Поймать хамелеона (СИ)

Глава 17

Прехорошенькая девушка замерла во дворе небольшого двухэтажного деревянного дома. Она подняла лицо к чистому голубому небу, накрыла глаза тыльной стороной ладони, прячась от яркого солнца, и на губах ее играла улыбка. Что за мысли бродили в ее светловолосой головке, понять было невозможно, но чувствовалось, что мысли ее были чисты и радостны.

Девушка была похожа на ангела, даже волосы ее, казалось, светились в солнечных лучах. Стройная, нежная, словно цветок. Или белая голубка, чьи крылья готовы были вот-вот распахнуться, и птаха устремиться в бездонное небо. Девушка стояла и улыбалась, не замечая, что у ее тихой радости есть свидетель.

Он застыл на противоположной стороне улицы и наблюдал за девушкой пристальным острым взглядом. Впрочем… В этом взгляде не было неприязни, злобы или затаенных недобрых помыслов. Мужчина смотрел тем взором, каким глядят на женщину, которая сумела затронуть в душе некие струны, чья мелодия зачаровала и увлекла. Да, он любовался и все-таки…

И все-таки угадывалась в мужчине и некая борьба. Он знал, что своим появлением разрушит то невесомое счастье, владевшее девушкой в эту минуту, но развернуться и уйти не мог. Это было попросту невозможно. Он должен был сделать то, зачем пришел, но продолжал стоять и смотреть, даруя ей еще несколько минут незатейливой радости, чем бы она ни была вызвана. А вместе с этим давал и себе еще немного времени, чтобы оттянуть мгновение, когда взор белокурого ангела заполнят, возможно, ненависть и страх. А может, и нет, но пока этого не мог предсказать даже маг шестой категории, каким был мужчина, застывший на углу перекрестка Парголовской улицы и Муринского проспекта.

То, что беглецы обосновались на даче в Лесном, Котов узнал еще ночью. Он пришел от Рыкина и сразу же направился в свой кабинет. Там поместил волос Глафиры Воронецкой в поисковую «жемчужину», и она наполнилась свечением, теплым и светлым, как образ девушки, из чьей головы выпал этот волос. Олег простер над ней ладонь и шепнул:

— Покажись…

После прикрыл глаза и медленно выдохнул. Так он постоял с минуту, словно продляя предвкушение встречи, а затем посмотрел на карту. От «жемчужины» протянулся слабый лучик, более всего напоминавший тонкое щупальце. Оно ползло по начертанным на бумаге улицам Санкт-Петербурга, а когда остановилось, то налилось тем же устойчивым свечением, что и накопитель.

— Попалась, — усмехнулся Олег.

Однако улыбка тут же исчезла и сменилась задумчивым выражением. Котов потер подбородок. Стало быть, Воронецкие обосновались в Лесном. В общем-то, у них было время подыскать себе более приятное жилище, чем гостиница, так что могли снять. Особенно, если они в Петербурге надолго. Но… какая же тогда цель у хамелеона?

Впрочем, над целью думать смысла не было по-прежнему, потому что она могла быть какой угодно, но! Раз это все-таки брат, а не сестра, то Глаша для него остается прикрытием, и трогать ее он не станет, что уже хорошо. Однако от походов к Ковальчуку всё же отказался. Но и это логично. Во-первых, они теперь живут далеко, а во-вторых, на Васильевском острове вторженец уже себя показал.

А если он, Котов, прав, и с первой жертвой Воронецкий следил за тем, кто может появиться у тела, то увидел еще тогда человека, с которым потом ходил в театр, и уже знал, что Олег дружен с Рыкиным.

— А еще с Ковальчуком, — шепнул розыскник.

Возможно, со вторым трупом хотел подтвердить свои выводы, но тут Котов явился уже не в покойницкую, а подсел к сестре, и хамелеон был вынужден изменить планы и провести вечер в театре. Тогда отсюда вытекает и желание познакомиться поближе, то есть приглашение в ресторан после спектакля. Да и вся его настороженность.

Да и знакомство Олега с Ковальчуком могло сыграть роль в том, что Воронецкие отказались от визитов к нему. Слишком подозрительный и, возможно, опасный человек оказался связан и с доктором, и с сыщиком. Так что хамелеон вполне мог посчитать излишним продолжать визиты на Васильевский остров, да еще и в ситуации, когда успел там отметиться очередным убийством. И если уже успел снять дачу, то сбежать подальше от тех мест, где наследил, было лучшим моментом. Да, теперь всё выглядело в высшей степени разумно и логично.

И перед розыскником встала дилемма — с кого начать. Он знал, где прячется хамелеон и кем он является, как знал и возможного призвавшего, а то, что это Бэла, Котов не сомневался, почти не сомневался. Не та сущность поглотитель, кто мог помочь призвавшему разорвать Марь. Он был в некотором роде магической сущностью, но не магом, и, стало быть, прорыв был заботой того, кто находился на этой стороне. А такое под силу только магине четвертой категории, особенно, если она точно знала, что и как сделать. Но не бессильному потомку мага, некогда имевшего связь с женщиной этого мира.

И Котов сделал свой выбор — хамелеон. Бэлу он теперь мог отследить по следу ее энергии, который собрал во время встречи с ней. Для этого даже не требовалось никого нанимать. Это имело смысл, чтобы узнать, кого она принимает в доме возле Холерного кладбища. Но теперь сомнений в личности поглотителя не осталось, и лучше было начать с него, чтобы хамелеон не успел сменить личину и раствориться среди людей, возможно, оставаясь под самым носом.

Но была и еще одна причина, и она стала почти главенствующей, — Глаша Воронецкая. Уходя от розыскника-мага, хамелеон мог, как избавиться от девушки, которая знала его настоящую личину, если видела, как он появился, так и поглотить ее. А вот этого Котов допустить не просто не мог, он этого не желал всей своей душой. Слишком хороша она была для того, чтобы стать еще одной частью убийцы.

И вот теперь Олег стоял напротив дома, во дворе которого застыла лучиком солнечного света девушка, так неожиданно затронувшая его мысли и сердце. Котов вздохнул и вышел из тени, но пока так и остался незамеченным. В это мгновение мимо проехала телега. Она громыхнула чем-то, что лежало внутри нее, и Глаша обернулась на звук. После развернулась и неспешно направилась к дому. Своего знакомца девушка так и не узнала, должно быть, попросту не ожидая увидеть его здесь.

И как только телега поехала дальше по Малой Спасской, в которую переходил Муринский проспект, Котов поспешил на другую сторону. А поняв, что Воронецкая сейчас войдет в дом, позвал:

— Глафира Алексеевна! — и улыбнулся, провокация удалась.

Девушка обернулась, поискала удивленным взглядом, кто позвал ее, и глаза Глашеньки округлились, когда она заметила мужчину, махнувшего ей рукой.

— Олег Иванович? — в изумлении спросила она.

Девушка сделала несколько шагов в направлении Котова, вдруг развернулась и поспешила назад к дому, но вновь остановилась, и когда обернулась, на губах ее появилась улыбка. Была она фальшивой сверх всякой меры, потому что в глазах младшей Воронецкой застыл страх. От прежней радости не осталось и следа, и Олег ощутил болезненный укол, хоть и был готов к этому.

— Простите, Олег Иванович, — голос девушки подрагивал от охватившего ее волнения. — Вы произнесли незнакомое мне имя, и я подумала, что обращаетесь вы не ко мне. Отчего вы зовете меня… как вы сказали?

— Глафира Алексеевна, — то ли подсказал, то ли вновь обратился к ней розыскник и приблизился.

— Да-да, именно так, — кивнула она. — Вы ту оказались случайно? — спросила она с надеждой, и чувствовалось, что девушка почти умоляет ответить, что дело обстояло именно так.

Олег лгать не стал.

— Нет, Глафира Алексеевна, я здесь не случайно.

— Хватит этих ваших игр, — нервно произнесла она и развернулась, чтобы уйти. — Мое имя…

— Воронецкая Глафира Алексеевна, — закончил за нее розыскник. — Я знаю, кто вы, и знаю, что с вами произошло. Я пришел, чтобы помочь вам, Глафира Алексеевна, и потому совершенно с вами согласен — игр и в самом деле уже достаточно.

— Я не понимаю и не желаю понимать, — отчеканила девушка. — Оставьте меня в покое, господин Котов.

Олег ухватил ее за локоть, и Глашенька дернулась, но он щелкнул пальцами, и девушка вдруг застыла на месте.

— Глафира Алексеевна, я вам не враг и дурного не желаю, — спокойно и мягко произнес розыскник. — Если на вас нет греха, то и переживать не о чем. Нам стоит объясниться. Ваш двор хоть и окружен живой изгородью, но она невелика, и с дороги нас хорошо видно. Кто находится в доме?

— Только Дарья, — ответила Глашенька.

— Это ваша служанка?

— Да. Ее оставил нам Мефодий Парамонович.

— Ваш брат?

— Мишенька ушел, но должен вскорости вернуться.

Олег вновь щелкнул пальцами, и Глаша, моргнув, отшатнулась от него, впрочем, уже не убегала, но смотрела испугано.

— Кто вы? — с мукой в голосе спросила девушка.

— Ваш друг, Глафира Алексеевна, — улыбнулся ей Котов. — Идемте туда, где нас не увидят и не услышат, нам нужно поговорить.

Она не спешила выполнить просьбу незваного гостя, который теперь пугал девушку до дрожи. Глаша покусывала губы, нервно потирала ладони и заметно страдала от происходящего, и Олег решил ей помочь.

— Глафира Алексеевна, я знаю, что вы стали свидетелем появления пришельца из другого мира. Знаю, что он поглотил на ваших глазах человека, того блаженного из деревни, которая находится рядом с вашим поместьем и когда-то принадлежала вашей семье. А еще я знаю, что он последовал за вами…

Глаза ее становись всё шире и шире, пока розыскник говорил, и когда он закончил, приоткрылся даже рот. Глаша вдруг вцепилась в руку Олега и спросила, глядя на него с жадностью:

— Вы не считаете меня безумной или вздорной выдумщицей? — вдруг мотнула головой и задала новый вопрос, который, должно быть, хотела задать первым, но сказала то, что было для нее важней: — Откуда? Откуда вы всё это знаете? — после сжала руку Котову и потянула за собой: — Идемте.

Олег кивнул и последовал за девушкой. Она вела его к дому, стоявшему неподалеку. Дача была небольшой и совсем простенькой. Владелец ее явно был небольшого достатка. Возможно, служащий нижнего чина, или мастеровой из простого сословия, имевший доход, который не делал его зажиточным. Впрочем, это уже не имело значения… пока, по крайней мере.

В доме и в самом доме было мало комнат, да и обстановка их говорила о том, что хозяин может позволить себе иметь дачу, но обставить ее с шиком уже не способен. Здесь было всё, что необходимо для жизни: где есть, где спать, где приготовить пищу, — но не больше. Почти никакого декора, кроме пары безвкусных картин в таких же безвкусных рамах, да один гипсовый бюст с небольшим сколом. Да и скудная мебель имела потертый вид.

— Прошу вас, присаживайтесь, — Глафира Алексеевна указала рукой на продавленное полосатое кресло. — Уж не обессудьте, Олег Иванович, за жалкий вид нашего нынешнего жилища, но, признаться, мне довольно и небольшого садика и тишины, которой нет в Петербурге. Я скучаю по нашему поместью…

Она замолчала и, присев во второе кресло, расправила складки платья на коленях. Руки девушки слегка подрагивали, выдавая так и не оставившего ее волнения. Глашенька опустила взгляд, поджала губы и больше не произнесла ни слова. Щеки ее заалели, и Олег невольно улыбнулся, любуясь смущением девушки, чем бы оно ни было вызвано. Близостью ли постороннего ей мужчины, с которым она опять осталась наедине, но уже без свидетелей, или же попросту не могла решиться быть откровенной, но была она в эту минуту невероятно прелестна и трогательна.

— Глафира Алексеевна, — заговорил первым Котов, решив помочь своей собеседнице, — что в точности произошло в тот злополучный день в лесу, когда погиб блаженный? — Девушка бросила на розыскника затравленный взгляд, и он улыбнулся: — Произошедшее для меня не выдумки и не безумие, вам нечего опасаться, что я дурно о вас подумаю. Клянусь, — и он поднял руку в клятвенном жесте.

Однако ответить Глаша ничего не успела, потому что в комнату шагнула женщина лет сорока. Черты лица ее были грубы, фигура массивна, и ступала она тяжело, оттого приближение не осталось незамеченным. Котов первым обернулся к двери, и лишь после этого раздался стук.

— Это Дарья, — негромко сказала Глашенька и повысила голос: — Что ты хотела?

Женщина шагнула в комнату, посмотрела на визитера, и он отметил, что у нее, похоже болят зубы, потому что на голове ее была повязка, проходившая под подбородком и через левую щеку. Концы скрученного платка забавно топорщились на макушке, словно заячьи уши. Дарья запоздало поклонилась и произнесла:

— Показалось, что пришел кто-то, — голос ее оказался на удивление приятным. — Думала, что братец ваш вернулся. Накрывать ли на стол, барышня? Может, надо чего? Вы говорите, я накрою.

Глафира перевела взгляд на незваного гостя, но он отрицательно покачал головой, и девушка ответила:

— Нет, Дарья, ничего не надо, отдыхай пока.

— Да вроде и не устала, — сказала та, но уйти не спешила.

— Что тебе? — с заметным удивлением спросила Воронецкая.

Похоже, Дарья назойливой обычно не бывала.

— Вы уж простите меня, барышня, — сказала женщина, — но нехорошо это, с мужчиной-то наедине. Давайте, я тихонько в уголке посижу. Мешать не стану, но так братец вас бранить не станет.

— Ступай, — досадливо покривилась Глашенька. — Михаил Алексеевич знаком с господином Котовым.

— Ну раз так, то как скажете, — пожала плечами Дарья. — Может, хоть воды принести?

Олег обернулся к ней и ответил сам:

— Нет, благодарю. Мне ничего не надо.

— Так может, барышня хочут?

— Да, мне воды принеси, — согласилась девушка и облизала губы.

Дарья вышла, и Котов сменил тему беседы, пока они ожидали возвращения служанки.

— Кто такой Мефодий Парамонович?

— Это наш знакомец, — ответила Глаша. — Мы встретились с ним в Петербурге на третий день после того, как приехали, и он сказал, что мы можем пожить на его даче. Сказал, что самому ему сейчас дом не нужен, а нам будет удобней тут, чем в гостинице.

— Но вы переехали не сразу, — заметил Олег.

— Да, — девушка бросила на него вороватый взгляд и отвернулась. Щеки ее вновь полыхнули румянцем. — Это из-за вас, Олег Иванович. Мишенька недоволен, что мы назвались супругами. Он сказал, что ему неловко и дальше лгать, а вы намеревались свести с нами более тесное знакомство. Выходило так, что нам и вовсе пришлось бы завраться. Да и ваше знакомство с Федором Гавриловичем… — Она вновь бросила вороватый взгляд на гостя. Похоже, про Ковальчука Глаша говорить не хотела. — Так и вышло, что Миша решил принять любезное предложение Мефодия Парамоновича.

Вновь послышались тяжелые шаги, вернулась Дарья. Она поставила на стол поднос, на котором стоял графин с водой и два стакана. Поклонившись, она задержала взгляд на Котове, после перевела его на Глафиру Алексеевну, а уж затем вышла, наконец оставив их наедине. Олег поднялся на ноги и, подойдя к двери, прикрыл ее. О чести дамы он, конечно, заботился, однако сейчас был иной случай, да и Дарья ему не понравилась.

Котов обернулся и увидел, что Глашенька наливает себе воды. Она уже взяла стакан, поднесла его к губам, но вдруг вернула на поднос, сжала кулаки и тряхнула головой. Вид у нее был до невозможности решительный и забавный одновременно, но розыскник скрыл улыбку.

— В тот день я вышла на прогулку, — заговорила девушка. Она обняла себя за плечи и отошла к окну. Все-таки болевого настроя ей хватило всего на минуту, но говорить она всё же начала. — Я, знаете ли, люблю побродить в одиночестве. Не сказать, что я окружена шумным обществом, чтобы желать уединения, однако такие прогулки мне по сердцу. — Глаша вздохнула. Она провела пальчиком по мутноватому от пыли стеклу и продолжила: — Федот встретился мне, когда я уже подходила к лесу. Не думайте, Олег Иванович, я вовсе не легкомысленна, и бродить по лесу не в моих привычках. Гуляю я по кромке, никогда не углубляюсь. А тут вышло так, что мне нашелся спутник. Я не опасалась Федота, он всегда был добродушен и весел…

Всхлип прервал девушку. Она глубоко вдохнула и подняла лицо кверху, кажется, сдерживая слезы. Олег уже хотел направиться к ней, но передумал, не желая спугнуть откровений. Впрочем, она быстро взяла себя в руки и, полуобернувшись, виновато улыбнулась:

— Простите меня, Олег Иванович, мне безумно жалко Федота. Он не заслужил такого страшного конца… — Глашенька опять повернулась спиной к гостю, и он увидел, как она украдкой стерла слезинку. — Федот был весел, как обычно, всё прыгал вокруг меня на одной ножке и пел свои совершенно невразумительные песни, но меня это забавляло. Без злости. Было и вправду забавно. Я смеялась, а Федот продолжал выписывать коленца, желая порадовать меня.

Признаться, я даже не заметила, как мы углубились в лес. Там я остановилась и попросила вывести меня назад. Федот послушался. Он бы ни за что не причинил мне зла, я знаю. Напротив… В общем, когда мы уже пошли в обратную сторону, за спиной раздался странный звук. Знаете… будто шипение или… даже не знаю, какое определение дать.

Федот обернулся первым. Он поднял руку и указал мне за спину. Лицо его стало удивленным… какое бывает у маленького ребенка, право слово. Так же и пальцем тыкал. Я обернулась и успела увидеть что-то вроде молнии или вспышки света, полыхнувшей недалеко от того места, где мы стояли еще недавно.

Меня немного ослепило. Я закрыла лицо ладонями, а когда убрала их, увидела странное существо… Оно было похоже на человека, разве что одет как-то странно. У нас такого не носят. Но вот его лицо и глаза… — Котов впился в девушку взглядом, но она этого не увидела и продолжила: — Лицо его было необычайно узким и вытянутым. Острый подбородок, рот без губ… или же они были столь тонкими, что я их попросту не разглядела. Но что рассмотрела прекрасно, так это глаза. — Глаша порывисто обернулась и воскликнула с ноткой истерики: — Змеиные глаза! Такие желтые, совсем желтые, и зрачки узкие, как черточки. Страшные глаза.

Девушка сжала пальцами виски, вновь переживая свой ужас, а Котов задумался. То, что описала Глашенька, означало лишь одно — хамелеон появился под чужим ликом, и лик этот принадлежал миру, который, как и этот, был поглотителю чужим. И это было совершенно неправильно. Ему было проще явиться сюда в собственном облике, потому что он ничем не отличался от человеческого. Но явился под личиной рептилии…

— Федот схватил большую толстую палку, — справившись с чувствами, продолжила Глафира Алексеевна. — Он закрыл меня собой и стоял так. Знаете, Олег Иванович, он совсем не был похож на себя обычного. Топал ногами и ревел, как какой-нибудь медведь. Кричал: «Зашибу, чудище окаянное!» Это существо вовсе не испугалось. Оно пошло на Федота, что-то шипело, а может, мне только так казалось, я была вне себя от страха.

А потом… Потом оно кинулось на Федота. Тот махнул своей палкой, но существо легко увернулось. Оно прыгнуло и схватило моего защитника за голову. Мне даже показалось, что оно стало целовать Федота, до того близко оказались их лица. Блаженный замычал. Он быстро ослаб и повалился на колени, а существо склонилось вместе с ним.

Я увидела, как Федот начал меняться… Он будто таял, Олег Иванович! Это было так страшно, так невозможно, что я до сих пор сомневаюсь, что видела происходившее своими глазами. Словно пригрезился страшный сон. Истинный кошмар, клянусь вам! И я вправду это видела, Христом Богом клянусь!

Теперь она и вовсе была на грани истерики, и Олег в этот раз медлить не стал. Он поднялся с кресла, куда вернулся, пока слушал девушку, и стремительно пересек комнату. Котов сжал руки Глашеньки и заглянул ей в глаза.

— Глафира Алексеевна, милая, я верю вам. Раз уж я спрашиваю о том, что с вами произошло, стало быть, знаю об этом существе. И как оно появилось, и на что способно. И потому я не думаю, что вы что-то выдумываете. Напротив, я делаю выводы необходимые мне в этом деле.

— Стало быть, он говорил о вас, — зачарованно глядя Котову в глаза, произнесла девушка. — Вы тоже из другого мира, верно? Из какого-то ведомства…

Котов улыбнулся, так и не дав ответа. Он указал девушке на кресло, но она отрицательно покачала головой, и розыскник вернулся к ее рассказу.

— Вы увидели, как существо поглощает вашего знакомца. И что же было дальше?

Глашенька протяжно вздохнула, после кивнула, принимая отказ гостя отвечать на ее вопрос. Она освободила ладони из рук Котова и отошла. Он повернулся и посмотрел ей вслед.

— Глафира Алексеевна.

— Дальше я убежала, — не обернувшись, ответила девушка. — Мне было невыразимо страшно, когда я увидела, что происходит с Федотом.

— Но домой вы не вернулись до следующего дня…

— Верно, — кивнула Глаша. — Я попросту заблудилась. Бежала, не разбирая дороги. Впрочем, я и до того не понимала, в какую сторону мне идти. А после всего я была в таком ужасе, что бежала, толком ничего не видя перед собой. Падала, даже не знаю сколько раз, и сколько раз меня хлестали ветки кустов, через которые я ломилась. В очередной раз упала и уже не поднялась. Лежала и рыдала.

Должно быть, всё это забрало мои силы, и я уснула, измученная и страхом, и жалостью к Федоту. Проснулась уже ночью. Где я и куда мне идти, не понимала совершенно. Я залезла в какие-то кусты, закрыла глаза и начала молиться. Так почти всю ночь и провела. Жмурилась, слушая звуки ночного леса, тряслась от своего ужаса и молилась.

А когда рассвело, я выбралась из своих кустов и побрела, положившись на Богородицу. Должно быть, она и помогла мне найти путь к дому. Я вышла к пруду, а оттуда уже пошла к усадьбе. И пока возвращалась, я приняла решение, что никому и ни за что не расскажу того, что со мной приключилось. Потому что такое попросту невозможно доверить даже брату.

Кто поверит, что я видела существо со змеиными глазами, которое появилось из ниоткуда и так страшно убило Федота? Никто. Только решат, что я сошла с ума, пока пропадала. И когда Миша начал допытываться, что со мной случилось, я ужасно злилась. Понимала, что он пребывает в великом волнении, но дерзила и отгоняла, потому что он всё равно бы мне не поверил. А что-то выдумывать у меня попросту не было сил. Притворяться, будто просто заблудилась, и улыбаться, как прежде я тогда не могла. Только всё оказалось зря.

— Брат все-таки решил, что вам нужна помощь врача, — с пониманием произнес Олег.

Глаша кивнула. Она подошла к столику, на котором стоял уже налитый ею стакан, взяла его и выпила половину. После всё же вернулась к креслу и, усевшись, продолжила:

— Да. Миша любит меня, потому не мог оставить всё как есть. Он решил везти меня в Петербург. Брат прикрылся делами, но целью его был все-таки врач. Впрочем… — девушка вздохнула, — все, кто живут в доме, решили, что я не в себе. Но стоит признать, не так уж они были далеки от истины, я действительно была не в себе.

Она замолчала, а Котов не спешил нарушать воцарившейся тишины. Ему сейчас открылось всё, что носила в себе эта хрупкая юная барышня. И ее ужас, и страх после, когда молчала из опасения быть признанной даже крестьянами безумной. Молчала и переживала произошедшее в лесу, не зная, с кем разделить свою ношу.

— Вы не представляете, Олег Иванович, как я рада, что могу открыться, — словно подслушав мысли собеседника, произнесла Глашенька. Она накрыла лицо руками, и до розыскника донеслось: — Это такая мука жить, что-то бесконечно скрывая. Носить в себе этот ужас и не иметь возможности облегчить душу. Притворяться, будто всё хорошо, когда знаешь, ничего хорошего нет. Еще и это существо… Его угрозы убить Мишеньку, если я не стану ему помогать.

Взгляд Котова, едва став рассеянным, вновь прояснился.

— Он пришел к вам, верно? Расскажите о нем всё, что знаете.

Глаша покивала, после убрала руки от лица и протяжно вздохнула.

— Он пришел ночью на следующий день после моего возвращения домой. Пришел в облике Федота. Он влез в окно, пока я спала. Толкнул меня, и когда я открыла глаза, накрыл рот ладонью. Но ему было нечего опасаться, я онемела, сначала от изумления, после от ужаса. У меня даже на миг мелькнула мысль, что наш блаженный сумел сбежать. Но потом я поняла, что мой ночной гость смотрит иначе и ведет себя совсем не так, как Федот. Он был слишком разумным и совсем невеселым.

А потом он заговорил, и я забыла как дышать, потому что поняла, кто стоит передо мной. А облик Федота для него всё равно что для меня новое платье.

— Что же он сказал?

— Он спросил: «Ты меня втащила через Марь?» — Глаза Котова расширились. Это он вовсе не был готов услышать.

— Он не знает, кто его призвал? — спросил Олег.

Глашенька отрицательно покачала головой.

— Не знает. Всё, что он знал об этом человеке, что тот из Петербурга. Но он не знал, что это Петербург. Говорил, что уловил несколько образов из головы того, кто призвал. По описанию я узнала, о каком городе идет речь. Этот… пришелец описал мне Медного всадника, город на реках и Ростральную колонну. Я не видела ничего из этого прежде вживую, но насмотрелась на картинки в альбоме, который когда-то привез из Петербурга наш батюшка. И тогда это существо сказало, что ему надо в Петербург, а я должна помочь ему найти того, кто его привел. Иначе обещал убить Мишеньку. Я брата люблю не меньше, чем он меня, потому дала обещание.

Правда, совсем не понимала, чем я могу помочь. Я не знаю столицы, не могу в одиночестве путешествовать и заходить куда-то. Но он ответил, что я должна уговорить брата поехать в Петербург. Дорогу он не знал, а мы должны были стать для пришельца указателем в пути. Объяснил, что в памяти Федота нет нужных ему сведений, а чтобы получить новые, ему нужно еще кого-нибудь убить. И тогда по его следу пойдут ищейки…

— Минуту, Глафира Алексеевна, умоляю вас, подождите минуту! — воскликнул Котов. — Простите, что прерываю ваш рассказ, но нам необходимо вернуться немного назад. Итак, призывающий не объявился. И вы никого не видели на месте прорыва? Там, где хамелеон появился?

— Хамелеон? — переспросила девушка. Она едва приметно покривилась и потерла горло, а после продолжила: — Да, верное прозвище, хамелеон он и есть. Что вы спросили? — она тронула лоб кончиками пальцев: — Ах да, нет, я никого не видела. Федот занял всё мое внимание. И когда огляделась и поняла, что мы далеко зашли, тоже никого не видела.

— Хорошо, — в задумчивости ответил Олег. — Он не говорил, о чем призвавший с ним договаривался? С какой целью его притащили сюда?

Глаша отрицательно покачала головой.

— Он этого не знал. Говорил, что всё произошло неожиданно для него. Мол, был занят каким-то своим делом, вдруг открылась воронка, и его затянуло. Он хочет уйти отсюда. Сказал, что надо найти призвавшего, чтобы он отправил его назад.

Котов мотнул головой.

— Стоп, — произнес он, больше обращаясь к себе, чем к собеседнице.

Что за ерунда выходит? Хамелеон вполне счастливо существовал в мире рептилий, и его перемещение произошло помимо его воли? Просто затянуло в прорыв⁈ И всё, что он знает о призвавшем, это то, что он из Петербурга? Но почему именно из Петербурга, если призыв произошел в Новгородской губернии? Если на то пошло, то призвавший может быть вообще, где угодно!

Но Бэла здесь, и вряд ли окрестности заполнены беглыми магами, которых до сих пор никто не обнаружил. Это-то как раз совершенно невозможно. Так что вот так разорвать Марь под силу только ей… Для чего? Хочет уйти и просто устроила эксперимент или что-то пошло не так, раз притащила хамелеона? Поэтому не показалась, а он пошел за той, кого увидел, решив, что затянула его в этот мир именно она?

— Как он намеревается искать призвавшего? — по-прежнему в задумчивости спросил Олег, но ответа не последовало. Он перевел взгляд на девушку: — Глафира Алексеевна, вам дурно?

Она была бледна, на лице девушки выступил пот. Глаша часто и хрипло дышала. Она подняла руку и прижала ее к груди, и Котов отметил, что взволнованное подрагивание перешло в крупную дрожь, и до розыскника донесся стон.

Он вскочил на ноги и бросился к девушке.

— Глафира Алексеевна, — позвал Олег. — Что с вами?

— Жжет, — едва слышно пожаловалась она. — Воды…

Котов кинулся к графину, уже протянул руку к нему, но вдруг отдернул ее и порывисто обернулся к Глашеньке. После, не глядя, взял стакан, из которого пила девушка, и принюхался.

— Яд, — констатировал розыскник и рявкнул: — Проклятье!