Право по рождению

Глава пятая

Когда хаос захватил Серам, Ахилий первым делом подумал не о себе и даже не об Ульдиссиане. Он подумал о Серентии, как и все, захваченной врасплох на открытом пространстве. Охотник ринулся к дочери Сайруса, по пути увёртываясь от кружащегося в воздухе колеса от повозки и чего-то, похожего на останки огородного пугала.

Издалека раздался крик. Ахилий увидел торговца, тоже бегущего к ней. Но стоявшая ближе к охотнику Серентия не видела и не слышала своего отца.

В этот самый момент значительный кусок крыши оторвался от казарм стражи. Он полетел по воздуху, словно гигантская чёрная птица, теряющая высоту в предсмертной агонии… А затем обрушился с точностью топора палача на ничего не подозревающего Сайруса.

Ахилий кричал, но, как и торговец, не мог перекричать бурю. Мороз пробежал по его коже. Охотник знал, что ему остаётся только одно.

Как только сумел, Ахилий прыгнул к Серентии. Он схватил её подобно тому, как хватал добычу, пытающуюся вырваться из силков, которые он расставил. Осторожничать было некогда: главное было не дать дочери торговца увидеть грядущую страшную сцену. Для Сайруса ничего нельзя было сделать: он был слишком далеко.

Хотя ему удалось закрыть обзор ей, с собой поделать Ахилий ничего не мог. Заворожённый очарованием смерти, он смотрел, как кусок крыши настигает Сайруса сзади. Сила, с какой обломок ударил человека в затылок, дала понять, что надежды нет. В самом деле, острый край отделил кости и плоть с ужасающей лёгкостью, и, несмотря на то, что он не мог ничего слышать из-за ветра, опытный охотник знал наверняка, насколько жутко звучало обезглавливание Сайруса.

К счастью, остальная часть обломков похоронила обезображенное тело под собой, скрывая его от глаз. Серентия в этот момент стала вырываться. Когда она посмотрела на Ахилия, на её лице отражалось удивление… И, возможно, смущение, если краснеющие щёки говорили именно об этом. Ахилий вдруг почувствовал себя очень некомфортно, и не только потому, что только что наблюдал гибель её отца.

Пожалуйста, отпусти меня, — крикнула она, её голос был еле слышен. — Ты видел Ульдиссиана?

Охотник сам смущался всё больше. Не зная о трагической кончине отца, она первым делом подумала о фермере и ни о ком ещё. Конечно же, не об Ахилии.

Но при этом её забота о фермере давала некоторую отсрочку перед тем, как сказать ей, что стало с её отцом. Сейчас было не время Серентии узнать об этом. Кроме того, если бы она попыталась достать тело отца при этой безумной погоде, была бы высока вероятность, что она разделит его судьбу.

— Я видел, как он бежал к кузнице! — наконец крикнул он в ответ. Несмотря на сильные лёгкие, Ахилию самому пришлось крикнуть ещё раз, чтобы дочь торговца расслышала. Он поставил её на ноги, заботясь о том, чтобы не развернуть её в сторону страшной картины. — Держи крепко меня за руку, а не то тебя может сдуть!

К его облегчению, Серентия подчинилась беспрекословно. Ахилий потянул её туда, где в последний раз видел своего друга, преодолевая боровшийся с силой вепря ветер. Он не знал, что они будут делать, когда найдут Ульдиссиана, — если найдут. Фермер считался заключённым, в глазах кого-то он выглядел убийцей, и долгом Ахилия было либо убедить своего друга вернуться и отдаться в руки правосудия, либо, если не удастся, заставить его это сделать. Но охотник уже достаточно насмотрелся, что это было за правосудие, и сама мысль о выдаче Ульдиссиана инквизиторам — или даже Тиберию — не улыбалась Ахилию.

Что важнее, если он вернёт Ульдиссиана в Серам, чтобы тот предстал перед обвинителями, лучник без сомнения навсегда очернит себя в глазах Серентии.

Они добежали до края деревни, остальные разбегались мимо них в разных направлениях. Доски отрывались от зданий и присоединялись к обломкам в воздухе, увеличивая опасность. Ведро для воды, оторванное от деревенского колодца, ударило в грудь человека Тиберия, уронив его на спину. Ахилий хотел остановиться возле лежащего навзничь тела и проверить, жив ли тот, но побоялся, что это подвергнет опасности Серентию.

Он почувствовал большое облегчение, когда они добрались до леса. Его чутьё позволило немедленно оценить разницу между погодой здесь и бушующей бурей в Сераме. Это было почти как укрыться за закрытой дверью. Листва едва колыхалась, и завывание притихло.

Несмотря на это, охотник не замедлился, пока они оба не оказались на порядочном расстоянии от края деревни. Только тогда Ахилий остановился возле огромного дуба, да и то скорее ради своей спутницы.

— Ты в порядке? — спросил он.

Серентия кивнула, восстанавливая дыхание. Её взгляд блуждал по лесу в поиске.

— Мы найдём его, Серри, — пробормотал он, немного не в себе после того, как удалось помочь ей выбраться из хаоса. Потом Ахилий вспомнил о Сайрусе, и чувство вины накрыло его с головой.

— Я вот думаю, а если… — начала дочь торговца, но внезапно остановилась, когда неожиданная тишина установилась в воздухе.

Они оба оглянулись на свой дом. Молнии перестали бить, и ветер тоже стих. Но самым поразительным было то, что облака не просто начали редеть, но как будто бы через них уже начало проглядывать солнце.

— Хвала небесам! Это чудо! — промолвила Серентия. Ахилий в свою очередь почувствовал странное благоговение — ощущение, которое ему до сих довелось пережить только один раз… Когда он впервые прикоснулся к древнему камню.

Серентия сделала шаг по направлению к Сераму, но охотник повлёк её в противоположную сторону.

— Ульдиссиан! — напомнил он ей, хотя фермер сейчас не был для него главной причиной, по которой стоило держаться подальше от деревни. — Сюда, забыла?

Дочь торговца кивнула с прежним выражением решимости на лице. Ахилию вдруг захотелось, чтобы такое выражение было отведено для него.

Хотя он знал, что видел Ульдиссиана шедшим по направлению к этой части леса, Ахилий обнаружил, что отслеживать фермера труднее, чем он ожидал. Ульдиссиан практически не оставил следов после себя. По сути, охотнику пришлось половину времени угадывать путь, поскольку его друг, как выяснилось, шёл по лесу незаметнее зверя. Если бы не особое чутьё Ахилия, то чутьё, о котором он никогда не упоминал, но которое всегда давало ему преимущество, когда он шёл по следам зверя, то следовать за Ульдиссианом было бы невозможно.

И это чутьё, это знание, которое позволяло Ахилию верно выбирать путь, также сообщило ему, что кто-то ещё сопровождал Ульдиссиана в лесу. Это был незнакомый след, и по лёгкости отпечатка он заподозрил, что это благородная дева. Кто ещё? Если Ульдиссиан и скрывал что-то, то ради неё. Её было ещё труднее отследить, чем фермера.

Почему-то это опять навело Ахилия на мысль о камне. С тех пор, как он обнаружил его, продолжали происходить странные и будоражащие события, некоторые из них казались ему неоспоримо неестественными. Ахилий припомнил символы на камне и стал гадать, сможет ли Мендельн со временем перевести их. Мендельн ведь умный. Возможно, он даже сможет объяснить эту ужасную бурю и…

Охотник остановился на пути, из-за чего Серентия натолкнулась на него. Он смотрел назад.

Предположив, что там кто-то есть, дочь Сайруса тоже посмотрела туда.

— Что там?

— Ничего… — он снова потянул её вперёд. Ахилий не мог вернуться за Мендельном. Брату Ульдиссиана придётся постоять за себя. Конечно же, где бы он ни был, он в безопасности. Лучник даже не мог припомнить, чтобы видел его, когда Ульдиссиана вывели к брату Микелию.

«Он может постоять за себя, — уверял себя Ахилий. — Мендельн очень умный. Он очень много знает. Я должен думать о Серри. Я должен найти способ рассказать ей об отце… Может быть, когда мы найдём Ульдиссиана… Может быть, после… Да, с Мендельном покамест всё будет в порядке…»

Охотник продолжал повторять про себя последнюю фразу, надеясь в конечном счёте поверить, что учёный Мендельн и в самом деле будет держаться подальше от неприятностей.

Надеясь, но не ожидая.

Мендельн прибыл на окраину деревни, как раз когда небеса объявили войну её жителям. В отличие от остальных жителей Серама он стоял на месте и с восхищением смотрел, как природа ведёт себя образом, совершенно противоположным тому, который он привык считать нормальным. Бури не разят столь выборочно без предупреждения. Ветер не дует с силой урагана только в пределах деревни, тут же на месте и умирая.

Только когда необыкновенное явление неожиданно завершилось, Мендельн пошевелился и вошёл в Серам. Центр деревни был весь в руинах; несколько человек лежали на земле. Ненормальность того, что произошло, начала проникать в сознание… Как и то, что всё это случилось очень вовремя для Ульдиссиана.

Последнее суждение приобрело ещё больший вес, когда Мендельн подошёл к обожжённому, изуродованному телу, в котором он по внешнему виду узнал старшего священника Собора Света, верховного инквизитора. Страшный разряд молнии мало что оставил от него, а вонь должна была побудить Мендельна отойти подальше… Но какая-то нездоровая притягательность заставила младшего сына Диомеда приблизиться к безобразному трупу.

Но когда он подошёл на расстояние вытянутой руки, сильное ощущение поразило его подобно удару твёрдого кулака. Мендельн отшатнулся назад с ощущением, будто кто-то яростно на него кричит. Он продолжал отступать, вдруг почувствовав, что не хочет быть сколь-нибудь близко рядом с горелыми останками.

Затем кто-то позади него закричал: «Где она? Я не могу найти её… Я не могу найти её…»

Мендельн повернулся на голос, но никого не увидел. Хмурясь, он махнул на это рукой и принялся искать брата.

«Славный Мендельн! Ты не видел её? Ты не видел мою дочь?»

Уголком глаза Мендельн увидел, что кто-то стоит рядом с огромным куском оторванной крыши, покрывающим землю. Тем не менее, когда он повернулся, фигура исчезла… Либо её там никогда и не было.

Но ему показалось, что он узнал её. «Мастер Сайрус? — позвал он нерешительно. — Мастер Сайрус?»

Ответа не последовало, но Мендельна снова что-то будто дёрнуло за руку, на этот раз побудив подойти к обломкам крыши. Когда он сделал это, он почувствовал что-то под поверхностью дерева. Нагнувшись, Мендельн потянул за обломок. Дерево оказалось даже тяжелее, чем он думал, но, поднажав всем весом, чтобы пододвинуть его вперёд, брату Ульдиссиана удалось добиться некоторого успеха. Постепенно то, что было скрыто там, стало открываться взору…

С губ Мендельна сорвался крик, он отпустил обломки. Он покачал головой. Ощущение испуга, какого он не испытывал со времени смерти его родителей, братьев и сестёр, поднялось и накрыло его с головой.

И всё же в этот самый момент знакомый голос снова спросил: «Где она? Где моя Серентия?»

Только тогда Мендельн осознал, что голос звучит в его голове. Дрожа, он отступил от обломка крыши и того, что было погребено под ним.

Что-то острое упёрлось ему в спину. Он начал поворачиваться, но тут его схватили несколько пар сильных рук.

Суровое лицо стража инквизитора оказалось в нескольких дюймах от его собственного.

— Ты! — рявкнул стражник. — Ты в родстве с Ульдиссианом уль-Диомедом, обвинённым еретиком и убийцей? Признай это! Кто-то говорил, что ты его брат!

Всё ещё пытаясь постигнуть, что перед этим произошло, Мендельн молча кивнул. К несчастью, этого оказалось достаточно, чтобы захватившие его в плен повели его через деревню к группе местных, которые стояли под надзором четырёх других стражников. Мендельн насчитал примерно двадцать человек в этой группе, их широко раскрытые глаза и движения напомнили ему отару овец, которую ведут на убой.

Дорий неподалёку спорил с одним из приспешников Собора. Тиберия нигде не было видно. Несколько его людей стояли рядом с Дорием, но выглядели так, словно они не знают, что делать и нужно ли вообще что-нибудь делать.

— Но у вас нет прав задерживать этих добрых людей! — настаивал глава деревни.

— Властью, данной подписанными соглашениями между Кеджаном и Собором, у нас есть все права, какие нам нужны или желательны! — ответил надменно главный стражник. Затем добавил, обращаясь к человеку Тиберия. — В свете этого, полномочия вашего капитана передаются нам! Вы подчиняетесь всем приказам Собора, и первый приказ — отвести вашего главу в его казармы и заключить его там!

Один из местных попробовал протянуть руку к Дорию:

— Что мы должны…

— Я не двинусь с места! — настоял Дорий.

— Тогда, если это неповиновение, у меня не остаётся выбора, кроме как поручить некоторым из моих людей разобраться с вами… А затем и с ними.

Глава посмотрел на грозных воинов, затем на свою собственную стражу. Покачав головой, он неохотно повернулся и повёл последних прочь.

С отступившим Дорием и отсутствующим Тиберием — Мендельн теперь подозревал, что капитана ударила одна из молний — судьба брата Ульдиссиана и остальных была всецело в руках стражи инквизиторов Собора. Мендельн не питал такого же отвращения к секте, но в данный момент он не мог представить судьбы для невинного человека хуже той, которая теперь ждала его. Наверное, воины представляли всё это как результат использования магии — заявление, которое даже Мендельн не мог полностью исключить. Определённо, разумного объяснения тому, что произошло, не было.

— Вступить в круг! — проревел один из тех, кто пленил его.

Мендельн поплёлся к остальным. Те немедленно стали расступаться перед ним в страхе, подталкивая вперёд своих товарищей. Даже те, кто знал его с детства, смотрели на Мендельна, словно на изгоя.

Вернее, брата изгоя.

— Это он, — сказал тот же стражник, который подтолкнул сына Диомеда вперёд.

Мендельн повернулся лицом к стражнику, который, хотя и был на пару дюймов короче фермера, с лёгкостью взирал на него свысока. Широкое, грубое лицо больше подошло бы бандиту, чем представителю святого ордена.

— Брат еретика и волшебника, не так ли? — вопросил главный стражник тоном, который не требовал от Мендельна ответа. — Где Ульдиссиан уль-Диомед? Ответь сейчас же, и сможешь избежать его участи!

— Ульдиссиан ничего не сделал!

— Его вина доказана, его мастерство в нечистом искусстве не подлежит сомнению! Его душа потеряна, но твоя ещё может заслужить прощение. Просто выдай его нам!

Слова казались Мендельну полной чушью, но стражник, очевидно, верил во всё, что говорил. Не боясь наслать проклятья на свою душу, Мендельн решительно покачал головой.

— Тогда мы начнём с тебя… И остальные здесь, все, кто братается с еретиком, будут учиться на твоём примере!

Так же быстро, как они подтолкнули его к другим, стражники вытащили Мендельна из толпы. Они отвели его на открытое место. Когда фермера заставили опуститься на колени, он увидел, как главный страж подошёл к своей лошади, чтобы взять там длинный, плетёный бич, свернутый и прикреплённый к седлу. Стражник развязал петлю, связывающую бич, позволяя зловещему оружию вытянуться в полную длину. Он один раз опробовал бич — щелчок заставил Мендельна содрогнуться сильнее, чем сильнейший гром.

С твёрдой решимостью на лице главный страж вернулся назад к Мендельну, который плотно закрыл глаза и приготовился к пытке.

Это простое совпадение. Вот и всё. Простое совпадение.

Но когда Ульдиссиан посмотрел в сторону Серама, острое сомнение стало жечь его изнутри. Он снова вспомнил, как ужасно выглядела лодыжка Лилии… И как несколько мгновений спустя она уже казалась нетронутой. Страшная буря налетела на деревню сразу, как только брат Микелий начал его обвинять. Каковы шансы, что молния попадёт так точно?

«Совпадение! — продолжал Ульдиссиан повторять про себя. — И только!»

Но даже он не был полностью в этом уверен.

Фермер продолжал стоять на одном месте, не в силах решить, что делать дальше. А затем, нежданно-негаданно, в его мысли проник так хорошо ему знакомый облик.

Облик Мендельна… И вместе с ним возникло чувство безотлагательности, ощущение надвигающейся угрозы.

С беззвучным криком Ульдиссиан устремился в Серам.

— Ульдиссиан! — позвала его Лилия. — В чём дело?

— Мой брат! Мендельн… — вот и всё, что он мог сказать. Необходимость добраться до деревни скорее, чем что-нибудь ужасное произойдёт с Мендельном, затмила всё прочее. Ульдиссиан не задумывался о том, как он узнал, что его брат в опасности. Главным было уберечь Мендельна от беды, пусть даже ценой нового плена.

Неожиданно кто-то возник перед ним. Ульдиссиан приготовился дать отпор… А затем узнал Ахилия и Серентию.

— Ульдиссиан! — выпалила дочь торговца. — Какое счастье, что с тобой всё в порядке!

Лучник тоже начал говорить, но, хотя он и был рад видеть их, Ульдиссиан не замедлился. Он чувствовал, что времени нет. Не извиняясь, фермер миновал пару, и каждый неистовый удар его сердца кричал о том, что нужно поторопиться.

Вот стало видно окраину деревни. Его надежды возросли.

Но потом эхо донесло до него резкий звук щелчка, который заставил сердце Ульдиссиана обливаться кровью.

Со сжатыми зубами, с остатками уже прерывающегося дыхания сын Диомеда влетел в Серам.

То, что он там увидел, переполнило его отвращением и яростью. Он увидел, как многие его товарищи собраны в груду, словно скот, как страх и смятение отражаются на их лицах. Мрачные стражи инквизиторов направили на них своё оружие.

Но гораздо, гораздо худшим было то, на что смотрела деревня. Подле разрушенного колодца главный страж инквизиторов поставил на колени Мендельна. Другой закованный в броню стражник следил за тем, чтобы брат Ульдиссиана не мог встать. Кто-то оторвал заднюю часть туники Мендельна, и теперь на его спине красовались длинные красные полосы.

Красные полосы, оставляемые длинным бугристым бичом главного стража.

Наконец офицер заметил Ульдиссиана, затем поднял бич для очередного удара.

— Сдавайся, Ульдиссиан уль-Диомед, или твоему брату придётся страдать дальше!

Нелепый смысл этих слов, настаивающих, что виной Ульдиссиана будет, если Мендельна снова ударят, только ещё больше разъярил фермера. Ему хотелось хлестать их так же, как они осмелились хлестать его брата…

Бич во всю длину вытянулся над офицером, словно подхваченный внезапным порывом ветра. Испуганный, страж потянул за него, пытаясь вернуть его вниз, но переплетённая нить вместо этого обкрутилась вокруг его шеи.

Он попытался снять её, но бич внезапно затянулся. Глаза офицера расширились, он освободил руку из захвата, чтобы попытаться сорвать бич двумя руками. Отрывистый звук излетел из него.

Ближайший к Мендельну стражник бросился помогать своему командиру, одновременно пытаясь вложить в ножны своё оружие. Но его рука внезапно повернулась, и клинок оказался над ножнами. Каким-то образом клинок отклонился и погрузился в тело прямо под нагрудником.

Прикрыв рану ладонью, так что кровь стала сочиться сквозь пальцы, ошеломлённый стражник натолкнулся на офицера, у которого глаза лезли из орбит и который в отчаянии хватал смертельную петлю на своей шее. В конце концов, раненный стражник рухнул рядом с Мендельном, который отпрянул в потрясении. Секунду спустя офицер испустил последний вздох и присоединился к нему. Бич остался затянутым вокруг его горла.

— Ульдиссиан! — крикнула Лилия откуда-то сзади. — Берегись остальных!

Он огляделся по сторонам и увидел, что оставшиеся стражники инквизиторов подбираются к нему. Какой-то части Ульдиссиана захотелось бежать, но его ярость всё ещё преобладала. Он взглянул на вооружённых людей, которые злодействовали во имя своих святых сект.

Один из них запнулся. Меч в его руке повернулся…

Край его лезвия мастерски перерезал горло соседнему стражнику, тот издал булькающий звук и упал. Упав, он выронил своё оружие, которое каким-то образом пронзило ступню другого стражника. Этот стражник перекрутился, а потом полетел на землю вниз головой. Был слышен хруст, и инквизитор замер с головой, лежащей под странным углом.

Но теперь остальные стражники окружили Ульдиссиана, и он смотрел на них, как на паразитов, которые хотели сожрать его растения. Для фермера они были именно этим. Фермер вспомнил, как однажды они заполонили одно хранилище с зерном. Он сделал единственное, что могло помешать существам распространиться. Он сжёг хранилище, сжёг вместе с паразитами…

Сжёг их…

Передний стражник закричал. Он выронил меч и в ужасе уставился на свои руки, которые стали чернеть у всех на глазах. Не успел он сделать и вздоха, как плоть полыхнула, мускулы и сухожилия обратились в пепел. Даже кости чернели всё больше и больше, пока не осталось ничего.

Потом со стражником произошло то же, что и с его рукой. Его лицо сморщилось, а тело стало трястись, даже его броня стала тускнеть, словно была брошена в яму с пылающим углём. Он закричал, но крик его прервался, когда его язык рассыпался пеплом.

Затем исчезли глаза, оставив после себя лишь жуткие отверстия. Рассыпающаяся чёрная фигура обращалась в груду костей, которые продолжали дымиться, пока не обращались в прах.

Его товарищи не успели ужаснуться его судьбе, потому что тут же разделили её. Их короткие крики были пронзительны, их смерть знаменовал лязг пустой брони и выпавшего оружия.

Только после того как все они обратились в пыль, разум вернулся к Ульдиссиану… Он уставился на чудовищную картину, которую даже сейчас не мог до конца связать с собой. Но фермер не мог и отрицать того яростного побуждения, которое пронизало его насквозь, побуждения, которое он направил на несчастных людей.

Неестественная тишина нависла над Серамом. Наконец Ульдиссиан оторвал взгляд от ужасных останков и посмотрел на своего брата, который стоял в нескольких шагах от него. Дыша с трудом, очевидно, всё ещё чувствуя боль после ударов жёсткой плети, Мендельн смотрел с изумлением на своего старшего брата.

— Ульдиссиан, — в конце концов сумел он прошептать.

Но Ульдиссиан теперь смотрел не на Мендельна, а дальше, где остальные жители деревни стояли тесной группой, несмотря на то, что пленившие их люди были мертвы. В их глазах фермер увидел не облечение, но ужас.

Ужас, вызванный им…

Ропот возник внутри группы. Когда Ульдиссиан протянул руку в их сторону, они все, как один, отодвинулись.

Тогда Ульдиссиан тоже сделал шаг назад. Он посмотрел вокруг и увидел, что другие жители выбираются из своих убежищ. Те, кого он знал с детства, теперь смотрели на него точно так же, как недавние пленники.

Я ничего не делал… — пробормотал он скорее себе, чем остальным. — Я ничего не делал, — заявил сын Диомеда громче.

Но он знал, что люди Серама считают по-другому. Теперь они верили, что это он убил обоих проповедников. Как могло быть иначе? У них на глазах одного человека ударила молния, другой был пронзён своим собственным оружием, остальные были перебиты страннейшим образом.

Ульдиссиан заметил Тибиона. Он вышел вперёд к владельцу «Кабаньей головы». Старик был почти как отец ему со времени смерти Диомеда. Тибион по крайней мере мог рассудить здраво…

Дородный Тибион подался назад с каменным выражением лица, за которым он пытался скрыть отвращение и тревогу. Он молча качал головой.

Кто-то потянул Ульдиссиана за рукав. Мендельн. Морщась от боли, брат прошептал:

— Ульдиссиан… Пошли отсюда. Скорее!

— Я должен заставить их рассудить здраво, Мендельн! Они не могут верить…

— Они верят. Думаю, даже я верю. Это не имеет значения! Посмотри вокруг! Ты больше не Ульдиссиан для них! Ты — злодей, каким тебя назвал верховный инквизитор Собора! Только это они видят!

Плотно сдвинув брови, Ульдиссиан смотрел по сторонам. Всё та же злоба на лицах.

Снова объявился Дорий… И Тиберий вместе с ним. Рука капитана была перевязана, на его правой щеке виднелся глубокий порез. Позади них шли люди, которым было приказано запереть главу в его собственных казармах.

Наконец заговорить с Ульдиссианом решился Тиберий:

— Стой на месте. Больше никаких проклятых штучек, Ульдиссиан, заложи руки за спину…

— Всё это не я! — настаивал фермер, зная, что его протест снова останется неуслышанным. — Вы просто должны выслушать меня…

— Лучники на позициях, — с беспокойством вмешался Дорий. — Ульдиссиан, пожалуйста, будь благоразумен…

Фермер затрясся. Никто не выслушает его. Его окружало безумие. Они видели в Ульдиссиане убийцу, чудовище.

Отвлечённый бурей чувств внутри себя, он едва заметил, как Тиберий лёгким движением подал знак. Слова главы живо встали перед ним. Лучники. Те, кто когда-то были его друзьями, теперь готовы были скорее убить его, чем войти в его затруднительное положение.

Нет! — закричал Ульдиссиан. — Нет!

Земля затряслась. Люди стали валиться на землю. Какой-то свист коснулся его ушей.

Когда дрожание охватило Серам, рука потянула Ульдиссиана прочь. Но это была рука не Мендельна, а Лилии.

— Это единственная возможность! Идём!

Не будучи способным — и не желая — больше думать, он позволил ей вывести его из деревни. Хотя те, кто был вокруг, судя по всему, не могли следовать за ними с той же скоростью, ни фермер, ни благородная дева не испытывали никаких трудностей.

Кто-то выкрикнул его имя. Несмотря на усилия Лилии, Ульдиссиан оглянулся и увидел Мендельна на четвереньках. Его брат пытался пойти за ним, но испытывал те же проблемы, что и остальные в Сераме.

Не обращая внимания на протесты Лилии, он возвратился за Мендельном. Мендельн схватил протянутую руку и внезапно обнаружил, что может подняться на ноги. Крепко держа его за руку, Ульдиссиан вывел своего брата из хаоса деревни.

— Лошади! — крикнул Мендельн, перекрывая шум. — Нам нужны лошади!

Ульдиссиан хотел было возразить, что у них нет времени позаботиться хотя бы об одной лошади, не говоря уже о пяти, но внезапно перед ними проскакала лошадь. За ней бежало ещё несколько, на всех были сёдла Собора Света. Они поскакали прямо к лесу… Прямо в руки ожидавшего их Ахилия.

Умеющий обращаться с животными, охотник легко изловил трёх из них. Серентия ухитрилась поймать ещё одну, но пятая убежала.

Ульдиссиан остановился рядом с охотником, лучшие друзья поглядели друг другу в глаза.

— Нам надо уезжать подальше отсюда, — наконец сказал Ахилий, передавая поводья двух лошадей фермеру. — И оставаться там, пока они не придут в себя.

Но оба мужчины знали, что это никогда не произойдёт. Ахилий и Серентия, да, могли вернуться, и сделали бы это, если бы фермеру было куда идти. Что касается Ульдиссиана и, исключительно из-за кровной связи, Мендельна, то им придётся попрощаться со своим домом навсегда.

— У нас только четыре лошади, — выдохнула дочь торговца. — Ульдиссиан, мы могли бы…

— Я поскачу с тобой, Ульдиссиан, — вмешалась Лилия. — Пусть она берёт другую лошадь.

Серентия была готова спорить, но Ульдиссиан в ответ на слова благородной девы уже вернул одни поводья. Ахилий тут же протянул их Мендельну, который смотрел на поводья, словно это были змеи.

— Забирайтесь на лошадей! — поторопил лучник. — Похоже, дрожание ослабевает!

И точно, в Сераме всё понемногу затихало. Ульдиссиану стало интересно, возобновится ли дрожание с новой силой, если он захочет, но затем он проклял себя за подобные мысли. Независимо от того, был он виновен или нет, многие люди уже пострадали, некоторые даже были убиты. Желать дальнейшей опасности для них было, по его мнению, не менее ужасно, чем совершить преступления, в которых его обвиняли.

Он посмотрел на тех, кто был возле него. Из их всех Серентия был самой невинной. Конечно, по крайней мере она может вернуться прямо сейчас, а не после.

— Серри! Возвращайся в деревню! Никто, наверное, не видел тебя! Возвращайся к своему отцу и братьям…

Она посмотрела на него непокорным взором.

— Нет, пока я не буду уверена, что ты в безопасности!

К удивлению Ульдиссиана, Ахилий занял её позицию, а не друга.

— Ей следует ехать с нами, пока всё не утрясётся. Ну всё, хватит болтать!

— На юго-восток! — провозгласила Лилия ни с того ни с сего. — Едем на юго-восток! Там будет безопаснее всего!

Не знакомый с теми местами, Ульдиссиан посмотрел на охотника, но Ахилий только пожал плечами. Ему доводилось быть от Серама не дальше, чем его товарищам.

Лилия наклонилась к уху Ульдиссиана, её дыхание было тёплым и побудительным.

— Верь мне, — прошептала она. — Юго-восток.

— Ну что, на юго-восток! — пробасил он остальным. — Подальше от этого безумия…

С благородной девой, обвившей руки вокруг его пояса и положившей голову ему на спину, Ульдиссиан уль-Диомед подстегнул коня. Позади него ехали остальные, Ахилий замыкал группу.

«Всё разрешится само собой, — убеждал фермер себя. — Всё разрешится само собой». Каким-то образом всё встанет на свои места, и он сможет начать новую жизнь, хотя, пожалуй, не поблизости от Серама. Его связи с другими жителями деревни оборваны навсегда. Он больше никогда не сможет доверять им, точно так же, как они не смогут доверять ему. Обвинения и воспоминания будут всегда витать в воздухе.

Но Ульдиссиан может начать всё заново где-нибудь в другом месте, забыв обо всём, что случилось в Сераме. Всё, что нужно фермеру, — это добрый кусок земли да крепкие руки. У него есть и то, и другое. Он может построить новый дом, быть может, достаточно просторный для семьи. Лилия пожертвовала многим ради него. Он должен что-нибудь да значить для неё, несмотря на различия в положении. Вместе они смогут оставить прошлое позади, чтобы построить новое будущее.

Если Собор и Храм позволят им, так тому и быть…