Олег поглядывал на свою гостью, но заговорить не спешил. Молчала и она. Глафира Алексеевна пребывала в подавленном состоянии. По дороге до доходного дома на Александринской площади девушка держалась, благодаря стараниям мага. И пока поднимались в квартиру, по пути к которой Котов отвел глаза швейцарам и двум соседям, попавшимся навстречу. Но стоило пересечь порог и закрыть дверь, как младшая Воронецкая разрыдалась снова.
Розыскник дал ей время на слезы, чтобы она смогла облегчить душу, а после дал самое обычное успокоительное, и когда оно начало действовать, Глаша перестала плакать и винить себя в том, что произошло с братом. Сейчас она сидела в кресле в гостиной и прерывисто вздыхала, а хозяин квартиры ждал, чтобы начать разговор.
Наконец он встал со своего кресла и ненадолго вышел, а вернулся со стаканом воды.
— Выпейте, Глафира Алексеевна, — сказал Олег. Девушка уже протянула руку, но вдруг отдернула ее, и розыскник улыбнулся: — Не для того я вас спасал, чтобы после отравить.
— Простите, — ответила девушка, — я, кажется, всё еще не в себе. Я вам доверяю, Олег Иванович, не думайте дурного. Попросту не знаю, чего еще ожидать, и, кажется, что ничего хорошего уже не случится…
После этого взяла стакан и отпила воды, а затем благодарно кивнула и отвела взор к окну.
— Глафира Алексеевна, — позвал Котов, и она посмотрела на розыскника.
Он протянул к ней руку, раскрытой ладонью кверху. Глашенька перевела взгляд на руку, снова поглядела на Олега и все-таки ответила на этот жест. Котов сжал пальцы девушки, и когда она поднялась на ноги, заглянул ей в глаза.
— Я могу вам поклясться, Глафира Алексеевна, что зла от меня вы не увидите. Ни вашей жизни, ни вашей чести ничего не угрожает. В этом доме вы в безопасности. И чтобы так оставалось, вам следует быть благоразумной…
Слушавшая его барышня, вдруг откинула голову и издевательски расхохоталась. После выдернула свою ладонь из руки розыскника и воскликнула:
— Я уже всё это слышала! Я была осторожна и благоразумна, и где ныне мой брат⁈ Вы не лучше хамелеона…
Олег щелкнул пальцами, и Глаша замолчала. Он вздохнул и укоризненно покачал головой.
— Глафира Алексеевна, я понимаю, в каком вы сейчас состоянии, и что творится у вас на душе. И всё же стоит прежде выслушать, а после обвинять. Говоря о благоразумии, я вовсе не подразумевал угроз и шантажа. Лишь хочу уберечь от возможных неприятностей, если вы будете делать что-то, поддавшись чувствам. Теперь я могу договорить?
Он вновь щелкнул пальцами, и девушка выдохнула. Она ответила сердитым взглядом и руки уже не приняла. Однако упорствовать не стала и буркнула:
— Говорите же.
— Благодарю, — ответил розыскник. — Так вот, что я имел в виду, говоря о благоразумии. Вы не должны покидать квартиры без моего сопровождения. Во-первых, я отведу глаза тем, кто может вас увидеть, и значит, вы избежите двусмысленного положения. Во-вторых, в одиночестве вы можете встретить хамелеона, если он будет охотиться на вас, поняв, что вы живы. При мне он, если и рискнет, то нанести вреда не сможет. Я сумею вас защитить. В-третьих, ваш брат озабочен вашей судьбой, стало быть, скажет о вас полиции, и они будут искать. Но вовсе не для того, чтобы сопроводить в гостиницу или меблированные комнаты. Скорее всего, вас посчитают пособницей, даже если вы с Михаилом будете клясться перед образами в своей невиновности. Иного подозреваемого, как и объяснения необычной смерти Румпфа и Карасева, кроме некого препарата, у них нет, и значит, будут пытаться добиться имен сообщников и названия препарата. Ничего из этого я для вас не желаю.
— А Миша?
— Вот об этом мы с вами сейчас и поговорим более обстоятельно. Вы меня услышали?
Глаша кивнула и сникла. Возможно, у нее была мысль попытаться доказать невиновность брата. Быть может, она даже хотела рассказать о вторженце, рискуя оказаться среди душевнобольных или же попросту высмеянной, однако сейчас, когда горячка спала, поняла неразумность подобного поступка.
— Идемте, Глафира Алексеевна, — мягко улыбнулся розыскник.
— Куда? — и вновь стала настороженной.
— Всего лишь на кухню, — ответил ей Олег. — У меня нет прислуги. Степан — мой напарник, только изображает слугу, но им не является.
— Здесь есть еще один мужчина?
— Вам не о чем волноваться, — заверил ее Котов. — Степан сейчас в Суздале ищет следы Светлиных. Он должен вернуться только через несколько дней. Однако, если вернется раньше, то вам незачем его опасаться. Это воспитанный человек, служащий Ведомства, и он знает о вас столько же, сколько и я. Ну… — Олег усмехнулся, — немного меньше ровно на одни сутки. Он отбыл в Суздаль вчера, когда я узнал, что вы покинули гостиницу.
Воронецкая кивнула, и Котов сделала приглашающий жест в сторону двери. Девушка послушно последовала в указанном направлении, но вдруг обернулась и произнесла:
— Но позвольте, Олег Иванович, как же это возможно? В Суздаль — и всего несколько дней? Вы, должно быть, пошутили?
— Я поясню вам и это, если пожелаете, — улыбнулся Котов и вновь указал на дверь: — Прошу вас.
Больше Глаша ни о чем не спрашивала. Она прошла туда, куда указал розыскник, устроилась у стола и, подперев подбородок ладонью, опять устремила взгляд в окно. Олег, посмотрев на нее, занялся угощением для гостьи, ну и для себя, разумеется.
— Я дурной повар, уж не обессудьте, Глафира Алексеевна, — говорил между делом Котов, чтобы хоть немного отвлечь девушку. — Стёпа управляется со всем этим лучше меня. Если бы вы попробовали его щи, то непременно признали бы, что ничего лучшего не едали. А уж какие он печет пироги, м-м-м…
Мужчина развернулся и посмотрел на девушку. Она никак не отреагировала на слова хозяина квартиры, только протяжно вздохнула. Олег приблизился, присел напротив нее и накрыл ладонью руку Глашеньки, лежавшую на поверхности стола. Барышня вздрогнула от неожиданности и наконец перевела взор на розыскника.
— Раз уж вам неинтересно слушать про таланты моего напарника, — произнес Котов, — то займите вашу головку иным полезным делом. Ни к чему изводить себя переживаниями, пока для них нет весомого повода. Вспомните-ка вот что. Во-первых, тот день, когда мы с вами познакомились, вы тогда с Михаилом Алексеевичем спорили в парке. Он винил вас, что вы не стали его ждать у Ковальчука. А вы отвечали брату, что не нашли его, когда вышли от Федора Гавриловича. Михаил Алексеевич говорил вам, где он был? Это важно, Глафира Алексеевна, потому что именно в это время был убит Карасев. И был он убит на четвертой линии Васильевского острова, то есть относительно недалеко от дома нашего общего знакомого.
Во-вторых, Румпфа убили на четвертый день вашего пребывания в Петербурге. Произошло это часов в семь-восемь вечера. Попытайтесь вспомнить, где в это время вы находились с братом, и если он уходил, не пытайтесь это скрывать, иначе попросту навредите ему. Если уходил, стало быть, уходил. Главное, знать — куда. И вот пока я буду подавать на стол, вы подумайте обо всем, о чем я попросил.
— Миша их не убивал, даже знаком не был…
— Я знаю, — улыбнулся Олег. — Я видел тело Румпфа, это работа хамелеона. Карасева не видел, но мой приятель-сыщик сказывал, что регистратора убили точно также. Так что не занимайтесь пустыми оправданиями брата, лучше вспомните, о чем я прошу. Это и вправду поможет делу.
Котов вернулся к своему занятию, но продолжал прислушиваться. Глашенька молчания не нарушала, только встала из-за стола и прошлась по кухне. Она остановилась у окна, это Олег уловил, а когда обернулся, увидел, что девушка дохнула на стекло и что-то рисует в мутном облачке кончиком пальца.
— Я не могу в точности сказать, — произнесла Глаша и стерла ладонью то, что нарисовала. — Миша говорил, что в тот день, когда мы с вами познакомились, он прогулялся по улицам и увидел кондитерскую, куда хотел меня отвести. Однако я не знаю, где эта кондитерская, потому что на следующий день мы переехали на дачу. В кондитерскую брат меня отвести так и не успел.
— Это уже что-то, — подбодрил ее Котов. — Что по другому дню?
— Я пытаюсь вспомнить более точно, — ответила Глашенька. Она развернулась и смотрела, как розыскник накрывает на стол. После огляделась и, подойдя к другому столу, взяла корзинку с нарезанным хлебом.
Олег обернулся, увидел, что девушка решила внести свою лепту в сервирование стола, и улыбнулся.
— Хлеб тоже Стёпа пек, — сказал он. — Простите, сегодня он уже не свежий. Уху тоже мой напарник варил, уха отменная, уж поверьте мне. Прошу, — Котов указал на место, которое барышня занимала прежде. — У нас тут всё запросто, Глафира Алексеевна, уж не сочтите за оскорбление.
— О чем вы говорите, Олег Иванович? — отмахнулась девушка. — До спеси ли мне, когда мой брат в беде, а я тому причина? Да и есть мне вовсе не хочется. Позвольте мне оставить вас.
Котов приблизился к девушке, взял ее за плечи и подвел к столу.
— Вам надо поесть, — сказал он, вынуждая Глашу сесть на стул. — И лучше не себя корите, тем более в этом совершенно нет смысла, а продолжайте думать над ответом на мой вопрос.
— Ну как же не корить…
— Вот так и не корить, — прервал барышню розыскник. — Какая же на вас вина, голубушка? Судите сами. Если бы вы рассказали брату о хамелеоне, что бы было? Он поверил бы вам? Не повез к доктору? Михаил Алексеевич не просто так выбрал Петербург. Явно желал, чтобы у вас в уезде ничего не знали, да и врача надеялся найти в столице получше. Так что он бы всё равно сюда отправился. А уж взваливать на себя помыслы и поступки поглотителя и вовсе попусту. Не вы хамелеона в наш мир привели, не вы ему приказали людей убивать. И под брата вашего рядиться тоже не велели. Так в чем же ваша вина? В том, что оказались не в то время и не в том месте? Так уж тут, извините, на всё Божья воля. Что до Михаила Алексеевича, то, как вы сами видите, мы уже ищем пути к его спасению. В любом случае, обещаю вам, я не позволю невиновному отвечать за грехи пришельца из другого мира.
Девушка широко распахнула глаза:
— То есть вы колдовством моего брата спасете?
Олег улыбнулся. Он взял ложку, которая лежала перед Глашей, и протянул ей.
— Изначально мы попробуем самые обычные методы. Как вы помните, я не могу говорить, кто я и откуда. Да и мир этот лишен магических потоков, так что и я не могу пользоваться своей силой, как в мире магическом. Мои возможности сильно ограничены. К тому же существуют правила, которые я тем более не могу нарушать. Но могу немного отклоняться. Однако я надеюсь, что мы сумеем во всем разобраться своими силами. И потому вспоминайте. А за едой мыслится еще лучше, — и розыскник вновь улыбнулся.
— Ох, Олег Иванович, — вздохнула Глашенька, — ваши слова да Богу в уши.
На этом разговоры прекратились, но девушка все-таки услышала мага, потому что лицо ее заметно посветлело. Она некоторое время вяло водила ложкой по тарелке, наконец подцепила ее содержимое и отправила в рот. Вскоре ложка уже поднималась ко рту и опускалась к тарелке со всё более возрастающим аппетитом. И когда показалось дно, Глаша промокнула губы салфеткой и смущенно улыбнулась.
— Благодарю, Олег Иванович. Уха и вправду оказалась хороша.
— И это вы еще щей Стёпиных не ели, — подмигнул Котов. — Желаете второго блюда?
— Нет, благодарю, — ответила девушка, — я уже сыта. — Она вновь улыбнулась и потупилась: — Но от чая не откажусь.
— Не смею отказать даме в ее желании, — поднявшись на ноги, галантно ответил Олег, но на этом разговор вновь прервался.
После скромного обеда маг и его гостья перебрались в гостиную. Котов устроился в кресле и наблюдал за Глашенькой, впервые проявившей интерес к своему временному жилищу. Войдя в эту комнату, девушка поначалу тоже направилась к креслу, но вдруг передумала и приблизилась к камину, на котором стояли позолоченные часы.
— Какая прелесть, — отметила с улыбкой Воронецкая.
— Да, милые, — отозвался розыскник.
Он случайно увидел эти часы и не смог пройти мимо. И всё из-за их внешнего вида. Мастер изобразил девочку и мальчика, которые держали с двух сторон большой шар, в котором и находились сами часы. Девочка в коротком платьице, из-под подола которого торчали кружевные оборки панталончиков, привстала на цыпочки. Мальчику его роста хватало. Выглядело это чрезвычайно мило, так что Олег вышел от часовщика не с пустыми руками.
Бросив украдкой взгляд на хозяина, девушка продолжила осматривать гостиную, а Котов наблюдать за ней и, сказать по чести, на душе его было… приятно. И мысль, что у него хватает более важных дел, чем любоваться гостьей, розыскник пока старался не замечать, решив, что прежде надо выслушать, что она скажет. А Глаша пока так и не ответила на вопрос, где был ее брат во время убийства Румпфа.
Тем временем Глафира Алексеевна дошла до портрета хозяина квартиры и обернулась к нему, после вновь посмотрела на портрет и произнесла:
— Весьма похоже. Чей кисти этот портрет, Олег Иванович?
Портрет нарисовала младшая дочь генеральши Солодовниковой — Аглая, некогда влюбленная в знакомца матери. Она уговорила Олега стать ее моделью, и розыскник отказывать не стал, однако всяческих объяснений избегал. Екатерина Спиридоновна, сама генеральша, об увлечении дочери знала и даже намекала, если Олег Иванович посватается, отказа ему не будет, но и этот намек Котов пропустил мимо ушей.
А спустя некоторое время к Аглае Ильиничне посватался иной жених, и сговор состоялся. Так что поклонница мага пребывала в счастливом замужестве уже два года и даже успела разрешиться первенцем. В общем, любовь ее прошла, а портрет остался.
Однако говорить всего этого Глашеньке розыскник не собирался, и потому ответил:
— Его написал один мой знакомый. Он не художник, но пишет недурно.
— Да, недурно, — согласилась девушка.
Спустя какое-то время она наконец вернулась к креслу и, устроившись в нем, посмотрела на Котова.
— Олег Иванович, я не знаю, где был мой брат, когда убивали того немца, — призналась Глаша и отвела взор, а розыскник понял, что она всем этим осмотром попросту оттягивала время своего признания.
— Он уходил, я понял вас, — кивнул Олег. — В какое время это было, и во сколько Михаил Алексеевич вернулся? Это важно, Глафира Алексеевна.
— Мишенька ушел часов в шесть после полудни, — ответила барышня, — а вернулся без четверти девять.
— Он вовсе не говорил вам, куда идет? Не предлагал прогуляться с ним?
Глаша вдруг вспыхнула и ответила сердитым взглядом.
— Вы все-таки его подозреваете, — обвиняюще произнесла она. — Миша не виновен! Он никого не мог убить…
— Тише, Глафира Алексеевна, тише, — мягко остановил девушку розыскник. — Успокойтесь, какая вы, однако, страстная натура. И поверьте, убить может любой, но для этого у каждого человека свои причины и предпосылки. Что до вашего брата, то я вам уже сказал, что уверен в его невиновности. И все-таки мои вопросы отнюдь не праздны. В них имеется смысл, и он касается поисков доказательств непричастности Михаила Алексеевича к преступлениям хамелеона. Итак?
— Простите, — произнесла Глаша и отвела взор. — Я безумно волнуюсь о судьбе моего брата. И то, где он находится сейчас, что его допрашивают, будто он и вправду убийца, — всё это разрывает мне сердце. Миша честный, благородный и добрый человек. В детстве мы часто спорили и даже дрались порой, но когда мы с Мишенькой остались одни, то не поругались ни разу. Да, он бранит меня, когда считает, что я веду себя неразумно, но это от заботы и тревоги обо мне. Однако всегда слушается моих желаний и не вынуждает делать то, чего я делать не желаю. И наши люди о нем дурного слова не скажут. Он никого и никогда не обидел за всю свою жизнь, и вдруг такое!
Голос девушки зазвенел, и она, порывисто поднявшись с кресла, отошла к камину. Некоторое время стояла там, справляясь с чувствами, после выдохнула и обернулась.
— Миша не звал меня в тот вечер с собой. Он сказал, что у него есть какое-то дело. Брат попросил меня не покидать комнат в гостинице и никого не впускать без него. Я пообещала и слово сдержала. Сначала задремала, оставшись в одиночестве, после читала книгу. И когда Миша вернулся, мы спустились в ресторан поужинать.
— Каким вам показался ваш брат? Когда вернулся.
Глаша пожала плечами. В ее глазах мелькнуло удивление, но она уже взяла себя в руки и потом ответила спокойно:
— Он не был ни взволнован, ни подавлен, если вы это хотите услышать. Скорее, был в добром расположении духа. Похвалил меня за разумное поведение, обещал отвести в Кунсткамеру, но я отказалась. Мне, знаете ли, до конца жизни хватило той диковинки, какую я увидела в лице хамелеона.
Девушка передернула плечами, а Котов улыбнулся.
— Вы зря отказались, Глафира Алексеевна. Кунсткамера — это не только уродцы в банках. Ныне там много музеев, и все они о разном, но одинаково примечательны. Так что, если все-таки пожелаете, я бы сопроводил вас туда с превеликим удовольствием.
— Правда? — девушка смотрела на Олега открытым доверчивым взглядом, но быстро смутилась, отвернулась и ответила: — Если Мишенька не будет против и дозволит нам эту прогулку. К тому же он и сам желал там побывать.
— Мы и втроем недурно провели время, — ответил розыскник. — Впрочем, это всё дело досуга, а у нас есть наше дело, и надо им заняться. Стало быть, Михаил Алексеевич даже не намекнул, по какому делу он тогда покинул вас?
Барышня отрицательно покачала головой.
— Нет, Олег Иванович, Миша не говорил… — она вдруг задумалась. — Хотя… Постойте, он поминал Афанасия Капитоныча. Это…
— Партнер вашего брата, — кивнул Олег.
— Да, — ответила Глашенька и с явным недовольством покосилась на Котова. — Вы что же, всё разузнали про нас? Небось, по возвращении домой мы и носа показать не сможем после такого?
— Отчего же? — немного сухо спросил розыскник. — Или же вы думаете, что мы действуем, как обычный сыск? Заходим в дома, устраиваем допросы? Нет, дорогая моя Глафира Алексеевна, мы — служба тайная даже для тайных служб этого мира, и потому работаем несколько иначе. Случайное знакомство, разговор в пути или же добрый друг и посетитель какой-нибудь гостиной или же общества. Наша задача искать нарушителей закона других миров, которые могут попытаться укрыться здесь. А так как мир не магический, для которого иные реальности — это сказки и досужие фантазии, то обладатель некоего дара может натворить немало бед, пользуясь отсутствием контроля. Как, к примеру, тот же хамелеон. Или же магиня, которая собирает крохи силы от потомков магов, некогда живших, либо посещавших ваш мир…
— Наше знакомство, — прервала розыскника его гостья. — Вы всего лишь вели расследование, а не…
Она оборвала саму себя, порывисто поднялась с кресла и направилась прочь из гостиной. Котов в изумлении приподнял брови, пытаясь понять, что рассердило барышню. И тут же в голове его всплыла фраза, произнесенная в момент, когда девушка еще плохо осознавала себя: «Какой же вы красивый».
Олег хмыкнул и, покинув свое кресло, последовал за Глашенькой, кажется, оскорбленной в некоторых чувствах, какие желала скрыть. И это было, признаться, приятно. Котов подавил улыбку, чтобы его гостья не обиделась по-настоящему.
— Глафира Алексеевна, — позвал ее розыскник.
Он застал девушку в коридоре, где она застыла в явной нерешительности. Попросту не знала, куда деться. Она не обернулась на звук приближающихся шагов, но когда Олег встал рядом, гордо задрала подбородок и отвернула голову. Котов взял Глашу за руку и, отбросив всякий этикет, склонился к ней. И когда мужские губы коснулись тыльной стороны ладони, глаза барышни округлились в ошеломлении.
Распрямившись, Олег уместил ладонь Глашеньки на сгибе своего локтя, улыбнулся ей и указал взглядом обратно на дверь гостиной.
— Прошу, — мягко произнес он, и девушка подчинилась, всё еще пребывая в ошеломлении.
— Знаете, почему я вас сразу запомнил, Глафира Алексеевна? — спросил Котов, пока они возвращались назад. — Вовсе не из-за того, что вам приглянулся этот дом.
— А п… почему? — запнувшись, спросила в ответ барышня.
— Вы невероятно хороши, — ответил ей розыскник и усадил в кресло, с которого Воронецкая вскочила пару минут назад. — Вы тогда обернулись, пока Федор Гаврилович рассказывал о вас, и меня поразило очарование ваших черт. — И чтобы не смутить еще больше и не напугать гостью, он вернулся к делу: — Так что же сказал ваш брат об Афанасии Капитоныче? К чему упомянул перед тем, как покинуть вас?
— Что, простите? — пролепетала Глашенька. Она на миг задержала взгляд на лице Котова, после нахмурилась, явно соображая, о чем говорит мужчина, а после расслабилась и ответила: — Мишенька говорил, что имеет какую-то рекомендацию от Афанасия Капитоныча. Он это сказал не перед уходом, но поминал прежде. Потому мне и подумалось, что ушел к тому, кому была адресована эта рекомендация. Должно быть, кто-то из купечества Петербурга.
— Да, скорее всего, — в задумчивости кивнул Олег.
Похоже, ему все-таки придется прорываться к Михаилу Воронецкому, потому что сказать в точности сможет только он сам. Глашенька о делах брата почти ничего не знала. Значит, нужно нанести визит Рыкину, но прежде сделать иное дело, которое далее затягивать было нельзя.
— Стало быть, — услышал он и поднял взгляд на гостью. Девушка нервно теребила манжет рукава. Лицо ее было пунцовым от смущения, но она все-таки продолжила, глядя на собственные колени: — Стало быть, вы… вы нашли, что я… я хочу сказать, что…
— Вы прелестны, Глафира Алексеевна, — поняв ее, ответил Котов.
— Ох, — вздохнула девушка и спрятала горящее лицо в ладонях.
Олег улыбнулся и, поднявшись с кресла, вышел за дверь, оставив гостью наедине с собой. На душе его, несмотря на всё происходящее, было хорошо.