Алвириан, ускользнувшая от бойни на конюшне, когда стражники Фэрра избивали всех, у кого на поясе висели кинжалы, и сгоняли вырвавшихся из замка купцов к гостевому крылу, снова проникла в главную башню и, петляя в переходах, наконец-то наткнулась на кухню, дверь которой давно была заперта, чтобы не вломились озверевшие от крови мужчины.
Она стояла на коленях и молила впустить её на разных языках.
Наконец дверь отворилась, и толстая рука матушки втащила её внутрь, тут же с грохотом задвинув засов.
На кухне горело несколько жаровен и очагов – в котлах булькала вода. Судя по всему, женщины и поварята не собирались сдаваться так легко.
– Ты кто такая?
– Ой, а я её знаю, что ли. Это к Бараху нашему приходила, она вроде, – пискнула откуда-то из-под стола служанка.
Догга оглянулась и рявкнула:
– А ты куда залезла, тварь такая? Я тебе что сказала? – масла принести!
– Так я и ищу…
– Сроду его в том углу не было! А ты, – сиди, утром разберемся, что к чему.
И матушка тяжело вздохнула.
– Долгая только у нас будет ночка-то. И прав был Тахиос – никому и дела нет до нашей еды.
Когда прибежал ополоумевший стражник с требованием подать вина, какое только у них тут есть, Догга заорала через дверь:
– Совсем вы ополоумели, поганые псы! Откуда на кухне вино!? Всё в погребах и осталось!
– Да знаю я – ключи давай, свои мажордом затерял где-то!
– Голову он свою не затерял? – грозно осведомилась матушка, взвешивая в руке скалку.
– Ты болтай-то языком своим поменьше, старая! Там знаешь какое побоище было? – удивительно как портки при нём остались. Неси ключи живо, напоим их, глядишь, они поклянутся кто в чём хочет и оставят нас в покое.
– Я пойду, – Алвириан просительно положила ладонь на локоть матушки. – Надо узнать, как там мой господин.
– Опять ты? – отмахнулась Догга, а потом, подумав, что своих служанок негоже пускать к такому сборищу, нехотя согласилась.
– Иди уж… Гельмо! Подай мне связку, у очага она висит. Пойдёшь с ней, поможешь пивные бочонки таскать. И смотри там в оба! – слышишь меня? – чуть что – бегом на кухню.
– Хорошо, матушка.
Прежде чем выйти, шпионка поклонилась всем.
– Спасибо вам, вы спасли мне жизнь.
– Ну, будет, будет. Иди. И да поможет тебе Лиг.
– Охранит тебя Ибелора! – снова подала голос знакомая служанка.
Они с поваренком проделали долгий и утомительный путь в погреб и обратно вместе с пятью стражниками, которые высмеяли их и, взявшись за бочку по двое, потащили их в пиршественный зал. Поваренок нёс ключи и кувшин на сгибе локтя, два кувшина с кирнбургским белым достались Алвириан, и она шла, как подобает служанке, потупив очи долу, размышляя, что же увидит в зале. Где-то на грани её сознания всплывали все её детские кошмары и страшные случаи. «Единообразный, защити меня от этого! – взмолилась она. – Во имя Анриака, я жива и не хочу думать об этом! Никогда!» Усилием воли она собралась.
Когда дева вошла вместе со всеми в тронный зал, она запнулась при виде валявшихся повсюду мертвецов, которых, по-видимому, никто и не собирался убирать. На тронном возвышении сидел целый и невредимый герцог, обзаведшийся мечом, который он положил себе на колени. Кое-как установленные столы блестели потёками крови.
Головорезы Байлы отыскали на хорах флейтиста и лютнистку, которые боялись сдвинуться с места и притащили их вниз, чтобы они играли. Бледные музыканты нестройно выводили какую-то варварскую мелодию, бросая друг на друга полные отчаяния взгляды. Хлюпая подошвами по кровавым лужам стражники с бочонками прошли на середину залы и поставили бочки там. Дно выбили сразу у обеих и заставили поварёнка бросив ключи рядом с крышками, наполнять чаши, зачастую тоже измазанные красным.
Алвириан же, осторожно ступая, приблизилась к столу стоящему прямо перед троном и поставила кувшины туда.
Ланье подошел и, искоса посмотрев не неё, стал наполнять кубки. Он хотел что-то спросить у Алвириан, но тут на входе показался жрец Лига в окружении трех стражей и мажордом отвлёкся. Алвириан поблагодарила судьбу за то, что Тахиос сорвал с неё парик в библиотеке, а от подкладок, мешающих движениям она избавилась сама и теперь её трудно было узнать.
Все ножи были при ней и дева бросила быстрый взгляд на Танкреда. Может, стоит доделать работу Залми? Перед глазами мелькнуло, как она, покачивая бёдрами, подносит герцогу кубок, призывно смотрит в глаза. Становится на колени. Умоляет простить, говорит, что всего лишь раба своего господина. Подозрительного мажордома можно не брать в расчёт, главное напоить и увлечь юнца. А потом он велит ей следовать за ним в спальню. Камин, в котором ярко играет пламя, мягкие шкуры и бархат постели, её жесткая ладонь, ломающая гортань, чтобы не закричал, потом либо окно, либо дверь – приоткрыть, полуголой метнуться к стражам: «Господину стало плохо!» и стилетом самому доверчивому в ямку между ключицами, второго тоже в шею свободной рукой и сразу между ними, по глазам тому, кто ближе, подсечка, метнуть левой рукой нож и хватать уже копьё или меч у того, кто осел…
Алвириан отвернулась от герцога и неловко улыбнувшись, протиснулась между столами. Если же ты найдешь Зеркало и доставишь его в Ар-Тахас…
Нет, у неё другое задание. Залми погиб и её долг выбраться отсюда и дать знать Снио Серому, что его план провалился. Не стоило подстрекать этих варваров к мятежу, надо было послать трёх-четырёх убийц под видом жонглёров и акробатов. А теперь этот будет знать, что кто-то на юге желает его смерти. Дева решила, что будет делать дальше.
Тем временем жреца привели на её место и он смотрел по сторонам, непрестанно оглаживая своё белое одеяние.
– Я вижу, ты одет для церемонии, – сварливо сказал ему Танкред, левой рукой покачивая кубком, а правую положив на рукоять меча. – Посмотри на этих людей.
Жрец осмотрелся по сторонам и было видно, что ему дурно.
– Тише, тише! Что это ты? Разве Лиг не даровал тебе крепость мышц, чтобы творить волю его? Остроту зрения, чтобы видеть его замысел? Громкий голос, чтобы прорекать? Смотри внимательно на тех, кто мёртв, и тех, кто жив.
– Я смотрю, – шепотом согласился жрец. – Что хочешь ты?
– Самая долгая ночь стала самой доброй для нас, – улыбнулся Танкред и его улыбка была гримасой демона. – Она показала, где друзья, а где враги, кто смел, а кто трус. И мы хотим запечатлеть это клятвой.
Жрец поднял голову и с недоверием и страхом посмотрел на герцога.
– Но боги свидетельствуют лишь днем…
– Да-да, я знаю. Празднество и всё такое, – юный наследник дома Наорков опорожнил кубок и жестом приказал Ланье налить ещё. – Но ты плохо смотрел, жрец. У тебя, видимо, плохие глаза. А раз так – зачем они тебе? Не лучше ли залить чистым светом свой внутренний взор? Так ты сможешь лучше служить Лигу. Эй, Байла!
«Клянусь Тремя Святыми, – подумала Алвириан, подхватив юбки, со всей поспешностью стремясь ускользнуть вновь наружу. – Он сошел с ума!»
Она поискала своего купца среди тех, кого затолкали в гостиное крыло (а они сидели большой кучей в покоях, предназначенных, вероятно, для графов или послов, всего пара огарков горела на матовой поверхности большого дубового стола) и не нашла.
– Что ты хочешь, женщина? – спросил её по магерлански торговец, ухватив за руку. – С чем тебя послали? Твоё лицо не похоже на лица северянок.
– Пусти, – прошипела дева и вырвала рукав. – Я не причиню вам зла. Скажи мне – они собрали сюда всех, кто остался жив? Или могут быть ещё где-то? Я ищу своего хозяина.
– Ты говоришь по-нашему! – изумился купец, широко раскрывая свои черные глаза. На них стали безучастно, а кто и с любопытством оглядываться. – Я ничего не знаю. Когда эти потомки гиен, да поразит их проказа, да станут их кости прахом, да источатся они гнойными язвами, стали убивать своих в зале, мы убежали, но везде творилось то же самое. Они избивали наших слуг на конюшне и в этих пристройках, где они вкушали пищу. Клянусь Ваймиуром, они все будто спятили! Я видел моего жеребца с распоротым брюхом, а потом один из этих бешеных волков ухватил меня за бороду и потащил сюда.
Алвириан встала и ещё раз осмотрелась. Нет, купца не было видно.
– Постой! Скажи им – у меня много товара в городе! Там, на постоялом дворе! Пусть только выпустят меня отсюда, – умолял магерланец, становясь на колени. – Ты гадаешь им, я знаю, иначе они нипочём не пустили бы тебя сюда! Ты смотрела!
– Умолкни, о сын греха, – брезгливо процедила Алвириан и подошла к сидящему за столом франну, который без опаски и удивления следил за их беседой. – Добрый господин, вы не знаете, всех ли живых собрали сюда?
Купец прищурился, постукивая пальцами по поверхности стола.
– Сколь много языков ты знаешь, дева. Увы, я ничего не могу тебе сказать. Но судя по тому, что этого, – и он кивнул в сторону магерланца, – притащили сюда от конюшен, а меня заставили идти от самых внешних ворот, то они собирали всех в одну кучу. Из тех, кто остался жив, я полагаю.
– Спасибо вам, добрый господин, – поклонилась ему дева.
Франн поманил её пальцем и спросил, понизив голос до шепота.
– Ты хочешь уйти? Разве не стоят у дверей стражи?
– Да, но они мне не помеха.
Дева знала, что говорила. Стражей было трое, и они были изрядно пьяны, когда она пришла.
Выскользнув в дверь, Алвириан посулила им ещё жбан пива, ловко увернулась от протянутых рук и быстро побежала по темному коридору. Вслед её несся громкий смех и улюлюканье.
Во дворе уже можно было разглядеть шпиль донжона, упиравшийся прямо в сереющее небо.
«Слава всем богам!» Деве вспомнились тёмные-тёмные, глубокие ночи юга, но от этой веяло такой беспросветностью и холодом, что она впервые осмелилась вдохнуть полной грудью, хотя дел предстояло ещё много.
Она прошла к первым воротам и пала на колени перед двумя стражами, умоляя дать ей проститься со своим господином и омыть его тело.
– Да пусть идёт, – буркнул широкоплечий молодец с курчавой бородой напарнику.
– Эй! – окликнул он её, когда она уже вышла с той стороны. – Если захочешь выкупить тело – обратись к Ральну – он тебе укажет нужного человека. Он сидит вон там! – страж махнул рукой в сторону караулки у внешних ворот.
– Спасибо, добрый господин, – поблагодарила Алвириан.
Она всё-таки увидела купца и немного постояла над ним, несмотря на то, что на неё порыкивал седоусый крепыш с нашивками десятника. Плащ его был забрызган кровью и грязью.
– Ты никак рехнулась, женщина. Тебе нельзя этого видеть. Хочешь присоединиться к ним?
– Нет, – покачала головой Алвириан. – Я хочу выкупить тело (хоть это-то я могу для него сделать. А ещё я хотела бы, чтобы моё кольцо было со мной, когда я несла кувшины, тогда одним герцогом сегодня стало меньше).
– Кто он тебе?
– Хозяин. Я ничего никому не скажу, – торопливо добавила дева, видя, как холодеют глаза десятника и понимая, что он принял решение. – Ральн посоветовал мне прийти сюда.
– Что? Кто посоветовал? – крепыш подошел ближе, но шпионка отстранилась.
– Он сидит вон там. Ральн. Так его зовут.
Мужчина обернулся и посмотрел в сторону ворот. Потом взглянул на своих людей, что маялись рядом, и махнул рукой.
– Иди отсюда! До утра мы ничего делать не будем – приказа не было. Тогда и потолкуем с твоим Ральном.
Тела лежали вповалку, как снопы. Залми косил на неё закатившимся глазом. На месте правой скулы и носа зияла тёмная спёкшаяся дыра, только щегольские усы и пепельный в смерти цвет кожи, а так же одежда говорили о том, что ошибки быть не могло. Человек Снио был мёртв. Алвириан ещё немного потопталась на скрипящем снегу, потом вроде бы бесцельно пошла к привратной башне.
Когда дева начала подниматься на стену, её окликнул высунувшийся из караулки воин.
– Мне сказали подождать здесь, – измученно улыбнулась она.
На самом деле в сумке, что Алвириан нашла в конюшне, лежала тонкая и прочная бечева, а дожидаться дня не стоило ни под каким видом: когда Танкред закончит принимать свои клятвы и обезглавливать свой народ, он наверняка вспомнит, что его пытался убить изящный смуглокожий житель Юга, который на пиру поднес парчу и три кипы шёлка его мажордому. А значит, надо бежать, пока не стали искать тех, с кем он въехал и от чьего имени говорил. Если найдут слуг купца на постоялом дворе, а в том, что их найдут, дева не сомневалась, то они даже под пытками будут твердить, что их господин не причем и его возле столицы задержала некая женщина и приказчик вовсе не их, а нагнал их только ночью и история запутается. А Танкред сейчас не в том положении, чтобы открыто угрожать империи. Сначала ему надо решить свои внутренние проблемы. А к весне Серый уже придумает, что делать… придумает.
Алвириан осторожно раскрыла сумку, продолжая подниматься спиной вперед. Стражник сделал свирепое лицо и повелительно махнул рукой.
– А ну-ка, спустилась быстро, стервь полоумная!
Он расплывался тёмным пятном внизу и дева призывно махнула ему рукой: иди сюда, голубчик! С проклятиями воин выскочил наружу и упал. Из левой глазницы его торчала рукоять метательного ножа.
Шпионка развернулась и легко побежала, перепрыгивая через три ступеньки, высматривая, нет ли кого на стене. Но под началом у Танкреда было столь мало людей, а побоище было столь кроваво, что почти все понадобились для поддержания порядка внизу. И только одинокий факельщик ходил у противоположной башни, посматривая сверху вниз в сторону девы, которая уже миновала первый ярус и стремительно поднималась на второй. У ворот наконец-то закричали. Алвириан усмехнулась. Тупицы, вы даже не догадались опустить мост. Где лучники или арбалетчики? Хотя бы один? Она ещё раз оглянулась через плечо, и просвистевший мимо дротик взъерошил ей волосы. Серый рассвет, позволявший деве в своём неброском одеянии сливаться с каменной стеной помешал бросавшему прицелиться точнее. Словно ласточка вспорхнула Алвириан на второй ярус и в два прыжка очутилась у зубцов стены. Быстрый взгляд по сторонам: куда легче спуститься? Занесенный снегом ров был обманчиво безопасен, но Алвириан с легким содроганием представила, как погружается в снежную перину по плечи и её, беспомощную, расстреливают сверху… Тут взгляд её наткнулся на мушараби*(выступные балконы, приделываемые к стене для защиты её подножия. Мушараби снабжались в полу отверстиями, благодаря которым можно было лить на врагов кипящую смолу, масло или даже расплавленный свинец. Сперва мушараби сооружались из дерева, а позже -– из камня и превратились в постоянную принадлежность как городских, так и замковых стен.) и шпионка без колебаний прыгнула на него. Моток верёвки под чуткими пальцами послушно размотался вниз, завязав надёжный петлевой узел Алвириан подтянула перчатки и ухватившись покрепче, скользнула вниз. Ветер толкнул её, она засмеялась, хрипло и торжествующе, из бойницы привратной башни вновь вылетел дротик, и дева принялась раскачиваться, чтобы в последний момент оттолкнуться от стены и прыгнуть хотя бы на середину рва.
Она приземлилась ровно посередине, пробив наст с ледяной корочкой, утонув в снегу с головой, и принялась барахтаться. Было всё ещё слишком темно для того, чтобы горожане вышли на улицы, но этого и не требовалось. Для того, чтобы её поймать нужно было всего лишь опустить подъёмный мост или поточнее выцелить её слишком заметную фигуру на белом снегу. Хотя, конечно, её попытаются взять живой.
Мост пока даже не скрипел, а дева уже быстро ползла на коленях по крепкому насту, моля всех святых, чтобы он выдержал, раз уж ей так везло до сих пор. Дротик снова прошелестел над ухом, пробив капюшон, свалившийся с головы на плечо. Алвириан покопалась в снегу и вытащила его, чтобы использовать как опору, когда она будет карабкаться вверх. Крики стали громче и выше – кто-то появился и на стене. Дева уже достигла кромки рва и вновь возблагодарила богов, что они не обманули её зрение. Вода во рву замерзла, ветер занёс лёд сугробами, и по особо большим валам вполне можно было достигнуть края, не выполняя никаких особых акробатических трюков. Алвириан услышала хруст и поняла, что это наконец-то дрогнул мост в своих пазах. Призвав на помощь всё своё умение и удачу, она начала восхождение, пару раз увязнув по пояс, но всё-таки выбралась. Напоследок вновь брошенный кем-то дротик клюнул её в подошву сапога, оторвав каблук, но Алвиран не обратила на это никакого внимания.
Виселица на Призамковой площади высилась голо и угрожающе. Площадь за ней была пуста, даже собаки не бродили, как обычно, выискивая объедки, оставленные торговцами.
Алвириан бежала, чуть-чуть оскальзываясь из-за оторванной подошвы, и слышала, как за её спиной мост дрогнул, опускаясь на промёрзшую землю.
Ей представилось, что вскоре дробно застучат копыта и на черном жеребце вылетит за ней этот неугомонный мальчишка, которого она пощадила уже дважды и наконец-то ему представится возможность стоптать её и ударить мечом с безопасного расстояния. Но копыта не грохотали и дева поняла, что все лошади остались в конюшне во внутреннем дворе, а это давало несколько дополнительных минут. Потому она бежала не оборачиваясь, не слушая, что кричат ей такие же пешие как и она, бенорты. Бежала изо всех сил.
Когда Тахиос миновал городские ворота и пошел на север, даже не обернувшись, был уже день. Люди, спешащие войти в город на праздник, провожали его недоуменными взглядами.
А сирота чувствовал себя измученным, но свободным.
Заснеженный лес, встающий за стенами, мог укрыть его от прошлой жизни. «Навечно, – подумал юноша и усмехнулся. – Надо было прихватить посмертную маску». Маска было единственным предметом, вынесенным им из тётушкиного дома, когда он смог там побывать, прокравшись среди ночи как вор, в пустующий дом. Хотя – зачем она ему? Зачем? Он будет жить! Проберётся через все эти снега. Тахиос запахнул на груди плащ и прибавил шаг.
Сирота немного удивился, когда его нагнал всадник. Тот не был гонцом. И, судя по всему, не очень спешил. Когда он заставил лошадь перейти на шаг, поравнявшись с юношей, Тахиос поправил шапку и взглянул на мужчину. Тот носил куртку из оленьей кожи мехом вовнутрь, теплые сапоги и штаны из войлока. Волосы его были повязаны серой шерстяной лентой, по которой узорами шли белые ромбы. Красный клок волос, выбившийся из-под повязки, падал на левый глаз. Смуглое лицо было моложавым, но сирота помнил, что это ничего не значит. В квартале «забытых» сплошь и рядом встречались сухощавые подтянутые мужчины, которым не дашь и двадцати зим, а на деле они прожили в два раза дольше. На поясе странника висели басселард и флисса.
– Куда держишь путь? – спросил всадник Тахиоса с лёгким, певучим акцентом.
Юноша молча указал подбородком вперёд, пожалев, что кольчуга лежит у него в котомке за плечами.
– На Север, значит. Могу подвезти.
Сирота дёрнул плечом, мол, не нуждаюсь, езжайте своей дорогой, уважаемый. Всадник добродушно засмеялся.
– Да не дури, парень, ты что – собрался ночевать в сугробе? Ближайший трактир ты минуешь к полудню, а потом впереди будут три лиги пустынной дороги. А темнеет ныне быстро, и волки всё так же охотятся по ночам. И к тому же, ты наверняка хочешь побыстрее добраться до места назначения.
– А у вас-то, любезный, что за интерес? – буркнул Тахиос, посматривая на лоснящийся бок жеребца. Тот выглядел способным унести большую ношу и при этом бежать галопом.
– У меня? Небольшая просьба, только и всего. Поручись за меня перед герцогиней Мельдфандской.
Юноша остановился и посмотрел на незнакомца.
– Ты всё равно не минуешь её земли, потому что даже бароны на востоке держат сейчас руку её мужа и будут отлавливать подозрительных путников, следующих через их владения. Уж лучше идти прямо в Шёрнкаль.
– Я тебе так скажу, незнакомец, – Тахиос поднял руку и погладил коня по трепещущим ноздрям. – Герцогиня Мельдфандская вовсе не рада будет меня видеть, и в Шёрнкаль я не собираюсь. Мне нужно к Гремящему кряжу. А поручаться за того, кого и не знаешь толком… Мне кажется, вы ищете не того.
Он снова повернулся, собираясь продолжить путь.
– Ну уж нет, – пробормотал всадник себе под нос. – Я могу ошибаться, но не два раза подряд. Эй, юноша! Меня зовут Лийнос, и я торгую вином и мехами в Анриаке. Мне кажется, Ульрике будут интересны вести с юга. Я не буду надоедать расспросами, почему один из «забытых», который к тому же прижился при дворе Наорков, теперь держит путь в сторону, противоположную родине своих предков.
– Как много ты знаешь, о простой торговец мехами…
– У меня острый глаз. К тому же, я щедр и готов накормить тебя ужином, чтобы ты не умер голодной смертью в дороге. Тебя же ветром будет шатать, смотри вон, какие синяки под глазами.
Тахиос криво усмехнулся.
– Что ж, языком болтать ты мастер. Я, пожалуй, прокачусь с тобой.
– И не пожалеешь об этом. Уверяю тебя, мой Олнист способен делать до десяти лиг, даже в такую погоду, даже с двойной ношей. Не пройдёт и четырех дней, как мы будем у ворот Шёрнкаля.
Алвириан, ускользнув от погони, спокойным шагом вошла на постоялый двор, где остановились слуги купца, нашла приказчика и забрала у него свои седельные сумки. Торопливо переодевшись в мужскую одежду, она прибрала волосы под шапку, накинула новый плащ и прицепила к поясу короткий узкий клинок, который сразу не бросался в глаза. Заставив приказчика отдать ей лучшую заводную лошадь, она направилась к городским воротам, намереваясь проскочить в праздничной суматохе.
Она успела. Стражники беспечно стояли по бокам распахнутых створок, проверяя немногочисленный деревенский люд, который всё же потянулся в город на праздник. Некоторые несли на своих плечах мешки со снедью, явно надеясь продать её на рынке.
Дева пришпорила коня и вихрем промчалась мимо, по пути толкнув сапогом копейщика, который мог метнуть ей своё оружие в спину и, пригнувшись к шее лошади, пустила её в беспощадный галоп. Местные жители шарахались от безумной всадницы, что кричала истошным голосом. На скаку она забросила себе седельные сумки на плечи, чтобы хоть как-то защититься от случайной арбалетной стрелы, пущенной со стены, но никто так и не выстрелил.
Дорога на север была открыта.