Поля Крови

Глава 2

Визир скатал письмо, спросил у Глебола:

— И как ты это провернёшь?

— А ты зачем спрашиваешь? Раньше ты никогда не интересовался такими подробностями.

— Обычно господин Суав и не приказывал мне подобного, — Визир усмехнулся. — Наверное, не доверял. Но в этот раз чётко написано — Глебол и Визир, поручаю вам...

Глебол на миг скривился, буркнул:

— И всё же я промолчу, как и привык. Дай сюда.

Визир пожал плечами, протянул Глеболу письмо.

Тот молча сунул его в пламя костра, проследив, чтобы приказ господина Суава истлел дотла.

***

Первое, что бросилось в глаза, когда я увидел Глебола — это повязки на его теле. Левый рукав его халата был полностью отрезан. А сама рука закрыта от кончиков пальцев до плеча плотной и толстой повязкой, сквозь которую проступали пятна крови и лечебной мази. Вторая повязка выглядывала из-под ворота халата. Ещё и на щеке алый, едва стянувший края рубец.

Невольно я вспомнил, как выглядел Глебол, когда мы примчались ему на помощь в ту ночь и три Великих паладина меча всё же убили Клинок кровавого заката.

Стоя над его телом Глебол был покрыт кровью из десятков ран, шёлковый халат идара оказался нарезан на ленты. Левая рука висела плетью, перехваченная в плече жгутом из рукава.

Второй наставник, Визир, выглядел тогда всё же лучше. Наверняка в лагере нашлись сильные адепты внешних техник. Возможно, даже Великие заклинатели. Но даже им не под силу за несколько часов закрыть такие раны. Хорошо уже то, что Глебол на ногах, пусть и бледный от потери крови.

— Птенцы! — Глебол обвёл нас взглядом. — Или я уже не могу вас так называть?

Мы промолчали, и Глебол усмехнулся, тут же скривившись и прижав пальцами рубец на щеке. Мгновение его слабости было коротким. Опустив руку, он хмыкнул:

— Да, посвящение позади. Отныне вы полноценные идары. В этот раз финальное испытание жизни и смерти оказалось суровым. Много птенцов его не перенесли.

Теперь уже я с трудом удержался от гримасы. И совсем не боли. А возмущения. Чтоб эту Кузню Крови позабыли, а само название её стёрлось из людской памяти. Нас в ту ночь просто убивали. Под стрелами мы были ещё более беспомощны, чем в темноте пещер Кузни. Но Глеболу не было дела до нашего возмущения.

— Но теперь я честно могу сказать, что ваш выпуск Кузни Крови сильнейший за последние пятьдесят лет. Вы — будущее своих Домов. Сложись всё иначе и сейчас вы бы скакали прочь, спешили домой, чтобы показать родным свою силу и дары Хранителей.

Я невольно сцепил зубы, сообразив, куда он клонит. Слева послышался шёпот Трейдо:

— Но, клянусь Хранителями, теперь нас отсюда никто не отпустит.

Слова Глебола то ли заглушили его шёпот, то ли повторили:

— Но теперь, когда Реол напал на нас, вы должны показать силу и дары Хранителей здесь. Уничтожить всех, кто пришёл на наши земли, отбросить их назад, пройти за ними и сделать так, чтобы они и думать не смели о наших землях. Это земля Скеро!

На этот раз шёпот раздался справа. Шептал Адалио:

— Что-то мне не верится, что дело в этих землях Ламатии, раз уж они даже прислали сюда древних.

Я скосил глаза в его сторону. Если уж сын владетеля Великого дома Тенебро так считает, то, пожалуй, я прислушаюсь к его словам. Он, думаю, в этом понимает побольше, чем Глебол, старший наставник Кузни Крови, вылезающий из земель Великого дома Верде лишь раз в году, чтобы толкнуть птенцов Кузни в очередное испытание жизни и смерти.

— Вы, юные идары, призваны под знамёна армии короля Лавоя Умбрадо. Как, впрочем, и я сам, и наставник Визир, — правой рукой Глебол вытащил из-за пояса свиток, позволил ему раскататься под весом тяжёлой прямоугольной зелёной печати с алой кистью. — Вот указ короля Лавоя. Отныне я ваш командир, гаэкуджа отряда Кузня Крови. Приказ, который я получил из уст самого короля, гласит, что Кузня Крови должна выдвинуться на запад, до земель Великого дома Вистосо и вычистить от реольцев всё на своём пути!

Из строя шагнул вперёд Адалио:

— Ваша милость Глебол...

Тот хмыкнул, перебивая его:

— Что, я уже не достоин именоваться старшим наставником?

Адалио спокойно возразил:

— Вы же сами сказали, ваша милость, что мы прошли посвящение и стали полноценными идарами. Теперь мы с вами равны. Или нет, ваша милость?

Глебол дёрнул щекой:

— Равны. Но только в мирное время, — сорвав со свитка печать, Глебол повесил её на пояс и с усмешкой сообщил. — Только мне словом короля присвоено звание гаэкуджи, а вы, честно говоря, в этом приказе обделены упоминанием. Самое большее на что вы можете надеяться с моей стороны, это звание хённамов своих десятков.

Строй взорвался ропотом. Я и сам вскинул брови. Занять место, которое занимал Кодик? Хорошая карьера. Если я верно помню истории отца и Флайма об их молодости, то даже отец, бедный владетель с севера, начинал всё же со звания гаэкуджи. И да, я вспомнил эту зелёную штуку. Это не печать, а отличительный знак в армии короля. Видел в книгах сабио.

Адалио молчал не дольше нескольких ударов сердца, а затем поднял перед собой руки, складывая ладони и уважительно обращаясь:

— Гаэкуджа Глебол, могу ли я взглянуть на указ короля, раз вы решили не зачитывать его. Мне казалось, что я, как и остальные идары юга, должны были отправиться к своим Домам и влиться в их отряды.

В этот раз такие слова Адалио не только заставили строй затихнуть, но и заставили Глебола побелеть от сдерживаемого гнева.

Хотя, честно говоря, всё это звучало разумно. Я отлично помнил, что на посвящении видел флаг Великого дома Тенебро, а значит, Адалио и впрямь могли там ждать. Всё же третий сын владетеля. Он мог по праву занять место командира этого отряда, а не служить простым хённамом неполного десятка.

Глебол стиснул зубы так, что на скулах у него вспучились огромные желваки, молча вытянул перед собой свиток. Удар сердца и Адалио уже стоит рядом с ним, молниеносно выскользнув из наших рядов.

— Я, великий... Лавой Умбрадо, наместник Предка... — Адалио быстро и негромко бормотал, пропуская целые куски, — приказываю... объединить идаров, прошедших посвящение в день... и поставить над ними... Глебола... двигаться до лагеря хоу Учлуна, а затем...

Замолчав, Адалио поднял голову от свитка и вернул его Глеболу. Тот расцепил зубы, ядовито осведомился:

— Проверил?

Адалио всё так же спокойно кивнул:

— Да, гаэкуджа Глебол. Какой же ваш приказ смиренному идару?

— Для начала, достопочтенный Адалио из Великого дома Тенебро, вернись в строй.

— Слушаюсь, гаэкуджа.

Глебол проводил взглядом его спину, затем вновь скользнул по нам:

— Почти все ваши лошади и граухи убиты реольцами, оставшихся изъяли для нужд армии. Но вам ведь не привыкать бегать, бывшие птенцы? — не дождавшись от нас ответа, Глебол рявкнул. — Не слышу!

Ему ответил нестройный и редкий хор голосов:

— Не привыкать, — кто-то даже по привычке добавил. — Старший наставник.

Глебол довольно ухмыльнулся, вновь прижав пальцем рубец на щеке. Но я расслышал и неразборчивый шёпот слева:

— Самодовольный придурок. Это раньше, едва птенцы проходили посвящение, ты уезжал на земли Верде. А теперь я долго буду рядом. И лучше бы тебе не поворачиваться ко мне спиной.

Невольно я подался вперёд, чтобы суметь увидеть — кто говорил?

Трейдо? Эсом? Эстро?

Так и не понял. Отпрянул обратно в строй, пока на меня не обратили внимания. У кого хватит сил потягаться с Глеболом? Помня его схватку с Клинком кровавого заката и помня сегодняшние несмелые попытки бывших птенцов впервые вливать огонь души во внутренние техники меча, я сомневался, что это вообще возможно. Мы можем потягаться с таким же юными идарами своего поколения, с албо. Но сходиться с поколением диа? Я не видел среди нас таких могучих и умелых идаров.

Возможно, кроме Адалио.

Да и глупо во всеуслышанье сообщать о своём намерении. Если бы я хотел отомстить за тьму пещер и ужас криков в их мраке, то говорил бы эти слова про себя. И бил бы в спину. Тогда, когда никто не сможет этого заметить. Почему-то не сомневаюсь, что впереди будет ещё много таких моментов. Но не для меня.

Пусть я не получил обещанной Глеболом силы, пусть он явно намеревался убить меня на том дворе с адептом, я не испытывал к нему ненависти. Я чудом спасся на алтаре Хранителей от разоблачения, получил какую-то странную, неощутимую силу от Предка Амании. Сейчас мне больше хотелось заняться собой и той изморозью, которую я нашёл на травинке, а не местью за какие-то прошлые обиды.

А приходилось заниматься совсем другим.

Замерев в двух шагах от своих солдат, я сообщил им то, что они, возможно, и сами поняли:

— Возвращение домой откладывается. Приказ короля гласит, что мы должны проверить земли вдоль реки до самых владений Великого дома Вистосо.

Наглый буркнул:

— А указ короля не гласит, что нам пора бы заплатить обещанные деньги, господин?

Я скривил губы:

— Кто я такой, чтобы задавать вопросы королю?

Наглый молча сплюнул себе под ноги и развернулся.

Над лесом раздался рёв Глебола:

— Выдвигаемся!

Насколько же приятней стало бежать после посвящения. Въевшиеся в память тела Шаги давались легко, не нужно было даже задумываться о них. Сердце размеренно билось в груди, в такт ему разливался по жилам огонь души. Ихор неспешно тлел, наполняя тело силой и позволяя без устали мчаться вот уже половину дня.

Не осталось ни одного бывшего птенца, который не освоился бы с техникой движения. И Шаги семи звёзд, которым учили нас наставники в Кузне, явно оказались хуже, чем родовые умения Великих домов. Я, Хасок, Адалио и ещё пара парней были быстрей остальных, а наши шаги длинней.

Я даже сравнил Семь звёзд и Тридцать шагов северной тропы, благо отлично выучил всё, что давала Кузня. Сравнил и вернулся к родовому умению Денудо, который был когда-то Великим домом. Просто сбавил шаг, чтобы быть со всеми наравне.

Вот кому приходилось тяжело, так это нашим солдатам. Мы, дети владетелей и раньше были выносливей их, теперь же мы едва ли не круги с улыбками наматывали, а солдаты уже начали падать, не в силах продолжать бег.

И Глебол уже давно что-то не объявлял привал.

Едва я подумал об этом, как раздался крик:

— Перешли на шаг! — но только от солдат прозвучал стон облегчения, как Глебол добавил. — Мечи из ножен!

Клянусь Хранителем Севера, это было неожиданным не только для меня, который карту видел мельком, но и для Адалио из Великого дома Тенебро, который гораздо лучше меня должен был знать земли юга.

Или не должен?

К большой деревне мы вышли, выстроившись клином, который Великие паладины накрыли своей аурой защиты и воодушевления.

И это тоже после посвящения воспринималось по-другому.

Но предосторожность оказалась лишней. Деревня была пуста: везде зияли выбитые ворота и изрубленные двери домов, по улицам метались птицы и гуси, отчаянно ревела в хлевах скотина.

Мы прошли деревню насквозь, не встретив ни одного реольца. На окраине Глебол выругался, склонился к вытоптанной земле:

— Они всех увели. Ещё вчера.

Адалио возразил:

— Не всех. Я отлично слышал детский плач.

Глебол кивнул:

— Ну разве что. Им явно нужны взрослые руки. Но двигаться они будут медленно, мы должны их нагнать. Давайте, бегом!

Шагнув прочь, Глебол замер, потому что Адалио возмущённо воскликнул:

— Что значит бегом? Я же сказал — здесь остались дети!

Глебол процедил:

— Ты не слишком дерзок стал после посвящения, птенец?

Адалио поднял подбородок:

— Кузня осталась позади. Птенцы и наставники тоже. Ты Великий паладин меча, но и я Великий паладин меча и здесь мы равны. Я из поколения албо, ты, твоя милость Глебол, из более старшего поколения диа, но всего лишь боковая ветвь Великого дома, а я сын владетеля Великого дома Тенебро. Моё положение всё же выше. Если кто здесь и дерзок, так это ты, уважаемый Глебол.

Пока Адалио говорил, за его спиной собрались все из союза юга. Эстро из Дома Хомбро и вовсе стоял, опустив руку на рукоять меча.

Невольно я покачал головой. Эк они... Молодцы.

Теперь и я слышал позади едва различимый детский крик. И, кажется, он был многоголосый. Там надрывался явно не один младенец.

Глебол скривился, подживший за день шрам на его щеке зазмеился, под стать ядовитому голосу:

— Отлично. Сейчас мы сцепимся и мне придётся силой доказывать всем вам, кто здесь прав, — Глебол повёл пальцем, по очереди указывая на всех южан. — Отличный будет подарок реольцам. Ты ничего не забыл, бывший птенец Кузни и сын владетеля? — Глебол с намёком опустил руку на пояс, качнув прямоугольный зелёный жетон на поясе. — Я гаэкуджа, а ты лишь хённам.

Адалио упрямо мотнул головой:

— В приказе короля не было ничего о наших званиях и месте в армии. По закону мы не более чем вольные владетели, пришедшие на зов короля. В лагере я не стал поднимать этот вопрос, но будем честными, гаэкуджа это не то звание, чтобы приказывать Великому паладину Великого дома.

На скулах Глебола снова вспухли желваки:

— И чего ты хочешь?

— Главное сокровище Великого дома Тенебро это его земли. И люди, которые на них живут. Не разбрасывайся тем, что тебе не принадлежит, гаэкуджа Глебол.

Не знаю, подавал ли Адалио какую-нибудь команду или его поняли без словно, но руки на мечи положили и остальные южане. Одновременно.

Я услышал довольный, едва различимый шёпот:

— Ну, давайте, пустите друг другу кровь.

И сжал зубы, даже не пытаясь обернуться и найти, кто это проговорился. И заставляя себя сначала подумать. Но ничего умней, всё равно в голову не пришло.

Спустя два удара сердца я шагнул вперёд, заставляя всех перевести на себя взгляд. И Глебола, и южан.

— Нужно просто оставить людей пройтись по деревне. Солдаты всё равно сдерживают нас. Можно оставить здесь слабейших. Так мы лишь станем быстрей.

Глебол фыркнул:

— Оставить их без защиты идара всё равно, что бросить в пасть реольцам и пожелать им приятного аппетита. Оставить здесь идара, когда впереди нас ждут схватки... — Глебол замолчал, снова неприятно ухмыльнулся. — Говоришь, оставить здесь слабейших? Тех, кто лишь мешает нам? Отличная мысль.

Я сжал губы, сдерживая вопрос. Сначала подумай, Лиал, затем спрашивай. Но ничего справшивать не понадобилось. Глебол шагнул ко мне, ткнул меня в грудь пальцем:

— Вот ты и останешься. Слабейший. Со своими людьми. Соберёте детей, доставите их в Серру, заодно выслужишься перед Великим домом Тенебро и третьим сыном их владетеля, верно, Адалио?

Я вспыхнул, но меня опередил сам Адалио. Он шагнул вперёд. В его руках невесть каким образом уже был сжат меч в ножнах. Адалио поднял его перед собой, сжимая перед собой двумя руками. Миг глядел на меня поверх рукояти, а затем склонил голову:

— Уважаемый Лиал, это земли Великого дома Вистосо, но, клянусь Хранителем юга, ни один из Домов юга не забудет этого доброго дела.

Бихо фыркнул:

— Сколько показухи ради сопливых крестьян.

Я даже не взглянул на него. Тоже сорвал с пояса ножны, повторил жест Адалио, подняв их перед собой и коротко кивнув.

Когда последний солдат скрылся за поворотом дороги, ведущей в лес, Кодик за моим плечом рассудительно сказал:

— Зато не придётся ноги сбивать. Чует моё сердце, этот здоровяк будет гнать их, пока не загонит до полусмерти. Да и поедим нормально наконец-то.

Я покосился на него, но промолчал. Вместо этого приказал:

— Осматриваем деревню. Точно так, как привыкли. Все вместе.

Раньше я бы приказал обыскивать дворы сразу по обе стороны улицы, но сейчас у меня и людей почти нет. В этом Глебол прав. Правда, привычка сначала обдумать, повторить про себя услышанное, а только потом отвечать, сейчас сыграла со мной плохую шутку.

Глебол ведь сказал, что оставлять людей без идара — бросить их в пасть реольцев. Но уверен, он говорил о шестом даре Хранителей, о даре защиты, которая делает броню солдат крепкой, а их самих неподвластными стрелами. Я, всего лишь Возвышенный мечник, могу защитить от стрел только себя.

Невольно начнёшь думать, что Глебол хочет унизить меня. Поручить дело, а когда я провалю его, выставить полным ничтожеством, который лишился своих последних людей и подвёл надежды Адалио и юга, от лица которого он говорил.

— Господин!

Из-за дома выскочил Ловкач, таща за собой мальчишку лет девяти.

— Прятался в погребе.

Я кивнул:

— Отлично, продолжаем.

Через два часа мы собрали два десятка детей. Почти все они нашлись в одном месте, в ещё одном большом погребе. Два младенца у них орали так сильно, что даже оттуда их было слышно.

Мы вытащили их всех под солнце, замёрзших, щурящихся. Лишь один старше десяти. Зато четверо только ходить научились. Не считая младенцев.

Те, согревшись, зачмокали тряпицами с жёваным хлебом.

Кодик покачал головой:

— Эх, как так, что мамки не успели с собой взять?

Мальчишка с пронзительно голубыми глазами Предка Дисокола повёл головой:

— Всё мы успели. Мамка у меня всегда правду чует. Сказала, всё очень плохо будет и детей нужно прятать.

Самый старший из найденных, пацан лет двенадцати, с густой шевелюрой, державший на руках одного из младенца, кивнул:

— Он ко мне, я отца поднял, он... — пацан сглотнул комок в горле, справился с собой, — он старостой был. Приказал укрыть, кого увижу, господин идар. Я всё сделал, как он сказал, Зайку сохранил.

Кодик переглянулся с Наглым. Тот пожал плечами, словно отвечая на безмолвный вопрос. Кодик тут же отвёл взгляд и сказал мне:

— Господин, мы сделаем перевязки для младенцев. Мелких детей на спину, ну а остальные своими ногами.

Ловкач напомнил:

— И еды, еды набрать на всех.

Поварёнок, который обычно и варил кашу, кивнул и несмело добавил:

— Скотину бы отпустить.

Теперь уже сморщился я. Ничуть не хуже Глебола. Столько времени терять. Не мог сразу, когда мы только начали обходить дворы, подать эту мысль?

Поварёнок отшатнулся, я успокаивающе поднял руку, убирая с лица гримасу:

— Давай займись. Всё равно уже солнце садится. Не идти же нам в ночь? С рассветом и двинемся.

Сын старосты шагнул вперёд:

— Господин, мы поможем. Мы быстро.

Я лишь кивнул разрешая. Спохватился лишь об одном:

— Девки пусть останутся с младенцами.

Не скажу, что эта ночь, ночь с плачущими младенцами, была лучшей в моей жизни. Но и худшей она точно не была. Уж лучше просыпаться от воплей детей, чем от ледяных прикосновений теней и остановившегося сердца.

Даже мне утром пришлось примерить на себя перевязку. Несколько кусков полотна обхватывали плечи и поясницу, устроив на мне что-то вроде упряжи для седока за спиной.

А у Наглого, кроме такой же за спиной, перед грудью ещё один младенец висел. Я лично выбрал, кто будет тащить эту ношу. Он не только Наглый, но ещё и двужильный. Лишь немногим слабее Кодика. Второго младенца, девочку Заю, так и тащил её брат, сын старосты. Никому не отдал в руки.

Сам Кодик был навьючен едой. Судя по карте, да с таким отрядом, нам предстояло идти три дня. И кормить всю эту ораву. Это не мои пять солдат, переживших голодуху Кузни и радых краюхе хлеба вечером. Крупа, котелок, кусок солонины, краюхи хлеба, кувшин козьего молока и прочее.

Тощий, который бежал первым, замер, принялся крутить головой:

— Чтот птицы себя неправильно ведут.

Я встал рядом, огляделся. Дорога, по которой мы бежали, петляла между колок леса. Мы только-только начали спускаться в очередную такую низинку. Правда, узкий спуск впереди превращался скорее в широкую балку, с густо поросшими кустами и деревьями склонами. Я не видел ничего необычного. Впрочем, я и птиц не видел. Но не доверять Тощему у меня не было причин. Уж кто-кто, а он отлично читал следы.

Вот только что делать? Обходить эту балку? Рискнуть?

— Господин!

Я резко обернулся на крик Тощего. И сразу увидел причину вопля. Из-за деревьев позади нас вылезло четверо. С луками в руках.

Ну, четверо это ни о чём. Я их сейчас...

Заставив меня подавиться мыслями, среди деревьев замелькали тёмные фигуры. Пять, десять, пятнадцать...

***

Где-то далеко отсюда, на бегу, Визир хмыкнул:

— Сколько служу господину в Кузне, каждый раз поражаюсь, как ты ловко исполняешь все приказы. Дня не прошло, а ты уже отправил этого Лиала умирать.

Глебол на миг ожёг взглядом Визира и отвернулся. Ничего говорить он не собирался. Меньше знает Визир, здоровей он, Глебол, будет.

Визир глупец. А ведь пока был молодым, казался таким сообразительным. Где господин Суав и где они? Господин Суав на год вернулся в Кузню, а им здесь сейчас биться с реольцами.

Когда нужно было делать Кузню сильней, Глебол старался, не останавливаясь ни перед чем. Но сейчас его, Глебола, Кузня здесь, вот они птенцы и их люди бегут вокруг. И убить одного из птенцов, означает ослабить всю Кузню, весь отряд, который ему доверили. Глебол не собирался выполнять глупый приказ господина.

Эта заваруха надолго. Либо Лиал сам погибнет в схватках, либо погибнет он, Глебол, либо господин забудет о том позоре на посвящении.

В конце концов, Глебол обязан жизнью этому птенцу. Не приведи он телохранителя принцессы, и Клинок кровавого заката поглотил бы их кровь. Быстро Визир забыл об этом. А вот у него, Глебола, память лучше.

***

Наглый завопил:

— Бежим!

Его в три шага настиг Кодик, пнул под колено, заставив споткнуться. Пацан с Зайкой только охнул, а Кодик уже подхватил Наглого под руку, не дав упасть и раздавить младенца. Тут же рявкнул ему в ухо:

— Жди приказа господина!

Ожёг меня взглядом:

— Господин?

Я стиснул зубы. Это ловушка. Никаких сомнений. Но балка слишком широка, чтобы перегородить её, а вот спуск, по которому мы сюда попали, настолько узок, что там хватит...

— Господин?!

Мальчишка с пронзительно голубыми глазами Предка Дисокола хрипло сказал:

— Это единственный путь. Слева придётся в холм карабкаться, а справа...

Я рявкнул:

— Вперёд! Так быстро, как только можете! — повторил для детей. — Бегом, бегом!

На бегу выхватил меч, сжал его, чувствуя, как потеют пальцы и колотится сердце, скомандовал:

— Плотней, плотней!

Быстро ли могут бежать дети? Когда я сам был мелким, мне казалось, что быстро. Но сейчас, видя, как неспешно ползут по сторонам склоны балки, осознал — медленно.

Будь прокляты эти склоны, поросшие корявыми деревьями. Там можно спрятать самого Безымянного. И если там есть лучники, то мне...

То мне нужно будет отбить все их стрелы.

Я невольно сглотнул. А что делать, если даров в моей крови хватает только на защиту себя?

Невольно в сердцах повторил про себя: «Я дам тебе силы, дитя!» Где? Где они, когда так нужны?

Отстал на шаг, смиряя дыхание и заставляя его звучать в такт ударам сердца. Жар души рванул по телу, заставляя ихор в крови пламенеть.

Тенькнули луки на склонах.

Рука с мечом сама рванула вверх. Твёрдо, уверенно, так, как и нужно. Несмотря на то, что сердце пыталось выпрыгнуть из груди, а во рту пересохло.

Первые движения Меча льда и света.

Тысячи раз повторенные движения.

Меч налился холодным сиянием и с него сорвались призрачные сгустки, метнулись влево и вправо.

Первое, самое простое умение клинка. Дождь клинков. Бесформенное, не принявшее образа даже мечей, потому что ему не хватило вложенного жара души, не хватило силы и умения.

И что? Клянусь Хранителем севера, что мне и не нужно сейчас большее.

Достаточно того, что я сумел нанести его снизу вверх и сделал это очень быстро.

Я отбил все стрелы, мои призрачные сгустки рассекли их все надвое.

Не в силах сдерживаться, ощерился от радости.

Что, уроды, выкусили?!

Через удар сердца оскал замёрз на моём лице, словно меня обдало январским ветром с гор.

Эти проклятые лучники, чтобы их имена навсегда стёрлись из памяти, снова спустили тетиву.

И в этот раз стрел было больше.

Вскинуть меч, отправляя влево и вправо всполохи образов меча.

Пять шагов, повторить. Десять ударов сердца, повторить.

Сначала я стиснул зубы.

Затем глухо, не разжимая их, выругался.

Я не успевал.

Просто махать мечом я был готов с утра до вечера, мне не привыкать.

А вот управлять жаром души и пламенеющим ихором у меня привычки не было.

Я не успевал.

С каждым Дождём клинков в нём выходило всё меньше всполохов.

Ударить влево. Ударить вправо.

Мне уже едва хватало призрачных клинков, чтобы разрубить все стрелы.

Словно этого было мало, добавилась новая трудность.

Мы наконец миновали засаду лучников и начали удаляться от них.

Но для меня это значило, что теперь стрелы летели сзади.

Короткая перебежка, развернуться, услышав звук тетивы. Первые три движения Меча льда и света.

На землю посыпались перерубленные стрелы.

С левого склона раздался злой вопль:

— Вразнобой, тупорылые, вразнобой!

Я, уже не сдерживаясь, выругался:

— Чтоб тебя Безымянный к себе забрал!

Одно дело одним ударом перечеркнуть десяток дружно летящих в тебя стрел, другое — нанести десять таких ударов подряд. Быстро и точно, целясь в одиночные стрелы.

Сюда бы моего отца...

Мгновение слабости дорого нам обошлось.

Крошечная заминка и три стрелы прорвались сквозь завесу моего Дождя.

Две бессильно вильнули в сторону от моего тела, не в силах преодолеть защиту третьего дара Хранителей, а одна просвистела над головой. И сразу же раздался крик.

Я позволил себе только на мгновение обернуться, но перед глазами надёжно запечатлелась картина припавшего к земле Наглого, и стрелы, торчащей у него из плеча. На ладонь влево и всё...

Я заплёл три первых движения пути меча в одно непрерывное повторение. Но с каждым взмахом меч принялся наливаться тяжестью. Кто там грозился недавно, что может махать им с утра до вечера?

Высоко над головой в небе густо мелькнули тени стрел, но отправленные в них всполохи меча бесследно растворились, не в силах достать до них.

В ярости я взвыл, обернулся, бессильно наблюдая, как в спину успевших отдалиться от меня летят стрелы.

Кодик обернулся, замер, а затем вскинул меч.

И вверх рванули десятки алых росчерков.

В изумлении я замер, пытаясь уложить в голове то, что вижу. И привёл меня в себя только вскрик над самым ухом.

В горячке схватки я позабыл, что у меня за спиной седок.

Крутнулся, разворачиваясь и принимая стрелы на грудь. Они, выпущенные сильной рукой, забарабанили по груди, плечам, лицу.

Я даже не успел вскинуть руки, чтобы защититься. И не понадобилось. Стрелы лишь рвали халат, бессильно соскальзывая с кожи идара, на миг словно покрывшейся голубой плёнкой. Но, впервые попав в такую ситуацию, отметил, что приятного мало, когда стрела ударяет под глаз.

Жутко. К такому, наверное, сложно привыкнуть.

Но я идар, неуязвимый для стрел. А у моих людей, оказывается, есть кому помочь и без меня.

Зря вы напали, реольцы, зря.

Оскалившись, я шагнул вперёд и влево, к тому склону, где явно было больше лучников. Сейчас я их...

И только новый вскрик у уха и вопль Кодика привели меня в себя.

— Господин! Я долго не выдержу!

Я замер, сделав всего два шага. В это я не особо верю. А вот в то, что сложно сражаться, имея за спиной ребёнка — верю. Это ярость затмила мне разум. Помню, отец часто смеялся, что кровь Денудо в бою сложно сдерживать. А Флайм за его спиной в это время кривился.

— Господин!

И я вернулся.

Кодик выдохнул:

— Мои справа, господин.

Так мы и пятились ещё не меньше сотни канов, отбивая сыплющиеся на нас стрелы, пока реольцы окончательно не смирились с тем, что ловушка не удалась. Но не удалась только потому, что среди нас оказалось... два идара?

Я опустил меч и смерил Кодика взглядом. Что бы он там ни кричал, про свою слабость, но я даже не заметил, чтобы алых всполохов в его умении становилось меньше. Он раз за разом использовал огонь души, который и не думал гаснуть.

Отвернувшись, оглядел остальных. К раненому Наглецу добавился ещё и Тощий. Поварёнку распороло ухо. На ладонь в сторону и не было бы больше Поварёнка.

Сейчас, когда горячка схватки отступала, я понял, что над нашим отрядом стоит буквально ор. Мелкие плакали и вопили, младенец и вовсе заходился криком так, что его лицо, торчащее из пелёнок, стало чуть ли не алым.

Надо же, а до этого казалось, что есть только свист стрел, звон спущенных тетив и злые крики реольцев.

Вечером, глядя как Тощий, вытянув раненую ногу, подбрасывает мелкие палочки в ямку с огнём, я негромко спросил Кодика:

— Ты из Дома Осколков?

Он покачал головой:

— Нет, господин. Я не идар. За мной нет предков с ихором в жилах, — пожав плечами, он добавил. — Во всяком случае сейчас, я едва ли не копия отца в молодости. А что там было раньше, кто его знает? Нет, господин. Я лишь тот, кому когда-то давно пророчили сменить капитана стражи одного Малого дома. Дома того давно уже нет, его владетель в поражениях на Играх Предков потерял столько ихора, что его отказался признавать даже родовой алтарь.

— Ты мог бы быть стражником другого Дома.

Кодик улыбнулся, огладил пальцем шрам на щеке:

— Мог бы. Но не захотел, господин.

— Ты проходил второе посвящение?

— Как солдат, когда давал клятву.

Все остальные делали вид, что их здесь нет. Есть только глаза и уши. Я не стал допытываться, почему Кодик, сумев овладеть искусством меча, попал в итоге к оборванцам для Кузни Крови. На том поле, где мы, птенцы Кузни выбирали себе людей, были самые разные наёмники. Это его дело, почему он не продал свой меч одному из отрядов Дома Осколков, не нашёл себе место в солдатах одного из Малых домов или не стал главой охраны какого-нибудь большого купеческого каравана.

Его жизнь, его дело. Но отметил для себя лишь одно: если Кодик пройдёт ещё одно посвящение, уже как гаэкуджа Дома, то может стать ещё сильней. Так что мне есть, что ему предложить и кроме жалования. Не на это ли он рассчитывал, когда согласился стать хённамом отряда?

Но сейчас лучше подремать, пока спит этот младенец, чтобы Безымянный забрал его голос до утра. Это же нужно так орать? Никогда бы не подумал, что такой крохотный человечек может так орать.

А с утра нужно обязательно потренироваться. Так как это делал отец каждое утро. После сегодняшнего я как никогда понял его слова, что дары Хранителей — это то, что даётся идарам так же легко, как дышать. А вот путь меча это тяжёлый каждодневный труд. Но мне к труду не привыкать. С тех самых пор, как отец впервые позвал меня на пробежку вокруг замка.

Тогда мне было тяжело, но, наверное, это была лучшая тренировка в моей жизни. Потому что тогда отец бежал рядом со мной и подбадривал. Интересно, помню ли я момент, когда отец сменился Флаймом?

Кажется, это было последнее, о чём я подумал, проваливаясь в сон.