял сон.

Вскоре он начал видеть сны — приятные сценки, где ему удавалось помочь больным и изувеченным научиться, как исцелять самим, либо помогал выжженным землям вновь расцветать. Ульдиссиан видел, как мир превращается в рай и люди достигают совершенства, о котором нельзя было и мечтать…

Затем, посреди гармонии и любви, ворвалась беда. Расщелины открылись в земле, и даже в небе образовались трещины. Словно его дом был спрятан внутри огромного яйца, и теперь что-то пыталось разбить его извне.

В следующий миг небо заполнили фигуры с пылающими крыльями, а из расщелин поднялись тьмы покрытых чешуёй чудовищ. Две страшные армии немедленно столкнулись друг с другом, и человечество было поймано посередине. Мужчин, женщин и детей разрывали в кровавые клочья не замечающие их воины обеих сторон. Мгновенно полегли тысячи.

— Стойте! — взревел Ульдиссиан. — Стойте!

Никто из воюющих не обратил ни малейшего внимания на его крики, а когда он попытался использовать свой дар, чтобы заставить их слушать, ничего не произошло.

— Они повсюду! — кричал Ахилий, вдруг оказавшийся рядом с ним. — Сделай что-нибудь! У меня стрелы почти закончились! — И правда, лучник, судя по всему, умудрился повергнуть около сотни бойцов, но они всё ещё накатывали волной. — Это твоя вина! — заявил Ахилий, разъяряясь. — Твоя вина!

— Нет! — Ульдиссиан отвернулся от охотника и его обвинений и увидел Серентию, глядящую на него издалека. Она стояла, окружённая морем яростных воинов, позабыв об угрозе. Клинки уже обрушились на её голову, но дочь Сайруса продолжала смотреть на Ульдиссиана точно так же, как публика смотрела на него сегодня.

— Я верю в тебя, — заявила она. — Я верю…

Топор, уже с зазубринами от активного применения, аккуратно отрубил ей голову. Кровь фонтаном хлынула из шеи. Пока голова Серентии падала, Ульдиссиан всё ещё читал доверие в её глазах.

— Серри! — вымолвил он. Ульдиссиан хотел ринуться туда, но вдруг чья-то рука потянула его назад. Он оглянулся посмотреть, кто это мешает ему подбежать к ней, и обнаружил, что это не кто иной, как его собственный брат… Но при виде такого Мендельна он невольно вздрогнул.

— Не беспокойся больше за неё, — сказала мертвенно-бледная фигура без единой эмоции. Лицо Мендельна было искажённым и серым, он казался полутенью. Он был закутан в тёмный плащ, плащ, колеблющийся несмотря не видимое отсутствие ветра. — Не беспокойся за неё. Теперь она моя.

Только тогда Ульдиссиан увидел фигуры позади Мендельна, лица, которые он знал по Парте и Сераму. Но их лица, как у Мендельна, были искажены, и, когда он посмотрел ближе, то увидел неровные раны и вырванную плоть.

Все они были мертвы.

Сделав своё заявление, Мендельн отплыл за Ульдиссиана, словно сам был тенью. Трупы невинных последовали за ним по пятам. Сражение разгорелось по разные стороны от тела Серентии, которое всё ещё стояло, несмотря на её смерть.

Мендельн поманил, и тело тоже присоединилось к нему.

— Подожди! — крикнул Ахилий, прыгнув вперёд. Опустив лук, он схватил окровавленную голову Серентии и поспешил к Мендельну. — Постой!

Ульдиссиан попытался последовать за ним, но перед ним воюющие легионы не расступились. Крылатые воины и их зверские противники тесно сомкнулись друг с другом, и всё же, несмотря на большие потери с обеих сторон, число их не уменьшалось. Новые потоки всё подходили и подходили, наводняя мир.

Теперь не осталось даже намёка на рай, который окружал Ульдиссиана до этого. Земля горела красным от пролитой в бойне крови, небеса были выжжены и объяты дымом.

Когда он уже почти потерял надежду, он услышал, как Лилия зовёт его. В отчаянии он стал смотреть по сторонам и наконец заметил благородную деву — её пышное убранство, — скользящую к нему сквозь побоище. Битва никак не коснулась Лилии; на самом деле, воюющие спешили уйти у неё с дороги. Прибежав, она упала прямо в руки Ульдиссиана, держа его так же крепко, как он держал её.

— Лилия… — выдохнул он, почувствовал невероятное облегчение. — Лилия… Я думал, что потерял и тебя…

— Но тебе никогда не быть без меня, любовь моя, никогда… — проворковала она и сжала его ещё крепче. Её лицо возлежало у него на груди. — Мы связаны с тобой навеки…

Благодарный, Ульдиссиан подался вперёд, чтобы поцеловать её. Лилия подняла к нему своё лицо…

Со сдавленным дыханием он попытался освободиться от благородной девы, но объятья Лилии были неразрушимы. Ульдиссиан в ужасе смотрел, как её рот приближается к его рту.

— Ты не поцелуешь меня, любовь моя? — спросила она с улыбкой… Улыбкой, обнажавшей острые зубы. Её глаза были лишены зрачков, лишь зловещая алая тень покрывала всю область под веками. Кожа была покрыта чешуёй, уши были вытянутыми и заострёнными. Волосы всё ещё были длинны, но состояли из твёрдых перьев изумрудного цвета.

Несмотря на отвратительные изменения в ней, оставалось ещё что-то такое, что пробуждало в Ульдиссиане желание, желание столь сильное, что оно пугало его. Пышное платье, которое было на ней надето, исчезло, совсем исчезло, и, хотя чешуя покрывала всю её плоть, она не скрывала того, что обычно скрывают людские одежды.

— Нет! — выпалил он, отталкивая её назад со всей силы. — Нет!

Лилия засмеялась над его жалкими потугами. Её хвост, который оканчивался тремя острыми, как кинжалы, колючками, размеренно хлестал окровавленную землю. Она сделала шаг назад на ногах, оканчивающихся копытами, какие были у коз, которых держал у себя на ферме Ульдиссиан, и предстала в полный рост перед его широко раскрытыми глазами.

— Разве я — не всё, о чём ты мечтал? Ужели я не предмет твоих стремлений? — женщина-демон снова засмеялась и, несмотря на то, что от её смеха несчастного фермера холод пробрал до костей, он возжелал её ещё больше. — Подойди, любовь моя, — Продолжила Лилия и поманила его к себе когтистыми ладонями. — Подойди… Ты — мой, тело и душа, душа и тело… Иди ко мне…

Когда она сказала это, армии внезапно прекратили борьбу и повернулись лицами к Ульдиссиану. Они медленно маршировали к нему, их шаги били в такт с ритмом голоса Лилии.

— …тело и душа… Душа и тело… Тело и…

С безмолвным криком Ульдиссиан проснулся. Он повернулся на бок и увидел, что Лилия растянулась подле него, её лицо — её красивое лицо — выражало беспокойство.

— Ульдиссиан, любовь моя! Ты заболел?

— Я видел… Других… Тебя… — положив лицо на ладони, он постепенно собирался с мыслями. — Мне снилось… Снилось. Вот и всё. Всего лишь плохой сон.

— Кошмар? — Лилия протянула ровную — без когтей — ладонь к его щеке. Ульдиссиан инстинктивно вздрогнул, вспомнив её наружность из видения. — И какой же, должно быть, это был жуткий кошмар, — добавила она, — если ты так боишься меня!

— Лилия… Извини.

Она покачала головой, давая своим распущенным волосам разметаться по обнажённому телу. Даже укрытая темнотой, она была обезоруживающе прекрасна. Желание снова наполнило Ульдиссиана, и отвратительный сон начал забываться.

Обвивая свои тонкие руки вокруг него, Лилия прошептала:

— Позволь мне помочь тебе успокоиться, позволь показать тебе, что тебе не нужно бояться меня…

— Лилия, я…

— Ш-ш!

Их губы встретились и не размыкались, пока Ульдиссиан не стал порядком задыхаться. Когда он вдохнул воздуха, благородная дева захихикала — звук, не только очень приятный сам по себе, но ещё и совсем не похожий на соблазнительный, но при этом насмешливый смех из кошмара.

— И это только начало, я обещаю, — её ладони поласкали его руки, пробежали по волосам на груди и пошли вниз.

Последние следы сна исчезли. С игривым рёвом Ульдиссиан бросился вперёд и обнял её всю. Они перекатились на другую сторону кровати, где сын Диомеда без устали работал над тем, чтобы ни малейшее воспоминание о видении больше никогда не посетило его.

Когда Ульдиссиан снова заснул, он был в настроении, которое предрасполагало только к хорошим снам, а никак не к кошмарам. Крепко похрапывая, он лежал на животе, одну руку бездумно положив на Лилию.

Но Лилия не спала. Лёжа на спине, она витала в воспоминаниях, что были далеки от кровати и Ульдиссиана.

Среди людей много тех, кто видит в снах знамения, и Лилия знала, что он могут быть недалеки от правды. Сны могут быть вещими; она это знала лучше, чем кто бы то ни было. Пока они занимались любовью, ей удалось собрать кое-какие обрывки, которые Ульдиссиан даже не осознавал, что произносил. Собранные воедино, они создали картину, которая чуть не заставила её забыться. К счастью, её силы быстро исцелили то, что при других обстоятельствах оставило бы ужасный шрам на спине Ульдиссиана.

Да, сны могли быть вещими, и в случае Ульдиссиана так могло и быть. Тем не менее, у них могла быть и другая причина, которая больше заботила Лилию.

Сны — особенно кошмары — могли служить также предостережением.

Лилия знала лишь то, о чём эти предостережения. Но она не знала, откуда они исходят. Она сделала всё возможное, чтобы скрыть своё присутствие от тех, кто может её узнать. Безусловно, они теперь могут подозревать что-то, но они тоже должны действовать осторожно. Иначе всё может открыться Высшему Небу. Никто, даже он, не хочет, чтобы оно обнаружило существование Санктуария.

Поэтому она всё ещё была в выигрыше, по крайней мере, насколько она могла судить.

Но этот сон продолжал тревожить её. Не похоже это было на чью-то попытку сорвать её планы… Но что же ещё это могло быть?

«Это не имеет значения» — сказала она себе. Она владеет ситуацией. Это она пробудила силу нефалемов в глупце подле себя, и с его помощью она поднимет её в каждом смертном. Ничто не остановит её.

А если Ульдиссиан уль-Диомед в какой-то момент перестанет быть послушной марионеткой, Лилия просто убьёт его и найдёт другого простофилю. В конце концов, на свете столько мужчин…