Поиски мира

Глава 14

Увидев опухшие фаланги, Камесина сводила Тахиоса к лекарю и оплатила его услуги. Теперь рука юноши покоилась на повязке, сломанные пальцы были надёжно схвачены льняной тканью, и вся ладонь была обмазана гончарной глиной, которая вскоре затвердела.

На обратном пути Тахиос раздумывал, стоит ли просить девушку об одолжении. Та шла, раскланиваясь со знакомыми и разглядывая то, что ей было интересно. Она не навязывалась. Когда молчать стало невмоготу, юноша решился.

– Камесина, я благодарю тебя за заботу, но… как мне отплатить тебе? Все мои деньги и вещи остались в гостинице…

– Мы можем зайти за ними, – легко согласилась девушка, словно это он и предложил. – Где ты останавливался?

– Боюсь, что там уже побывали люди Фрольда, – ответил Тахиос. – Он знает, что без вещей сбежать мне будет труднее.

– Не беда, – тут же ответила Камесина, – мы что-нибудь придумаем.

Сирота, почти решившийся попросить девушку, чтобы она сходила одна в «Золотого Лося» и проверила, так ли всё с его комнатой и вещами, вдруг передумал. «Хватит и того, что я обманываю их». Пару кварталов они снова прошли в молчании.

– Знаешь, мне совестно, что тебя приняли за кого-то, кто помогал бандитам и участвовал в нападении на стражу, – поделилась своими чувствами Камесина, доверчиво смотря в глаза юноше. – По тебе совсем не скажешь, что ты способен на злодейство. Я поговорю с отцом и он даст тебе работу в пекарне. Ты накопишь немного денег, а когда подозрения рассеются – сможешь уехать в свои края.

– Спасибо тебе, – растерявшись, промолвил Тахиос, который в это время размышлял, возможно ли хоть как-то безопасно связаться с Кискейлтом и чего ради тот станет ему помогать в организации побега. – Я начинаю думать, что плохо знаю жителей вашего города.

Камесина бросила на сироту лукавый взгляд и рассмеялась.

Они о многом переговорили за эти дни, и девушка поведала сироте свою нехитрую историю жизни, Тахиос же больше отмалчивался, чем вызвал скупое одобрение её отца. Вечером третьего дня, с тех пор как юноша оказался у них в доме, Балмер – так звали пекаря, послал Камесину к соседке за тканью, а потом позвал Тахиоса за собой в гостиную. Пекарь сел во главе стола, сирота пристроился рядом на лавке. Кот, обитающий в доме, выгнув хвост, прошел под столом и запрыгнул хозяину на колени.

– Как твоя рука? – прежде всего спросил пекарь.

Тахиос тихонько постучал по глине указательным пальцем левой и честно ответил:

– Чешется. Мне кажется, через пару дней можно будет снять повязку. На мне быстро заживает.

– Хорошо. Ты не зря ешь свой хлеб здесь, хотя, скажу честно, мне не нравится, что замковые делают из моего дома тюрьму и приют одновременно.

– Когда дело разрешится, я тут же уйду, – пообещал Тахиос.

– Да, ты уже говорил. Но ты работаешь со мной в пекарне и сам слышишь, какие по городу разносятся слухи. Кто бы там не сбежал из Мриермэля, его до сих пор не нашли. Но вот что я узнал, пока ты относил заказ в таверну – Чернокнижник покинул город. Возможно, потому, что взял след, а может и оттого, что он что-то натворил в копях под Илоном и теперь оттуда к маркграфу едет делегация рудокопов. Я думаю, тебе не следует дожидаться его возвращения.

– Возможно, вы правы… – задумчиво сказал Тахиос, чьи мысли сейчас вертелись вокруг того, где могли укрыться Дахата, герцог и толстый купец.

– Я послал своего помощника в «Золотого Лося» чтобы узнать, что с твоими пожитками – Камесина мне всё рассказала. И он вернулся с тем, что в ту ночь, когда случилось это происшествие в замке, к тебе в комнату приходили стражи, но не городские, и от имени дознавателя забрали твои седельные сумки. А одежду и меч трактирщик отдал, – Балмер посмотрел на Тахиоса, словно говоря ему: я знаю больше, чем ты думаешь, – ещё твой конь стоит на заднем дворе «Речной короны».

Сирота пристукнул кулаком по столу от радости и кот, зашипев, спрыгнул с коленей пекаря и сбежал в другую комнату.

– Я дам тебе денег, немного, но хватит на первое время, и хлеба. Завтра на воротах будет стоять городская стража, а не люди маркграфа, тогда и уедешь. За нашим домом присматривают, но, думаю, ты сумеешь обмануть их.

– Я благодарен вам за всё, – Тахиос встал и поклонился.

– Полно, парень. Я наблюдал за тобой и решил, что ты не замешан в эти дела, просто попал в беду вдали от своей страны, поддавшись этим вашим родовым заветам. К тому же, мне не хочется, чтобы ты окончательно вскружил голову моей дочери – она и так краснеет без всякой на то причины, когда я смотрю на неё.

– Поверьте, у меня и в мыслях не было…

– Я знаю, – прервал юношу Балмер, – знаю. Я вижу, что тебя что-то тревожит, но это точно не моя дочь. На твоё счастье. Итак, завтра ты придешь в «Речную корону» и назовёшь своё имя. Тебе отдадут лошадь – её постой и кормёжку я оплатил. А затем – да поможет тебе Единообразный.

Тахиос открыл рот, но не успел ответить: в дверь постучала вернувшаяся Камесина.

– Вот, отец, матушка Гуннора дала столько, сколько ты и просил и даже ещё на два локтя больше. Видимо – ты ей нравишься. Теперь-то мы можем поужинать?

– Да, но сначала ты отнесёшь ткань к себе в комнату и три раза повторишь молитву «Почитай отца своего», своевольная девчонка.

Алвириан проносилась по разбухающим от талого снега дорогам, видя, что империя готовится к войне. «Может, я успею вернуться до того, как они возьмут Алтутон. Интересно, Возариус оставит войска ради свидания с Зеркалом?» Вместе с ней ехали четверо молчаливых воинов, у каждого за плечами был мощный лук. «Они уберегут тебя на границе, – так сказал ей сегевел на прощание, вручая новую кваддару. – Отвлекут на себя внимание, если что. Жертвуй ими без сожаления – они знают, для чего рождены». Дева приняла клинок из рук Снио и выдвинула его из ножен. «Его ковали лучшие кузнецы на востоке – это иззлская сталь. Он гибок и прочен – ты можешь повиснуть на нём – клинок выдержит твой вес. Когда ты вернёшься, я поднесу тебе меч из императорской сокровищницы. Возможно, ты даже знаешь его название». Алвириан склонилась в глубоком поклоне, чтобы скрыть охватившее её волнение. Серый легким движением коснулся её волос. «Империя помнит мать твоей матери. Я знал Кеноту и хочу, чтобы её меч был в руках достойной преёмницы. Ты вернёшь его в родные стены».

Пятеро всадников скакали на северо-восток, нахлёстывая лошадей и небо залепляло их следы тяжёлым мокрым снегом.

Император Анриака прибыл в Квиену – последний крупный город на севере близ границ с Бенортом. Войска уже стягивались сюда, скрытно, насколько это возможно. Возариус расхаживал по городской стене, смотря как в грязи дорог медленно двигаются колонны солдат и фургоны с фуражом. Снио Серый стоял поодаль, кутаясь в тёплый плащ.

– Какие вести, сегевел?

– Мои люди делают всё возможное, как и солдаты пограничья, мой император. Никто пока ещё не знает, что мы планируем вторжении. Герцога доставили вчера ночью.

– Как он себя ведёт? – вопрос подразумевал, не планирует ли Отер сбежать или дать знать своему народу о приближении войны.

– Как и положено грубому дикарю, ваше величество. После того как вы заключили с ним договор о возврате ему короны в обмен на земли по реке Свиссе и денежной помощи в размере двухсот тысяч золотых тертарионов, он пьёт беспробудно, требует подарков и золота, а так же упражняется в обращении с мечом. Я не думаю, что он захочет сбежать раньше, чем поймёт, насколько велики силы его сводного брата.

– А что у нас известно о Танкреде? – император смотрел на горизонт, его красная мантия легонько колыхалась от дуновений ветра.

– Он пытался встретиться с Ульрикой, но та ответила, что не будет иметь дел с братоубийцей. Весь север поддержал её. Однако Белон Красивый набирает ему последователей на востоке герцогства – там бароны не без оснований опасаются весеннего набега туэркинтинцев, потому что их послы наверняка донесли оскорбительное поведение Танкреда до своего тулэка. Юг и запад страны выжидает, хотя там рыщут отряды герцога и посланцы графини Мельдфандской.

– Это хорошо. Когда они увидят Отера – у них не останется сомнений. Но ты приехал сюда не только затем, чтобы рассказать мне всё это. Привезти варвара могли и без твоего участия.

– Ваше величество, не гневайтесь, но я считаю, что в таких делах лучше всё предусмотреть и потому отправился сам, чтобы самому и отвечать за ошибки, если они случатся в пути, – Возариус, не поворачиваясь, нетерпеливо кивнул. – Однако вы правы, что такие вести мог передать и гонец. Я хочу сообщить вам кое-что ещё. Императрица пыталась бежать…

– Да?

– И ей способствовал в этом не Малим, а люди из Магерлана. Шад ведёт свою игру, мой император. Не стоит забывать о нём.

– Что ещё? – Скрипсолюсы держат его руку? – догадался Возариус. – Так?

– Да, мой господин. Они заключили сделку – их посланец побывал в Парквеле, и шуад согласился вернуть им их земли, в обмен на вашу голову.

Дарис Скрипсолюс же попросил освободить его родственницу…

– Ублюдок! – рыкнул император, не сдержавшись. – Я хочу его голову, привези мне её до нашего выступления!

– Да, мой господин.

– Слушай, слушай внимательно, – Возариус рывком развернулся и Снио подметил, что император не утратил воинской сноровки несмотря на свой возраст. Его плечи занемели от жёсткой хватки государя. – Моя дражайшая супруга, моя любимая Федра – она уже не так здорова как прежде, ясно?

Весь её род, во главе с Дарисом, лишается всех привилегий и земель. Пока они не побежали как крысы с корабля – схвати их! Если же они успеют скрыться – найди. Всех найди, всех до четвертой степени родства. Чтобы никто из них не смел тревожить мой покой и мою будущую могилу!

Он отпустил сегевела, взглянув на свои латные рукавицы.

– Я задумал великое дело, – хрипло сказал он, – и никому не позволю стоять у меня на пути.

Ночью в дверь к Тахиосу кто-то поскрёбся. Сначала юноша напряженно прислушивался, остро пожалев, что Балмер приказал своему служке оставить его меч и кольчугу на конюшне, потом понял, что дознаватели Фрольда не стали бы покорно ждать под дверью. «Это, наверное, кот». Шуршание повторилось. Сирота легко соскочил с постели и, осторожно ступая босыми ногами, подошел к двери. Прислушавшись, он сдвинул засов и легонько толкнул дверь. Перед ним стояла Камесина. Она прижала палец к губам Тахиоса и зашла к нему в комнату. Поставив засов на положенное место, девушка наощупь привела юношу к постели и села рядом с ним.

– Не зажигай свечу, не надо. Я хочу просто поговорить.

– Да? – смутился Тахиос. В его жизни уже были женщины, но доверчивость Камесины была… не к месту.

– Я же не глупая, знаю, что отец отослал меня, чтобы поговорить с тобой. Что он тебе сказал?

Тахиос помолчал, прислушиваясь, не скрипнет ли где половица, не крикнет ли стражник на улице, но тишина не издала ни звука.

– Он сказал, что мне пора уезжать. Мой конь стоит в «Речной короне».

Девушка вздохнула.

– И… когда?

– Завтра вечером. Тот рыцарь, что напугал тебя, он отбыл из города. На воротах будет стоять городская стража, а не воины маркграфа, так что…

– Я рада за тебя, Тахиос, – тихо сказала Камесина.

Он неуверенно погладил в темное её плечо и ощутил, что она в платье, а не в ночной рубашке. От этого стало чуточку легче.

– Вы были добры ко мне, – сказал сирота насколько мог серьёзно. – Клянусь, я никогда этого не забуду.

– Спокойной тебе ночи, – через несколько мгновений сказала девушка. Она решительно притянула к себе его голову и неумело поцеловала в губы.

Потом оттолкнула и стала торопливо пробираться к выходу. Скрипнула дверь, Тахиос сидел и встревожено улыбался. Все бессонные мысли о том, как разыскать Отера и его похитителей вылетели у него из головы, но у юноши было такое чувство, что он видел Камесину последний раз в своей жизни.

На рассвете сироту разбудил Балмер, и они пошли в пекарню. Камесина уже принесла туда молоко, вчерашний каравай и сваренные вкрутую яйца. У Тахиоса отлегло от сердца, хотя девушка избегала смотреть в его сторону и попеременно то краснела, то бледнела, прикусив губу. Они позавтракали вместе с помощниками, а потом каждый встал на своё место и работа закипела.

Юноша помогал разносить горячий хлеб – на большее он пока не был способен. «Завтра же сниму повязку, – пообещал себе Тахиос. – За городом мне могут понадобиться обе руки».

Постоянные покупатели и заказчики уже узнавали его в лицо, хотя заговаривать никто не решался, уж больно угрюмое у парня было лицо.

Время текло неспешно, но когда сирота устало привалился спиной к стене, оказалось, что уже вечереет.

– Что, нескоро тебе выпадет случай поработать на пекаря? – добродушно сказал ему Балмер, похлопав по плечу. – Пойдём, поужинаем. В ваших краях наверное уже пахнет весной.

– Это точно, – согласился Тахиос, поднимаясь с лавки, на которой сидел.

Они поели в полном молчании, было видно, что Камесина изо всех сил сдерживает слёзы.

– Я принесу причитающееся тебе, – сказал пекарь, отодвинув от себя тарелку.

Он вышел из-за стола и прошел всвою комнату. Тахиос и Камесина остались одни.

Она подняла на него взгляд, и слёзы потекли по её щекам. Прежде чем юноша открыл рот, девушка вскочила и побежала к себе наверх, оскальзываясь на лестнице. Тахиос прерывисто вздохнул, приподнялся, но потом сел. Внутренний голос говорил, что это не его дело. Внутренний голос был прав, сирота и не собирался спорить с ним, просто… просто ему впервые хотелось сказать правду. Чтобы его поняли.

Он услышал, как постучали в дверь, и сначала удивился этому – пекарь жил уединённо и близкой дружбы ни с кем не водил. Потом вспомнил о Фрольде и инстинктивно подобрался.

Балмер вышел с недоумевающим видом. Он видимо забыл, что за его постояльцем могут прийти. Проходя мимо стола пекарь бросил мешочек с деньгами Тахиосу, и юноша поймал его левой рукой.

– Кто там?

– Доброй ночи тебе, пекарь. Мы хотели бы поговорить с юношей, что живёт у тебя в доме.

Сирота, спрятавший под одежду хлебный нож, насторожился. Уж больно знакомый был голос. Голос из прошлого.

Балмер немного помялся в дверях.

– Так кто вы?

– Ты знаешь, кто мы! – резко ответили из-за двери. – Давай шевелись, если не хочешь чтобы мы вошли без спросу!

– Не открывай! – крикнул Тахиос, но было поздно.

Он услышал, как завозились в прихожей, рванулся на помощь и отскочил, потому что в гостиную уже входил Дэл, покачивая своим коротким мечом.

– Вирг, брось копаться, он здесь! – крикнул он своему подельнику и стал обходить сироту, пытаясь зажать его в угол у камина.

– Ах, если б ты знал, сколь высоко ценит твою голову герцог, неблагодарный выкормыш, – с усмешкой сказал Дэл, поигрывая клинком. Вирг вышел и стал рядом с ним – огромный, как медведь. Оба заросли щетиной и были похожи на висельников, которых только что помиловали, чтобы отправить на разбой.

– Как в меня нашли? – спросил Тахиос, чтобы потянуть время. Он надеялся, что Камесина, услышав голоса, не станет спускаться или догадается спрятаться на чердаке.

– А о тебе ходят слухи в этом квартале, парень. Едва мы вошли в город и остановились в таверне, как стали слушать, что люди болтают. Так вот, некоторые служаночки болтают о тебе – как ты на пекаря трудишься, хлеб разносишь. Нам даже пощекотать никого не пришлось – просто прогулялись по улицам, и увидели твою спину, как ты с ещё одним гадёнышем булки добрым людям продаёшь.

Тахиос достал нож, чем вызвал интерес Вирга.

– Я под защитой замка. Сейчас здесь будут стражники.

– Болтай, – презрительно сплюнул Дэл. – Руку тебе тоже в замке помяли? – он сделал ещё шаг вперед, когда неожиданный крик заставил его поднять голову.

Кричала Камесина, которая стояла на лестнице и видела оттуда безвольную окровавленную руку своего отца, лежащего у дверей.

– Вирг, заткни ей пасть!

– Беги, Камесина!

Громила бросился к девушке, а Тахиосу, ощерив зубы, заступил дорогу Дэл.

– Сдохни, щенок! Это тебе за Броуги!

Юноша увернулся от клинка, ловко пнул скамью в ноги бандита и пока он мешкал, подскочил, метя остриём в горло. Дэл отбил удар, оставив зарубку, и получил правой рукой по лицу. Глина разлетелась, разбойник пошатнулся, сирота вбил ему свой клинок под подбородок и оттолкнул обеими руками на стол. Наверху истошно закричала Камесина, которую сгрёб второй убийца.

Тахиос вырвал из рук Дэла его меч, и бросился вверх по лестнице. Обманчиво неповоротливый Вирг подпустил юношу поближе и рубанул наотмашь, отшвырнув девушку как сломанную куклу. Она больше не кричала. Боковым зрением Тахиос увидел струйку крови, текущую из уголка рта и будто молния пронзила его с головы до пят. Он поднырнул под руку Вирга, вцепился в него и они покатились по лестнице вниз. А когда остановились, сирота бил и бил коротким мечом по ненавистному лицу, не обращая внимания, что в его боку торчит кинжал. Потом он, пошатываясь, встал, и увидел, как сломавшие дверь воины марки смотрят на него. Перед глазами всё плыло, но не от боли. От слабости.

– Убийцы, – сказал стражам Тахиос, и отбросил дэловский клинок от себя. Нащупал рукоять, торчащую меж ребёр, и даже немного обрадовался. Он хотел добавить, сказать, что из-за них погибли невинные люди, но на слова сил уже не хватило.