Последний шаман Цитруса (СИ)

Глава 2. Свалка

— Можно пролезть на Свалку, — сказал Зак и сплюнул.

Плевать было высоко — с самой вершины смотровой башни. Башню не успели отстроить после очередной бури. Но и разрушенной до основания, как в прошлый раз, она не была. Немного покосило, пару блоков вывалилось.

Подумаешь.

Теперь Мист, вроде как, собирался взяться за башню всерьез, и Зак заявил Гоше со Снежком, что надо срочно на нее залезть, потому что, если Мист за что-то берется всерьез, то непременно теперь разрушит это до основания, а потом отстроит заново по совершенно новым и обязательно секретным чертежам.

И лезть надо сейчас — потом засекретят.

На башне было хорошо: ветрено, но песок не лез в глаза, не скрипел на зубах — песок рыжими облаками носился внизу, далеко под ногами. И даже Снежок стащил с лица Гошин шелковый шарф, которым вечно прикрывался, как маской.

Стоял рядом, вцепившись в остатки перил смотровой площадки, щурился на оранжевый свет и казался очень бледным. То ли так падали лучи Медузы, то ли побелел от страха — высоко все-таки — но стойко молчал.

Короче говоря, ему было некомфортно. Еще некомфортнее, чем обычно. Вытянулся, как струна, даже будто выше стал, почти до Закового плеча доставал белокурой макушкой. И, казалось, перила вот-вот захрустят под его пальцами. Доломает следом за бурей, что осталось.

Снежку вообще было плохо на Цитрусе. Он постоянно щурился — до сих пор не привык к местному яркому свету, бликующему в бесконечных оранжевых песках. Зак пытался помочь. Как помог ему самому когда-то и продолжал помогать сейчас Рэй МакКейн. Но куда там. Снежка уже плотно взяла под крыло Гоша.

— Учись, — твердил Зак под ее косыми мрачными взглядами. — Учись хорошо. Свалишь отсюда следом за мной.

— Без документов? — тихо спрашивал Снежок. — Кому я нужен?

— Мне нужен, — тут же встревала Гоша, хватаясь за фразу, потому что он ей и правда был нужен. А сама она никуда не сваливала — возраст не тот, чтоб начинать учиться — всего-то на год младше Зака. Ну, и мозги, если честно, совсем не те. Она не была глупой, скорее, наоборот, просто думала всегда не в ту степь. Она уже была мелкой космической пираткой. Достойной преемницей своего отца. До поры до времени — единственной преемницей.

А потом мистер Чернофф притащил это белобрысое чучело. И чучело стало ей братом. Младшим и нежно любимым.

И сейчас у нежно любимого брата барахлил борд. Новый им никто не выдал бы. Их по идее здесь вообще не было. Гоши со всей их Черноффской братией — так точно, Снежка — тем более. Зак был чисто теоретически. И лишь потому, что Мист негласно ему помогал. Мист не был добрым дядей. Мист был, скорее, злым дядей. Жутковатым мужиком, о котором Зак знал совсем немного, исключительно со слов МакКейна да по местным слухам. Слухи ходили противоречивые, МакКейн отвечал на все вопросы односложно, потому Зак практически ничего не знал.

Шесть лет назад Ким Джонс спас человечество и отхватил себе Цитрус за это. И почему-то сменил имя. Теперь на Цитрусе, крайней планете Гряды, свои порядки, Совет к ним не лезет, потому что боится, хоть и не признается. А Мист заправляет всем. И иногда закрывает глаза на таких, как Гошин папа, к примеру. Если это ему выгодно.

А еще Мист ценит человеческий ресурс. И Зака, с его результатами тестов по общей системе, лично.

Но как бы Мист ни ценил Зака, новый борд или даже плату для борда Зак вряд ли получит. У Миста все под расписку и по отчетам. Особенно — технологии, созданные на базе внеземных. И плевать, что борд — просто парящая над песком доска, которая ничем не угрожает ни Гряде, ни Совету, ни лично Мисту. Нельзя — и все тут.

Но нельзя — это под расписку. А незаметно умыкнуть на Свалке — совсем другое дело.

— Пролезть на Свалку! — презрительно фыркнула Гоша. Она сидела пролетом ниже, на шатком обломке бетонной плиты, и, свесив между торчащими сваями длинные худые ноги, болтала ими. Ноги у Гоши были в синяках, колени — в здоровенных шрамах. Она остервенело грызла ноготь на большом пальце и таращилась вдаль. Глянула, щурясь, на Зака, покачала головой, мол, глупость сморозил. И снова уставилась вперед. Грустила по неисправному борду. Борд еще не отказал окончательно — пока только набок заваливался. Но Снежок уже пару раз с него грохнулся. И Гоша заявила, что надо срочно что-то решать.

— А что не так со Свалкой? — уточнил Зак.

— А то что туда невозможно пролезть, — уверенно отрезала Гоша. — Думаешь, батя не пытался?

— Думаю, не пытался, — ответил Зак. — Потому что если бы пытался, и у него бы все вышло, ты бы знала, как. А не вышло — сидел бы сейчас в карцере и ждал бы транспортировки на Рейну. Или даже на Землю.

Мист ценил ресурсы. Но если ресурсы откровенно нарывались, Мист скручивал их, звал силовиков и старательно делал вид, что не знает, что это за хрен, и откуда появился на его планете. Точнее, скручивал Рэй. Мист, говорят, после того самого героического подвига, уже никого бы не скрутил. А Рэй был большой, сильный и с пулеметом.

И работы у него было невпроворот. Особенно поначалу.

Когда Цитрус заработал как База, сюда, на мусорную свалку, оставшуюся после драки с Чужими, столько всех поперло. Еще бы! Технологии разбросаны по пескам, охраняет это дело пара сотен желторотиков-новобранцев, только после Рейны. Чего б не полезть?

Они не учли двух вещей. Что во главе свалки стоит Мист, и что добрая половина местного командного состава уже отличилась в битве за Цитрус. Что им пара-тройка криминальных элементов под носом, когда они Чужих с трех орбит отбросили? Запугали так, что те убрались восвояси и вот уже шестой год даже не пытаются вернуться.

А вот Гошин отец поступил мудро — взял бутылку запрещенного спиртного и двинул прямиком в кабинет к Мисту. За спиртное Мист его отругал, бутылку забрал и спрятал в ящик стола. Но в целом — выслушал. Гошин отец возил это самое спиртное и кофе тем идиотам, которые еще не отказались от подобной дряни, не заменили, как положено, здоровыми энергетиками. Идиоты хотели травиться, мистер Чернофф на этом зарабатывал, и ему была нужна база.

Мист согласился предоставить базу на Цитрусе. И одному богу известно, что попросил взамен. Вряд ли ограничился бутылкой.

Вместе с базой к Гошиному папе прилагалась группа сотрудников, пара десятков кораблей и сама Гоша. А потом они еще Снежка приперли.

Мист сделал вид, что не заметил.

— Батя все пробил, — объяснила Гоша, — все достал. Схему, планы, время обходов и марку замка на двери. Сказал, безопаснее в Пятую Зону сходить, чем на Свалку. И плюнул.

Гоше отец доверял. Более того — Гошу уважал он сам, уважали его люди, а в отсутствие Черноффа на Цитрусе Гоша уже совершенно спокойно перенимала руководство на себя. Потому о его делах и планах знала абсолютно все.

Раньше Заку казалось, появись в семье еще ребенок, она, это дикое создание, ребенка лично загрызет — чтобы больше никаких наследников. Своими острыми зубами, которые даже здесь, под оранжевым небом, сверкали белым: генетика, говорила она.

Но появился Снежок, и теперь Гоша была готова грызть за Снежка.

Все бы ей грызть, чучеле зубастой.

Свалка находилась на Базе — огромная территория, куда свозили из изученных Зон найденные ошметки от внеземных машин. Будь то плата, расплавленная часть обшивки или ржавый винтик.

Говорили, Мист лично изучает привезенный хлам и составляет протоколы. Говорили, у него есть секретные чертежи кораблей Чужих.

О нем много чего говорили. И все у него было страшно секретное.

А на деле — пока только доски летающие свинтили. И Мух — мелкие легковушки, на одного-двух человек.

Хотя Зак не раз слышал о тайных ангарах. Мол, настоящая боевая мощь — там. Что было логично — иначе лавочку бы уже прикрыли. Чужие-то знают, где Цитрус. А дойти от Цитруса по чревоточинам до других планет Гряды — вопрос времени. И если нечем от них отбиваться, то нечего и сидеть здесь: вдруг им реванша захочется?

Это ведь в Совете должны понимать? И если Мист упрется, откажется сворачивать работы, Флот прислать. Пойти силовым путем. Почему нет? Не могут же его настолько бояться всем Флотом? Чужих он, предположим, запугал, местных — тоже. Но не Совет же, не Флот, не всю Гряду.

Значит, раз сидит тут спокойно, на этой ржавой планете, то есть у него козырь в рукаве. А так как тяжелая техника в рукав не влезет, то — в секретном ангаре.

Правда, когда Зак осторожно спросил об этом у Рэя, тот только фыркнул в ответ и отшутился, что в секретном ангаре Мист запирает непослушных детей, распускающих глупые слухи. А с Гошей и Снежком Зак об этом даже не говорил. Им не до того. У них борд сломался. А если не борд, то еще что-нибудь. Не умели обращаться с техникой. Даже новехонький ком, который он подарил Гоше — у нее вечно были проблемы со связью, — от силы месяц прожил.

— Нет у твоего бати творческого мышления, — серьезно сообщил Зак.

— А у тебя, значит, есть? — фыркнула Гоша.

— У меня его — завались! — ухмыльнулся Зак. — Мне так по результатам тестов сказали.

— Задолбал со своими тестами, — закатила глаза Гоша. Ей не нравилось слушать о тестах. И о том, какой Зак умный. Перспективный.

— О! — обрадовался Зак. — Вот сейчас! Сейчас на девочку похожа!

Зак любил шутить над ее короткими волосами, тяжелыми ботинками и умением матерно выразить любую мысль. Называл мужиком. Заку нравилось ее задевать.

Заку нравилась Гоша. Не так, чтоб влюбиться, — как красивый диковинный зверек с острыми белоснежными зубами.

— Приходится быть мужиком, — ухмылялась она ему. — Вокруг сплошные бабы. Снежок по ночам плачет в подушку…

— Эй! — обижался Снежок.

— …ты вон с косичкой ходишь, — продолжала Гоша.

— Это традиционная прическа шаманов Цитруса! — гордо провозглашал Зак.

Так его стригли с детства. Так его стригла мать, а ей помогали сестры: стригли коротко, но обязательно оставляли сзади по центру прядь — чтоб заплести в косу. И эта стрижка была единственным, что осталось ему в память о них. По крайней мере, так все обстояло, по словам отца. Сам-то Зак ничего этого не помнил, потому что как раз с памятью у него были очень серьезные проблемы.

Но не выкладывать же Гоше такие подробности о прическе. Слишком личное, а она только зубы будет скалить в ответ. К тому же про традиционную прическу он не врал. Когда-то такую же носил его отец. Пока не зарос, старый алкаш.

— Ты не шаман, — фыркала Гоша.

— Еще какой, — возражал Зак. — Шаманство у меня в крови! Вот сейчас тебе платье ка-ак нашаманю! Страшно?

Он хотел бы увидеть Гошу в платье. Но понимал: такое и впрямь можно только нашаманить, только вся эта чушь про шаманов — древние сказки.

А жаль.

— Твой батя искал подход изнутри, из Базы, — сказал Зак и снова сплюнул. — А надо — снаружи. Со стороны стены.

— Во-во, там стена, — напомнила Гоша. — И дроны.

— Стена меня не удержит, — Зак запрокинул голову, закрыл глаза и улыбнулся — ветру и солнцу. — А дроны… — глянул вниз на Гошу. — Что мне сделают дроны?

— Откроют огонь на поражение, например, — пожала плечами Гоша. — Мне-то пофиг, пусть тебя там хоть размажут, но Снежок опять плакать будет.

— Эй! — лениво возмутился Снежок. Наверное, ему уже надоели однообразные шутки Гоши. К тому же, насколько знал Зак, он уже давно не плакал.

— Шучу, — бросила она и подняла взгляд на Зака. С хитрой улыбкой кивнула на Снежка и сообщила. — Видишь, он тоже по тебе не будет плакать.

— Надо чтобы Миста не было на месте, — сказал Зак. — Без него стрелять не станут. Не в ребенка.

— Да какой ты ребенок! — смерила его презрительным взглядом Гоша. — Здоровый мужик уже. Сколько тебе? Восемнадцать?

Ха. Было бы ему уже восемнадцать, не было б его на Цитрусе. Почти. Ему почти восемнадцать. Из-за этого проклятого «почти» еще год здесь сидеть.

— Потому нужно, чтоб мой борд узнали, — кивнул Зак.

Гоша пристально уставилась ему в глаза, даже щуриться меньше стала, и после паузы уточнила:

— Ты идиот?

Снежок развернулся наконец к нему и задумчиво уставился, будто пытался определить, идиот или нет. Снежок и впрямь понемногу осваивался.

— Я лица не покажу, — ответил Зак. — Меня узнают по борду, потому сразу стрелять не будут. Придут потом, а я им — извиняйте, дяди, борд сперли еще вчера.

— А то они не поймут, — неуверенно хмыкнула Гоша.

— Поймут, — согласился Зак, — но не докажут.

— Не надо, — попросил Снежок, осознав, что Зак настроен серьезно. И что, судя по всему, таки идиот. — Это просто борд. А ты рискуешь. Если Мист разозлится, если тебя задержат, ты же никуда не попадешь. Не поступишь в Академию. Навсегда тут останешься. Из-за борда.

Гоша презрительно фыркнула, круто развернулась и сиганула вниз. Ухнула в пролет между сваями, приземлилась по-кошачьи на уцелевшую площадку этажом ниже, по-кошачьи же повела плечами и побежала вниз по полуразрушенным ступеням.

— Чего она… — не спросил — сказал Снежок, провожая ее взглядом.

— Переживает, — Зак наклонился, вглядываясь вниз, но Гоши уже не было видно сквозь дыру на полу. Только отдаленно и очень глухо топали далеко внизу тяжелые ботинки. — Гуляет сама по себе…

— Она думает, я хочу, как ты, — сказал Снежок. Он снова смотрел вдаль и щурился на оранжевые блики в воздухе. — Свалить в другое место.

— А ты не хочешь? — уточнил Зак.

Снежок подумал, потом качнул белобрысой головой, неуверенно ответил:

— Н-нет… — а потом твердо. — Нет. Я был в другом месте. Здесь мне лучше.

— Есть еще и третье, и четвертое место, — мягко напомнил Зак. Снежок поднял на него светлые глаза и, щурясь, сказал:

— Но мне нравится здесь.

— Продолжай повторять себе это, парень, — хмыкнул Зак, легонько хлопнул его по плечу и сиганул вниз — следом за Гошей.

Он немного злился. Пацан же сам себя тут закапывает, в ржавых песках, среди ржавых обломков, на свалке, буря его разорви! Ему всего пятнадцать, по крайней мере, он так говорит. А выглядит — и того младше. Если возьмется за ум, все догонит, все выучит. Мист поможет. Мисту свои люди на Рейне нужны. Мисту везде нужны свои люди.

Но когда Снежок поймет, что здесь ловить нечего, когда устанет постоянно щуриться и дышать через Гошин шарф, может быть уже слишком поздно. Заку проще — он прогнал пятилетнюю программу за год. Снежок мягче, слабее, нежнее. Странно вообще, что до сих пор тут не расплавился и не задохнулся. Снежку нужно браться за ум сейчас же.

А он все потакает прихотям Гоши.

Которая тоже по-своему умная, очень по-своему красивая и совсем уж по-своему добрая, но на самом деле — обычная вздорная девка. Собственница. Ей надо, чтобы все были рядом, под боком. Пусть хоть задохнутся от норовящего забиться в глотку песка. Пусть сожжет оранжевое солнце. Пусть сдохнут здесь, разгружая контрабандные поставки. Лишь бы под боком.

— Подожди, Зак! — крикнул вслед Снежок. Он еще не научился прыгать — все боялся, сколько ни тверди, что тут гравитация такая, что ничего ему не будет, грохнись он хоть с самой верхушки башни — ну, ушиб будет, ну, вывих, максимум — перелом. Но ничего серьезного. Снежок боялся даже ушибов. Его когда-то напугали так, что он до сих пор не мог перестать бояться. Не только высоты — всего на свете.

Кроме Зака, конечно. И Гоши. Хотя Гошу, может быть, и следовало начинать. Пока не сожрала с потрохами.

Зак сбежал два пролета — до места, где не было стены.

Крикнул:

— Догоняй!

Стал на край, глубоко вдохнул и, оттолкнувшись ногами, прыгнул. Воздух подхватил его, Зак раскинул руки в стороны — и лишь потом сгруппировался. Глупая идея, но ему казалось, раскинутые в полете руки помогают замедлить падение.

«Ещё с зонтиком прыгни», - злобно бормотала Гоша. Она завидовала — она, как все приезжие, боялась прыгать с таких высот. Не могла довериться притяжению, которое у поверхности-то обычное, а вот выше — совсем другое. Потому и прыгать тут можно по-другому. Гоша прыгала по пролетам. Могла с крыши дома — на гараж. А Зак мог просто с крыши дома. И ничего ему не было.

Приземляясь, он спружинил ногами, дал еще одну точку упора рукой. Медленно поднялся.

Зак не боялся ничего. С ним было иначе, чем со Снежком. Наоборот.

Однажды Зак тоже очень сильно испугался. Только он с тех пор перестал бояться — будто весь запас страха израсходовал за раз. Он почти ничего не помнил о том дне и еще меньше — о днях ему предшествующих. Ему сказали: защитный механизм психики так сработал. Просто отрезал травмирующие воспоминания, а вместе с ними случайно — всё его детство.

Иногда ему казалось, будто он вот-вот что-то вспомнит. Приходили голоса и смутные запахи. Было, кажется, жарко. Воздух, кажется, пах гарью. И что-то выло вдали, будто какие-то звери, но он-то знал: зверей на Цитрусе никогда не было, это по-звериному выли сирены.

На кораблях-эвакуаторах их включали, чтобы призвать людей пошевеливаться. Чтоб успеть всех спасти.

Отец не раз говорил, что до шаманского селения корабли спасателей не добрались, не успели, но Зак помнил вой сирен. Старик часто врал, и Зак подозревал, что он делал это уже неосознанно: запутался в словах и мыслях, да и вообще давно их все пропил.

Зак помнил вой.

И помнил, что песок был теплым и сыпался сквозь пальцы. И помнил, как поднимается, а отец подхватывает его под руку, и Зак смотрит ему в глаза и не понимает, что за человек его схватил. Не помнит отца. Не помнит ничего. А в голове страшный шум, но больше никто не воет, только что-то кричит отец, тащит его куда-то за собой. И песок — теплый.

Все случилось между этими двумя моментами: между воем и теплым песком.

Шаманы никуда не полетели с планеты, атакованной пришельцами. Шаманы решили по-своему. Просто потому что были упертыми болванами — думал Зак.

Шаманы не любили Флот. Флот, Совет, правительство Цитруса, руководство ближайшего поселка: всех, кто ими командовал. Шаманы всегда были сами по себе. Не принимали ни советов, ни помощи от людей со стороны. Даже если люди со стороны пытались спасти их чертовы жизни. Даже если началось Вторжение.

А ведь все, что нужно было сделать этим мудакам, — открыть ворота поселка. Отправить женщин и детей подальше от бойни. Даже не отправить. Показать, черт побери, спасателям, откуда их забирать. И все! Они могли бы жить.

Его маму, его сестер, всех можно было бы спасти.

Да, взрослые мужчины вышли в поле. Читать заклинания Чужим, петь им песни, осыпать их проклятиями или что они там делали — Зак совершенно не помнил. Но женщин, девочек, малышей — ведь можно было не загонять в бункер. Отправьте со спасателями детей — и занимайтесь на здоровье своим чертовым шаманством.

А их тем временем увезли бы. В бункер бы прилетела та ракета, но их бы там не было. Одно прямое попадание — и все. Никто даже не целился туда. Случайное, буря их разорви, прямое попадание. Эта мысль, как кость в горле, мешала дышать уже не один год. Душила его.

«Их бы увезли».

И душило чувство вины. Потому что Зака по какой-то причине отец ребенком не посчитал и взял с собой. И Зак-то как раз по нелепой случайности выжил. Вместе с кучкой обкуренных травами безумцев.

И хотелось кого-нибудь если не убить, так побить, чтоб до крови. Но побить Зак мог только отца, а тот и без него медленно умирал. Гнил. Оставалось только ненавидеть его тихо, сквозь зубы.

Однажды Зак очень сильно испугался — и с тех пор перестал бояться.

И очень, очень сильно разозлился.