Глебол нахмурился и переспросил:
— Чего?
Я повторил:
— Бихо из Дома Мэре погиб. Мы принесли тело.
Глебол выругался, ударил кулаком в ладонь:
— Да как он умудрился?
Я постарался безразлично и устало пожать плечами, описывая всё ровно так, как мне и советовал Креод:
— Идар... Бихо его, похоже, ранил... трёхцветные... с черепахой на одеянии...старшие...
— Дом Бротург, — Глебол покачал головой. — Нехорошо. Нужно поглядывать по сторонам. Если они здесь, то рядом и Миус. Скрывались до последнего, как и любят, — махнул мне рукой, едва не задев одну из моих теней. — Иди.
Меня не нужно было дважды просить об этом. Я поднял перед собой руки с мечом, вежливо прощаясь, и скользнул прочь. Тени следом.
В десяти шагах, за кустом бюричины меня ждал Креод. Я успокаивающе повёл рукой, намекая, что смерть Бихо восприняли спокойно и без лишних вопросов, спросил о сущей ерунде:
— Припасы ещё есть?
Креод выдохнул, повёл плечами и кивнул:
— Да, господин, должны уже даже сварить.
Не то, чтобы я хотел есть. Сначала радость от мести и победы, затем выматывающее ожидание, как воспримет весть Глебол, поверит ли ей. Сейчас, когда я шагал прочь от бывшего старшего наставника Кузни, то скорее хотел завалиться навзничь и бездумно пялиться в небо. И чтобы никто меня не трогал. И чтобы никто меня ни о чём не спрашивал. И чтобы не видеть теней.
Поэтому у костра я махнул своим людям, чтобы они сидели, и шагнул прочь, за густую жимолость, чтобы найти уединение.
Прошёл сначала десять шагов, затем ещё и ещё, чтобы стихла большая часть голосов и, наконец, остановился, запрокинув голову к небу, к Каразо. Его закатные лучи, пробиваясь через листву, легли на лицо тёплыми пальцами. Жаль, что они давно не прогоняют моих теней. Или же правильней называть их не мои тени, а тени Безымянного?
— Берегитесь, господин!
Я рванулся в сторону. Сбоку мелькнула зелень плаща, блеснула чёрная сталь. Не успевая достать меч, я вскинул руки, встречая врага голыми руками. Узкий и короткий кинжал, летевший в горло, я отбил в сторону.
Безумец, на что...
Кинжал резанул по плечу, заставив его вспыхнуть нестерпимой болью. Несоразмерной ране болью.
Я вскрикнул, уже другим взглядом смерил отскочившего незнакомца в зелёном. Идар, как бы он не пытался обмануть меня грубым холстом одежды. И, конечно, на щеке яркий голубой узор Предка Химедо.
Враг ухмыльнулся, вскинул ладонь, сплетая пальцы в печати и внезапно исчез, растворяясь в воздухе.
Я выругался, выхватывая меч и очерчивая вокруг себя круг его сталью. Один удар сердца, второй, третий, движения меча наконец сплелись, оставляя после себя гаснущие голубые росчерки, и во все стороны от меня хлестнули крошечные ледяные иглы.
Крик боли.
Слева позади.
Я не успел даже развернуться, а через кусты уже проломились мои люди, буквально закрывая от меня реольца своими телами и не давая ударить по нему ещё раз, в полную силу.
А я только сейчас сообразил, что до сих пор здесь был лишь я и реолец.
А кто тогда предупредил меня об ударе? Хриплый, каркающий и незнакомый мне голос.
Стоило мне об этом подумать, как взгляд зацепился за клубящуюся тень, стоящую между мной и схваткой. Как это незнакомый?
Будто услышав мои мысли, тень развернулась, скользнула над травой ближе и протянула ко мне бесформенную дымную руку, хрипло прокаркав:
— Господин, рана.
Сглотнув, я попятился. Голова закружилась и если бы не дерево, в чей ствол я упёрся спиной, то я бы, наверное, упал.
— Господин! — прямо сквозь тень пробежал Креод, ухватил меня за рукав и рванул его, с треском раздирая ткань. — Рана!
Через миг скрученный рукав уже лёг мне снова на плечо, охватывая его кольцом. А Креод принялся закручивать его палкой, вставленной в петлю.
Я понимал, что он делает, останавливает кровь. Не понимал зачем, ведь рана не настолько глубокая, чтобы задеть кровеносную жилу.
Удивительно уже то, как глубоко реолец сумел рассечь меня. Спросил:
— Что ты...
И не узнал своего голоса. Непослушные губы были словно онемевшие.
Но Креод понял даже не оконченный вопрос:
— Яд, господин!
Удерживая одной рукой шёлковый жгут из моего халата, Креод приник к ране губами. Через миг отпрянул, сплюнул на траву мою кровь и тут же повторил всё это.
Я бы посмеялся над этим, если бы онемение не пошло и дальше по руке.
Креод на миг оторвался от раны, встревожено вгляделся в моё лицо:
— Господин, держитесь.
— Что значит, дер...
Я замолчал на полуслове, меня шатнуло, в глазах на миг потемнело.
— Господин!
Я проморгался, тьма перед глазами ушла, открыв мне всех моих солдат, Наглого, Тощего и прочих. Кодика с окровавленным мечом. А сквозь них то и дело пролетали тени. И каждая из них, подлетая ко мне, хрипло шептала:
— Господин. Господин. Господин. Господин...
Хотел бы я, чтобы это было бредом от яда. Но надежды на это не было.
Креод снова потянулся губами к ране, но я рванул руку и потребовал:
— Объяснись! Что со мной происходит?
— Господин, нужно удалить яд. Он убивает слабых идаров.
— Слабых? — я на миг стиснул зубы, повторил, то ли для себя, то ли для него. — Слабых? — а затем оттолкнул Креода. — Где ты нашёл здесь слабого идара?
— Господин! Это риск, господин! Простите мой язык, господин, накажите, но потом, а сейчас...
Я зыркнул на него так, что он наконец заткнулся и отпустил палку жгута, сделав шаг назад. Через мгновения я и вовсе крутнул её обратно, ослабляя скрутку из рукава и позволяя крови бежать по жилам.
Вывернув руку, ещё раз оглядел рану. Как и думал, совсем неглубокая, на палец, не глубже.
Онемение стремительно рвануло по руке дальше. Но на этот раз не только к пальцам, но и к плечу, шее, стиснуло мышцы, не давая нормально повернуть голову, потекло по жилам дальше.
В глазах снова потемнело, превращая людей в безликие неразличимые фигуры, меня шатнуло, через миг стиснуло сердце, заставив схватиться за грудь рукой.
— Держите его, я...
Креод подавился своим воплем, а воины отшатнулись назад, когда я вскинул меч, что до сих пор сжимал в правой руке. Мне не нужны ни глаза, ни сердце, чтобы ударить.
Втянул в себя воздух раз, другой, третий. Через боль, через онемение. Вдруг перед глазами прояснилось, а расплывчатые фигуры проявились, позволив увидеть бледные лица воинов. Следом отпустила боль в сердце. Я выпрямился, осторожно отнял руку, которой сжимал грудь, прислушался к себе. Даже онемение в левой, раненой руке становилось всё меньше с каждым ударом сердца.
Подняв взгляд, потребовал у Креода ответа:
— И кто тут слабый идар?
Креод бухнулся на колени, распластался передо мной, упираясь лбом в землю:
— Простите, господин, я виноват, я посмел усомниться в вашей силе, хотя только сегодня видел, насколько вы сильны. Но мной двигало лишь беспокойство о вашей жизни, господин.
Помедлив, я кивнул:
— Прощаю, — спохватившись, что он не видит меня, приказал. — Вставай, — и потребовал у Креода новых объяснений, — Что значит яд? Мало какой яд действует на идаров.
Он поднялся, покачал головой, не спуская с меня сияющих глаз, и поправил меня:
— Мало какой яд из тех, что свалит простолюдина. Но это был убийца из Дома Миус.
Знакомое именование резануло слух. Это ведь о них говорил Глебол и бурчал, что нужно быть осторожней.
Словно я его позвал вслух, растолкав моих людей, ко мне проломился сам Глебол.
Оглядев меня, хмыкнул и явно продолжил слова Креода:
— Они скорее адепты внешних техник, чем адепты пути меча. Что-то среднее, но потрошители ещё похлеще Молчаливых из Ариды. Бесшумны, их техники позволяют им чуть ли не невидимыми становиться. Простых воинов убивают десятками. Те и понять ничего не успевают. Тебе повезло дважды. Первый раз, что этот потрошитель сразу решил начать с рыбы покрупней и взялся за тебя. У них есть особые клинки, на которые они наносят прах Безымянного. Для простолюдинов, лишённых даже первого истинного дара Хранителей, безвредная штука. Для Паладинов и Великих паладинов тоже, всего лишь ослабляет на пару минут. Действует только на таких слабаков, как ты, ну и на воинов Домов. От Осенённых до Великих мечников. Но ты выжил.
Глебол поддел пальцем жгут, который ещё болтался на моём локте, а затем кивнул на кровь под моими ногами, которую сплёвывал Креод:
— В этом заслуга твоего верного человека. От рисковал жизнью ради тебя. Одна рана во рту и всё. Если бы яд попал ему в кровь...
Я криво усмехнулся, радуясь сейчас не тому, что Глебол мне всё объяснил, а тому, что я не успел задать Креоду глупый вопрос: «Как так? Мы ведь выдумали того идара с черепахой. Откуда здесь эти Миус?» Хорош бы я был, если бы Глебол это услышал. Ведь плащи-то были. Лучники Дома Бротург.
Кто-то из моих воинов притащил тело убитого. Кодик неплохо вложился в удар. Либо же этот потрошитель не получал ни третьего дара, ни техник, чтобы защищать своё тело — слишком уж велики были его раны. Молодой. Быть может, даже младше меня.
Глебол осторожно взял в руки оружие потрошителя из Дома Миус. Странный короткий кинжал, лезвие которого было выкрашено в чёрный цвет. Бросил в пустоту:
— Это я забираю.
И проломил строй моих воинов. Да они и сами рванули в стороны, не желая оказаться на пути идара, который и без брони был их в два раза шире. Не ушли с пути только две тени. Глебол прошёл сквозь них, не заметив и не вздрогнув. Странно. А ведь раньше они избегали давать кому-то коснуться себя. Странно только это? О чём я вообще думаю?
В брешь скользнул Синеглазый, протянул мне ковш:
— Господин, выпейте. Это отвар тысячелистника. Первое дело от потравы.
Я хмыкнул, но ковш принял. С наслаждением выпил, только сейчас поняв, как пересохло во рту.
— Спасибо.
Креод помог мне содрать жгут, обтереться от крови, перевязал руку, суетливо дополняя слова Глебола:
— Всё так. Мне то же самое рассказывал владетель Нумеро. И простите снова, господин, что я усомнился в вас. Но владетель Нумеро точно так же перечислял ранги идаров, которые могут...
Я повёл рукой:
— Довольно. Я уже сказал, что прощаю тебя. И не сержусь. Ты и впрямь действовал так, как и должен. Со стороны я, конечно, смотрелся глупо со своим желанием.
— Нет, господин, как вы...
— Креод, хватит. Так значит прах Безымянного?
— Всё верно, господин.
Я покачал головой. Даже не слышал о нём. Но если после сражения каждый из Предков оросил своей кровью путь до дома, оставив нам исары, следы своего ихора, то разумно предположить, что на месте их сражения с Безымянным всё просто залито ихором. В том числе и ихором Безымянного.
А если наши Предки живы, то живы и их исары. У мёртвого же Безымянного и исар ему под стать — прах.
Через мгновение я покачал головой. Наши Предки? Живы? И это говорю я, вокруг которого все так же кружат тени?
И всё же Глебол был неправ. Сколько успел отсосать яда Креод? Достаточно, чтобы спасти меня, если я и впрямь Возвышенный мечник?
Сомневаюсь. Иначе бы он не пытался продолжить это делать и дальше.
Могло ли моё сердце и впрямь остановиться?
После того, что делали со мной тени? Снова сомневаюсь. Оно и не после такого начинало биться вновь.
Так что я кто угодно, но не слабый Возвышенный мечник. Я идар, который может убить в честном бою Паладина и защитить десяток людей от стрел. Почти Великий паладин меча. Только очень странный. И очень оборванный.
Я с досадой оглядел голую руку. Левую. Испорчен рукав с вышитым на нём и груди барсом. Герб пополам. Креод силы не жалел.
Халат, кстати, предпоследний. В телеге лежит ещё один с барсом Денудо и всё. И то, они у меня оставались до сих пор только потому, что три привёз с собой Креод. Пожалуй, нужно приберечь последний. Прям хоть снова начинай носить халат Кузни или и вовсе безликий шёлк без герба.
Издалека донёсся рёв Глебола и ещё кого-то:
— Удвоить посты стражи вокруг лагеря! Все идары сюда, к гонгану!
Не сказать, что мне понравилось в центре лагеря. Да, полезно было услышать подробности про этот Дом Миус и его убийц, наводящих ужас на воинов. Неприятно стоять под десятками взглядов и позволять Глеболу тыкать в себя и рану. Особенно под взглядами гонгана и его Кровавого воина. Глебол показал причину переполоха, так сказать, лицом. Не забыв и кинжал, и тело убийцы.
Но я терпеливо вынес всё это. Честно говоря, меня сейчас больше волновало другое. Как остаться одному?
И волновало даже на следующий день.
Раздражённо спросил Креода, словно случайно всюду следовавшего за мной:
— Ты и в кусты со мной пойдёшь?
Он привстал на стременах, недоумённо глянул мне за плечо и переспросил:
— Кусты?
Сейчас вокруг нас не было леса, не было и кустов, о которых я сказал. Справа поле, слева поле и река. Был отлично виден даже противоположный, точно такой же голый берег.
Я сказал прямо:
— Хочу побыть один. Это ясно?
Креод помедлил и кивнул:
— Простите, господин.
Я бросил ему поводья, спрыгнул с грауха, отошёл на целых полсотни шагов в сторону от дороги, воинов, идаров, повозок... и ушей.
Сейчас вокруг меня были лишь тени.
Подумав, я ещё и отвернулся, чтобы никто не сумел увидеть даже моих губ. И задал вопрос, который жёг мне грудь уже больше суток:
— Кто вы такие?
Тишина.
На миг стиснув зубы, я зло повторил вопрос:
— Тени, кто вы такие?
И услышал наконец ответ:
— Ваши слуги, господин.
Поражённо оглянулся, безошибочно найдя взглядом ту тень, что произнесла эти слова.
Так значит они всё же понимают меня.
Сглотнув, отвернулся и задал новый вопрос:
— Почему я ваш господин?
Тень скользнула в сторону, становясь так, что я мог её видеть. Хрипло шепнула:
— В вас нужная кровь, господин.
Я едва сдержал истеричный смех. А то у меня до сих пор были в этом сомнения. Зато, клянусь Хранителем севера, теперь этих сомнений у меня нет. Совершенно нет. Я хлопнул себя по лбу:
— Зачем, зачем вы появились?!
Мне показалось, но очертания тени дрогнули так, словно она пожала плечами:
— Мы не могли не появиться, господин. Ведь кровь проснулась. Мы и есть кровь.
— И зачем вы мне? — не сдержавшись, обвинил. — Да вы едва не убили меня своими прикосновениями в детстве!
Выкрикнул это и невольно оглянулся. Клянусь Хранителем севера, я совсем обезумел. Но никто из воинов не услышал моего крика. Из воинов моего Дома Денудо.
А вот тени слышали меня отлично:
Первая, та, что до этого говорила со мной, рухнула на колени и прохрипела:
— Простите, господин.
Вторя ей, и остальные тени опускались на колени и многоголосо шептали:
— Простите, простите, простите... Гос...гос...господин...
Я шагнул сквозь них, не задерживая шага. И не говоря ни слова. Пять ударов сердца и тени нагнали меня, вновь закружили передо мной. И снова одна из теней зависла так, чтобы я мог её видеть, скользя спиной вперёд, не спуская с меня провалов глаз, прохрипела:
— Простите, господин. Но прошло очень и очень много лет. Мы сами почти развеялись, обессилели, нам нужно было восстановить свои силы. Но мы брали только самую малость, господин.
Невольно я вспомнил ощущение куска льда в груди на месте сердца и передёрнул плечами. С ухмылкой сообщил:
— В Кузне вы меня едва не убили. Едва не убили эту свою кровь.
Тени снова рухнули на колени, замирая на одном месте:
— Простите, господин!
И снова я оставил их позади, шагая вдоль дороги и реки. Не в силах согнать с лица кривую ухмылку. Простить? А что, могу не простить? Могу развеять?
Едва тени появились передо мной, об этом и сказал:
— Не хочу прощать. Как мне наказать вас?
Тень пожала плечами:
— Простите, господин, но ваших сил для этого ещё слишком мало.
Я не удержался от хохота, впечатал в ладонь лицо, уже даже не задумываясь, как выгляжу со стороны для своих людей, для чужих людей, для своих бывших соучеников по Кузне, для остальных идаров нашего войска, для гонгана, вздумай он глядеть сейчас в мою сторону. Пусть их всех Безымянный заберёт, этих глазастых умников.
Не отнимая ладони от глаз, шагая вслепую, спросил:
— И как мне стать сильней?
— Отыскать наследство, что оставили для вас основатели рода.
Очередной шаг провалился в какую-то ямку. С ругательством я поймал равновесие, открыл глаза. Нашёл где закрывать их, посреди дикого поля.
Тени бесстрастно скользили вокруг. Им, плывущим в воздухе были безразличны и ухабы поля и высокая трава. Но ответили они, конечно, интересно:
— И что это за род?
— Оскуридо.
Я снова не сдержал ругательств. Сколько раз я себя утешал, что во мне просто слабая разбавленная кровь одного из Малых домов разрушенного королевства Валио? Может быть даже одного из простолюдинов этого королевства, который нёс в себе крохотную частицу ихора Безымянного.
Как же.
Оскуридо. Королевский дом Валио. Тот самый, который вроде как уничтожен под корень. Выполот на несколько поколений вглубь ещё во времена Эстеруса Клинка Амании.
— Ты же знаешь, кого мы называем Безымянным?
— Конечно, господин, Предка Ребела.
Я хмыкнул. Наконец-то я узнал его имя. Надо же. Ребел. Возможно, я сейчас единственный человек из всех, живущих в нашем королевстве, который знает имя Предка, что запрещено уже тысячу лет и стёрлось из памяти людей.
— Ладно, вы забирали мой жар души, становились сильней. И что можете? Ну, кроме того, что вы наконец заговорили внятно?
— Скорее можете сделать вы, господин, с нашей помощью.
Я не понял, переспросил:
— Могу, что сделать?
— Вселить нас в пленника или убитого, создать с нашей помощью драугра.
Я отшатнулся от тени. Сглотнул. В ушах зазвучали строки из того молитвенника, что я нашёл в подвале нашего замка. Зазвучали почему-то гулким басом Глебола:
«В тот год, когда Безымянный, да останется он таким во веки веков, создал своих первых чудовищ, соединив в одно целое людей и послушные ему тени, содрогнулись от ужаса все королевства...»
Прошептал непослушными губами:
— Не буду. Не хочу. Не буду.
Тень, от которой я не сумел сбежать, которая всё так же плыла передо мной, отчётливо кивнула:
— Как хотите, господин. Мы созданы служить вам. Нет, значит, нет.
Ещё не придя в себя, я задал глупый вопрос:
— Кем созданы?
— Предком Ребелом, господин. Но ваш дар позволяет вам и самому вырвать пламя души из врага, соткать из него новую тень, которой вы можете создать драугра.
Я оскалился, прорычал:
— Не дождётесь! Не дождётесь!
Рванул обратно к людям, к Креоду, к Кодику, к глупому Поварёнку и синеглазому мальчишке. Туда, где мне нельзя будет задавать свои глупые вопросы, ответы на которых я тоже не хочу слышать.