Портальеро. Круг пятый

Глава 19

Не испытав боли, не испытаешь и облегчения. А не познав горя, не узнаешь и своего счастья.

Кошмар в ночи к нам проникает снами.

Ушедших лица нам тревожат нервы.

Мы редко ценим тех, кто рядом с нами,

Забыв о том, что все мы люди смертны.

16 марта. 1914 год.

Российская Империя. Крым. Где-то в горах.

Я правильно всё рассчитал. И молодой горец поступил именно так, как я и предугадал. Он бросился на меня безо всякой подготовки крича при этом что-то на незнакомом мне языке. Ему до меня было всего-то каких-то три-четыре шага. Но я всё заранее просчитал…

И описание того, что произошло дальше займёт больше времени, чем всё происходило на самом деле.

Как только горец дёрнулся в мою сторону, я всего лишь махнул рукой, изымая небольшой кусок земли прямо под ногой у молодого абрека. Всего лишь маленькая ямка, глубиной сантиметров тридцать-сорок. Но этой ямки хватило, чтобы парень споткнулся и кубарем полетел вперёд. Выбранная мною каменистая почва тут же вернулась на место. Так что не думаю, что окружающие успели заметить, почему споткнулся их соплеменник.

А следующим своим движением, я «забрал» кинжал из его руки. Ну а после, когда я уже сидел поверх своего противника, и снова извлёк кинжал, и взяв его в руку, прижал к горлу врага.

— Я могу убить его, но не хочу этого делать. Я пришёл сюда вовсе не для того, чтобы убивать. Забрав свою женщину, я покину ваше селение и больше вы меня никогда не увидите, если сами не будете искать меня.

Я высказал это громко обращаясь ко всем сразу и ни к кому конкретно. Надеюсь, что меня услышали все присутствующие.

— Не убивай моего сына! — глухо проговорил старик.

Хотя, если разобраться, какой он старик. Лет пятьдесят ему, не больше. Просто он весь какой-то сморщенный. Да и двигался еле-еле, как мне показалось. Но у него при этом были живые глаза. Правда в них плескалась какая-то незримая боль… Но кто ж его знает. Может болен чем. Хотя и рука у старика, похоже, была ещё крепкая. Я помню, как ему удалось остановить сына, когда тот попытался вытащить свой кинжал в первый раз.

А кинжал-то хорош… Вот он сейчас зажат в моей руке. Кажется, что он очень старый. Из украшений только узоры извилистых разводов на лезвии. Уж не знаю, как правильно это называется, дамаск или булат, но видно, что это не простой ножичек. Ну а рукоять кинжала, видать, была отполирована ладонями не одного поколения горцев. Фамильная реликвия, блин.

— Я сразу сказал, что не хочу никого тут убивать. Но твой сын первым бросился на меня. Я пришёл к вам без оружия. Он обнажил против меня свой клинок. Теперь вот без оружия как раз он, а этот кинжал у меня в руках.

— Отпусти его!

— Чтобы он снова напал на меня. А ведь в следующий раз он возьмёт ружьё…

— Отпусти его! На тебя больше никто не будет здесь нападать. Я даю тебе своё слово.

— Слово, данное чужаку, не стоит ничего. Твой сын тоже соврал мне. Он говорил, что не крал мою женщину. А она по-прежнему лежит в твоём доме связанная.

— Я даю тебе слово в присутствии всех присутствующих. Тебя никто здесь не тронет. Ты сможешь уйти, забрав свою женщину.

— Ты стар и мудр. И я тебе верю. Ты всё правильно и честно сказал. Нас никто не тронет, пока мы здесь. Но стоит нам покинуть ваше селение, как любой из твоих соплеменников сможет напасть на нас.

— Ты оскорбил моего сына.

— Он украл мою женщину. Но пока ещё между нами нет крови, мы всё ещё можем поладить миром. Только объясни своему сыну, чтобы он не делал глупостей, когда я его отпущу…

— Ты оскорбил и меня. Ты слишком молод и самоуверен. Думаешь, что ты имеешь право угрожать моей семье, а потом спокойно уйти.

— Значит твои слова всё-таки ложь, и меня отсюда не отпустят. Ну что же… Придётся мне пролить кровь на вашей земле. Видит бог, я этого не хотел.

— Ты так в себе уверен? Ты сможешь убить только одного моего сына. За него отомстит его младший брат. Если тебе удастся убить и его и меня, то все люди…

— Да… Я могу убить всех вас.

Старый горец посмотрел на меня иронично… Но я продолжал говорить:

— Ты не заметил, что собаки не лают. А ведь к вам пришёл чужак.

— Они лаяли…

— Минут десять назад. А потом перестали. Все сразу. Больше в вашем селении нет ни одного животного способного лаять. Я убил их всех, чтобы они мне не мешали. Но никто этого не заметил.

Я по-прежнему держал кинжал у горла молодого абрека. Тот старался даже не дышать. Но старик всё ещё смотрел на меня недоверчиво.

— Я мог бы точно так же убить всех в этом селении. Всех. Одного за другим. Тихо и незаметно.

— И почему ты этого не сделал?

— Не хочу проливать лишней крови. Я пришёл сюда не за этим.

Не смотря на моё миролюбивое желание, похоже, что мне всё-таки придётся здесь повоевать. И ведь, честное слово, не я первый начал.

Что-то сильно ударило меня в спину. Только вот ничего, кроме тупого удара я не почувствовал. Чей-то нож не смог пробить мою магическую защиту. Но удар всё же был настолько чувствителен, что кинжал в моей руке дёрнулся. Лезвие старого клинка было отлично заточено. На шее моего противника, лежащего на земле, появилась довольно-таки глубокая рана и потекла кровь. Он захрипел и попытался схватиться за горло руками.

— Не-ет! — закричал старый горец, бросаясь ко мне.

Но я уже понял, что ситуация вышла из-под контроля. Пока старый перец заговаривал мне зубы, кто-то смог подкрасться ко мне сзади и нанести довольно-таки подлый удар в спину. Дожидаться второго удара я не стал. В кувырке я ушёл в сторону глухой стены дома. Больше не хочу, чтобы кто-то подобрался ко мне со стороны. А потом я стал действовать…

Всё замелькало и завертелось, но я старался не подпускать никого близко. Старик бросился к своему подраненному сыну, и пока что не участвовал в битве. Зато младший брат моего противника выхватил клинок и… Тут же плашмя упал на землю, лишённый головы. Причём его голова не покатилась по грязной земле, а заняла своё место у меня в магическом хранилище.

Следом за ним отправилось ещё пара-тройка ретивых соплеменников, бросившихся на меня, размахивая острыми железками. А после я и вовсе перестал считать наступающих на меня, и тут же умирающих врагов. Тут были как взрослые мужчины, так и почти ещё дети. Я бы не тронул их, если бы они сами не полезли в драку. Но когда мне их было сортировать на тех, кого можно убивать, и тех, кому бы ещё стоило немного подрасти.

Буквально через несколько минут всё было кончено. Куча безголовых трупов и старик, всё ещё поддерживающий своего сына с перерезанным горлом. Тот уже и не дышал вроде бы.

Старый горец поднял на меня свои мутные глаза. Глядя на него, я протянул вперёд левую руку, так как в правой, я по-прежнему сжимал трофейный кинжал. Из моей раскрытой ладони на грязную землю посыпались отрезанные головы, глядя на мир мёртвыми глазами. Но ещё более безумные глаза были у безутешного отца, потерявшего сразу всё.

Только вот мне совсем не было стыдно за содеянное, потому что я тут совершенно не при чём. Не я первый начал драку. Я только защищался. Только мне не удастся это никому доказать. А я и не буду никому ничего доказывать. Зачем мне всё это?

Все мои мысли сейчас были только об одном. Хотя не я тут начал всю эту бучу, но теперь мне придётся тут всё закончить. И я просто не знаю с чего мне начать? Может мне надо первым делом убить этого старика, а потом пройтись по селению, зачищая всех, кого встречу…

Но пока я раздумывал всё это, старый горец на негнущихся ногах пошёл в сторону дома. Опасаясь, как бы он чего не сотворил со связанной Машкой, я бросился вслед за ним. Но, как оказалось, до моей подруги ему не было никакого дела. Даже не взглянув на неё, он прошагал мимо и скрылся в другой комнате.

Я же присел возле лежащей на полу девушки. Стащил с её головы мешок, и вытащил изо рта кляп.

— Чего так долго? — грубо спросила меня спасённая Машка.

— Ладно. Я переведу твои слова как «Спасибо за то, что пришёл меня спасать!»

— С чего вдруг? Я и так знала, что ты придёшь за мной. И, между прочим, твой голос я услышала ещё минут пятнадцать назад. Только ты что-то не спешил меня освобождать. Давай, развязывай меня быстрей! Мне уже надоело тут на полу валяться.

После таких слов, развязывать её мне совсем расхотелось. Вот честное слово, если бы я мог, то оставил бы её прямо здесь на полу в этой хижине, предварительно снова заткнув ей рот кляпом. Но, увы… Этого я сделать не могу. А всему виной тот французский лётчик, что сумел внушить всему миру, что мы в ответе, за всех, кого приручили… Не хочу даже спорить на тему, прав был Антуан де Сент-Экзюпери или нет, но так уж вышло.

Я уже было поднёс лезвие кинжала к ремешкам, что стягивали руки девушки, когда обратил внимание, что Маша уже не смотрит на меня. Взгляд её был направлен куда-то мне за спину, а глаза были раскрыты широко-широко.

Не раздумывая больше ни секунды, я резко обернулся и увидел, что вернулся старик. В руках он держал ружьё… Да ещё какое ружьё. Больше всего этот карамультук напоминал старинный мушкет, из которого в древности палили стрельцы Ивана Грозного, оперев его на бердыш. Калибр был толщиною с палец, а весило это оружие, наверное, как крыло от самолёта, судя по тому, как тряслись руки у старого горца.

Фитиль ружья уже дымился, и я не стал напрасно тратить время. Махнув левой ладонью, как будто перерубая что-то в воздухе, я одним движением отправил и эту фузею, и держащие её руки старика прямиком в хранилище. Слава богу, мне удалось это сделать до того, как прозвучал выстрел.

Старый горец упал на колени, протягивая в мою сторону культяшки рук, из которых хлестала кровь. Я не смог увернуться, и похоже, что теперь я весь перепачкан в его крови…

— Кто ты такой? — прохрипел он.

— Колдун. — ответил я ему.

Больше он ничего не ответил. Глаза у него закатились, и он упал лицом в землю, прямо перед связанной Машкой. Она равнодушно посмотрела в глаза умирающего, а когда тот затих, снова обратилась ко мне:

— Ну, что? Ты наконец-то развяжешь меня или нет?

— Я как раз думаю на эту тему.

— И долго ты будешь раздумывать?

— Да, нет, наверное… Оставлю всё, как есть. Тебя тут найдут ещё какие-нибудь горячие джигиты. Вот им ты и будешь показывать, какой суровый у тебя нрав. А мне что-то совсем расхотелось продолжать наше с тобой общение.

— Дурак! Давай, развязывай меня!

— Ещё, наверное, надо тебе обратно кляп в рот вставить, чтобы не слушать всю ту чушь, что ты несёшь.

— Дурак! — услышал я в ответ.

— Вот и я о том же говорю. Мне кажется, что ты совсем не понимаешь сложившейся ситуации.

— Идиот! А ну развяжи меня! Быстро!

— Знаешь… Мне не нравится, когда со мной разговаривают таким тоном.

— А ты другого не заслужил.

— Ну, вот и договорились. Отныне я сам по себе, а ты сама по себе. Можешь и дальше делать всё, что тебе взбредёт в твою глупую голову.

— Сам дурак…

— Меня это больше не касается. — не обращая внимания на её слова, продолжил я. — Хочешь, прыгай со скалы, хочешь броди по горам, дразня озабоченных горцев. Это теперь только твои дела. А про меня забудь!

Шум на улице отвлёк меня от всяких разных мыслей. Я вышел из дверей и увидел нерадостную картину. С десяток женщин рыдали на трупах. Одна из них скребла по своему лицу ногтями, раздирая в кровь своё лицо. Другая держала в руках отрезанную голову. Тут были и старые, и молодые женщины. Было несколько совсем ещё девочек, но они испуганно жались к своим матерям.

Увидев меня, они стали громко кричать, размахивая сжатыми кулаками в мою сторону. Похоже, что меня сейчас коллективно проклинают. Было бы за что? Я всего лишь защищался, спасаясь от агрессивных горцев… Но кому я сейчас хоть что-то могу доказать? И буду ли я это делать? Вряд ли…

— Эй! Ты про меня забыл, что ли? — послышался Машкин голос из глубины чужого дома.

— Не отвлекай меня! Не до тебя сейчас. — отмахнулся я.

А во дворе, похоже, что-то стало происходить… Женщины прекратили рыдать. И стали подниматься с земли. Я заметил, что одна из них взяла в руки чей-то брошенный кинжал. И другая тоже. Третья держала в руках что-то вроде серпа, но тоже острое на вид…

Да что тут происходит? Неймётся им тут всем, что ли?

Дожидаться того момента, когда они приблизятся ко мне, чтобы начать пробовать тыкать в меня всякими разными железками, я махнул рукой, и они все исчезли.

Резать их я не стал. Я же не кровожадный монстр какой-то… Или всё-таки монстр? Ведь ничего даже в душе не ёкнуло, когда я тут кромсал эту кучу агрессивно настроенных мужчин и мальчиков. И вон старику обе руки отхватил, и глазом не моргнул. Но вот резать женщин, обозлённых на меня за то, что я поубивал тут их мужчин… Рука не поднимается. Парадокс…

— Макс! Ты меня освободишь когда-нибудь или нет? — снова раздался Машкин голос.

— Нет! — крикнул я в ответ. — Хочешь освободится, развязывайся сама!

— Дурак!

— Я это уже слышал. Придумай что-нибудь поновее!

Она ещё что-то там бубнила, но я её уже не слушал. Я присел возле стены дома, привалившись спиной к холодным камням. По чистому голубому небу, куда-то очень далеко плыли белоснежные облака. Я долго смотрел в небо, пока не почувствовал, как кожу на моём лице начало стягивать. Я хотел было протереть лицо рукой, но поднеся ладонь к глазам, заметил, что левая у меня вся в крови, ну а в правой, я по-прежнему сжимаю затрофеенный кинжал. Поэтому тереть лицо окровавленными руками желание у меня сразу отпало.

Я встал с земли, размял плечи, а потом взял, да и вернул всех женщин этого селения на эту грешную землю. Все они попадали практически на те же места, откуда я их и забрал. И они все уже были мертвы. Я помню, что долго в хранилище без ущерба для себя могла находиться, только Машка. Да и то, когда она уже была мёртвая. Помнится тогда она была более доброй и милой девочкой…

Меня отвлёк шум копыт, что послышался где-то вдалеке. Неужели ещё не все горцы закончились? Или это казаки спешат мне на помощь. Но этого не может быть. Старый казак говорил, что добираться будет часа полтора-два. А прошло всего ничего…

Кстати, а сколько прошло времени?

Добрался я сюда через портал практически мгновенно. Потом минут пять-семь ушло на избавление от собак. Хотя нет. Я же ведь ещё какое-то время шагал через лес, прежде чем собаки стали гавкать… А потом ещё снова шёл пешком. Разговаривал с горцами… Дрался с ними… Общался с Машкой. Или, лучше сказать, ругался с Машкой. Убивал старика… Разбирался с плачущими женщинами…

Ну, никак не могло пройти больше часа. Так что вряд ли это казаки…

Но я ошибся. Первым в селение ворвался на рысях Великий князь Олег Константинович. Ну следом за ним и все остальные. Его брат Игорь и человек двадцать казаков вместе с ним.

Увидев меня, Олег легко спрыгнул с коня и бросился ко мне:

— Максим! Что с тобой? Ты весь в крови. А где Маша? Она жива? С ней всё в порядке?

— Не тряси меня, Олег! Ты задаёшь сразу слишком много вопросов.

— Эй! Кто-нибудь! — раздался громкий Машкин крик. — Развяжите меня уже!

— Вот видишь! — пояснил я князю. — Судя по голосу с ней всё в порядке.

— Ты так и не развязал её? — удивился Олег.

— Да всё как-то некогда было. — попытался кое-как оправдаться я.

— Это ты всех тут убил? — на этот раз вопрос прозвучал от Игоря.

— Да. Но они сами на меня напали.

— И женщины тоже?

— А ты приглядись повнимательней. Видишь же, что у них в руках всякие острые железки?

Казаки, спешившись, бродили, разглядывая трупы.

— Чем это ты их? — спросил Олег.

— Да, так… Уже и не помню. Много их было. Лезли на меня со всех сторон. Отмахивался, как мог.

— У тебя это неплохо получилось. — проговорил Игорь. — Только тут такое дело… Они все, между прочим, граждане Российской империи. И придётся всё это кровопролитие как-то объяснять полиции…

— Меня кто-нибудь развяжет наконец-то или нет? — снова раздался крик Маши.

— Вот. — поднял я вверх указательный палец. — Думаю, что пока её развязывать не надо. Приедут жандармы, или кому там мы сообщим… Мы им предъявим похищенную девушку. А потом уже и развязать можно.

— Дурак! — раздалось из комнаты.

— Точно. — добавил я. — Надо ещё и кляп обратно вернуть, чтобы перестала кричать всякие гадости.

— Раз-вя-жи-те ме-ня! — продолжала кричать из комнаты, так и не развязанная никем Мария.