Несмотря на то, что люди теперь были отрезаны от своего мира, они сохранили некоторые технологии, а возможно, нашли новые способы ими пользоваться, пока я спал.
Сколько же времени прошло?
Гул приборов, каждый их щелчок встречал с замиранием сердца. Слишком сильны были воспоминания о начале пребывания здесь. Тогда люди изучали мои способности, и даже думать об этом было больно. Но в этот день пытки так и не начались. Белые халаты лишь снимали показания приборов, словно желали узнать, не вышел ли я из строя за время сна. Глупые мысли и паршивость ситуации заставили рассмеяться, тихо и хрипло. Один из людей, старикашка с огромной лысиной и длинным носом-крючком, заглянул в лицо, пытаясь понять, что вызвало такую странную реакцию.
Еще несколько томительных минут ожидания. Старик возился за спиной, обдавая пьянящим запахом пищи. Хватка ошейника внезапно ослабла, а после ненавистная полоса и вовсе исчезла с шеи. В такое поверить было сложно, и несколько мгновение я потратил на глупое осознание. Когда же понял, дернулся вперед, рванул из креплений руки, но конструкция держала крепко. Ученые заволновались, сбились кучкой, опьяняя запахом страха. Не сразу разобрал, отчего болит горло, оказалось, я смеялся, безумным, злым смехом. Но свобода закончилась так же внезапно, как и пришла. Шею обхватила другая полоска. Сжала, сдавила, перекрывая путь смеху. Бессильный рык разодрал измученное горло. Стенд отпустил резко, и я, вывалившись из креплений, рухнул на пол. Едва удержавшись, чтобы и вовсе не распластаться на нем беспомощным щенком.
Ожидавшие своего часа солдаты с удовольствием ткнули в спину холодными дулами, заставляя подняться. Вывели из белого плена пыточной и провели в маленькую коморку у начала коридора — душ. Позволили смыть прикосновения приборов и людей.
Стоя под тугими струями воды, такой приятной в нынешнем состоянии, ощупал очередную полоску на шее, толстую и холодную. Этот ошейник немного другой. Тот, первый, был более громоздкий. Улучшили? Наверняка. Не зря ведь меня разбудили. Скорее всего, нашли способ подчинить, заставить слушаться. Просунув пальцы под металл, попытался дернуть, но только поцарапался, едва не оставив ногти у шеи. Нет, не сорвать.
Кулаки сами собой сжались от досады.
— Быстрей давай! — раздался грубый голос из раздевалки, напомнив, что меня ждут.
Это заставило повернуть голову на звук, сузить глаза в бессильной злобе.
— Иду! — проклятье, голос, неиспользуемый так долго, звучал как предсмертный хрип, раздирая горло иглами сунутой в глотку булавы. Выключил воду, повернув вентили, и направился к двери между душевой и раздевалкой — запоров не было, ведь рабам уединяться нельзя. Не обращая внимания на скрививших рожи солдат, пошел одеваться.
На прибитой к полу лавке лежали только штаны. Оказалось, что и они коротки, до середины икр.
Униформа или экономия?
— Идем!
Солдат ткнул в спину, едва не отправив в короткий полет до пола.
Охранники высокие и крепкие, я на их фоне выгляжу слабаком. Тощим и длинным. Телу еще долго приходить в порядок после сна, но стерпеть было выше моих сил. Без лишних мыслей развернуться и попытался ударить в шею того, что справа — и замер с поднятой рукой, скрюченными пальцами и оскалом на лице. Человеческая воля не желала отпускать, сдавив тело объятьями черта.
— Ты что удумал, урод? — зло прошипел один, тогда как второй, без вопросов, ударил прикладом в лицо.
Боль стрельнула от носа к скулам и внутрь черепа, заставив коротко взвыть. Второй удар в живот вырвал лишь тихий стон.
— Запомни на будущее, урод. Не дергайся, и все будет хорошо! — со смешком пояснил солдат.
Посмотрел на них со всей доступной ненавистью и, развернувшись, вышел в коридор. Кровь на лице почти сразу высохла, неприятно стягивая кожу. Раны ныли: от регенерации осталось лишь воспоминание, но тело упорно пыталось восстановить себя. Желание вернуться в душ было нестерпимым, останавливало только осознание, что терпеть такого солдаты не станут.
Еще двое конвоиров ожидали снаружи, притаившись у двери. Они пошли впереди, показывая дорогу, я за ними, двое замыкали. Вывели меня на широкую лестницу и дальше вверх, к мрачным пустым коридорам.
Стены института давили. Сложно сказать, было это ощущением от самого здания, или от витавших в воздухе эмоций. Здесь словно провоняло все страхом и отчаянием. Хотя нерадостные ассоциации вызывали и темно-серые стены, пол, серый потолок с налепленными кружками светильников, горящих через один. Приятный полумрак в отвратительном месте. Окружающий интерьер создавал ощущение нереальности происходящего, кошмара. Когда жжение в переносице немного утихло, смог оглядеться и с удивлением заметил снующих туда-сюда существ. С ошейниками.
Сколько же их здесь?
Опустив взгляд, они пропускали нашу компанию или, так же потупившись, пробегали мимо. Женщины, мужчины, молодые, но все подобны человеку. Никого иного: гоблины, наги и сильфы — их не было, только способные поддерживать человеческий облик.
«Сколько же прошло, черт побери? Неужели они так и не нашли способ противостоять этим», — крутилась в голове мысль, пока меня вели по тускло освещенному коридору, с бесконечным множеством дверей и ответвлений.
Целью нашего путешествия по «институту» стала небольшая комнатка-камера, с металлической полкой-кроватью в правом дальнем углу, цепью, закрепленной у изголовья, и ведром слева. Цепь тут же пристегнули к ошейнику, а тяжелую дверь с маленьким окошком на уровне глаз, закрытым задвижкой, заперли, оставив меня в одиночестве.
«Наконец-то».
Не знаю, выдохнул ли это вслух или просто подумал. Но от облегчения даже боль притихла и постоянный спутник после пробуждения — жажда, отступила.
Долго сидеть не получилось, уставшее от пыток тело требовало движения. Я встал, хотел открыть окошко, но оказалось, даже эта маленькая комнатка полностью мне недоступна. Короткая цепь не позволяла даже до ведра добраться.
Оригинально!
Тяжело вздохнув, растянулся на лежанке. Проклятье, какие экономные, неужели нельзя было хоть простыню дать. Я, конечно, вампир, но, черт побери, тоже ощущаю и холод, и твердость этой штуки, по недомыслию играющей роль кровати.
Самое забавное, что стояла ночь — я чувствовал это, как собственные пальцы. В груди распускался прекрасный цветок ощущений — луна звала и манила. Как можно спать, когда тебя тянет наружу, посмотреть на ночной мир, расправить крылья, поймать тугие потоки воздуха? От нахлынувших ощущений застонал и вцепился зубами в руку. Нет уж, лучше не думать. Тюрьма, пытки, холодный стенд — вот мое настоящее. Не стоит бередить разум несбыточными мечтами.
Так и провалялся до утра, прокручивал в голове воспоминания. Думал с тоской, что могло бы случиться, сделай я другой, правильный выбор.
Прервали размышления воины. Опять четверка, явившаяся, чтобы проводить к заждавшимся палачам. Цепь отпустила. Знакомая дорога встретила все той же серой мрачностью. В этот раз иных на лестнице не было. Но по зданию разносился запах дрянной еды. Похоже, у остальных завтрак. Хотя, если судить по стоящему амбре, такая же пытка, только чуть более гуманная.
Сегодня в душ пустили и перед тем как развесить на проводах. Хоть какая радость от этих походов, все же ночью холодновато было.
— Ведите к прибору! — разглядев, кто вошел в его вотчину, буркнул лысый старик.
Меня грубым толчком уложили в стенд, закрепили руки, ноги и шею ремнями, а на голову нацепили обруч, с закрывавшими глаза окулярами. Прибор плотно прикрыл уши. Расслабиться эта прелесть не позволила, разом воскресив прошлое. Время после пленения было для меня запоминающимся, наполненным болью и унижением. И мне очень не хотелось, чтобы оно повторилось.
В руки и грудь воткнулись иглы. Поморщившись, мысленно вспомнил пару ругательств.
Этот день тянулся безумно долго. Похоже, ученые подыскивали способ воздействия на меня. Все же, обычный блокатор, не самое лучшее решение. Он не дает мне нападать на пленителей, но его действие, как показала практика, можно преодолеть. Людям же нужно, чтобы приказы исполнялись без угрозы их здоровью, вот и стали подбирать решение. Начали с электричества. Их даже не остановило, что именно такой принцип воздействия был на первом ошейнике.
И я быстро понял почему. Никогда не думал, что один способ мучения может принести столько разнообразных ощущений. Сковывающие волны выгибали тело. Мышцы, не повинуясь сознанию, сжимались до боли. Нутро выворачивало, перекручивало и вновь расправляло. Даже кожа, казалось, готова была исчезнуть от действия чуждой силы.
Когда отстегнули ремни, устоять на ногах не смог. Кулем свалился на пол, стискивая зубы и сжимая кулаки со всей доступной силой. Жаль, осталось ее совсем немного. Тело не слушалось. Исхудавшее за время сна, оно еще не восстановилось, а меня подвергли такому испытанию. Но это полбеды. Главное, сметающей разум волной накатил голод.
— Уберите его! — брезгливо бросил старик.
Он, похоже, заведовал этой пыточной.
— Мне нужна еда! — едва управляясь с непослушной речью, прохрипел чуть слышно. Собеседников в камере было немного: я и еще раз я. Так что, поболтать и разговориться там было не с кем.
— Рано! По графику завтра! — поморщился этот палач, глянув на меня только мельком.
«По графику, черт возьми! Они меня уже на довольствие поставили!» — согнувшись почти до пола, хрипло рассмеялся. Людей это разозлило, уже второй раз вместо криков и униженных просьб оставить в покое я смеялся.
— Встать! — ткнул дулом в спину вояка, вошедший, чтобы исполнить приказ старика.
— Не могу! — веселился я, в самом деле не имея возможности встать на ноги. Мышцы тряслись и не слушались.
— Встать! — еще злее рявкнул солдат, чуть не просверлив дырку в спине оружием.
Дернулся еще пару раз, без видимого результата, повторил:
— Мне нужна еда!
— Да, будьте человеком, Генрих, дайте ему поесть, иначе он не встанет! — не выдержал один из помощников палача, молодой тощий парень. Единственный, от которого не тянуло ни страхом, ни ненавистью.
Недовольно глянув на подрывающего его авторитет пацана, старик пожевал губами и, скривившись, как высушенный водяной, прошел к металлическому шкафу. Достал оттуда наполненный алой жидкостью прозрачный пузырь, приковавший мой взгляд. Изобразив крайнюю брезгливость, старикан протянул добычу мне.
Уже после первого глотка во всей красе почувствовал свое измученное тело. Ох, лучше бы и дальше оставался в неведении о его состоянии. После последнего даже смог подняться.
И снова все по кругу: душ, коридор, лестница, коридор, камера, и в обратном порядке, и так изо дня в день. Менялись только пытки. Электричество, температура, звуки, яды, они сменяли друг друга, силу и продолжительность, выматывая физически и морально. Еду мне давали раз в четыре дня, несмотря на повышенную потребность израненного тела. Люди знали, в нормальном состоянии вампир питается раз в месяц и посчитали, что этого будет достаточно. Только не учли, что обычно первородные не висят целый день под пытками и, помимо крови, ежедневно употребляют простую еду. Я сам себе напоминал ходячее умертвие, тощий и постоянно голодный, едва сдерживающийся, чтобы не накинутся на тех, что стояли на лестнице. Не перворожденный вампир, а сотворенный птенец, не научившийся держать себя в руках.
Дни слились в сплошную полосу боли и унижения. Не знаю, сколько прошло времени, не считал, да и вообще потерял интерес к окружающему миру. Возвращаясь, укладывался на свое жесткое ложе и засыпал — да, я стал спать ночью, — просыпался и шел на очередную пытку.