Последний шаман Цитруса (СИ)

Глава 13. Мэй

— Наверное, про нас забыли, — пробормотала Гоша сквозь сон. Она крутилась, поудобнее устраиваясь на его коленях, но коленей ей было мало, она то и дело сползала на пол и никак не могла применить в полной мере свой фирменный защитный механизм: забить на проблему и поспать. Авось, сама собой решится как-нибудь.

Вокруг было тихо, как в гробу.

Да они и были в гробу. В огромном таком, каменном. Под землей. И сверху заметала песками буря.

«А если она затянется на сутки? Двое? До нас же не доберутся», - думал Снежок, но молчал. В тишине у Гоши все еще были шансы уснуть.

Гоша была неудобной и твердой. Мелкая, худющая, сплошные кости, когти да зубы. Она давила ему на ноги, стена врезалась в спину, и казалось, на голову вот-вот рухнет потолок.

А Снежок знал, каково это — когда на голову падает потолок. Это Заку хорошо — Зак обо всем, что падало, забыл. А Снежок помнит. Просто никому не говорит, чтоб ничего не усложнять.

Заку вообще хорошо. Ну, было, по крайней мере. Сейчас-то ему вряд ли… хоть как-то. И «хорошо» не совсем то слово. Не тому Снежок завидовал. Не хорошо — просто. Заку было просто.

Все понятно, все расписано, все легко. И на борд встать, и со стены прыгнуть, и тестовые симуляции в реальном времени под запись пройти. Разбомбил пару-тройку недругов, погонял по свалкам, нашел побрякушку для Гоши и прилетел к ним, весь из себя открытый, чуткий, внимательный. Улыбчивый и светлый. И не только к Гоше тянется — если б одной Гоше, это Снежок еще понял бы. Но он же так ко всем. И даже к самому Снежку. Который, вроде как, конкурентом должен был стать. Но нет — еще один его в младшие братья без спросу записал.

Снежок списал бы это на то, что выглядит даже младше, чем он есть. А ребенок — он и на Цитрусе ребенок. Никто его всерьез не воспринимает. Для всех он — мелкий. А значит, в определенной мере проект можно даже назвать удачным.

Но на этот раз дело было не в Снежке с его детским лицом и большими глазами. Дело было в Заке. Зак так не только с ним, Зак так со всеми. Начиная с дорогой ему Гоши и заканчивая его отцом, которого Зак терпеть не может. Но берет себя в руки, и ласково с ним, и нежно. Снежок так не смог бы. Придушил бы старика рано или поздно, пока тот спит. Чтоб старик и сам не мучился, и никого не мучил. А потом Снежок, конечно же, убедил бы себя, что так было надо. Что это он во благо. Даже не убеждал бы — знал бы заранее. Логично же.

А Зак каждый день собирается с силами. И каждый день улыбается Гоше. И каждый день, сволочь, решает свои тесты и побеждает противников, а потом гоняет на сломанном борде, а свой, целый, отдает. А потом закрывает бункер и в гордом одиночестве мчится спасать всех.

И ты уже не просто завидуешь, не просто злишься, ты ненавидишь его всем сердцем за его долбаную правильность, за идиотский героизм, за то, что он всем старший брат. И тебе — в том числе.

Хоть ты и не просил.

И больше всего ненавидишь за то, что он, скорее всего, не вернется. Что бросил тебя одного. И ее — одну. И всех здесь, потому что без него все останутся одинокими. И перегрызут друг друга.

Был бы нормальным человеком — как хорошо было бы. Ругались бы с ним. Иногда, возможно, даже за Гошу. Подрались бы — и он, скорее всего, победил бы, здоровый кабан. Не разговаривали бы и плевались друг другу вслед. И Снежок не летал бы с ними на этих досках, и Гошу бы не пускал.

И сидели б они сейчас с Гошей на каком-нибудь складе отцовского дрома, пили бы запрещенную гадость, жевали б конфеты. А Зак бы в своем подвале курил бы какую-нибудь шаманскую дрянь. И никто не увидел бы бурю. И все были бы живы.

А с бурей разобрались бы без них. Они в конце концов, просто дети. Почему они должны разбираться с их бурями?

«Сколько можно разбираться с их бурями?» — устало подумал Снежок, откинул голову назад, уперся уже не затылком — макушкой в твердую холодную стену и уставился в темный потолок.

Без Зака они станут злее.

Без Зака Гоша сожрет всех вокруг.

И хорошо. И будут знать, как бросать их посреди бури. Не справились сами с бурей — с Гошей не справятся и подавно.

Возможно, потому их не спешат вытаскивать. Мист умный, так, по крайней мере, все говорят. Значит, Мист догадывается, что его ждет. Мист очень не хочет, чтобы безумная девка-диверсантка, пытаясь отомстить за любимого, расхерачила всю Базу, которую он так старательно возводил.

А если серьезно, ей даже не нужно будет уничтожать Базу физически. Ей достаточно поднять бучу. Она может, она, черт возьми, свидетель. Мист не сделал ничего, чтобы попытаться загнать Зака в бункер. Это можно использовать против него. Гибель в песках подростка по вине либо по халатности Кима Джонса — это настоящий удар и по Базе, и по Мисту, и по самому наварху. По гребаному Флоту в целом.

Так что да, если Гоша захочет, она тут все уничтожит, и это не преувеличение.

И потому о них, скорее всего, не забыли. Их просто не хотят забирать. Мист может сказать всем, что дети погибли втроем.

И запечатать бункер. А для верности пустить сюда еще какой-нибудь газ. Или просто взорвать. И никто ему не помешает — Рэй даже не знает, что они здесь. Рэй наверняка сам где-то среди бури — по такой тихой погоде странно было бы, если б они не поперли добивать Вторую. Хорошо еще, если Рэй сам выживет. А уж им-то он точно не поможет.

Снежок крепко зажмурился, выгоняя из головы параноидальный бред. Зажмурился до цветных пятен перед глазами.

Нет. Всё не так работает. Мист, может, как раз и так, но именно потому у него есть Рэй. И даже не нужно, чтоб Рэй знал о чем-либо. И совсем он Мисту не для координации и организации, и даже не как советник нужен, особо приближенный и самый главный, и даже не как специалист в какой-то сфере — Зак прав, Рэй совершенно не специалист. Ни в чем. Черт, он даже не военный, если на то пошло. По нему ведь видно — он совсем не военный. И вряд ли кого-то там как-то очень героически спас. Нет у него той смерти в глазах, которую несут они все.

Мист держит его рядом совсем по другим причинам. Мисту, так же, как Снежку, нужен человек без смерти в глазах. Настоящий живой человек. О котором можно мысленно спросить себя: «А что бы сделал он?». Мист умный, и именно потому понимает, что иногда этот вопрос стоит себе задавать. Иногда решение не должно быть рациональным. Иногда решение должно быть человеческим. Добрым. Снежок, старательно копируя Зака, не раз убеждался — это работает. Работает быть человеком. А с этим, с человеческим, у Миста серьезные проблемы, это Снежок тоже давно понял. Рыбак, как говорится, рыбака.

И сейчас он очень надеялся, что прав в своих рассуждениях и выводах. Потому что Рэй никогда не бросил бы в бункере детей. Даже тех, которые потом, выйдя наружу, уничтожат к чертовой матери мир, пытаясь отомстить гребаной планете за потерю своего человека. Человека-то рядом не будет, чтоб их остановить. И они понемногу забудут ответ на вопрос: «Что сделал бы он?».

— Гоша, — сказал Снежок, — если… когда нас вытащат, ты ведь не будешь делать ничего, о чем потом пожалеешь?

— Я никогда не жалею о том, что сделано, мелкий, — пробормотала она и снова принялась крутиться у него на коленях. — И сейчас ударю тебя и не пожалею об этом. Спать мешаешь.

— И что? — спросил Снежок. — Легче станет, если ударишь? Не станет же.

Гоша перевернулась на спину, уперлась твердыми лопатками ему в ноги и с раздраженным вздохом распахнула глаза. Сна в них не было.

— Легче станет, когда я этого мудака убью, — отчеканила Гоша.

— Вот о чем я говорю, — кивнул Снежок. — Не надо никого убивать…

— А ты не говори, — холодно перебила она. — Экономь воздух.

— Воздух здесь на цикле. Ты же сама сказала.

— Я не сказала, — процедила Гоша, — я спросила. У Зака. Зак ответил бы. А ты нихрена не ответишь, потому что нихрена не знаешь. Только мямлишь!

Бессильно рыкнула себе под нос, резко вскочила и прошлась по бункеру.

— Я мямлю? — угрожающе спросил Снежок, поднимаясь. — Я тихо говорил, чтоб ты поспать могла!

— Так ты меня жале-ел, — с деланным пониманием протянула Гоша. И тут же сменила тон. — Мне не нужна жалость, мелкий, ничья и уж точно не твоя!

— Так я и не буду больше жалеть, — пожал он плечами. — Придется прекратить жалеть. Надо ж тебя как-то на место поставить.

— Меня?! — возмущенно задохнулась Гоша. — Кто меня ставить куда собрался?! Ты?!

И бросилась на него.

Снежок перехватил ее руку, выкрутил, дернул, разворачивая Гошу так, чтоб обхватить ее со спины. Она зарычала и вцепилась зубами в руку. До крови. И ногами принялась молотить. И пытаться достать локтем.

— Да… уймись… ты… — цедил он, с трудом ее удерживая.

Но унялась она, лишь когда оба заметили: подъемник опускается. Как тот уплыл вверх, внимания не обратили — не до того было. И вот теперь он плавно и неотвратимо полз вниз. На подъемнике возвышалась гигантская темная фигура отца.

Снежок отпустил Гошу, и та отпрыгнула в сторону, тяжело дыша и вытирая окровавленные губы. Снежок прижал ладонь к рваной ране на руке — Гоша не просто укусила, она попыталась нанести максимум ущерба.

В мертвой тишине подъемник опустился вниз. Замер на полу, притих под ногами отца, и только тогда отец сделал шаг вперед. И грозно спросил, переводя взгляд со Снежка на Гошу:

— Я что сказал? Я сказал не общаться с этим парнем. Он ненормальный, он опасен, хоть теперь вы это видите? Теперь до вас дошло, почему с ним нельзя дружить?

«Так не говорят о погибших», - подумал Снежок и покосился на Гошу. Та как раз глянула на него. И изумрудами сверкнули в полумраке кошачьи глаза. И на окровавленных губах вспыхнула короткая торжествующая ухмылка.

— Они еще переглядываются! — возмутился отец, но был совсем не страшным.

Теперь ничто не было страшным, теперь всё снова было хорошо.

Даже бури больше не были страшны, наверное. Зак ведь, получается, победил бурю? Утер ей нос тем, что выжил, — так точно.

— Нет, — сказал отец, когда его крейсер пошел на взлет над бункером. Взмыл в небо так резко, будто за ними гнался кто.

Снежок пристегнулся и молчал, поглаживая забинтованную руку. Понимал, чем чревато сейчас завязывать беседу. Гоша же, которая никогда не умела промолчать вовремя, открыла была рот, чтобы что-то сказать, что Чернофф оборвал ее своим грозным: «Нет».

— В молчанку, значит, будем играть, — пробормотала она, надувшись.

Чернофф не ответил.

Так и промолчали всю дорогу. А дома, как только вошли и сбросили покрытую песком обувь, так же коротко кивнул ей, указывая на второй этаж. На ее комнату. Домашний арест, значит.

«Могло быть и хуже», - подумал Снежок, и тут же стало хуже, потому что ему Чернофф сказал:

— Со мной, — и неспешно направился в кабинет.

— Эй! — возмутилась Гоша и схватила Снежка за руку, останавливая от шага следом. Шагнула следом сама, прикрывая его собой, и уставилась отцу в глаза. — Ты что удумал, бать?

— Проясним с твоим братом некоторые вопросы, козочка, — мягче ответил Чернофф. Но мягкость получилась вкрадчивой. Угрожающей.

Гоша приблизилась к отцу вплотную, уставилась в глаза и очень-очень тихо, так, что Снежок едва разобрал, прошептала:

— Он ни в чем не виноват.

— Хорошо, что ты его защищаешь, — кивнул Чернофф, — защищать семью очень важно. Теперь в свою комнату или я позову людей, чтобы тебя проводили.

— Пф, — скривилась Гоша. — Людей! Они ж меня боятся нафиг.

— Меня пока еще больше, — напомнил Чернофф, и Гоша, померившись с ним взглядом еще пару секунд, круто развернулась, размашисто прошагала мимо Снежка и взбежала по скрипучим ступеням на второй этаж.

Чернофф снова кивнул ему, и на этот раз Снежок нехотя поплелся следом.

— Как тебя зовут? — уточнил Чернофф, открывая кодовый замок. Пока его дома не было, дверь в кабинет всегда была заперта. Дверь в кабинет у него была заперта круче, чем весь их дом. И чем его ангары на дроме.

— Мэй, — привычно отозвался Снежок.

— Настоящее имя, — потребовал Чернофф.

Вошел, вразвалочку добрался до стола, уселся там в кресле и вопросительно уставился на Снежка, который все еще стоял почти что на пороге. Не хотелось идти дальше. Здесь спасительная дверь была в обманчивой близи.

«Но на двери кодовый замок, — напомнил себе Снежок. — И дверь захлопнули. А вот окно за спиной бати открывается одним нажатием на ручку. Так где логичнее находиться?».

— Мэй, — повторил он, подошел к столу и сел в кресло для посетителей.

— Послушай, — Чернофф положил руки на стол и сплел между собой пальцы. — Я ведь не спрашивал у тебя ни о чем, правда? Ты мой пацан, и мне нет дела до того, где и кем ты был раньше. Но дело уже не во мне. Вы все-таки достали… — он ткнул пальцем в сторону, где стояла База. — Всех. Вы достали Миста. И теперь с ним нужно что-то решать.

— Звучит угрожающе, — отметил Снежок.

— Тихо, — оборвал Чернофф, который не был настроен шутить. — Вам повезло, что тот… — он сделал паузу, будто пытался вспомнить имя, хотя прекрасно он знал имя, выпендривался просто, — что тот шаманенок достал его и всех вокруг куда больше. Потому теперь мне придется позаботиться о нем, чтобы вас не трогали. Касательно тебя — Мисту нужна информация. Всего лишь информацию. Я даже не ругаю, как видишь, ни тебя, ни Гошу. Потом вас буду ругать. Пока все это нужно пережить, вместе, как семья.

— Кстати, — сказал Снежок, — насчет семьи. Где, говоришь, ее мама?

— Мист знает, где ее мама, — внушительно ответил Чернофф, четко дав понять, что шантаж тут не пройдет. — А ты… — и погрозил Снежку пальцем. — Ты, малыш, опаснее, чем я думал.

— Я опаснее, — легко согласился Снежок. И уставился ему прямо в глаза. Пора было идти ва-банк, потому что дальше изображать испуганного ребенка было бесполезно. Да и бессмысленно.

— Это хорошо, — неожиданно усмехнулся Чернофф. — Я это сразу понял, малыш. Все ждал, пока ты себя покажешь. Ну, давай теперь. Показывай. Рассказывай.

— Мисту нельзя ничего знать, — тихо сказал Снежок, — Мист меня здесь не оставит.

— А не надо было в Третью лезть, — пожал могучими плечами батя. — Сидел бы тихо, не отсвечивал бы, никто б тебя не тронул. Дурень ты мелкий. Давай, колись, что у тебя. Мисту расскажу потом свою версию.

Снежок молчал, и Чернофф тяжело и глубоко вздохнул. Уперся локтями в стол и подался вперед.

— Слушай сюда, пацан, — проговорил тихо, будто их кто-то мог подслушивать. Мист, конечно, мог, но чисто теоретически. И где-то в поселке. Там у него должны быть уши. В поселке — да, но не в доме. И тем более не в запечатанном семью печатью и кодовым замком кабинете. — Ты еще подрастешь немного и станешь тут всем заправлять. Потенциала у тебя море. Молчать умеешь, когда надо. И выступить тоже, когда надо. Это я уважаю. И никакому Мисту не сдам. Но…

Чернофф поднял толстый палец вверх, выдержал многозначительную паузу и только потом продолжил:

— Но мне нужно знать, что я могу тебе доверять. Что мы с тобой семья. Не хочешь втягивать в это Гошу — без вопросов. Ее, как видишь, тут нет. Но я — я должен знать.

Снежок кивнул, глядя в стол. Собрался с мыслями и поднял взгляд.

— Неочем знать, — глухо ответил он. — Был проект. Накрылся. Сильно накрылся, и там все погибли, а мне повезло, я мимо проходил, меня волной зацепило. Но ты же знаешь флотских, бать. Если проект накрылся, то надо накрыть и тех, кто с ним связан. Потому мне нельзя светиться. А если Мист узнает…

— Значит, не просто так он к тебе привязался, — хмыкнул Чернофф. — Знает что-то? Или чует?

Снежок только плечами пожал. Откуда ему знать, что знает Мист.

— Знал бы, — осторожно сказал он, — не спрашивал бы тебя обо мне.

Чтоб отвлечь Черноффа от мысли, что Мист может просто проверку такую устроить.

— А может, он так мою лояльность проверяет?

Ага, этого отвлечешь.

Снежок устало вздохнул. Опустил взгляд на стол.

— Да… — задумчиво продолжал Чернофф, — только знает же: нихрена я не лояльный. Ты, малыш, не боись. Я корабли с Цитруса уведу, если надо будет, перебазирую, но тебя в обиду не дам. Что нам корабли, да?

— Что ты сделал, бать? — тихо, но твердо спросил Снежок, продолжая глядеть в стол.

— А? — якобы не расслышал Чернофф.

— Что ты сделал, раз так обо мне печешься? — Снежок поднял глаза. — Кого убил? За что хочешь искупить вину?

— Ну, паца-ан… — все так же задумчиво протянул тот, помолчал и решительно хлопнул ладонью по столу. — Давай так. Я тебе на эти вопросы не отвечу, но и тебе их не задам. Останемся при своем, в счастливом неведении. Я тебя понял. А ты меня?

— Понял, — кивнул Снежок.

— Марш в комнату тогда, — скомандовал Чернофф. — Домашний арест на двое суток. Пока я с Мистом разберусь, с заразой нюхастой… И Гошу не трогай. Не разговаривайте вообще ни с кем, ясно?

— Ясно, — кивнул Снежок.

Ему действительно все было ясно. Указания вполне понятны. Другое дело — он никому не обещал их выполнять.