Поколение солнца

Глава 1. Как папа встретил маму

Мои родители тогда ещё не были знакомы. То есть не так, чтобы совсем незнакомы. Отец встречал фамилию матери в списках сформированной бригады. Мама пробежала глазами по фамилии отца в общем списке, не остановившись, не зацепившись взглядом. Они даже видели друг дружку, два раза или три — на видеоконференциях удалённого присутствия. Он — москвич, она из Новосибирска. Двое, совершенно незнакомых, пока, людей.

После прохождения всех испытаний и согласования списков, конкурсанты обменялись электронными поздравлениями по случаю успешного зачисления. Одинаковые поздравления, отправляемые каждым будущим членом бригады всем прошедшим отбор товарищам.

Электронные письма содержали выражение уверенности в предстоящей плодотворной совместной работе. Ровно десять человек. Пять юношей и столько же девушек. Девять отправленных и принятых поздравлений. Полные уверенности в совместной плодотворной работе. А как иначе? Иначе нельзя. Бригада — ячейка. Бригада — элементарный элемент общества. Бригада — вторая семья. Не больше и не меньше.

Десять человек, немаленькая вторая семья. Если первая семья родная по крови, то вторая семья — родная по духу. Разделенное на всех, словно кусок пирога, общее дело, общие стремления, общая жизнь на два года вперёд, на три, на четыре. А то и на все пять. Разделённое на всех общее небо.

И, в довесок, индивидуальные, принадлежащие только одному человеку, а не всей бригаде, личные страсти, чаяния и мечты. То, что не пошло, не подошло в общий котёл и то, что не отдали, не захотели или не смогли отдать.

Десять фамилий-фотографий в списке. Но разве фамилия и есть человек? Сколько может рассказать фотография о человеке? Тем более не слишком внимательному взгляду. Ничем не выделяясь в ряду девяти других фотографий.

Поэтому можно сказать, что мои родители впервые познакомились на малом восточном челночном космодроме. Оттуда отправлялся на Луну один из четырёх приписанных к космопорту крепеньких, будто гриб-боровик, пассажирско-грузовых толстячков серии «Сокол-2М». И туда возвращался забравший пассажиров с Луны орбитальный челнок. Сам полёт занимал где-то от полутора до двух суток. В зависимости от загруженности орбитальных трасс.

На Земле близилась середина месяца августа. Последнего летнего месяца. Солнце больше не жарило, словно сумасшедшее, как в июле-июне. Но ещё не было и следа сентябрьских сквозняков и сырости. Сверху лилось благодатью размеренное, ровное тепло. Зелень стояла сочная и полная жизни. Всё вокруг цвело, росло, готовилось к достойному завершению годового цикла.

На полях в самом разгаре страда. Убирают хлеб. Везут в зернохранилища. К сотням зерноперерабатывающих комбинатов тянутся цепочки из десятков тысяч перевозящих собранное зерно машин.

По небу скользили лёгкие перистые облака. Протянулись полосами до самого горизонта. Белые ленты облаков перемежаются синими небесными полыньями.

Младшекласники догуливают последние денёчки, кто с восторгом, кто с тоской, мечтая о наступающем на пятки следующем учебном годе. Старшеклассники тоже свободны. Летняя практика закончилась, учёба ещё не началась. Занимайся — чем хочешь, езжай — куда глаза глядят. Хочешь, слетай на денёк в Пекин, на праздник дня создания народно-освободительной армии братского китайского народа. Хочешь — оставайся в Москве, отмечать день воздушного флота. По всей стране асы воздушного океана проведут парады, один день в году утирая нос задавакам космонавтам-пустотникам.

Или можно рвануть на недельку в солнечный Тбилиси. Посетить суровый и красивый Целиноград-Астану. Умотать на месяц в Крым. Пройти по улицам старой Одессы. Задрав голову, с открытым ртом, любоваться громадными домами и широкими проспектами города городов — Москвы. В конце концов, не так важно, куда именно податься. Главное чтобы вместе с тобой поехали старые друзья, а место было новым и неизведанным. Тем, где вы ещё никогда не бывали.

На клумбах цвели тысячелистники. Первым, что видел вышедший из поезда человек, было тёмно-зелёное, с покатой крышей, здание вокзала с распахнутыми всеми, до единого, окнами третьего этажа. Тёмно-зелёное трёхэтажное здание вокзала и огромную, усеянную золотисто-жёлтыми зонтиками цветущих тысячелистников, клумбу. Собственно сходящий на перрон со скоростного пассажирского поезда человек упирался в эту огромную, золотисто-жёлтую клумбу и был вынужден выбирать: с какой стороны обходить её, чтобы выйти к вокзалу.

Если человек поднимал голову, то видел встающие в отдалении чёрные, на фоне подёрнутого рябой пеленой облаков голубого неба, башни стартового комплекса малого восточного космодрома.

Михаил Михайлович Майоров, мой отец, в возрасте семнадцати полных лет и шести месяцев, вместе с другими пассажирами, сошел со скоростного поезда в Подлунске — средних размеров посёлке городского типа при малом космодроме поддерживающим челночное сообщение с Селеноградом на Луне.

Сошёл и сразу упёрся в золотисто-жёлтое море — широкую клумбу, засаженную цветущими тысячелистниками. Посередине клубы стоял памятник космонавтам-первопроходцам в виде пары могучих, широкоплечих фигур в устаревших скафандрах с расстегнутыми шлемами. Шлемы они зажали под мышками. Один космонавт смотрел в небо, приложив свободную ладонь к глазам. Другой срывал с земли цветок, видимо, собираясь взять с собой. Металлический цветок среди сотен и сотен живых, золотых, настоящих.

На поезде приехало довольно много народа. Сначала Мих недоумевал — неужели они все торопятся на рейсовый до Селенограда? Однако, вскоре, по разговорам других пассажиров, понял, что подавляющее большинство соседей возвращается после цикла ОТС[2] отрабатывать рабочий цикл на космодроме или в расположенном при нём городке.

Поездка длилась недолго, не дольше сорока минут. И хорошо, что не дольше. Иначе бы Мих вконец разволновался. Может быть, кому-то и легко сидеть неподвижно, откинув спинку кресла и опустив голову на белый пружинящий подголовник, но не Миху. Не такая у него ситуация, чтобы дремать с открытыми глазами на идущем в Подлунск поезде, с билетом-предписанием в кармане требующем прибыть в Селеноград не позже послепослезавтрашнего числа. Это только так говорится «в кармане», на самом деле и билет и предписание были электронные — пара маленьких записей затерянных в распределённых сетевых хранилищах данных.

Выждав, пока поток приехавших вместе с ним пассажиров схлынет с перрона, Мих подглядел в какую сторону они направлялись и, закинув полупустой рюкзак на плечи, собрался двинуться следом.

Сорок минут в пути довольно долгий срок, особенно если ещё утром прощался с многочисленными родственниками. Обещал матери писать каждый день по огромному письму. Или через день. В крайнем случае, раз в три дня. Как получится.

Маленькой сестрёнке Лике пообещал привезти кусочек настоящего астероида. Причём не абы какого — мало ли космосе летает всякой дряни или пустой породы. А самого лучшего, драгоценного астероида: золотого или там платинового или алмазного. Лика ещё маленькая и не понимает истинной стоимости вещей. Самые драгоценные астероиды сегодня это имеющие высокое содержащие урановых руд или ледяные, состоящие из замороженной воды. И те и другие нужны в возможно больших количествах на марсианской орбитальной стройке. Нужны, чтобы зажечь рукотворное искусственное солнце.

Впрочем, золото и серебросодержащие астероиды пригодятся на электронную начинку точных приборов. Пригодятся и медные и железные и другие. Но главные: урановые и ледяные. Энергия — основа цивилизации. Лёд это, в первую очередь, вода и воздух — основа жизни.

Памятник космонавтам-первопроходцам остался позади. Мих медлил, переминался с ноги на ногу, словно школьник в ожидании первого свидания с девчонкой. Он оглянулся против солнца на чётко очерченные силуэты космонавтов. Один смотрит в небо. Другой бережно срывает цветок. Наверное, засушит его между страниц книги. Живые цветы в космосе редкость. В гидропонических фермах вечно не хватает места и ресурсов на такие бесполезные вещи, не имеющие питательной ценности, как обыкновенные живые цветы. Впрочем, бумажные книги в космосе такая же редкость. Лишь чуть менее редкая, чем алмазные астероиды.

Сорок минут до Подлунска довольно долгий срок и от нечего делать Мих принялся, за время пути, разглядывать доставшихся ему в соседи по вагону пассажиров. Довольно скоро он научился отличать жителей Подлунска и работников космодрома от улетающих на Луну пустотников. Последние вели себя молчаливо, были более скованы и практически не участвовали в общих разговорах. Мих насчитал одиннадцать человек в своём вагоне. Всего вагонов в поезде двенадцать. Значит где-то сто, сто пятьдесят человек полетит вместе с ним рейсом до Селенограда. Немного. Вместимость челнока серии «Сокол-2М» до двухсот семидесяти пассажиров вместе с личным грузом.

Мих принялся незаметно наблюдать за теми, кого посчитал своими будущими попутчиками. Восемь мужчин и три женщины. Скоростной поезд шёл мягко. Летел, не касаясь рельс, зависнув над ними на расстоянии нескольких сантиметров.

Окна были затемнены, чтобы от мельтешения пейзажей не закружилась голова. Ощущение огромной скорости пропало через пять минут после отправления, когда поезд закончил ускоряться. И снова появилось только когда он принялся тормозить, подъезжая к «космическому» вокзалу Подлунска. Заинтересовавшие Миха пассажиры уткнулись в читалки или работали в сенсорном пространстве, надвинув на глаза плотные чёрные очки, заткнув уши массивными наушниками и прилепив на кончики пальцев систему управляющих датчиков. Не совсем полноценная замена вирт-капсуле, но вполне достаточная для работы в сенсорном кабинете или даже для путешествия по вирт-пространствам с выставленным на минимум эффектом присутствия.

Все одиннадцать выделенных Михом пассажиров были среднего возраста. Вероятно, рабочие селеноградских сборочных линий, как и рабочие космодрома, возвращаются по окончанию цикла отдыха, творчества и самореализации. А может быть, это были астрономы, несущие круглосуточную вахту на орбитальных телескопах. Если среди них и затесались космонавты-межпланетники или капитаны космических кораблей дальнего следования, то они остались неузнанными Михом.

Солнце светило в глаза. Постреливало лучами из-за облаков. Скользило по каменным волосам космонавтов-первопроходцев. Смущённо оглянувшись и удостоверившись, что за ним никто не наблюдает, Мих наклонился и сорвал жёлто-коричневый цветок тысячелистника. Повертел в руках, ощущая, как из разорванного стебля вытекает на пальцы бесцветный тягучий сок с пряным запахом. Старинной бумажной книги, чтобы засушить цветок между её страниц, с собой не имелось. Мих спрятал сорванный цветок в отдельный карман рюкзака — на Луне разберёмся, что с ним делать.

Каменный космонавт смотрел на Миха из-под сложенной козырьком ладони. С другого ракурса казалось, что он смотрит в небо, а с этого — кажется будто бы прямо на замершего у края клумбы юношу. Чуть задрав каменный подбородок, наклонив голову и приставив ладонь к глазам от солнца — стоит и смотрит.

Мих коротко кивнул суровому космонавту с точённым каменным лицом.

— Вообще-то здесь нельзя рвать цветы.

Чуть было не подпрыгнув от неожиданности, Мих обернулся и увидел человека в тёмно-синей форме работника магнитных монорельсовых путей сообщения.

— Простите, — смутился Мих, буквально ощущая, как наливаются красным цветом щёки. Выкладывать сорванный цветок обратно не имело смысла, и он замолчал, ожидая продолжения.

— Нельзя, — повторил человек, — но вам можно. Вы ведь на рейсовый до Селенограда, а не в сам городок?

Мих кивнул.

— Проходить практику на селеноградских кораблестроительных линиях? На Пульсаре? В оранжереях?

— Поисково-разведывательная бригада, — объяснил Мих, — будем комплектоваться и принимать корабль.

Человек уважительно кивнул. На тёмно-синей форме, отражая солнечные лучи, крупными золотыми кругляшами горели идущие в два ряда декоративные пуговицы.

— Тогда вы в своём праве. Традиция срывать с этих клумб цветы перед вылетом возникла ещё во времёна строительства космопорта. Цветы отсюда побывали на Луне, в поясе астероидов, на орбитальных инициирующих ускорителях на марсианской орбите. Подчас Селеноград на Луне — всего лишь первоначальная остановка для перепрыгивающих за край неба космонавтов.

— Взгляните на памятник, — предложил железнодорожник, — Александр Говорякин и Константин Ельзовски — капитаны первых двух сверхтяжёлых межпланетных транспортников. Половину всего, что вы найдёте на Фобосе и на марсианской орбите, привезли туда именно они. Им довелось подниматься в пространство с нашего космодрома, одним из первых рейсов. Правда в то время они ещё не стали капитанами и не получили под командование по сверхтяжёлому транспортнику.

Обратили внимание на необычность поз, в которых их изобразил скульптор? Говорякина смотрящим в небо. Ельзовски срывающим с клумбы, на счастье, цветок. В точности так всё и было.

— И шлемы под мышками? — удивился Мих.

— Шлемы условность, — засмеялся железнодорожник, — кто же будет разгуливать в скафандрах по железнодорожному вокзалу.

Порыв ветра обдул разговаривающих запахом цветущих, за территорией вокзала и космопорта, яблонь.

— А вы? — поинтересовался Мих.

— Машинист. Управляю этим вот красавцем. Больше тридцати лет вожу вылетающих на Луну и забираю прибывших, — объяснил человек, похлопывая по боку поезда. Монорельс, большим белым облаком, мирно спал, опустившись на обесточенные рельсы. Ждал пассажиров с Луны, прибывавших на приземляющемся челноке.

— Я и вас заберу, когда вы вернётесь. Если, конечно, не попадёте к моему сменщику.

— Спасибо.

— Не за что. Это моя работа.

Когда привратник звёздных врат в форме работника путей сообщения улыбался, в уголках глаз собрались звёздочкой морщинки.

— Счастливого пути! И счастливого возвращения, — пожелал машинист.

— Хорошо! Спасибо!

Глухой, нарастающий гул спускающегося челнока застал Миха во время регистрации в здании вокзала. Он поспешил заполнить оставшиеся формы и закрыть летающие вокруг полупрозрачные регистрационные окна. Поднял на лоб очки-визор — для доступа в расширенную реальность — снял с правой руки перчатку тактильного интерфейса и вывалился из личного сенсорного кабинета в реальное пространство.

В реальности, по полупустому второму этажу здания вокзала, расхаживали человек двадцать. Разглядывали развешенные по стенам картины нарисованные выпускниками Подлунского художественного училища.

Не интересующиеся подлунской художественной живописью люди скучали в зале ожидания. Сидели среди фикусов, заморенных папоротников с опущенными книзу листьями и карликовых пальм в массивных, наполненных сухой землёй, кадках. Услышав гул спускающегося челнока, все они поспешили к выходящим на посадочное поле космодрома большим панорамным окнам.

Мих присоединился к зрителям, прижавшись лбом к толстому, прохладному стеклу. Вот чудно — полуденное солнце жарит, а стекло дышит прохладой.

Чёрная точка в небе приближалась, росла. Вместе с ней возрастал и гул. Вскоре точка превратилась в овал. Удалось различить равносторонний треугольник основных двигателей, сейчас работающих в слабосильном, экологичном режиме. Трёхугольное расположение двигателей являлось характерной чертой челноков серии «Сокол». К двигательному отсеку крепилось бочкообразное тело, отличительная черта модификации «2М». Короткие крылья, являлись продолжением рёбер жёсткости и позволяли худо-бедно маневрировать в атмосфере.

Почти год назад Мих впервые сел за пульт управления старенького «КИСа», одной из первой модификаций линии орбитальных челноков среднего радиуса действия серии «Сокол». После насыщенных месяцев обучения и десятков полётов на виртуальных тренажёрах, впервые сел за пульт управления настоящего орбитального челнока. Начиная собирать пятьдесят часов налёта, необходимые для подтверждения начальной квалификации пилота.

Всего-то и нужно было в первый раз, что поднять учебный «КИС» и опустить обратно. С готовым перехватить управление учителем-инструктором за дублирующим пультом управления. Даже на орбиту подниматься не требовалось. Так, скользнуть по границе атмосферы и вернуться на учебный космодром. Но как же переволновался он тогда! Ноги — ватные, голова — чугунная, пустая. Только руки жили собственной жизнью, выполняя знакомую, по тренажёру, последовательность проверки состояния бортовых систем и предстартовую подготовку.

Райской музыкой и величайшей наградой прозвучал вердикт учителя-инструктора после посадки: — Для первого раза недурно.

Чуть позже он выходил на орбиту, выполнял манёвры, стыковался и расстыковывался с орбиталкой. А три месяца назад, перед выпуском и положенным после выпуска обязательным циклом восстановительного отдыха перед первым назначением — они всем учебных курсом пришли на взлётное поле. Тройка давно списанных, переведённых в учебные тренажёры для обучения новичков, «КИСов» стояла на взлётном поле, ожидая пока очередная порция новичков-курсантов, закончит зубрить теорию и летать на виртуальных тренажёрах и может быть допущена к пульту управления настоящего, пусть и учебного, корабля.

— Спасибо, — от души поблагодарил Мих «своего» КИСа. — Спасибо за то, что позволил научиться летать.

Первый полёт, как первая любовь или первая, настоящая, взрослая работа, а не детские «практики» и «пробы». Три вещи запоминаются на всю последующую жизнь: первая любовь, первая взрослая работа и первый полёт. Прекрасная мощная машина, послушно слушающаяся пилота. Ведь, по сути, что такое человек? Человек это поступки, то, что он сделал или пытался сделать. Человек это его память.

Гул перешёл в грохот. Спускающийся сокол застыл над посадочным полем, рея и подрагивая на слабой тяге работающих в экологичном режиме двигателей. Мгновение и гул стих, вместе с выключенными двигателями. Челнок грузно опустился и замер. Обрушившаяся, после прекращения грохота, тишина оглушала.

Мих оценил мастерство пилота опустившего машину точно в центр посадочного квадрата. Отклонение в пару десятков метров считалось вполне допустимым. А здесь точно в центр. Мастер!

Сейчас к приземлившемуся челноку подвезут трап и прилетевшие пассажиры сойдут на опалённые плиты посадочного поля. Затем челнок отбуксируют с в ангар. Проведут диагностику систем, техобслуживание, пополнят запасы рабочего тела и прочие расходники. Тем временем на взлётное поле, к башням-мачтам, отбуксируют другой челнок. На борт поднимется команда пилотов. И, если не будет выявлено каких-либо дефектов, меньше чем через час, начнётся подготовка к полёту. Челнок повезёт Миха на Луну, где он вживую познакомится с остальными членами своей бригады и они получат корабль. Современный, прекрасный, свой собственный корабль-станцию. Авансом выдаваемый государством для разработки и исследования богатств астероидного пояса. Кредит доверия, который нужно будет отработать упорным трудом.

Мих заснял посадку челнока через визор. Сохранил запись в архиве. Ничего особенного, но это первая весточка пространства. Односерийный брат-близнец этого челнока поднимает Миха за край неба и доставит в советско-китайский лунный город Селеноград.

Мих выбрал красивый кадр висящего над посадочным полем челнока. Сохранил в виде картинки и отправил на почту старшей сестре Екатерине.

Катька, двадцатилетняя дылда с великолепными, соломенного цвета, волосами, заплетаемыми ею в пару длинных роскошных кос, приходилась старшей сестрой Миху. Старших сестёр не выбирают, как, впрочем, не выбирают и младших братьев.

Катька была отличной девчонкой. В детстве она присматривала за Михой, а Мих присматривал за младшей сестрёнкой — Ликой. Так и жили, присматривая друг за другом, пока жизнь не разбросала кого замуж, а кого в ЮнКомы, а затем и в комсомол. Вот как забавно вышло. Мих — юнкомовец и комсомолец, а его старшая сестра до сих ходит в «пионерках». Зато она уже год как старший технолог на фабрике биосинтеза.

— Я улетаю, Катька! — написал сестре Мих.

Ответа не получил. Рабочий день приближался к середине, и Катька была не в сети. Ничего, прочитает, когда подключится.

Возбуждённые зрелищем приземляющегося челнока, пассажиры отлипали от окон, рассаживались в зале ожидания. Большое табло под потолком показывало оставшееся до начала посадки время — сорок минут. Цифры горели жёлтым цветом. Это означало: предстартовая проверка челнока ещё не завершена и если будет найден какой-то дефект, то старт может, в общем-то, отменится.

И вот в тот момент произошло, без преувеличений, важнейшее, в моей жизни, событие. Папа в первый раз увидел маму! Самый первый раз, представляете?!

Мишка Майоров — семнадцатилетний юнкомовец, мой будущий отец, увидел взведённую, словно пружина, девчонку в белой спортивной куртке с красным воротником, красными манжетами и объёмной вышитой красной нитью надписью на груди «Ленинград-2061». Увидел мельком. Буквально скользнул взглядом. Заинтересовался. Но Миха отвлекла хлопнувшая по плечу рука.

— Мишка?

— Серый! Какими судьбами?

— На Орбиту-7 лечу.

— Так она не достроена, — удивился Мих.

— Она, брат, вообще не построена. Половина модулей станции ещё на лунных складах лежат. А те, что подняли, болтаются в точке расположения станции связанные тросами как… в общем сам понимаешь. Но и я лечу не туристом, а монтажником. Туда вообще много наших командировали. Будем собирать несущий каркас станции под наблюдением старших товарищей, встраивать модули, герметизировать. Когда закончим, сами уже будем старшими: опытными и многомудрыми.

Учившиеся в одной группе подготовки ЮнКома и расставшиеся после сдачи последних экзаменов, объявления результатов и распределения, ребята искренне радовались случайно встрече. Хлопали друг друга по плечам, громко и радостно разговаривали, притягивая взгляды стоящих рядом людей. Вроде расстались каких-то два месяцев назад. Но никак не ожидали встретиться раньше, чем через год, а то и два. И вдруг такая встреча. На малом восточном космодроме. Ну кто бы мог подумать?!

Сергей учился в центре подготовки ЮнКома на монтажника-пустотника. Мих на космического геолога: разведчика, искателя, поисковика. И «астероидного пастуха». На содержащих богатые залежи астероидах монтировались двигатели, плюс стандартный ядерный реактор. Математики просчитывали силу импульса, необходимую для столкновения астероида с орбиты. Затем «пастухи» долго и уныло гнали астероид к перерабатывающим фабрикам на спутнике Марса, Фобосе. В исключительных случаях гнали к Земле, но этот путь гораздо более долог и уныл. Ползёшь вместе с огромным куском камня в час по чайной ложке, по рассчитанной математиками траектории. Всех забот — следить, чтобы воздействие двигателей не разорвало астероид пополам, и чтобы реактор не пошёл в разнос.

Вроде бы летишь чуть ли не ядерной бомбе, а всё равно скучно. Очень уж много времени занимает «перегон» астероидов из дикого пояса к обитаемым местам. Искать, исследовать, оценивать перспективы разработки того или иного астероида в поясе на порядок интереснее. Хотя, с другой стороны, пригнать урановый или ледяной астероид к Марсу и сказать: — Берите. Это мы нашли его. — Тоже, наверное, здорово.

Сергей — монтажник. Мих — геолог. Но какая разница. Разве не все люди братья? По крайней мере, наши, советские люди. Тем более один, общий, выпуск. Геологи, монтажники, механики, пилоты занимались вместе до восьмидесяти процентов учебного времени. Специализация начиналась только после того, как ребята изучали общие для всех основы основ.

Мих не надеялся встретить кого-то из однокашников в ближайшее время. И тут, вдруг, Серый — Сергей. Тот самый Сергей, который однажды, перепрограммировал распыляющие фейерверки дроны на первое мая. Вместо идеологически выдержанного поздравления курсантов-юнкомовцев начальником центра подготовки, дроны написали в воздухе признание Сергея в чувствах к некой Клаве. Этой Клаве, их сокурснице, тоже будущей пустотнице, завидовали все девчонки курса. А зря. Ничего серьёзного у неё с Сергеем не вышло. Распылённые дронами, складывающиеся в слова, фейерверки долго висели над плацем космического училища. И никто ничего не мог с ними поделать. Разве только дронов отозвали. А фейерверки так и висели. Минут пять, не меньше. Ох и пропесочили после того случая Серого, но зато он честно заработал и до самого выпуска гордо носил звание главного романтика курса.

Вот этот самый Сергей, после истории с фейерверками, широко известный даже за пределами центра подготовки, стоял перед Михом. В точности такой же, как пару месяцев назад, когда они праздновали всем курсов выпускной вечер. Только загорел изрядно и, кажется, немного подрос.

— Значит на Орбиту-7? — переспросил Мих. — Здорово!

— Сам-то куда?

— На селеноградские сборочные. Знакомится с членами 202-ой поисково-разведывательной бригады и получать корабль.

Сергей присвистнул: — В поисково-разведывательную попал. Ну, ты всегда был отличником. Кстати, здесь есть ещё один из ваших!

— Наших? — поправил Мих.

— Да нет, ваших. Поисково-разведывательных. Мы в одном купе сюда ехали, сейчас познакомлю. Кирилл!

Мих с огромным интересом уставился на подходящего парня. Выше среднего роста. Как все высокие люди выглядит худым, но открытые плечи бугрились мышцами. У Миха и самого не хуже. Пришлось попотеть для сдачи зачёта по физической культуре.

— Кирилл, — представился подошедший. Серьёзные серые глаза внимательно осмотрели Миха.

— Михаил, — на крепкое рукопожатие ответил не менее крепким. — В Селеноград, на комплектование, 202-ая поисково-разведывательная, космогеолог?

В ответ на каждый вопрос Кирилл коротко кивал.

Удовлетворённые первичным осмотром, ребята обменялись улыбками, будто старые знакомые. Они и были знакомы, только не в прошлом, а в будущем. Поисковая бригада всё равно, что вторая семья. Не год и не два и, может быть даже, не пять им предстоит провести в обществе практически одних и тех же людей. Бригады комплектуются крайне разборчиво. Если они оба получили назначение в одну и ту же, значит, непременно найдут общий язык. УКИР-ские психоматематики давно не ошибаются в подобных мелочах.

Мих посмотрел на немного восточное, из-за узкого разреза глаз и угольно чёрных волос, лицо Кирилла и ещё раз улыбнулся своему будущему брату.

— Слушай, если ты вылетаешь сегодня, то и кто-нибудь ещё из нашего выпуска может здесь быть? — спросил Мих у Сергея. Не одного ведь его послали на орбиту-7, верно?

Сергей покачал головой: — Все уже там. Гришка, Ленка, Павел, который Петриков, а не который Довлатов. Довлатов летит на Марс. Помнишь, как я говорил, что из него непременно вырастит крупный учёный-физик с уклоном в область высоких энергий? Ну вот! Полетел наш Пашка Довлатов стажироваться на марсианской орбите, на третьем ускорителе имени Эс Вэ Мирнована. Будет зажигать первый солнечный костёр направленными пучками разогнанных частиц. Во всяком случае, постоит где-нибудь рядом с главным пультом во время этого эпохальном событии.

Рустам умудрился прописаться младшим помощником в научную экспедицию к Венере. Через три месяца вылетают с четвёртой орбитали. И Катька с ним и оба Женьки. Кстати, о чём я хотел сказать?

— А ты, почему один летишь? — напомнил Мих.

— Опоздал!

— Как опоздал?

— Как люди опаздывают? Командированные на стройку Орбита-7 вылетели две недели назад, а я вот — сегодня. И знаешь почему?

— Почему?

— Не могу сказать, — помрачнел Сергей: — Это слишком личное.

— Скажи, — потребовал Мих, — что ты как девчонка?

Серый покачал головой: — Не могу.

— Да ну тебя, — махнул рукой Мих.

Увлечённо следивший за перепалкой Кирилл заметил: — Табло стало зелёным.

Мих посмотрел на ведущее отчёт до начала посадки табло. Цифры горели зелёным, значит челнок прошёл технический предстартовый контроль и взлёт пройдёт по расписанию. Оставались ещё полчаса с мелочью.

— У меня появилась идея, — предложил Кирилл, после того как ребята перестали изображать из себя скульптурную композицию «три богатыря в раздумьях над нерешёнными проблемами теоретической физики» и устроились в зале ожидания, в тени чудовищно разросшегося фикуса.

— Давайте поставим отметку, на случай если кто-то ещё из 202-ой бригады летит сегодня с этого космодрома.

— Может быть кто-то уже поставил такую отметку? — спросил Сергей. — Не может быть, чтобы вы одни были такие умные.

Мих ещё немного обижался на сокурсника за отказ удовлетворить им же самим разожженное любопытство, но идея была здравой и он вытащил из кармана визор.

Расширенная реальность едва заметно подрагивала, пока визор авторизовался на местном сервере. Через полминуты дрожь исчезла. Мих огляделся вокруг.

Первыми обращали на себя внимание указатели «в регистрационный кабинет», «к начальнику порта», «на смотровую площадку», «в город». Надписи парили в воздухе. Стоило сосредоточить взгляд на одной, как рядом появлялась цепочка следов ведущих к цели назначения. Надписи выглядели неброскими и объёмными. Они тихо парили над полом, словно хитро закрученные полупрозрачные воздушные шарики.

Кроме указателей в виртуальном пространстве зала ожидания располагались иконки справочной информации. Нажмёшь на такую и она мигом расскажет почему нельзя гулять по взлётному полю и другие правила безопасности. Иконки окаймлены синей рамкой, показывая, что имеют детский режим. Переключись в него и к маленькому космонавту выйдут нарисованные Гагарин и Королёв, рассказывая как у самолётов получается летать, почему орбитальные станции не падают на землю и как надо правильно вести себя в космопорту.

Над некоторыми пассажирами сияют насыщенным зелённым светом информационные нимбы. Взглянув в сторону Кирилла, Мих увидел у того над головой: «Жди меня Селеноград!». Перехватив взгляд нового знакомого, Кирилл смущённо передёрнул плечами и стёр статус из нимба.

В расширении реальности гранитный пол делили цветные линии непонятного назначения. На ближайшей колонне красовалась дёргающаяся надпись «Гор, скажи Петровичу, чтобы починил климатизатор в центральной иначе я за себя не отвечаю!». А на соседней ещё одна: «Сиденье шестого кресла первого ряда прогибается. Заменить». И указывающая на первый, от стены, ряд кресел стрелка.

Прочитав послание неведомому Гору, Мих сначала опешил — это надо додуматься оставлять послания на глазах у всех пассажиров. Но сверился с настройками и понял, что остальные ожидающие отправления челнока до Селенограда не видят ни странных линиях на полу, ни откровения души неведомого автора насчёт кондиционирования воздуха в дежурном центре управления космопортом. Линии на полу должно быть служили ориентирами для автоматических уборщиков и для людей не имели никакого смысла. Он сам выставил визор на максимальный уровень допуска ещё в поезде. Вызвав меню настроек Мих понизил уровень допуска до стандартного гражданского. Надписи исчезли, как и подозрительные геометрические узоры на полу.

Оглядев скучающих в ожидании пассажиров и их сыплющие изумрудно-зелёными искрами информационные нимбы, он не нашёл ничего похожего на установленную точку сбора.

Вернее была одна, но это юноша и девушка прописали привязку нимбов друг к другу. На вытянувшемся в стрелку нимбе одного указано «я люблю её» и на нимбе другой в точности то же самое. Обоим не меньше двадцати пяти, а ведут себя как дети. Может быть, просто забыли отключить привязку, перед тем как поехали в космопорт?

— Ничего, — подвёл итог Кирилл.

— Пусто, — согласился Мих.

— Значит, создаём точку привязки? Что напишем?

— Пиши: пункт сбора членов 202-ой бригады. Установил широковещательный флаг?

— Разумеется, установил.

— Это я просто так спросил, — оправдался Мих, — на всякий случай.

Он посмотрел сквозь визор на точку привязки. Та выглядела бьющим из-под пола малахитовым фонтаном. Тяжёлые зелённые капли немного не долетали до потолка, падали вниз и без следов впитывались в гранит пола.

— Прикинул вероятность того, что в один и тот же день, с одного и того же порта, одним рейсом полетят сразу трое будущих члена 202-ой бригады- сказал Сергей: — В общем маленькая вероятность.

— А то, что полетят двое? — спросил Кирилл.

— Тоже невелика.

Чтобы не отвлекаться на несуществующие объекты расширения реальности, Мих сдвинул визор на лоб и довольно хмыкнул: — Значит мы уже нарушили законы вероятности. Тем, что оба, с Кириллом, решили лететь в один день и с одного космодрома.

Кирилл возразил: — Вероятностные законы невозможно нарушить. Можно только исполнить.

— Ну да-да. Вероятность встретить живого динозавра выходя из дома пятьдесят процентов. Или встретишь, или нет.

Отходивший ненадолго Сергей сообщил: — Оно и правда прогибается.

— Кто прогибается?

— Сиденье шестого кресла в первом ряду. В расширении надпись видел? Одно крепление оторвалось, вот и прогибается. Поэтому на него никто не садится.

Мих не слушал. Он смотрел на идущую к их компании девчонку в белой спортивной куртке с красным воротником, красными манжетами и объёмной вышитой красной нитью надписью на груди «Ленинград-2061». Отросший ёжик льняных волос покачивался в такт походке. На плече у девчонки висела сумка, тоже белая, с тройкой красных внешних карманов на магнитных липучках, удобных для пользования в невесомости. В ушах у девчонки вставлены наушники-капельки. Провода тянутся к одному из карманов сумки. Она остановилась не доходя двух шагов, вытащила из ушей наушники и спросила: — Ребята, вы в 202-ую поисково-разведывательную?

Мих кивнул.

— И я. Давайте знакомиться. Аня Снежная.

— Мишка Майоров, — представился Мих.

— Кирилл Недолётов. Я, наверное, буду штатным пилотом на корабле, — улыбнулся Кирилл.

Мих моментально представил, как их корабль швартуется к астероиду. И Кирилл объявляет по общей связи «процедура швартовки завершена. Пилот Недолётов пост сдал».

Аня улыбнулась. Когда она улыбалась, её напуская холодность трескалась, словно лёд по весне, и становилась заметна некоторая припухлость губ и круглые, как основание напёрстка, ямочки на щеках.

Ладонь у Ани сильная и горячая. Ногти на пальцах коротко подстрижены и подкрашены неброским серебристым лаком. При рукопожатии Мих подержал её ладонь в своей, а затем отпустил.

— А вы? — взгляд карих глаз переместился на Сергея.

— К огромному сожалению я не член 202-ой бригады, — ответил сокурсник Миха. — Простой монтажник жаждущий оказать посильную помощь в строительстве седьмой орбитали. Меня Сергеем зовут. Слышали что-нибудь об Орбите-7?

— Седьмая, последняя орбиталь первого кольца орбитальных станций?

— На самом деле эта будет даже не станция, а настоящий космический корабль, с полноценной двигательной установкой подходящей для межпланетных перелётов и всем прочим. Только собираемый по модульному принципу и очень большой. Больше любого из существующих кораблей. Целый город на орбите Земли. Причём расширяемый и достраиваемый по необходимости. Первые пять орбиталей — обычные станции с маломощными двигателями, годящимися только на коррекцию орбиты, но никак не для полёта к тому же Марсу. Шестая — большой ремонтный и обслуживающий док для сверхтяжёлых транспортников для которых даже лунная гравитация слишком сильная. А седьмая будет настоящим межпланетным кораблём. Корабль-носитель. Плывущий в невесомости город.

— Но разве монтаж несущего скелета седьмой орбитали не начался пару недель назад? — удивилась Аня.

— Начался, — помрачнел Сергей. — я, можно сказать, опоздал к началу работ.

— Почему вы опоздали?

— Да! Глупо вышло.

— Пожалуйста, расскажите, — попросила Аня.

Серый усмехнулся: — На подводной охоте руку вывихнул. Давно зажила, но разве врачей убедишь? Только позавчера, с горем пополам, дали добро на вылет, такие перестраховщики.

Мих пихнул друга в плечо: — Эй, а мне ты отвечать отказался.

— Стыдился, — объяснил Сергей не отрывая взгляд от подошедшей девчонки: — Пострадать на подводной охоте, в наше время, ещё надо умудриться. Глупо получилось.

Сергей покраснел. Мих успокаивающе похлопал друга по плечу. Аня протянула руку и убеждённо сказала: — Вы не волнуйтесь. С каждым могло случиться.

— Я знаю, — ответил Сергей, осторожно освобождая свою ладонь из мягкого плена её ладоней.

В зале ожидания раздался мелодичный звук. Мих посмотрел на табло. Вместо оставшегося до начала посадки времени, оно показывало «Конец регистрации. Начало посадки. Просьба зарегистрировавшихся пассажиров пройти ко второму выходу на взлётное поле и ожидать служебный транспорт».

Скучающие в зале ожидания пассажиры задвигались, вставая.

Пара длинных и, от того, выглядевших низкорослыми, вдобавок зелёных, будто гусеницы, мобилей довезла пассажиров от выхода на взлётное поле до стоящего на стартовой ферме «Сокола».

Распределявшая места бортпроводница уточнила: — Вы вместе?

— Вместе, — подтвердил Кирилл.

Противоперегрузочные ложементы были стандартными. Мих отказался от прослушивания кратких лекций по технике безопасности во время космического перелёта и о правилах пользования противоперегрузочными ложементами. Для того, чтобы отказаться от прослушивания лекций, пришлось пройти небольшой экзамен, ответить компьютеру на полтора десятка вопросов, среди которых затесалась парочка хитро составленных. Наверное, именно как раз для таких, кто один раз летал в пространство и на том основании считает себя матёрым пустотником. Ребята были профессиональным космонавтами, пусть и молодыми. Для них не предстояло сложности ответить на самые каверзные вопросы теста, и вскоре компьютер, признав поражение, разблокировал их ложементы.

Какое-то время они занимались предстартовыми процедурами. Закрепляли вещи и самих себя. Мих не поленился самостоятельно перепроверить запасы воды, воздуха и энергии в спасательной капсуле в которую превращался ложемент в случае катастрофы. Пусть всё дважды перепроверено работниками космопорта, но лично удостовериться перед вылетом в исправности оборудования — закон космоса.

Затем они, присмиревшие и притихшие, будто новички перед первым выходом в пространство, молча ждали пока остальные пассажиры прослушают лекции по технике безопасности и бортпроводники пройдут по рядам, проверяя, все ли правильно закрепились и не возникло ли проблем или вопросов у кого-то летящего в первый раз.

— Улетаю, — думал Мих, — улетаю с Земли. Скоро начнут предстартовый отсчёт, и прощай зелёная планета. Не навсегда, но надолго. Сколько раз я мечтал об этом дне, представлял его? Только ни разу не представлял, что вдруг буду так волноваться. А из-за чего волноваться? Не знаю. Человек всегда волнуется, когда надолго покидает свой дом в первый раз. Земля это мой дом? Не важно. Уходить следует хотя бы потому, что без ухода невозможно вернуться.

Пискнул закреплённый в держателе и подключенный к информационным системам пассажирского места личный коммуникатор. Мих развернул окошко входящего сообщения.

Писала старшая сестра Катька: — Удачного пути, Мишка! И не забудь привезти Лике кусочек астероида, как обещал.

— Спасибо, сестрёнка, — отписался Мих, — сижу в «Соколе», жду старта.

Тотчас пришло ответное сообщение от Катьки: — Волнуешься?

— Ещё чего, — написал Мих.

— Не волнуйся, — прислала Катька.

— Говорю же, что не волнуюсь, — отправил Мих, — я всё-таки космический геолог из 202-ой поисково-разведывательной бригады. Подумаешь, какой-то перелёт до Луны. Тут и волноваться не из-за чего.

Закончив обмен сообщениями с сестрой, Мих посмотрел на экран пассажирского места. По умолчанию тот транслировал вид на замерший около стартовой фермы челнок, где сейчас находился Мих со стороны административного здания порта. Вдалеке, за пределами взлётного поля, зелёной горой вздымался Подлунский лесной массив. Над ним голубое, прозрачное небо. Ещё выше, только её не видно с земли днём, плавает в космической черноте солнцеликая луна. Мих улыбнулся. От волнения не осталось и следа. Его место заменило радостное предвкушение. Завтра он будет в Селенограде. Дальше знакомство с товарищами и приём у заводчан новенького, недавно сошедшего со сборочных линий и только что обкатанного, корабля. Когда уже будет старт?

Словно подслушав мысли Миха, по разделённому на отсеки салону прошли бортпроводницы, проверяя размещение пассажиров. Не найдя огрехов, пожелали счастливого пути и сошли с корабля, перепоручив подготовленных к взлёту пассажиров лётному составу. Тот состоял из трёх человек: капитана и, одновременно, первого пилота. Второго пилота и, вместе с тем, старшего дежурного проводника. Третьим был младший дежурный проводник, но и он тоже являлся пилотом, только на стажировке.

Капитан прошёл по салону, здороваясь с пассажирами. Он был высокий, белозубый и очень лихо выглядел в лёгком скафандре со свёрнутым в воротнике шлемом.

Проходя через их отсек, капитан подмигнул Ане: — Полетаем, товарищи?

— Конечно, товарищ капитан! — весело ответил Сергей.

— О, вижу вы, ребята, птицы дальнего полёта- улыбнулся капитан «Сокола» бросив взгляд на планшет в руках с выведенной информацией по пассажирам. — Не то, что я: до Луны и обратно. Первое назначение?

Мальчишки синхронно кивнули, а Аня улыбнулась, показав круглые ямочки в уголках губ.

— От всей души желаю удачи.

— Спасибо!

Капитан прошёл дальше. Вскоре объявили пятиминутный отсчёт. В углу встроенного в пассажирское место экрана уменьшались цифры-секунды. Когда уменьшились до нуля, стартовая катапульта выстрелила «Соколом» в чистое, практически без облаков, небо.

Процесс взлёта можно было наблюдать на мониторах принимающих изображение с камер административного здания космопорта. Метрах в ста от земли «Сокол» распустил огненный хвост. Миха и остальных ещё сильнее вжало в кресла. Поднять руку становилось целой проблемой. Да и незачем пассажирам крутить руками пока челнок перебарывал земное притяжение. И даже запрещено инструкцией.

Экран показал стремительно удаляющийся огненный росчерк. Самого челнока уже не различить, только его длинный хвост. А вскоре исчез и он. Изображение с камер сменилось нейтрально-успокаивающими земными пейзажами. Сила, вдавливающая в ложемент, значительно уменьшилась.

— Прощай Земля, — тихо произнесла Аня.

— Мы обязательно вернёмся, — пообещал Кирилл.

Сергей улыбнулся: — Ура!

Когда на него уставились три пары удивлённых глаз, Серый пожал плечами и пояснил: — Хотелось сказать что-то значительное, а вы уже всё сказали. Только и осталось: «ура».

— Ура, — согласился Мих.

— Конечно, ура, — сказала Аня.

Кирилл помедлил, но, взглянув на Аню, смягчился: — Ладно. Пусть будет «ура». Хотя это сейчас и не к месту.

Так мой будущий отец встретился с моей будущей матерью. Ни он, ни она ещё не знали и не подозревали об этом. Должно быть, в тот момент, они оба были бы изрядно удивлены, скажи им кто, что однажды, от их любви, в большом мире появится новый маленький человечек — я. Скажи кто, что они будут вместе не как друзья и товарищи, а как муж и жена, как возлюбленные. Скажи это и Мих, бродяга Мих — мой семнадцатилетний отец — воскликнул бы: — Не мелите чепухи. Десять тысяч астероидов мне в печень!

Дядька Кирилл рассказывал, что иногда мой отец вдруг принимался разговаривать, словно пират из детской книжки. К счастью это случалось не очень часто.

Переборов притяжение материнской планеты — пересилив силу силой — челнок летел, целя конусовидным носом в гордое небо.

Летел, дьявол его побери, астероид в двигатель и туманность по курсу!

Пассажирский «Сокол» модификации «2М» летел на Луну.