Упомянутая крестным суша оказалась ещё одним островом. В противовес покинутому, этот был вдвое больше, порядочно вытянут между берегами и имел форму пологого холма. На вершине, занимающей не менее половины всей площади возвышенности, располагались какие-то невзрачные хижины. Центральная часть островка была покрыта сочной зелёной травкой. Ближе к берегу растительность сходила на нет, сменяясь полосой белого песка, уходящей в бирюзовую прозрачность воды.
— Стаём тут, значица. — прервал возникшее было молчание бородокосый. При этом зачем-то начал править неповоротливое судно к правому берегу. Уточнять цель внезапного маневра не пришлось, следующей фразой крестный все пояснил. — Счас токмо подход к реке очистим от одержимых. А там уж и посидим, погутарим, да гостей дорогих дожидаться станем.
— Каких ещё гостей?
— Знамо каких. Тайка подойтить обещалася. Счас у нас там утрясет все хлопоты и прискочет.
Спросить о цели визита не получилось. Правый берег был уже в двадцати метрах и бородокосый дал знак молчать.
— Лодку держи носом по теченью, штоб не вертало. Счас я их угомоню. — произнося эти слова, Прохор, лучший лучник поселка, встал в полный рост, потянул первую стрелу из колчана и занялся привычной работой.
В мастерстве стрелка я не сомневался. Видел не раз, что вытворял, с луком в руках, этот невпечатляющего вида мужичок. Но в прошлых случаях, под ногами у него была земная твердь. Сейчас же опорой служило неустойчивое дно лодки, движущейся вместе с течением реки и, тои дело подпрыгивающей на волнах. В таких условиях не вывалиться бы за борт, который, кстати говоря, особой высотой не отличался. О том, чтобы вести прицельную стрельбу и речи быть не могло. С тем же успехом можно было попробовать жонглировать пудовыми гирями, шагая по натянутому над пропастью канату. Но лучник, вопреки всем законам физики, а также здравого смысла, с, казалось бы, невыполнимой задачей справлялся без особых проблем. Правда, сумасшедшей скорости, которая так поразила меня в самом начале знакомства с бородокосым, не было. На ее место пришла крайняя степень сосредоточенности и безупречный баланс профессионального эквилибриста, позволяющий безошибочно выбирать момент для выстрела.
Первая стрела пробила голову чахлому бегуну, войдя в череп между левым глазом и носом. Вторая — прямо в лоб его собрату по несчастью и степени развития.
Топтун оказался самым старшим из собравшихся на берегу одержимых и, судя по тому, что был единственным из всех, кто хоть как-то прореагировал на безнаказанный расстрел своих товарищей, самым сообразительным. Правда это его не спасло.
Ринувшаяся с угрожающим рыком к лодке тварь быстро потеряла прыть, погрузившись в воду по грудь. Рванулась дальше, замолотила лапами по поверхности воды, став при этом идеальной мишенью даже для неопытного стрелка. Хлопок тетивы прервал неудавшийся заплыв чудовища.
Подергавшись ещё немного, топтун ушел под воду. Последним, что скрылось в колышущейся поверхности реки, оказалось древко стрелы, торчащее из левой глазницы. Оно погружалось неторопливо, словно мачта получившего пробоину корабля.
Оставшийся в одиночестве бегун на скоропостижную гибель товарищей обратил внимания не больше, чем корова на покрашенный забор. Продолжал беспокойно топтаться у кромки воды, тоскливым взглядом уставившись на лодку.
— Давай, Пустой, подгребай к берегу. — поторопил крестный, пряча лук на дно лодки. — Этого сам упокоишь, на берегу. Мне стрелу беречь надо, заодно погляжу, что ты в бою ближнем с оружьем могешь.
Увлеченный картиной жестокого геноцида над беззащитными одержимыми, я и не думал, что придётся принимать участие в расправе. Тем более сталкиваться с тварями в рукопашной. Пускай для меня такое не впервой, да и противник несерьёзный. Но проблемой оказалось не нежелание вновь сходиться накоротке с кровожадной тварью, а отсутствие более-менее серьёзного оружия для ближнего боя. Нож не в счёт, а подаренный на крестины меч так до сих пор и не позволил вытащить себя из ножен. Озвучил эти мысли бородокосому, для наглядности ещё и вышеупомянутый презент показал.
— Коли так, оставим это на потом. — ответил крестный, после недолгой паузы, враз посмурнев, после чего внимательно посмотрел на красиво инкрустированные металлом ножны. При этом, в его застывшем взгляде сквозило такой глубокой задумчивостью, что сразу становилось понятно — повествование о подаренном мече будет непростым.
Укрытый от посторонних взглядов, в выложенном камнями углублении, костерок задорно постреливал искрами. Пересушенные сучья, что в немалом количестве обнаружились в одной из хижин, венчающих островной холм, почти не давали дыма. Зато жар, исходящий от них, позволял подогреть подкопченное мясо и колбасу, что привез с собой крестный. Хотя вкус у них был такой, что и холодными уплел бы с превеликой радостью.
Помимо мясных деликатесов, на расстеленном куске полотна уютно расположились пироги с мясом и капустой, печеная репа, квашеная капуста, душистый хлеб, вяленая соленая рыба и небольшой бочонок пива.
После того, как добили последнего бегуна и освободили затылочные наросты тварей от ценного содержимого, сразу отправились на остров. Находящиеся на нем строения оказались рыбацкими хижинами, сейчас пустующие. В определенное "рыбное" время здесь собиралась артель рыболовов. Пространство между берегами и островом перекрывали сетями, в результате чего, за каких-то полдня можно было наловить рыбы на месяц вперёд.
Под навесом нашелся удобно устроенный в ямке очаг, немедленно разожженный. Расположенные по обеим сторонам от него бревнышки признаны пригодными для сидения, а расстеленный кусок полотна вполне сошёл за стол. Бородокосый достал заветный мешок и начал выкладывать на импровизированный стол кушанья и яства, от вида которых в животе у меня заголосило так жалобно, что крестный лишь с пониманием усмехнулся. Наверное, этим смешком напомнил мне о попытке угостить его недожаренно-подгоревшей рыбой. С таким аппетитом съеденная утром тушка самостоятельно пойманного речного обитателя сейчас казалась отвратительной гадостью, от которой даже бродячие собаки носы отвернут.
К трапезе приступили незамедлительно. Время уже перевалило за полдень, к тому же речная прогулка способствовала сжиганию калорий. Да и крестный, как оказалось, успел здорово нагулять аппетит. Так что, следующие двадцать минут прошли в тишине, нарушаемой лишь звуками поглощаемой пищи, под аккомпанемент хорового урчания одержимых с левого берега.
Лишь, когда разложенная на полотне снедь была уменьшена примерно на половину от первоначального количества, а пенный напиток из бочонка был разлит по кружкам, бородокосый начал говорить о том, как завершилось вчерашнее нашествие одержимых.
После того как к поселковому войску прибежали перепуганные бабы с ребятнёй, бородокосый скомандовал потихоньку отходить к крепости, в надежде, что оставшиеся войны успеют их догнать.
На середине пути их и впрямь нагнала группа во главе с Ловкачом, принесшая весть о большом количестве одержимых и намерении деда Василия сдерживать их до последнего.
Тут уже мешкать не стали и дальше двинулись скорым шагом.
Несколько бегунов и жрачей попалось по дороге. С ними справились без потерь, а вот возле самой крепости случилась стычка посерьёзней.
Напавшие с нескольких сторон одержимые, в числе которых была пара топтунов, разделили войско. Справиться с ними удалось немалой ценой — семеро убитых и с десяток раненных. К тому же, при нападении тварей, несколько человек разбежались по закоулкам, поддавшись панике. Искать их не стали, торопясь как можно скорее спрятаться за стенами крепости.
Там и отсиделись, через бойницы отстреливая появляющихся тварей, правда особо тяжелых моментов больше не случалось. Единственной проблемой, не на шутку перепугавшей обороняющихся, оказался исполинских размеров волот, наверняка уничтоживший бы весь поселок вместе с обитателями. Но одна из зачарованных знахаркой стрел, выпущенная верной рукой крестного, сразила громадину еще на подходе к крепости.
Через некоторое время твари перестали подтягиваться. Осажденные решили отправить пару человек на разведку. Оказалось, что вовремя.
Оставшиеся одержимые и впрямь ушли за стену, лишь на парочку заблудившихся бегунов наткнулись.
К тому же староста с дружиной вернулись с промысла и с удивлением обнаружили наглухо закрытые ворота и отсутствие дозорных на стене. Свое удивление возвратившиеся воины высказывали предельно громкими криками, при этом совершенно не стесняясь в выражениях. уже немало времени провела под стенами и даже успела зачистить пространство вокруг поселка от остатков одержимых.
После того как ворота, наконец, были открыты, состоялась радостная встреча. Поначалу, вернувшиеся с промысла воины не на шутку разволновались, видя пустые стены и наглухо запечатанные ворота. Подозревали худшее. Так что встреча и впрямь была радостной, хоть радость эту и омрачали прозвучавшие имена тех, кто не пережил нашествия одержимых.
Долго разговаривать не стали, несмотря на ночную тьму, начали дружно наводить порядок на территории поселка. В дерганом свете горящих факелов осматривали все проулки и закутки, погибших уносили на площадь, трупы тварей собирали на телеги и вывозили за стены. Знахарка тем временем занялась оставленными в крепости ранеными.
Долго думали, что делать с тушей того самого, исполинских размеров, волота. Утащить его целиком было невозможно. По словам крестного, веса в убитой твари было не меньше ста пятидесяти пудов, а то и все двести. Единственный приемлемый вариат — порубить тварь на части и уже потом вытащить за пределы поселка. Но быстро справиться с, закованной в костяную броню, плотью чудовища не выйдет. Так что оставили это дело на потом.
До утра худо-бедно управились. Собрались на совет. Главными вопросами были: причина нашествия и кому держать ответ за погибших во время этого нашествия людей. В итоге крайним оказался бородокосый, на время отсутствия старейшины, оставленный за главного. Наказанием стало изгнание из поселка.
— Подожди, дядь Прохор, а ты то в чём виноват?! — возмутился я, узнав о произошедшем.
— Што людей не уберег, што не увел сразу в крепость, што по дурному оборону держал, да и вопще… — Он хотел сказать что-то ещё, но, прервав фразу, лишь махнул рукой. У меня было что возразить по этому поводу. Уже открыл было рот, но крестный не дал сказать и слова, остановил жестом. Помолчали.
— Ты с дедом Василием и Феофаном сам третий остался, нет их теперь. Мы и тебя похоронили уж. Как уцелел то? — прервал затянувшуюся тишину бородокосый, глядя серьезным взглядом из-под нахмуренных бровей.
— Поначалу мы деда Василия прикрывали, пока он этой хренью улицу перегораживал. — Я сделал паузу, вспоминая ту страшную сферу. Творение мрачноватого паренька, за два десятка минут, превратившегося в дряхлого деда.
— Ты про яму?
— Да, он тоже ее ямой называл. Сразу нам сказал, чтобы уходили, как на всю ширину ее растянет. Ну мы и побежали к крепости. Феофан сказал, что деду Василию недолго осталось, как помрет, яма исчезнет.
— Мы его там и нашли. — покивал головой крестный. — Седой весь и высушенный. А пред ним яма. Глубокая! Саженей пять, не меньше! И по обеим сторонам по две избы как корова языком смела, ни полешка не осталося. До последнего стоял, значица. Эх, добрый воин был!
— Он ещё до того с одержимыми бился. Топтуна и жрача с арбалета, в упор практически, свалил, а бегуна топором приголубил. Но успели его достать, бок порвали сильно. Рана страшная была, даже непонятно как на ногах ещё стоял.
— Да, могучий воин, мало таких… Давай помянем деда Василия. — Бородокосый заново наполнил опустевшие кружки. Выпили, снова помолчали.
— А Феофан как…? — крестный не закончил, заскрипел зубами. До этого он особо не демонстрировал чрезмерную эмоциональность, в основном даже наоборот. Но сейчас, во взгляде серых, а от отражающихся в них отблесках костра, казавшихся стальными, глаз плескалась целая река горечи по погибшим соратникам.
— Феофан быстро… — вытолкнуть из пересохшего рта непроизнесенное бородокосым слово не удалось. Пришлось обходиться коротким мгновением тишины, материализовавшимся на его месте. — На пути к крепости на нас напал волот, здоровенный! Одним ударом Феофана зашиб, тот, наверное, и понять ничего не успел. Волот, наверняка тот самый, которого ты потом свалил. Получается, что отомстил за Феофана, тварюгу эту пристрелив.
Крестный в ответ лишь покивал, поднял кружку, отсалютовал в сторону скрытого далью поселка и со словами "за Феофана" опрокинул содержимое в рот. Повторив в точности его жест, поставил опустевшую посудину на импровизированный стол.
Прохладный пенный напиток скользнул вниз по пищеводу, ухнул в желудок, добавляя приятной расслабленности в теле и голове. Пиво было небольшой крепости, вряд ли больше трех-четырех градусов. Но массивные деревянные кружки, в которые его разливал бородокосый, объемом если и не доходили до литра, то совсем немного. А за неполный час, что мы провели в компании пузатого бочонка, кружек было выпито уже по три штуки. И как раз сейчас наполнялись четвертые. Так что настроение было как раз для душевного разговора, пускай и омраченного трагическими событиями.
— Он и меня бы прибил, волот этот, — не дожидаясь вопросов, продолжил рассказ. — то есть даже попытался прибить. Я и сам думал, что всё — конец! Никакое чудо не могло спасти из-под опускающейся на голову огромной лапы твари! Но вот спасло! Случилось! Не знаю, как вышло, но вдруг оказался в воде, посреди реки, как раз недалеко от острова на котором ты меня и нашёл.
— Ого, так вот у тебя што за дар, получаеца! Могет враз в иньшее месте перенести, от верной смерти спасая. Добрый-добрый!
— Вот и я подумал, что дар открылся. Правда, снова им воспользоваться не получилось, как не пытался. Думал, в посёлок обратно перенестись сразу, но не выходит никак. Может посоветуешь что? Вот ты, дядь Прохор, как своим даром управляешь?
— Как, как?! Каком кверху сажуся! У меня даров пять штук, и кажный по-своему пользую. С одним слово про себя скажу, с другим палец по-особому сгибаю, третий сам зачинат работать. В обчем сам и придумашь, как его пользовать. Вот Тайка придёт с ей о дарах и говори, на то она и знахарка, штобы с энтим делом помогать. И с другим тожить…
Последние слова крестный проговорил негромко, взгляд его при этом был прикован к толкущейся на левом берегу кучке одержимых.
За прошедшее время группа на порядок усилилась, причём не только количественно, но и качественно. Одна из тварей, возвышающаяся над прочими, словно заядлый второгодник среди одноклассников, была похожа на приконченное Феофаном на стене чудовища, даже слегка поздоровее. Упырь, или всё-таки волот?
— Упырь матерый, вскорости до волота дорастет. — словно прочитав мои мысли, избавил от сомнений бородокосый. — Не боись, оне воду оченно не любят. Дажить если захотит до нас добраца, у меня стрела заговоренная есть, Тайка дала, как с промысла возвернулися.
— А если они всей толпой поплывут?
— Не поплывут. Плавают они хреново, потонут. А тут ещё, значица, теченье меж берегом и островом, хоть и несильное, но есть.
Несмотря на успокаивающие пояснения крестного, смотреть на добрый десяток чудовищ во главе с матерым упырем, находящийся в пятидесяти метрах от нашего бивуака, было тревожно. Вдвойне тревожно было осознавать, что количество тварей продолжает увеличиваться. Тем более раньше, как утверждают местные, территория, прилегающая к посёлку у одержимых особой популярностью не пользовалась.
Вот, кстати, ещё один жрач топает, выбравшись откуда то из лесу. Что его заставило пойти в эту сторону, что привлекло? Дым от костра?! Так его немного и ветер дует в сторону, противоположную той, откуда вырулила эта образина. А может жрач прибежал на крики одержимых?! Может быть и так. Но что заставило целые стаи кровожадных чудовищ сняться с облюбованных мест и отправиться к находящемуся черт знает где поселку?
Этим вопросом я задавался ещё вчера, когда вместе с дедом Василием стоял на стене и разглядывал двигающиеся по степи фигурки одержимых. В тот момент мне не дали как следует поразмышлять. Но сейчас, отвлекшись от беседы с крестным, взглянул, наконец, на происходящее трезво. Ну, пускай и не совсем трезво, но вполне обстоятельно.
Оказалось, что ответ невероятно прост. Нужно было лишь задуматься, кто или что появилось в посёлке прямо перед нашествием одержимых.
— Дядь Прохор, так это я! Это из-за меня твари лезли в посёлок, словно мухи на мед! — Слова эти проговаривал, ошалело уставившись на бородокосого.
— Понял-таки, крестничек. — В его голосе слышались насмешливые нотки, но, лично для меня, ничего смешного в открывшейся правде не было.