Молчание, возникшее после слов бородокосого, прервал скрип входной двери, быстрый топот ног в сенях и следующее за ним появление Ивашки.
— Вои идут, цельной ватагою, стража городская, в броне все и при оружии! — голосом, в котором волнение перемешивалось со страхом, торопливо выпалил паренёк.
— Много?
— Десятка четыре, аль все пять. — пожал плечами Ивашка. — Я особливо не глядел, сразу назад побёг.
— Далеко? — спросил Медведь, бросив задумчивый взгляд по сторонам.
— Уж рядом, к лавке скорняка, к той, что за углом, подходют.
— От Вышнего града топают. — отметил вслух корчмарь и продолжил, обращаясь к нам. — Давай, Прохор, в подполе схоронитесь, авось не сыщут.
Он даже двинулся было к стойке, за которой у стены располагался прямоугольник люка, ведущего в погреб с припасами, но крёстный остановил его на полпути.
— Нет, Медведище, не станем мы прятаться. И так беду на тебя навлекли, придя в корчму.
— Не дури, Прохор! С бедами своими я сам управляюся, а вот вы с цельной дружиной воёв не управитесь, хоть кажный из вас троих, а то и пятерых стоит. Тем боле оне с Вышнего града идут, а тамошние дружинники не чета дозорным, что караул на воротах, да на внешней стене держут. В подполе переждёте, а тама как решили, на конях проскочить попробуете.
— Нет, коли оне к корчме идут, значица, про то, што тута мы, ведают. А коли ведают, значица, всё до последней соломинки тута перетрясут, пока нас не отыщут. И тогда тебе точно несдобровать. — покачал головой крёстный. — В обчем, выходим мы сами, а уж тама как пойдёт.
— С вами выйду, коли так.
— Нет, Медведь, не выйдешь. Не поможешь ты нам ничем и себя сгубишь. А коли себя сгубишь, то и их вона, — бородокосый указал на Ивашку и, продолжающую выхаживать раненных, девчушку. — тожить сгубишь. Так что, звиняй, сами пойдём. Тебе ещчё людей своих сберечь надобно.
Корчмарь молчал, опустив голову. Он понимал правильность сказанных крёстным слов, но принять их ему было нелегко.
— Прощевай, старый друг! — проговорил бородокосый, хлопая Медведя по плечу. — даст Улей, свидимся ещчё.
— Прощевай, Прохор! Свидимся, обязательно свидимся! — с внезапно появившейся хрипотцой в голосе, произнёс корчмарь, хлопая в ответ плечо друга и пожав нам с Демьяном руку на прощание, отступил назад.
— Двинули чтоль. — с невесёлой улыбкой выпалил крёстный, постоял ещё немного, словно собираясь что-то сказать, но потом будто передумал и, больше не произнеся ни слова, шагнул к выходу. Демьян двинулся за ним. Я кивнул напоследок Ивашке и девчонке, имени которой так и не успели узнать. Во взгляде паренька сквозили испуг и тревога, глаза же девчушки были полны слёз. В свете грядущих событий, эти слёзы казались недобрым предзнаменованием, словно ими оплакивалась наша скорая погибель.
Я, мотнул головой, отгоняя дурацкую мысль и попытался улыбнуться на прощание, но улыбка вышла ненастоящей и натянутой. Поморщившись от осознания этого факта, отвернулся и поспешил за Демьяном.
За распахнутой дверью нас ожидала заметно потемневшая и оживлённая улица. Темнотой довольно широкая площадка, раскинувшаяся перед корчмой, обязана была тихо подкрадывающемуся вечеру. Оживлённость же обеспечивали воины в, усиленных металлическими вставками, одинаковых кольчугах и островерхих шлемах с кольчужными бармицами, взявшие всю площадь в плотное полукольцо. В руках большинство вояк держали заряженные арбалеты, у других были среднего размера мечи и круглые щиты, с изображением трёх стругов под парусом на синем фоне, третьи были экипированы такими же щитами, но вместо мечей имели длинные копья с трёхгранными наконечниками. Наверняка, разнообразие вооружения было обусловлено приспособленности отряда к противостоянию любым возможным противникам. Мечники для ближнего боя, копьеносцы против конницы, ну и арбалетчики против всего, что движется, плюс, первые два вида вояк защищают стрелков, в случае чего. Видимо, командуют у них неглупые ребята.
Только стоило подумать о командовании, как от общей массы отделились трое воинов в доспехах на порядок превосходящих экипировку остальных воинов. Двигающийся в середине, не отличающийся особым ростом, но с лишком компенсировавший этот недостаток внушительной шириной плеч, неожиданно молодо выглядевший паренёк с аккуратно подстриженной бородкой и не по возрасту мудрым взглядом явно был здесь главным. Это подтверждало не только по-хозяйски уверенное поведение, и почтительные взгляды шагающих рядом вояк. Помимо этого, на его высокий статус указывал полный пластинчатый доспех, на груди красовался круглый щиток со всё теми же тремя стругами, очень искусно выгравированными на металле. Богатый шлем с пластинчатой бармицей и украшенной золотом полумаской широкоплечий нёс под мышкой. На головах сопровождавших его воинов красовались такие же шлемы, но доспехи были попроще и представляли собой слегка улучшенную версию кольчуг, в которые были облачены остальные вояки.
— Приветствую дорогих гостей в нашем славном городишке! — звонким голосом, с улыбкой возвестил пластинчатый. — Заждались мы вас. Уж по всей округе дозоры разослали, на реку сколь народу согнали, а вы вот они, сами пришли.
— И мы вас, значица, приветствуем! Ведали б, што такото ждёте, стороной бы обошли. — хмуро ответил бородокосый.
— И славно, что не знали. Нам хлопот меньше. О том, для чего искали встречи с вами сказывать стоит, верно?
— Нет, Годун об том уж поведал.
— Ах, Годун! Вечно он суёт свой длинный нос куда не следует. Ну, зато вы теперь знаете. — качая головой, весело проговорил паренёк и продолжил уже серьёзным тоном, вмиг спрятав улыбку. — Знаете, что мне от вас нужно и поможете мне это получить!
— Энто с чего ж нам помогать то?
— А с того, что со мной здесь полсотни воинов. И коли не дадите, что нужно по-хорошему, я спрошу ещё раз, но уже по-плохому.
— Энто как жешь? — прикинувшись дурачком, крёстный явно тянул время. То ли для того, чтобы попытаться найти выход из безвыходной ситуации, то ли в надежде на какое-то грёбанное чудо.
— А так! — проговорил пластинчатый полным злости голосом. — Коли говорить прямо, то ты, бородатый, мне без надобности, а про того вон, с топорами я вообще знать не знаю. Брать живым приказано только вот этого, в доспехе чудном. Потому, коли сами оружие не бросите, утыкают вас болтами мои самострельщики и вся недолга!
— Дык, а кто жешь вам помешат нас упокоить, опосля того, как оружье бросим?
— Никто. Но в смерти вашей тоже выгоды нет, да и под охраною вести вас проще, чем мертвых чрез весь город тащить. Ну, решайте!
Бородокосый колебался, хоть иного выхода, как сдаться, я не видел. До ближайших воинов не менее пятнадцати метров, пока преодолеем это расстояние, нас десять раз успеют пристрелить. И даже если добежим, придётся схватиться с полусотней бойцов. Шансов — никаких.
— Дядька Прохор, давай я прям на их двину, отвлеку, а вы с Пустым сбоку пробица пробуйте. — шептал крёстному Демьян, решивший поиграть в берсерка.
— Так каков ваш ответ? — вновь весело улыбаясь, спросил паренёк.
Бородокосый уже открыл было рот, чтобы ответить, но вокруг стоявшей в центре троицы вдруг стало происходить что-то непонятное.
Сначала заволновался один из сопровождавших пластинчатого воинов. Нервно озираясь, он положил одну ладонь на рукоятку меча, висевшего на поясе, другую, растопырив пальцы, вскинул перед собой. При этом, напротив его руки воздух потемнел, словно сумерки, и так начинавшие опускаться вокруг, сгустились в этом месте до состояния, предшествующего полной темноте.
— Что такое? — спросил у него командир.
— Тут кто-то есть. — еле слышно пробубнил медленно поворачивающийся из стороны в сторону, воин. Темнота перед его рукой начала странно и неравномерно помаргивать, словно свет от лампы с неисправным контактом. Сравнение не очень хорошее, особенно если учесть, что вместо света здесь фигурировала темнота, но оно как нельзя лучше характеризовало непонятную пульсацию, объёмным пятном расплывшуюся в воздухе.
Зрелище было настолько необычным, что я даже на время отвлёкся от ситуации, в которой мы находились. Но увидеть, чем закончится эта странная пульсация, было не суждено.
В следующее мгновение она просто исчезла, вместе с головой своего создателя, внезапно отделившейся от тела и, в ореоле карминово-красных брызг, полетевшей к земле.
Пластинчатый и второй сопровождающий, надо отдать им должное, несмотря на внезапность и необъяснимость происшедшего, отреагировали моментально и правильно — отскочили в стороны от обезглавленного тела, на ходу выхватывая оружие. Но это им не помогло. Через секунду ещё одна голова в красивом шлеме с украшенной золотом полумаской покатилась по земле, остановившись недалеко от первой.
Лишившийся поддержки юный командир, глаза которого до краёв переполнил ужас, развернулся и с криком бросился к замершим в отделении воинам. Убежал недалеко. На третьем шаге его тело вздёрнулось на полметра вверх, ноги конвульсивно замолотили по воздуху, а из возникшей из ниоткуда раны на шее тяжёлой струёй брызнула красным, заливая пластины доспеха.
— Ха-харгх! — раздался вдруг, то ли восторженный вскрик человека, то ли рёв дикого зверя из пустоты подле дёргающегося в агонии, истекающего кровью тела.
Вслед за звуком начала проявляться картинка, сначала совсем нечётко, лишь невнятный, расплывающийся силуэт, но уже через мгновение выделись контуры и цвет, а ещё, спустя короткий миг, набравший объём и глубину Комар материализовался во всей своей смешной и одновременно жуткой красе. В вытянутой вверх руке босоногий легко держал свой монструозный двуручник, на клинок которого, словно муха на иголку, был нанизан юный командир. Лезвие вонзалось под мышку пареньку и, вместе с выплёскивающейся толчками кровью, выходило из шеи.
Вид умирающего на глазах командира заставил стрелков промедлить, но лишь секунду, всё же они были хорошими воинами. Более двух десятков арбалетов сработали почти одновременно. Град болтов обрушился на замершую в центре, долговязую фигуру. Но, вместо того, чтобы превратить Комара в утыканного стрелами ежа, снаряды бессильно пролетели сквозь него, будто тот был бесплотным призраком, тенью. Несколько болтов звякнули о пластины доспеха безвольно повисшего, безжизненного тела, которое сумасшедший убийца продолжал держать нанизанным на клинок, другие полетели дальше, большую часть поймали на щиты, прикрывающие арбалетчиков воины, хоть и не ожидавшие дружеского огня, но держащиеся настороже.
Один из болтов всё же нашёл цель среди окружавших площадку вояк, им оказался чернобородый арбалетчик. С удивлением ухватившись за торчащий из груди хвостовик, бородач повалился навзничь.
Последние два шальных болта воткнулись в стену корчмы над дверью, едва не зацепив Демьяна. После этого мы, не сговариваясь, рухнули на землю от греха и вражеских стрел подальше.
— Ха-ха-харгх!!! — вновь разразился торжествующим рычащим смехом Комар, резким взмахом отбрасывая окровавленное тело, словно надоевшую игрушку.
— Пики вперёд, щиты сомкнуть! — скомандовал кто-то из толпы воинов, после чего ощетинившееся остриями копий и мечей полукольцо пришло в движение.
Босоногий отреагировал на это движение сумасшедшей улыбкой. Окинув полным безумия взглядом вокруг, он отрицательно покачал головой и, хохотнув, неожиданно растворился в воздухе.
Воины остановились, начали озираться, послышалась ругань. Но затишье длилось недолго.
Внезапно, с левого края, вставшей полукругом, шеренги воинов, скрытого от нашей позиции углом корчмы, раздались крики боли, звон и скрежет металла. Тут же из-за угла выкатился, забрызганный красным щит и проехав пару метров, упал в пыль.
Бойцы, стоявшие ближе к месту схватки, наскоро развернувшись и перестроившись, двинулись на помощь товарищам. В результате этих манёвров, в построении возникла прореха. Через секунду, в этой самой прорехе, также внезапно, как и исчез, прямо из воздуха материализовался Комар. Причём материализовался уже нанося удары в спины двинувшихся к краю построения, воинов. Прежде чем идущие на помощь вояки опомнились и осознали, что помощь теперь необходима им самим, на земле уже лежали шестеро из них. Ещё троих раненных прикрыли щитами, подоспевшие от основной массы воинства, товарищи.
На босоногого навалилось сразу пятеро, меч так и замелькал у него в руках. Лязг и бряцанье металла слились в одну страшную, протяжную мелодию. Вот отлетело копьё с частью древка, срубленное могучим ударом, вот отступил один из воинов, держась за рассечённое вместе с кольчугой плечо, вот с криком повалился назад ещё один, получивший в лицо самым кончиком клинка.
Но на подмогу, со всех сторон, уже спешили другие, окружая Комара плотным кольцом.
Он не стал сражаться в столь невыгодном положении. Напоследок резко крутанув мечом вокруг себя, также, как и в прошлый раз, исчез, оставив разозлённых вояк биться с пустотой. Последний круговой взмах, кстати говоря, тоже нанёс урон: один лишился половины кисти, второму рассекло нос и скулу, третьему повезло, он отделался лишь выбитым из рук оружием.
Следующее появление Комара оказалось неожиданным, хотя ожидали его все без исключения люди, находящиеся на площадке перед корчмой, включая и нас. Неожиданным же это самое появление стало по двум причинам. Первая — в этот раз не случилось ни малейшей паузы между его исчезновением в одном месте и возникновением в другом. Босоногий словно телепортировался, за одно мгновение переместившись на добрый десяток метров. Вторая — материализовался он не на краю, и не где-то за спиной, а в самом центре построения, в самой гуще воинов. Но атаковать начал как прежде, едва объявившись, а может и раньше.
Поначалу видимость загораживала толпа вояк, о появлении среди них Комара понятно было по загремевшему железу и крикам убиваемых. Неизвестно, как безумец управлялся в тесноте со своим огромным двуручником, но результат был на лицо — пришедший за нами полусотенный отряд стремительно уменьшался. Также стремительно теряли решимость оставшиеся на ногах воины.
Поначалу, уверенные в своей боевой выучке и численном превосходстве, даже столкнувшись со столь необычным противником, даже лишившись командования, даже неся потери, бойцы оставались хладнокровными воинскими единицами, продолжали действовать сплочённо, не один из них не отступил. Всё же это были закалённые в боях вояки, не страшащиеся ни бога, ни чёрта. Но предел стойкости есть у всего. Нашёлся он и у этих матёрых воинов. Этаким пределом для них оказался худой, босоногий, одетый в лохмотья безумец. Но понимание этого факта пришло не сразу.
Лишь после того, как треть отряда была убита, а другая треть имела по одной или несколько ран, разной степени тяжести, до вояк, наконец, начало доходить, что в этот раз противник им попался не по зубам.
Началось отступление. Поначалу организованное. Разбившись на небольшие группки по пять — семь человек, заслонившись щитами, воины начали движение прочь от центра площадки. Но Комару это то и надо было, появляясь рядом с одной из таких групп, он наносил несколько стремительных и смертоносных ударов, после чего исчезал и появлялся возле следующей группы. Причём, на мой взгляд, босоногий мог расправиться с каждой из групп, вырезав их до последнего бойца. Ведь вояки до сих пор даже не поцарапали сумасшедшего убийцу. Было ощущение, что Комар попросту играл с ними, словно кошка с мышкою, растягивал удовольствие.
Не прошло и минуты, как вояки перестали сопротивляться и ринулись врассыпную. Несмотря на то, что их до сих пор оставалось больше двух десятков. Многие при этом бросали оружие, чтобы легче было бежать.
Лишь самые отчаянные остались сражаться. Было их четверо, встав спина к спине, держа оружие и щиты наготове, они с укором кричали в спины убегающих товарищей. Но никто из беглецов даже не обернулся.
Эту четвёрку Комар порубил, не выходя из невидимости. Выглядело это так, словно головы воинов внезапно, без каких-либо видимых причин, отделились от тела и попадали на землю, словно горсть перезревших яблок, сорванных с ветвей порывом ветра.
После этого босоногий, безумно хохоча, материализовался прямо между повалившихся наземь, обезглавленных тел.
— Бежать удумали? Хе-хе-хе! Не, я ещё с вами не кончил! — насмешливо бросил в спины убегающих Комар. Подняв растопыренную пятерню на уровне глаз, он вдруг резко сжал ладонь в кулак. Это незначительное, казалось бы, действие вызвало очень значительную реакцию.
Спасающиеся бегством воины неожиданно будто разом споткнулись и попадали, кто на колени, а кто и пластом, едва успев смягчить падение выставленными вперёд руками. После этого неведомая сила протащила их метров на пять назад, к стоящему в центре площадки босоногому.
Комар повторил свой жест и пытающихся подняться на ноги вновь опрокинуло и потащило к стиснувшему руку в кулак, сумасшедшему убийце. С мёртвыми, доселе лежавшими в местах, где их настигла смерть, произошло то же самое. Также и валяющееся тут и там оружие и щиты павших воинов, продёргивались к босоногому, словно привязанные невидимыми нитями, каждый раз, когда его кисть сжималась в кулак. Площадка перед корчмой вдруг превратилась в гигантский магнит, тянущий к центру всё, что оказывалось в радиусе его действия. Мы, к счастью, в этот радиус не попали.
С живыми воинами Комар расправлялся, через мёртвые тела переступал и вновь сжимал кулак, притягивая к себе оставшихся. Постепенно вокруг него начал образовываться настоящий, пропитанный кровью, вал, в котором плоть была перемешана с железом.
Лежащий рядом бородокосый, глядя на эту чудовищную картину, выругался сквозь зубы, Демьян тихо бормотал что-то себе под нос, может тоже ругался, может молитву читал. Я молчал, не потому что нечего было сказать, просто от увиденного к горлу подступила тошнота, во рту появился неприятный кислый привкус.
Между тем босоногий прекратил сжимать кулак. К этому моменту, в живых осталось всего три воина. Двое, безоружные, не делая попыток сопротивляться, лежали у его ног, третий — чуть дальше, метрах в пяти.
— Оставь им жизни, отпусти! Ты победил! — крикнул я, поднимаясь.
— Ты победил. — дрожащим голосом подтвердил один из воинов, лежащих у ног безумца. — Пощади-и!
— Не победа мне нужна, а их кровь. — ответил Комар насмешливо и, взявшись за меч двумя руками начал рубить, словно берёзовые чурки, отчаянно кричавших вояк. Крики оборвались, брызнуло красным.
Последний, оставшийся в живых воин, воспользовавшись короткой заминкой, кинулся бежать.
Это не ускользнуло от внимания босоногого. Он не воспользовался ни одной из своих способностей. Ни той, что позволяла моментально переноситься на большие расстояния, ни "магнитом", притягивающим всё, до чего может дотянуться.
С последней жертвой Комар не мудрил. Подняв меч над головой и хорошенько размахнувшись, он бросил полутораметровый клинок вдогонку убегающему, словно какой-нибудь лёгкий метательный нож. Лезвие вошло в середину спины, пробив тело насквозь, вместе с кольчугой. Захрипевший воин опустился на колени, начал заваливаться вперёд, но торчащий из живота клинок воткнулся в землю, не дал упасть.
— Славно порезвился! — произнёс босоногий, с улыбкой оглядывая, превращённую в бойню, площадку перед корчмой. Вид у него был донельзя довольный.