Поймать хамелеона (СИ)

Глава 13

У дверей гостиницы розыскник коротко вздохнул и шагнул в прохладное нутро вестибюля. Навстречу посетителю направился управляющий.

— Мое почтение, милостивый государь, — склонил он голову, — чем мы можем быть вам полезны? Или же вы направляетесь в ресторан?

— Добрый день, — едва приметно улыбнулся Олег. — Будьте любезны передать записку господину Светлину. И скажите…

— Прошу прощения, милостивый государь, — остановил его управляющий, — но господа Светлины съехали.

— Как съехали? — опешил Олег. — Когда⁈

— Пару часов назад, — ответил его собеседник. — Расплатились по счету и уехали.

— Они не говорили, что намереваются делать дальше?

— Нет. Прошу прощения, — управляющий поклонился и направился к стойке, куда как раз приблизился невысокий полный мужчина с красным лицом и пышными рыжими усами. Однако до него служащий «Феникса» так и не дошел. Поклонившись уже краснолицему господину, он снова вернулся к Котову, который так и смотрел ему вслед растерянным взглядом. — Еще раз прошу прощения, вы Олег Иванович? Господин Котов?

— Точно так, — кивнул Олег и стряхнул с себя оторопь.

— Господин Светлин просил вам передать, если вы появитесь, искреннюю благодарность за приятно проведенное время, а также извинялся, что они с супругой не смогут исполнить обещания и вновь принять ваше приглашение.

— Это всё?

— Да, милостивый государь, более ничего передавать господин Светлин не велел. Прошу прощения, меня ожидают.

Управляющий вернулся к постояльцу, и когда Котов пробормотал:

— Да-да, конечно, — уже не услышал.

Олег тихо чертыхнулся и покинул гостиницу. Он в задумчивости прошел мимо округлившего глаза Степана, и тот поспешил следом. Полянский чуть приподнял брови, обозначив удивление.

— Они съехали сегодня утром, — ответил на невысказанный вопрос сразу обоим спутникам Котов. — Оставили для меня устное послание. Поблагодарили на приятный вечер и извинились, что не смогут принять следующего приглашения, как обещали. По-моему, они сбежали. Только я не пойму, почему. Даже если Воронецкие, могли и дальше водить меня за нос. Даже если Софья — это хамелеон.

— Значит, что-то напугало их, — ответил Алексей Дмитриевич. — Или хамелеон понял, кем вы являетесь, или же что-то в вашей вчерашней беседе их насторожило.

— Или, если они и вправду Светлины, кто-то опасный им вышел на их след. Ну или подумали, что ты, возможно, сыщик. Еще и про их родство спрашивал, — произнес Степан.

— А может, и нет никакой особой причины, попросту они посчитали, что визит в Петербург окончен, — заметил Полянский. — Тут может быть, что угодно. Но раз пока моя помощь вам не нужна, я возвращаюсь назад. Когда найдете ваших Светлиных или кого-то похожего на Михаила Воронецкого, призывайте на опознание.

— Разумеется, — склонил голову Олег. — Простите, что оторвали вас впустую.

— Ерунда, — отмахнулся Алексей Дмитриевич, — заодно прогулялся немного. Давно не было в Петербурге, хоть мельком взглянул на него. — Мужчины направились обратно к парадному, и Полянский продолжал: — У меня с этим городом связаны приятные воспоминания. Когда-нибудь, когда представится возможность, я расскажу, если пожелаете.

— Даже потребуем! — заверил Степан с улыбкой. — Алексей Дмитриевич, а когда вы прибыли сюда?

Полянский усмехнулся, поднял лицо к серому небу и вдохнул влажный воздух полной грудью. После шумно выдохнул и ответил:

— Еще при Александре Павловиче. Как раз в тот день государь победно въезжал в Париж. Славное было время, доложу я вам, господа. Вся империя торжествовала, когда пришли вести, я был тому свидетелем. Знаете, что грустно в нашей службе? — неожиданно спросил Алексей Дмитриевич. — Эпохи проходят, меняются цари, стареют и умирают те, с кем поднимал чарку, а мы продолжаем изображать жителей этого мира и существуем рядом с теми, кто однажды станут для нас воспоминанием. Грустно, господа, грустно.

Мужчины замолчали. Они как раз дошли до двери и намеревались войти, но остановились, слушая Полянского. Мимо них проехала пролетка. Она остановилась невдалеке, и Олег перевел рассеянный взгляд на мужчину, который расплачивался с извозчиком. Котов уже было отвернулся, но вновь повернул голову, осознав, кого увидел.

— Федор Гаврилович? — с толикой удивления спросил он самого себя.

— Да, Ковальчук, — произнес рядом Степан.

— Ваш знакомец? — спросил Полянский, и Олег кивнул.

— Должно быть, он ко мне. Прошу прощения, Алексей Дмитриевич, я оставлю вас, — Котов поклонился и направился к приятелю.

Он уже не видел, как за дверью дома исчезли его напарник и их гость. Экипаж в эту минуту отъехал, и Олег изобразил приветливую улыбку, но она тут же сменилась недоумением, потому что Ковальчук направлялся вовсе не к нему. Он шел в сторону гостинцы.

— Федор Гаврилович! — окликнул доктора Котов.

Тот обернулся, и Олегу почудилась на лице добродушного знакомца досада. Однако он все-таки остановился и улыбнулся, впрочем, и улыбка вышла натянутой.

— Мой дорогой друг, — приблизившись, произнес Котов, — куда вы направляетесь? Когда я увидел вас, то думал, что вы приехали ко мне.

— Простите великодушно, Олег Иванович, — улыбка исчезла, и розыскник увидел, что его приятель озабочен. — Я и вправду не к вам. Видите ли, странная какая штука приключилась. В «Фениксе» живет моя пациентка, интересный случай, доложу я вам. Но сегодня ее супруг прислал мне письмо, где благодарил за помощь. Написал, что его жене стало лучше, и они более не появятся.

— Вот как, — неопределенно произнес Котов и спросил машинально: — Они не оплатили ваши услуги?

— Напротив, рассчитались полностью за те несколько дней, что посещали меня. Даже больше, чем было нужно. Но я не по тому иду к ним. Дело в том, что этой даме нужна моя помощь по-прежнему. Мы не продвинулись с ней ни на шаг. Каждый прием новая история, и всё вранье. Ее душа явно не спокойна, но что является тому причиной… — Ковальчук развел руками.

Олег впился в приятеля острым взглядом, однако тут же приподнял уголки губ в улыбке, чтобы скрыть свой интерес под обычным любопытством.

— И что же? Даже супруг не рассказывал, что с ней приключилось?

— В том-то и дело, что ему это неизвестно, — вновь развел руками Федор Гаврилович. — Супруг этой дамы только рассказал, что она исчезала ненадолго, а когда вернулась, поведение ее стало несколько странным. Сама она то говорит об увлечении другим мужчиной, то о ссоре с мужем, а то и вовсе сказала, что это у него любовница, и она сбежала, узнав об этом. У этой семьи есть некая тайна. И если супруг готов говорить, то его жена открываться не намерена. А это вызов, понимаете⁈ — почти сердито воскликнул он. — А теперь они говорят, что в моих услугах больше не нуждаются. Но я не намерен сдаваться и желаю донести свою точку зрения. В конце концов, кто из нас доктор?

— Подождите минуту, Федор Гаврилович, — остановил его Котов. — Уж не о господах ли Светлиных вы говорите?

Ковальчук приоткрыл рот, явно опешив, после выдохнул и осторожно спросил:

— Отчего вы думаете, что я говорю о Светлиных?

— Во-первых, не далее как вчера, Максим Аркадьевич отчитывал супругу, что он не нашел ее у доктора. Теперь я склонен думать, что говорили они о вас. И вот почему, это и будет, во-вторых. Я только что сам заходил в «Феникс» чтобы пригласить их на прогулку, но мне сказали, что господа Светлины съехали еще пару часов назад.

— А вы-то как с ними познакомились? — изумился Ковальчук, так выдав, что Котов угадал имя пациентки.

— Да как же, друг мой? — удивился в ответ Олег. — Вы сами указали на них и сказали, что этим людям понравился мой дом. А вчера, когда направлялся через парк, я увидел Софью Павловну и подошел засвидетельствовать ей свое почтение и поблагодарить за ее мнение. Вы сами знаете, сколько людей готовы спорить о доме Басина. Потом пришел ее муж, и они поссорились. А так как вышло, что часть его недовольства досталась мне, я пригласил семейную чету в театр. Так что вчера мы с ними, как мне казалось, сошлись, а сегодня такой вот пассаж.

— Н-да-а, — протянул Ковальчук. — Однако! Ну раз их нет и в гостинице, то мне придется принять поражение. Как же это неприятно, — пробормотал он. — Стало быть, возвращаюсь домой, вскоре должен прийти мой другой пациент. Но после, — Федор Гаврилович посмотрел на Котова, — вы мне непременно расскажете про их поведение, особливо Софьи Павловны.

— Это не составит мне труда, — улыбнулся Олег. — Не смею задерживать.

В квартиру он вошел, чеканя шаг, уже зная, что сделает дальше. Опьянение, владевшее Олегом еще недавно, окончательно развеялось.

— Степан! — позвал Котов, пройдя в кабинет.

В коридоре послышались шаги, и в дверь заглянул напарник. Оценив мрачноватый вид Олега и плотно поджатые губы, он приблизился к столу.

— Что случилось? — спросил Стёпа.

— Готов биться об заклад, что мы упустили Воронецких, — сказал Котов. — Так называемые Светлины были пациентами Федора Гавриловича. Точнее Софья Павловна. По словам Ковальчука, Максим рассказывал ему, что его жена не так давно исчезала ненадолго, а когда вернулась, в ее поведении появились перемены.

— Ого, — присвистнул Степан и присел на край стола. — Это же история один в один, как у Воронецких.

— Но с сегодняшнего дня они отказались от его услуг, — продолжил Олег. — Прислали уведомление в письме и расчет. То есть они не только съехали из гостиницы, но и разорвали отношения с Федором Гавриловичем. Вопрос только в одном: куда они направились дальше? Назад в поместье или будут искать новое жилье подальше отсюда? И что именно их спугнуло?

Степан пожал плечами и заметил:

— Всё равно это догадки, а не доказательство.

— Да, — кивнул Котов. — Несмотря ни на что, это по-прежнему всего лишь догадки. И потому ты отправляешься в Суздаль. Но прежде передай своей шпане, чтобы искали наших Светлиных.

— А что будешь делать ты? — полюбопытствовал Стёпа.

— А я отправлюсь к таинственной колдунье. Если откажусь сейчас, потом может уже не проявиться. Посмотрю на нее. А потом постараюсь встретиться с Рыкиным. У него должны быть какие-то новые сведения… Черт! — рявкнул Олег и бросился прочь из кабинета. — Записка!

Степан последовал за ним и увидел, как напарник скрывается в своей комнате. Котов обернулся и ответил на вопросительный взгляд друга:

— Рыкин мне вчера вечером прислал записку, я совсем забыл о ней. Остолоп! — обругал себя Олег.

Его напарник уселся в кресло и следил за тем, как Котов добыл из внутреннего кармана фрака небольшой конвертик. Олег открыл его, пробежал взглядом и выругался совсем уж нехорошо.

— Что? — спросил Стёпа.

— Еще один труп, — мрачно ответил Котов. — Вчера днем нашли на Четвертой линии Васильевского острова. Жертва — некий коллежский регистратор Карасев. Надо будет уточнить, во сколько именно было обнаружено тело.

— Почему это важно?

— Потому, мой умный, но порой недогадливый друг, что Ковальчук живет на Восьмой линии. И именно во время посещения его кабинета господа Светлины потеряли друг друга. А случилось это, возможно, в тот момент, когда коллежский регистратор распрощался с жизнью.

— И поглотить Карасева мог любой из них, — сказал Степан и хохотнул, но смешок вышел неестественным. — Проклятье. Теперь у нас на подозрении сразу оба? Что если Глафира привела хамелеона с собой в поместье, и он выпил Михаила, а не ее? Воронецкий все-таки открывает перед вторженцем больше возможностей, чем девица.

Олег бросил на него взгляд, но после покривился и мотнул головой.

— Вряд ли. Иначе бы он не тащил сестру к психотерапевту, если использует ее как прикрытие.

— Или Глафира все-таки помогла хамелеону пролезть, — заметил Стёпа. — Тогда она и привела его в поместье, и они вместе отправились в Петербург. Но какая цель?

— Ковальчук, — с нажимом повторил Котов. — Он выпадает из любой схемы, какую ты рисуешь. Если Светлины — это Воронецкие, то Михаил остался человеком.

— Или они не Воронецкие, — усмехнулся напарник. — А схожесть историй всего лишь невероятное совпадение, которое тоже вполне возможно. Да, нужно в Суздаль. Хотя и город могли выдумать, как и фамилию. И при этом они всё равно не Воронецкие.

— Всё, хватит, — оборвал его Олег. — Мы сейчас с тобой ерундой занимаемся. Пока у нас сплошные предположения и крупицы фактов. Ты даешь задание своим агентам и отправляешься в Суздаль, уже хотя бы для очистки совести. А я попробую вычленить след Софьи со своего сюртука. Пусть недолго, но он был надет не ней. А когда Максим пытался его снять, она испытала сильные эмоции, значит, энергетический след мог стать более ярким. Соберу, что смогу, и буду отыскивать хотя бы схожую энергетику. Если они в Петербурге, может, и откликнется. Буду проверять. Пока иного способа нет. Ну и пообщаюсь с Сан Санычем. Глядишь, толк будет. Но времени у нас мало. И новая жертва возможна, и Ведомство раздаст нам, отнюдь, не леденцов за нашу работу. — Он хлопнул в ладоши: — Всё, Стёпа, работаем.

— Работаем, — кивнул напарник. Он встал с кресла и направился к двери, но вдруг обернулся и сказал: — Ковальчук может быть прикрытием для хамелеона, чтобы спутать след. В поместье все уверены, что Глафира не в себе, и он ведет себя так, как вел бы себя Михаил, а его мысли и линию поведения вторженец знает, как собственные. Для достоверности ему просто надо быть Воронецким даже внутри себя. И тогда девушка не догадывается, кто с ней рядом на самом деле. А раз так, то будет послушно следовать за ним, куда бы он ее ни повел. — И, сказав это, покинул комнату Котова.

— А может быть и так, — пробормотал Олег. После накрыл лицо ладонями и выругался: — Черт…

Ожесточенно растерев лицо, он опустил руки на подлокотники кресла и задумался над словами Степана. Мог и вправду хамелеон захватить Михаила Воронецкого, а Глафиру использовать, как прикрытие? Если Светлины это они, в чем Олег уже почти не сомневался, то кто придумал изменить фамилию? Кто придумал назваться супругами, будучи родными братом и сестрой?

Для вторженца степень их родства роли не играет, и ему легко называться, что женой, что мужем, смотря, под чьим ликом он прячется. И это ему необходимо скрыться от преследователей, которые пойдут по следу. А вот второму родственнику, если он не видит нужды в том, чтобы скрыть личность, это неожиданное супружество должно претить.

Поерзав в кресле, Котов устроился удобней, и шепнул:

— Итак…

Итак, как они вчера вели себя? В общем-то, естественно. Софья… или Глафира? Она была искренна в проявлении эмоций, фальши Олег не уловил ни разу. Максим или Михаил был насторожен и сдержан. И это всё ничего не доказывает. Любой муж отнесется с подозрением к незнакомцу, который подсел к его жене, пока она была в одиночестве, а после еще и стал навязывать себя под соусом извинений. Да, отношение молодого человека к нечаянному знакомцу понятно, впрочем, и как брата, а не только мужа.

Олег недовольно покривился, поняв, что уходит с пути, по которому намеревался идти. Сейчас он опять гадал, с кем провел вчерашний вечер, но не это занимало его, а поведение каждого из «супругов», особенно, когда они общались между собой. Что было примечательного?

— Светлин запинался, — прозвучал в тишине квартиры уверенный голос Котова.

Да, запинался несколько раз за вечер. В основном, это было при обращении.

— С… Соня, — повторил вслух Олег. — С-с-соня.

Именно так, он шипел. И днем он тоже шипел, когда бранился с «женой» в парке. И если тогда это можно было списать на злость или раздражение, то в театре и в ресторане Максим-Михаил был спокоен. Он успел расслабиться и вел себя вполне приветливо, но прорывалось вот такое шипение несколько раз, когда он обращался к Соне-Глаше.

— С-с… — снова прошипел Котов. — Сестрица?

Вполне возможно. Когда он говорил: дорогая, душа моя и голубушка — никаких оговорок не было, хотя… Нет, разок вроде было.

— Г… голубушка, — прошептал розыскник. — Глаша?

Да, он шипел, когда в обращении первой была «с», и на «г» один раз запнулся.

— Не факт.

Не факт, но буквы показательны. И раз так, то ему было неловко всё это супружество и обращение к сестре, как к жене. А вот она чувствовала себя свободно. Ей неудобства игра в супружество не доставляла… если, конечно, это игра. Однако и она один раз запнулась.

— Ми-илый, — растянул Олег слово, повторив за воспоминанием. — Миша?

Оснований так растягивать слово у Софьи-Глафиры не было. Она всего лишь попросила передать ей что-то, однако растянула. Забылась? Может, и так. Да, вполне возможно, если чувствовала себя легко в компании незнакомца, а она точно не напрягалась. Слушала с интересом, переводила взгляд с одного собеседника на другого, смеялась, где это было уместно. Не кокетничала и не смущалась без повода. Да, она была естественная в большей мере, чем ее «супруг».

Котов поднялся с кресла, заложил руки за спину и прошелся по гостиной. Всё, что он сейчас вспомнил, и что должен был отметить сразу же, если бы не плавал в розовой дымке, навеянной очарованием собеседницы, всё это лишний раз подтверждало, что супруги, скорее всего, никакие супруги. И что они те, кого разыскивали напарники из иномирного Ведомства, но не вскрывало личности хамелеона.

Если исходить из всех предыдущих соображений, то ничего не изменилось, и вторженец скрывается под личиной Глафиры Воронецкой. Она оказалась в лесу, когда произошел прорыв, вернулась домой утром следующего дня, домочадцы в один голос говорят об изменившемся поведении.

Они с братом отправились в Петербург. Если ради посещения врача, то к нему они попали. Явно не искали, а воспользовались случайным знакомством, так и оказались у Ковальчука. То есть брат привез сестру к психотерапевту после того, что с ней произошло. И логично, что не обратились к местным докторам, а поехали туда, где их никто не знает.

Но зачем-то назвались супругами… зачем? Смысл скрываться есть только от возможного преследования. Кого боятся? Того, с кем Глаша встретилась в лесу или же розыск?

— Кто же из них захотел сменить имя?

Впрочем, мог пожелать и Михаил, хотя бы ради того, чтобы в будущем не всплыла история с психотерапевтом. Да, это вторая причина, по которой могли изменить не только имя, но и назваться супругами. И это опять ничего не меняет, если только…

Котов остановился у стены, сполз по ней на пол и, усевшись, подтянул к груди колено, уместил на него руку и прикрыл глаза. Хорошо, если подмена настоящего Михаила, как говорит Степан, произошла в дороге, то его помыслы отвести сестру к доктору, достались и хамелеону. Почему тогда вторженец не отказался от них?

Хотя бы потому, что во время посещений Федора Гавриловича он остается один и свободен в своих действиях. Впрочем, именно Михаилу проще покидать сестру, для этого может быть сколько угодно предлогов. Та же деловая деятельность. А вот Глаша такой свободой не обладает, брат не позволил бы ей в одиночестве бродить по Петербургу.

Его волнение было отчетливым, когда он не нашел сестры там, где она должна была остаться. И о чем это говорит? Михаил — человек, и его эмоции подлинные. Михаил — хамелеон и отыгрывает эмоции, которые должен был испытать брат. Или же опасается, что она его выдаст, если знает, с кем соседствует. Но тогда вывод однозначен, именно Глафира является призвавшим. Иначе как бы она была спокойна, зная, кто с ней? А она спокойна.

Олег открыл глаза и мотнул головой, почувствовав, как опять увязает в трясине домыслов. Он усмехнулся и посмотрел на настенные часы, до четырех часов оставалось еще много времени, и он вновь задумался.

— Если хамелеон все-таки Михаил, то либо Глаша призвала его, а после скормила брата, либо вторженец сам погружается в личность Михаила, и потому сестра не замечает никакой фальши.

Что до первого, то это ерунда. В таком случае Ковальчук не нужен, Глафира мешать бы хамелеону не стала. А вот растворение… Такое случалось, когда хамелеон сливался с поглощенной сущностью. Когда Олег еще учился, им рассказывали несколько таких историй. Главенствующая маска намертво прилипала к поглотителю, и он возвращался к ней снова и снова, полностью отождествляя себя с жертвой. По сути, ею и становился. Помнил, кто он, но жил мыслями и принципами выбранной личности. Не просто использовал, а становился этой личностью.

Такое происходило, если жертва обладала сильным эмоциональным фоном. Или же имела сильную эмоциональную привязку к кому-то, вроде брата к единственной сестре, то тогда хамелеон мог раствориться в личности Михаила, и его тревога о Глаше была искренней. И все его мысли, посвященные ей, продолжение мыслей настоящего Воронецкого. И потому девушка чувствует себя с ним также спокойно, как если бы рядом был ее родной брат, а он шипит и запинается, потому что сущность Михаила не приемлет даже выдуманного супружества с сестрой.

А призыв… Призвать Глаша не могла уже по той причине, что для этого надо быть потомком мага, а они обычные люди. Да и поведению меняться не отчего, как и исчезать. Напротив, действовала бы так, чтобы никто ничего не заподозрил. Значит, призвал кто-то другой, и цель хамелеона находится в Петербурге.

— Какая? — спросил себя Котов и вновь мотнул головой, об этом вообще не было смысла думать, потому что не имелось не малейшей зацепки.

Призвавший мог отправить вторженца хоть за императорской короной, а хоть и отомстить обидчику, если таковой имелся. И что пообещал в награду, тут вообще не угадаешь. Но плата должна быть, потому что хамелеон разумен в высшей степени, и просто управлять им невозможно. Только обоюдный интерес.

— Стоп, — Котов встал с пола и медленно выдохнул. — Довольно. Надо дать разуму отдых. Найдем Воронецких, тогда и разберемся, кто из них хамелеон.

И все-таки мысли не желали сразу свернуть с проторенного пути, и Олег опять привалился к стене. Михаил или Глафира? По сути, вторженец мог прятаться под личиной любого из них. И это точно, потому что были уже двое поглощенных. И один из трупов появился там, где находились оба, и они были разделены, так что могли это сделать: и Михаил, и Глафира — когда возвращалась на Александринскую площадь. И все-таки мужчине проще уйти, чем девушке…

— А что если…

Что если поглощенные были целью? Тогда дело сделано, и можно убираться, потому и съехали! Олег усмехнулся и отрицательно покачал головой. Может, Карасев чем-то и насолил призвавшему, но Румпф… Немец не живет не только в столице, но даже в империи… или живет?

— Черт знает что, — проворчал Котов. — Надо прежде спросить у Сан Саныча, и про немца, и про балерину, и про регистратора, а там и выводы делать. Теперь точно хватит думать.

И он отправился на кухню, где осталась оставленная Степаном газета. Чтение могло помочь переключиться с этого бега по кругу.