У Белинды, как у госпожи империи, охватывающей все тайное брюхо Танфера, нанимательницы тысячи с лишним человек, имелись обязанности за пределами «Огня и льда». И ей следовало заняться расследованием. Однако она продолжала сидеть на твердом складном кресле — плоде гения Кипа Проуза и продукции смекалки Объединенной производственной компании, — пристально глядя на Морли и что-то бормоча.
Мисс Ти принесла четыре стула. В сложенном виде они почти не занимали места. Без сомнения, они стоили целое состояние. И в течение недели наверняка появятся дешевые подделки, если я останусь здесь, вместо того чтобы сражаться за права Объединенной на интеллектуальную собственность.
Существуют законы, но мы должны сами претворять их в жизнь.
— Белинда?
Она не ответила.
— Эй, девушка. Слушай внимательно. Здесь работает следователь. Давай возобновим игру в вопросы и ответы.
Она обратила на меня усталые глаза.
— Давным-давно, два дня и несколько часов назад, ты рассказала мне кое-что о ситуации Морли. С тех пор произошли некоторые изменения, и все они вели в сторону меньшей точности и большей неопределенности.
— Такое может случиться, когда говоришь со свидетелями.
— Верно. У тебя был свидетель. А теперь у тебя его нет?
— Как я уже сказала, он исчез. В любом случае его история не выдерживала критики.
— Звонарь.
— По здравом размышлении я полагаю, что он разнюхивал след Морли. Тогда я не мыслила ясно. И не скрывала того, что Морли жив.
— Мог ли этот «свидетель» быть самим преступником?
— Не знаю.
— Сержант Берри настаивает на том, что мы имеем дело с психом. Может быть, он — один из тех, кто кормится в гуще толпы вокруг места преступления? Некоторые даже пытаются втереться в круг жестяных свистулек, чтобы можно было ходить за ними по пятам во время расследования.
— Может быть. Бьюсь об заклад, что этот субъект болен более чем в одном отношении.
— Помнишь, каков он был с виду?
— Если бы я была художницей, я могла бы его нарисовать.
— У тебя не получается рисовать животных и людей.
— Не получается.
— Мы можем нанять художника.
— Сомневаюсь… Дьявол. Я знаю, что слабовата насчет описаний.
— Я подумал: мы могли бы попросить Покойника поймать мысленную картинку и передать ее умелому художнику. В Танфере есть хорошие портретисты.
Белинда кинула на меня такой свирепый взгляд, как будто собиралась испепелить меня одной только силой воли.
— Я так и думал, что ты слишком параноидальна, чтобы сделать это простым способом.
— Параноидальна? Я? Ах ты, деревенщина…
— Положим, он и вправду порылся бы у тебя в голове?
Она не ответила. Мысль об этом ужаснула ее.
— Он ведь уже делал это раньше. И ты это пережила. Да и что он сделает с тем, что там найдет? Кроме того, что будет излучать самодовольство, потому что заглянул тебе под юбку?
Белинда не готова была ответить. Ее выручило появление встревоженной мисс Ти.
— Вам лучше спуститься вниз, мадам! — выпалила мисс Ти. — Чертов проклятущий наследный принц здесь, собственной персоной.
— Похоже, я нужна, — сказала Белинда.
— Хочешь, я пойду с тобой? Я знаю этого парня.
— Брехня. Ты не суешь в его круг даже кончик носа, не говоря уж о том, чтобы в нем вращаться.
— Поставь на это — и ты проиграешь. Один раз он попросил меня быть его личным частным сыщиком.
И я дал ему от ворот поворот. Мне нравится самому распоряжаться собой. Что я и делал с тех пор, как сказал ему: «Извините, нет». И эта работа досталась не мне, а умному пройдохе Ларкингу Фелшке.
Фелшке наверняка досталась худшая доля. Так говорил я себе, важно шествуя по этажам Объединенной в надежде запугать редкого дурака, который стал бы воровать у своего нанимателя в то время, когда люди умирали с голоду, если теряли работу. Объединенная и Пивоварня Вейдера в наши дни были единственными нанимателями, дающими рабочие места. И я работал на них обоих.
Сидя на исходе дня с королевой преступного мира и лучшим другом, который не мог продемонстрировать мне свою издевательскую ухмылку, я волей-неволей созерцал то, кем и чем я стал. И поневоле чувствовал легкое смущение.
— Ты выполняй свою работу, а я очарую Руперта, — сказала мне Белинда.
— Попытайся его не бить. А если придется, попытайся сдерживать удары.
— Остряк. Я все время повторяю: я уже не та девушка, какой была раньше.
Но она была все такой же. Просто теперь лучше маскировалась. И она собиралась предстать перед раздражающей и высокомерной личностью.
При всех своих высоких моральных принципах и решимости действовать во благо Каренты Руперт был засранцем. Он был непоколебим, когда речь шла о его добрых делах, но ни на миг не сомневался, что королевские подданные стоят ниже его в социальном и умственном отношении. Он считал себя пастырем, поклявшимся защищать от опасности своих глупых животных.
— Тогда удачи, дражайшая, — сказал я Белинде.